Распутье Воронов

Глава семнадцатая

Сидящий за столом Эстеван Трильо да Кунья, королевский префект стражи, вглядывался в Геральта долго и проницательно, щурясь и поджав губы. Наконец он выпрямился в кресле, подкрутил чёрный ус.

— Экие чудеса, — процедил он. — Давно уж мои агенты ищут тебя по всему королевству. Безуспешно. А ты, к моему удивлению и восторгу, вдруг являешься сам. Добровольно. Не под конвоем.

Геральт пожал плечами. Он не собирался раскрывать префекту, где он в последнее время побывал и чем занимался. А денёчки выдались горячие.

После событий первого мая Геральт решил уехать как можно дальше от тех мест, где события эти произошли. Он отправился в Нижнюю Мархию, на реку Понтар. А там горжет с рожком и звание почётного королевского почтальона верно послужили ему. Королевские почтари, как оказалось, отличались прямо-таки железной солидарностью. На каждой станции Геральта ждали помощь и поддержка. А поскольку ему было важно на некоторое время замаскироваться, почтари Нижней Мархии не раздумывая предложили Геральту работу. И последние три месяца Геральт сопровождал почтальонов, везущих самые ценные посылки.

Краснолюды-банкиры тоже продемонстрировали солидарность, проницательность и отличную систему связи. Когда сопровождающий почтальона Геральт явился в отделение банка семьи Бонич, там его ждало послание от Тимура Вороноффа. Так Геральт узнал об аресте Престона Хольта. И о том, что он заключён в страшную тюрьму Стурефорс, место заключения и каторжных работ в каменоломне.

— Бьюсь об заклад, — префект опять подкрутил ус, — что мне известна цель твоего приезда. Но мы не будем биться об заклад, ибо, как известно, из двух держащих заклад один — дурак, а другой — мошенник. Поэтому просто скажи мне, что привело тебя сюда, в Стурефорс. А я решу, позволить ли тебе уйти, или же ты останешься в тюрьме навсегда. Я слушаю, говори.

Со двора, из окна, забранного решёткой, были слышны крики. И ругательства.

Те, кто подъезжал к тюрьме Стурефорс, первым делом ещё издали видели Aedificium carceris, великое строение, каменную громадину. Чем это строение было раньше и для чего оно было предназначено, никто не помнил. Подозревали, что это был храм.

Тех, кто подъезжал ближе, узкая дорога вела к расположенной в овраге каменоломне. Здесь можно было увидеть толпу оборванных и закованных в кандалы узников, разбивающих молотами и кирками скальные валуны. Но долго разглядывать их не полагалось, проезжающих принуждали поторопиться грозные окрики и ещё более грозные лица надсмотрщиков — конных арбалетчиков.

Далее был высокий частокол и ворота с кордегардией, где каждый прибывающий в Стурефорс должен был доложить стражникам о цели своего визита. А потом ждать разрешения на въезд. Как правило, ждать приходилось очень долго.

От кордегардии дорога вела прямо к Aedificium между двумя частоколами, высокими настолько, что даже всадник с седла не мог увидеть, что за этими частоколами находится. Бывалые, однако, знали, что там поставлены бараки для осуждённых за лёгкие и средние преступления. Осуждённые за тяжкие злодеяния сидели в каменных темницах главного здания. Здесь же помещались управление тюрьмой, жилища стражников и склады.

Мрачное помещение, в которое его привели, не понравилась Геральту. Ему не понравился железный крюк под потолком — о его предназначении нетрудно было догадаться. Не понравилось ему и то, что стул, на который ему велели сесть, был накрепко привинчен к полу.

— Я жду, — поторопил Геральта Эстеван Трильо да Кунья. — Говори.

— Вы держите тут в заключении, — Геральт откашлялся, — Престона Хольта, ведьмака.

— Кого мы тут держим в заключении, — молвил префект через пару минут, когда стало ясно, что Геральт ничего больше не добавит к сказанному, — это государственная тайна.

— Он заключён за убийство чародея Артамона из Асгута.

— Это тоже государственная тайна.

— Хольт арестован несправедливо. Он не виноват. Не он убил чародея. Я его убил.

— Ты? В самом деле? И какой же у тебя был мотив?

— Артамон был автором того пасквиля, который в сто девяносто четвёртом

натравил чернь и побудил её напасть на Каэр Морхен, наш замок…

— И этого тебе оказалось достаточно?

— Ещё он планировал отравить Хольта. И убить жриц в Эльсборге. Я должен был предотвратить это.

Эстеван Трильо да Кунья какое-то время молчал, постукивая пальцами по песочным часам, стоящим перед ним. Песок уже совсем пересыпался, но префект не переворачивал часы. Его явно не интересовало измерение проходящего времени.

