Психушка монстров

Глава 20 Эдик. Я остаюсь

Файлы на ноутбуке, хоть и рассортированные по темам, пациентам и датам, оказались достаточно сложны. Чтобы понимать картину целиком, надо было не только разбираться в психиатрии — лучше, чем недоучка-любитель Эдик, но и в идеале знать историю появления всех этих документов, а ещё лучше наблюдать больных лично. И как ни противился Эдик этой мысли, но пришёл к выводу, что не избежать вновь беседы с Дублем.

Из кухни доносились умопомрачительно приятные запахи: жареное мясо, экзотические специи и, кажется, картошка. Может, дополнительную привлекательность ароматам обеспечивал голод, который всё отчётливей терзал Эдика. Таким образом, нарисовались сразу две веские причины для очередного разговора с сумасшедшим перевёртышем.

Оказалось, что готовит Дубль обалденно. Жареная картошка и сочные отбивные удались на славу, словно в ресторане. Эдик на какое-то время даже забыл, о чём хотел поговорить, потому что с жадностью набросился на еду.

— Классно, спасибо! — наконец оторвавшись от тарелки, сказал он.

— Вау! Эдуард Степанович благодарить изволят, — «восхитился» Дубль и хихикнул: — Дождался, что и меня оценили. Теперь буду знать, что тебя для этого надо накормить. Так что? Ты там почитал, я смотрю? Сейчас снова станешь мне допрос устраивать?

— Как догадался? — фыркнул Эдик, сыто икнув. Настроение скандалить и предъявлять претензии действительно пропало, но любопытство никуда не делось. — Скажи, а ты знаешь, кем мне этот твой Старьёвщик приходится?

— Знаю, конечно. И, опережая твой вопрос, скажу: нет его здесь. У нас договорённость была, он помогает тебя сюда заманить и сделать так, чтобы ты остался, а я в обмен не стал его задерживать здесь. Так что, если ты хотел с папенькой познакомиться, то упс, — Дубль засмеялся противным булькающим смехом.

— Чего мне с ним знакомиться? — буркнул Эдик, не сумев всё-таки скрыть разочарования. — Я его прекрасно помню, мне десять было, когда его окончательно в психоневрологический забрали. Мать говорила, белая горячка у него. А выходит, дело совсем не в бухле?

— Не, ну Старьёвщик бухает, сильно бухает, как без этого. Говорит, нельзя столько чужих эмоций в себя вмещать и не пить, особенно когда речь о мёртвых, например. Прикинь, какие у жмуриков чувства и мысли? Да, он жил среди людей долго, старался стать нормальным членом общества, детей вон настрогал. Ой, извини, что-то грубо получилось… Из человеческой психушки он ушёл довольно быстро — его там бесполезно было против воли удержать, а потом уж к нам попал, через пару лет.

Эдик чувствовал, что снова тонет, буквально захлёбывается в многословии Дубля, куче ненужных и не несущих никакого смысла слов. И вроде как рассказывает подменыш по делу, о чём спросили, но понятней от этого не становится, только голова начинает болеть от попыток связать эти обрывки информации воедино.

— Слушай, Дубль, я там много прочёл в ноутбуке. Классно очень, и мне это всё очень интересно. Но у меня осталось там, дома, два незаконченных дела. Поэтому я всё-таки вынужден покинуть это место. Если получится, я вернусь.

— Какие это у тебя там дела? Я же предупредил, что ты на той стороне умер… — в голосе перевёртыша звучала некоторая неуверенность.

— Ксюша сюда пришла, не умерев, а просто открыв дверь. И ушла таким же образом. Так что, сдаётся мне, и я не умирал. А дыры и кровь на куртке — просто какой-то побочный эффект. Потому что кровь должна же откуда-то натечь, а на мне ни царапины не было, только руки вот ободранные об забор. Поэтому, Дубль, я пришёл к выводу, что ты лукавишь и недоговариваешь постоянно.

Эдик подобрал с тарелки последние кусочки картошки и улыбнулся:

— Бывай, в общем. Я пойду. Надеюсь, до встречи.

Парень поднялся из-за стола и направился в спальню за вещами. Скоренько сложил всё в рюкзак, Катенькин кулон взял осторожно, ухватив сквозь носовой платок, отыскавшийся в ящике тумбочки. Если не касаться голой кожей, то воплей покойной было почти не слышно. Ещё раз оглядев комнату, парень неожиданно понял, что воспринимает спальню уже как свой уголок, а реальная жизнь с городской суетой, бесконечной работой и безденежьем вспоминается, как серый далёкий сон. Но его решение вернуть Катеньке её украшение и отыскать отца осталось неизменным. Потом можно и вернуться, заняться тем, о чём всегда мечтал — разбираться в тёмных лабиринтах сознания психических больных.

Уйти оказалось не так-то просто — входная дверь была заперта и не поддавалась, сколько Эдик ни пытался. Он уже покрутил все замки, потолкал и потянул во все стороны, но преграда осталась неподвижной. Та же ерунда случилась и при попытке распахнуть окно. Первый этаж, прыгай в сугроб да уходи, однако ручки и шпингалеты словно приклеились намертво в закрытом положении.

— Да что же за наваждение такое?! Дубль! Это же ты делаешь? Ну-ка выходи и выпусти меня!