— Другими словами, — сказал он, наконец, — ты якобы убил человека за литературное творчество и намерения. Поздравляю. Ты только что занял высокое место в моём личном списке идиотских мотивов. Но в то же время я должен огорчить тебя, молодой ведьмак по имени Геральт. Я тебе не верю. Я не верю твоему признанию. Аудиенция окончена. Покинь Стурефорс.

— Я убил чародея. Я могу это finis доказать.

— Правда? А finis — как?

— Я могу точно описать, каким образом я убил его. Это должны были обнаружить во время вскрытия.

— Должны были обнаружить, — кивнул префект в знак согласия. — И действительно обнаружили.

— Я ударил его в кадык…

— В выступ гортани, известный медикам как prominentia laryngea, — докончил, прервав его, префект. — Но поскольку ты не хотел, чтобы он мучился, умирая от удушья, ты добил его ударом в шею, в сосцевидный отросток, разорвав позвоночную артерию. Правильно?

Геральт умолк.

— Хольт во всех подробностях описал нам, как он убил Артамона из Асгута, — бесстрастно продолжал префект. — А вскрытие это подтвердило. А ты, ну, что ж, ты ведь знал, как убивает Хольт, знал его modus operandi. Достаточно, чтобы попытаться спасти его, взяв на себя преступление. Давайте трижды прокричим «ура» твоему достойному восхищения самопожертвованию, парень, и доказательству верности. Но верности напрасной. Твоё признание, которое, впрочем, не имеет силы доказательства, нам ни к чему, у нас уже есть виновник. Приговор вынесен, казнь состоится сегодня.

— Сегодня?

— Да, сегодня.

— Вы убьёте невиновного!

— Не кричи. Престон Хольт, он же Зьява Рейндерт, сам отдался в руки властей. Добровольно и без принуждения признался в преступлении. Точнее, в преступлениях. Он признался в убийстве Оттона Маргулиса, Кари Нурреда и Ремека Хвальбы, в чём, как ты знаешь, я давно уже подозревал его. Он признался также в убийстве Артамона из Асгута. Confessio est regina probationum, признание — царица доказательств. Суд не мог усомниться и не усомнился. Престон Хольт осуждён и приговорён, больше нам ничего не надобно.

— Повторяю, это не Хольт убил Артамона, а я. Признаюсь. Так что konfesjo есть wagina и так далее. Арестуй меня и выпусти Хольта.

Эстеван Трильо да Кунья молча глядел на него. Довольно долго.

— Закону, — сказал он, наконец, — а точнее, генеральному инстигатору королевства Каэдвен и чародеям из Бан Арда нужна казнь настоящего ведьмака. Наставника, не ученика. Одного приговора и одной казни вполне достаточно. Закон не кровожаден. Я тоже. После казни Хольта я сочту, что справедливость восторжествовала…

— Тоже мне справедливость.

— Прекрати. Прими к сведению и пойми, что ты не спасёшь Хольта, даже если будешь раздирать свои одежды и выть на луну. Я всё объяснил тебе тогда, в октябре, при нашей первой встрече. Хольт отдался в руки справедливости. Машина пришла в действие и втянула его в шестерни, из которых он выйдет только на эшафот. Это неотвратимо и неизбежно. И произойдёт буквально через минуту. В Стурефорс прибыли гости, те, которые пожелали присутствовать при казни. Те, для кого эта казнь важна.

Геральт молчал, стиснув зубы.

— А ты, — продолжил префект, — можешь удалиться с миром. Однако не рекомендую в дальнейшем громко и публично признаваться в своих якобы действиях. Потому что это может иметь плачевные…

— Я хочу, — резко прервал его Геральт, — увидеться с Хольтом.

— Это можно, — сказал Эстеван Трильо да Кунья.

Совершенно ошеломив этим Геральта.

Престон Хольт выглядел не слишком хорошо. Белые волосы свисали на лоб и глаза нечёсаной чёлкой.

Нездоровая бледность, запавшие щёки и неестественно выступающие скулы дополняли картину. К тому же на левой щеке виден был большой, но давний и уже пожелтевший синяк.

— Здешняя традиция, — бесстрастно молвил Эстеван Трильо да Кунья, заметив злой взгляд Геральта. — Ничего личного.

— Ничего личного, — подтвердил, усаживаясь на скамью, Хольт. — Просто дали по морде. Такая традиция.

— Я вас оставлю, — префект, наконец, перевернул песочные часы на столе. — Ненадолго. И уповаю, что ничего глупого не придёт в голову никому из вас. Учтите, вы под охраной.

Хольт проводил уходящего взглядом. Потом обратил слезящиеся глаза на Геральта.

— Представь себе, — вздохнул он, — что я требовал полагающуюся трапезу приговорённого. А они заявили, что это перловка с подливой. Вчера была перловка с подливой, говорю я. А они глумятся, что и завтра тоже будет. Что финансирование урезали. Ну, что ж…

— Хольт, — резко прервал его Геральт. — Они тут собираются убить тебя.

— Знаю, знаю, — махнул рукой старый ведьмак. — Я же был там, когда судья надел чёрную биретту и огласил приговор.

Они молчали, глядя на песок в песочных часах.

— Я полагал, что ты умнее, — сказал, наконец, Хольт. — Я думал, что ты повзрослел. А ты, оказывается, всё ещё наивный сопляк. И фраер. За каким чёртом ты сюда приехал, а?

Геральт пожал плечами.

— Я догадываюсь, за каким.

Геральт снова пожал плечами.

— Я, — продолжал Хольт, — в отличие от тебя знал, что делаю, и предвидел последствия. Я действовал по плану. Этот план не предусматривал твоего жалкого, лишённого смысла и цели вмешательства.

— Я хотел спасти тебя…

— А я хотел спасти тебя, — огрызнулся Хольт. — Но я первый до этого додумался, и подражатели мне не нужны. И тут являешься ты и хочешь мне всё испортить.

— Прости, — ответил Геральт. — Это больше не повторится.

Их обоих одолел смех. Так не соответствующий обстоятельствам.

— У да Куньи есть что-то на тебя? Кроме твоего дурацкого признания? Тебя отсюда выпустят?

— Видимо, да. Префект не поверил моему признанию.

— Я не был бы так уж в этом уверен. Но у них официально уже есть виновник, есть приговор, отменить это невозможно. Если бы им пришлось объявить другого виновника, они страшно осрамились бы. Все. Все, кто в этом замешан. Да Кунья и королевская инстигатория, но прежде всего…

— Чародеи из Бан Арда?

— Ты начинаешь мыслить.

Минуту они молчали.

— Хольт?

— Ну?

— Зачем… Зачем ты признался? Зачем ты взял на себя…

— Один человек, — прервал его Престон Хольт, — углядел однажды гнездо шершней в трухлявом пне. Он подошёл поближе и несколько раз изо всех сил пнул этот пень. Потом его спрашивали, зачем он это сделал. А он…

— Что?

— Сказал, что тогда ему это казалось прекрасной идеей. Геральт, песок в часах сейчас пересыплется. Послушай: оба моих меча и медальон у Вороноффа. Они должны быть доставлены в Каэр Морхен. Остальное, в том числе Рокамору, конфисковали. Ты будешь присутствовать на казни?

— Да.

В отличие от обычных городских эшафотов этот, во дворе тюрьмы, был малюсенький. Ясное дело, служащие для городских казней сооружения должны были быть большими и прочными, ведь на них должен был поместиться целый арсенал устройств и машин, необходимых для причинения разнообразнейших и часто весьма затейливых страданий и видов смерти. На эшафоте в Стурефорсе никаких затей не было — всего-навсего массивный столб посредине. Городские сооружения были ещё и высокими — ведь они должны были обеспечить славное зрелище толпящейся на ратушной площади черни. Эшафот в Стурефорсе был низенький, немногочисленные зрители могли наблюдать казнь сверху, с окружающей двор галереи.

На галерее, отметил Геральт, было, может, с дюжину зрителей. Бросался в глаза седобородый старец с богатом одеянии, окружённый молодыми и значительно более пригожими мужчинами, а также ослепительно красивыми женщинами. Несомненно, это были чародеи и чародейки из Бан Арда, прибывшие, чтобы увидеть, как казнят убийцу их собрата. Была там также женщина, сгорбленная старуха в чёрном платье и плотно сидящем на её голове шитом жемчугом эскофьоне, с лицом, полностью закрытым чёрной вуалью. Женщина опиралась на руку статного верзилы. Этого верзилу Геральт уже когда-то видел. Сейчас на нём не было ни панциря, ни пояса, отягощённого оружием. Он был одет в серый простой наряд слуги или камердинера. Но Геральт всё равно узнал его. По сломанному носу.

На эшафоте, опершись о столб, ждал палач в кожаной маске.

Хольта ввели во двор четверо слуг. Старый ведьмак шёл спокойно, и лицо его тоже было спокойным. У самого эшафота слуги попытались схватить его за плечи, он стряхнул с себя их руки, взошёл на эшафот сам. Встал, повернулся к галерее и поднял голову. Похоже было, что он что-то скажет. И он действительно сказал

— Я раскаиваюсь, — громко произнёс Хольт.

Палач молча указал на прикреплённое к столбу сиденье. Хольт не медля сел, завёл руки назад, чтобы их связали. Палач укрепил на его шее железный обруч, соединённый со стрежнем с резьбой. Он положил ладони на рукоятки торчащего с тыльной стороны столба регулятора. Поднял голову, вопросительно глянул на префекта. Эстеван Трильо да Кунья дал знак рукой.

Палач повернул регулятор. Хольт захрипел. Старуха в эскофьоне заклекотала.

Палач повернул винт ещё раз. И ещё раз. И это был конец. Старуха опять заклекотала. И только сейчас Геральт понял, что это было не клёкот. Это был смех.

— Итак, всё кончено, — сказал Эстеван Трильо да Кунья, постукивая пальцами по песочным часам на столе. — Спектакль окончен. Пора всем актёрам уходить со сцены. В том числе и тебе, ведьмак. Независимо от роли, которую ты сыграл.

— Я не держу тебя, ты можешь беспрепятственно покинуть Стурефорс, — продолжил он. — Идущая тут рядом дорога ведёт на юг, и именно в этом направлении ты отправишься. Далеко. До самой реки Понтар. Мир велик, ведьмак. На Понтаре есть Редания, за Понтаром — Аэдирн и Темерия. На западе, на берегу океана есть Новиград, Верден, многочисленные королевства, бесчисленные города, всякие живописные места. Тебе там понравится, я уверен.

Геральт молчал.

— Тебе там понравится, — повторил префект. — А даже если не понравится, в нашу державу ты так или иначе больше не вернёшься. Я предпочёл бы, чтобы это было совершенно ясно, без каких-либо недомолвок. Я не хочу никогда больше видеть тебя, Геральт. И слышать о тебе тоже никогда больше не хочу. Ты меня понял?

Геральт кивнул в знак того, что понял.

— Прежде чем мы окончательно и навсегда попрощаемся, — продолжил префект, — есть ещё одно, последнее дело…

— Кто она — прервал его Геральт, — эта дама в чёрном? В вуали? Та, которая так радовалась смерти Хольта?

— Не в моих компетенциях снабжать тебя информацией, — поморщился префект. — Ну, да ладно. Это маркиза-вдова Цервия Геррада Граффиакане. А радовалась она мести, потому что Артамон из Асгута был её любовником. Они были вместе более шестидесяти лет. До самой смерти чародея.

— В самом деле? Артамон и эта старуха? Сколько же ей лет?

— Восемьдесят два. Тебя удивляет, что роман может длиться так долго?

— Удивляет. Но дело не в этом. Этот тип со сломанным носом, который сопровождал её, переодетый слугой. Тебя как префекта по безопасности должно заинтересовать, что это ему чародей заказывал убийство жриц из святилища в Эльсборге. Ему и женщине по имени…

— Мериткселл, — закончил префект. — Знаю.

— Жрицы всё ещё в опасности…

— Это не твоё дело, ведьмак, — резко прервал его префект. — Ты уезжаешь и никогда сюда не вернёшься, дела, связанные с безопасностью королевства Каэдвен тебя уже не касаются. Вернёмся, однако, к последнему делу, о котором я говорил. Ты меня слушаешь?

— Внимательно.

— Так вот, чародеи из Бан Арда затребовали тело Хольта. Для вскрытия, для своих исследований и экспериментов. Я не мог им отказать. Но…

Геральт поднял бровь.

— Повозка с телом Хольта, — префект поглядел в потолок, — завтра, с самого рассвета, будет стоять за тюремными воротами в ожидании людей из Бан Арда. На какое-то время, хм, даже на очень долгое время, повозка эта окажется совершенно без присмотра. Может случиться, что кто-нибудь эту повозку присвоит, такие вещи случаются. Чародеи из Бан Арда должны будут смириться с таким объяснением. Да что там, им придётся смириться.

Геральт молча поклонился.

— Префект…

— Слушаю.

— Несмотря ни на что… Мне всё время кажется, что вы ко мне более дружественны, чем враждебны. Меня это немного…

— Удивляет? — Эстеван Трильо да Кунья чуть заметно улыбнулся. — Что ж, я собирался скрыть это, но, может быть, отправляясь в дальний путь, ты поймёшь, как полезно бывает оказать кому-то услугу. Говорят, что добро возвращается к тому, кто творит его. Наставница Враи Наттеравн недавно лечила мою дочь. И сказала мне пару слов. Прощай, ведьмак. Удачи в пути.