Разъярённый Эдик отправился искать перевёртыша, хлопая дверями всех помещений. Сортир, его собственная спальня, потом комната, в которой отдыхала Ксюша. Когда парень открыл её дверь, то взгляд упал на лежащий на стуле цветной девичий рюкзачок — гостья, видимо, так спешила свалить из Психушки монстров, что оставила все вещи. Кстати, и пуховик её в прихожей висит… Вот и третье дело нашлось: вернуть Ксюше потери. Правда, где её искать, бог весть. Но он уж как-нибудь постарается, через соцсети, в общем что-нибудь можно придумать.

— Дубль! — рявкнул Эдик в очередной раз, собрав Ксюшины вещи. — Я выйти хочу! Открывай!

Следующей хлопнула дверь комнаты перевёртыша, но его и там не нашлось.

— Выпусти меня! Пусти домой! Открывай сейчас же!

Теперь на пути встала узкая дверка в ту самую кладовку, из которой явилась девушка, преследуемая маньяком. Эдик прекрасно помнил, что там только шкафчик со швабрами, но столь же отчётливым было и воспоминание о тёмном проходе, откуда выбежала Ксюша. И он тоже был за этой дверью.

— Я его закрыл. Проход в человеческий мир. Но ключ всегда работает в обе стороны. Значит, если я могу открыть, должно получиться и открыть. И тогда видал я все твои запоры, Дубль.

Он уже протянул ладонь к ручке, старой, в хлопьях облупившейся краски, чуть замешкался. Нервно всё-таки. А вдруг не получится? Или, скорее, а вдруг получится и это будет гораздо страшнее?

— Подожди! Эдик! — Дубль возник словно ниоткуда где-то сзади, в начале коридора. — Не уходи!

— Ты достал уже, я же пообещал, что приду потом. Выпусти лучше нормально. Что за детский сад? — Эдик даже облегчение почувствовал, что не надо пробовать «сверхъестественный» способ покинуть дом. Сейчас перевёртыщ ему откроет нормальный выход.

— Я виноват, я многое от тебя скрывал. Я думал, что ты испугаешься и уйдёшь. Пожалуйста, останься. У тебя контракт, кстати, если ты вдруг забыл.

— Считай, что я беру недельку за свой счёт.

На самом деле про трудовой договор Эдик действительно забыл, а вероятно он имеет какую-то силу и дело вряд ли только в пенсионных отчислениях. Не зря же Дубль так его подписи добивался.

Перевёртыш глубоко вздохнул, как будто перед прыжком в прорубь, и выпалил:

— Все материалы на ноутбуке — мои. Евграфыч только запирать монстров умел, лечением никто и не занимался. Здесь, Эдик, тюрьма, изолятор, а не больница. А я… мы, в том числе и твой отец, хотели всё изменить. Чтобы лечить, чтобы помогать, а не просто под замок запирать…

Лицо перевёртыша поплыло, теряя очертания благостного старичка и превращаясь в настоящую внешность доппельгангера, которая сейчас почему-то уже не казалась Эдику ужасающей. Голос тоже менялся, становясь ниже, грубее и теряя идеальную дикцию.

— Ты нужен нам! Нам всем!

— Я вернусь…

Эдик почувствовал, что начинает терять уверенность, хотя Дубль столько раз его обманывал, что стоило учесть прошлые ошибки и не вестись на уговоры.

— Не получается, — Ксюша чуть не плакала, потому что ничего не помогало. Ни сосредоточение, ни воспоминания и красочное представление дома, где она была на той стороне, ни медитация, ни голосовые команды. Дверь открывалась только туда, куда всегда вела — в соседнюю комнату или на крыльцо (она пробовала уже со всеми дверями в доме, включая достопамятный холодильник и даже одёжный шкаф).

Валя с Юркой тоже испробовали разные способы поведения: от активной поддержки до полного бездействия на другом конце дома от Ксюши, чтобы не мешать и не отвлекать.

— А ты говорила, что рюкзак там забыла, — в очередной раз напомнил Юрка. — Ну неужели там не было ничего ценного для тебя? Чтобы так сильно захотелось вернуться и забрать, что невтерпёж? Не знаю, какой-нибудь талисман, подарок любимого, фотография матери…

— Что ты сказал?

Ксюша вскинула голову, внезапно ощутив новый прилив энтузиазма. Потому что фотография действительно была, хоть и не в рюкзаке, но на той стороне. Портрет в простенькой рамочке, с которого улыбалась совсем юная Варенька Крестова, её мама.

— Талисман, подарок… — начал заново перечислять следователь.

— Помолчи! — резко ответила Ксюша, прикрыла глаза и потянула на себя входную дверь.

— Я вернусь, и ты всё расскажешь. Дубль, честное слово, мне пора.

Решительно отвернувшись, Эдик взялся за ручку двери, потянул на себя и столкнулся нос к носу с недавней знакомой.

Ксюша завизжала, потому что шагнула вслепую и буквально врезалась в стоящего в дверном проёме парня.

— Не уходи!!!! — Дубль завывал, как брошенная собачонка, но почему-то не пытался помешать каким-то иным способом, только уговаривал. — Дочь Варвары, хоть ты ему скажи!

Дверь, которая должна была открыться на улицу, вела куда-то совсем в другое место. Юрка яростно тёр глаза, да и Валька буквально рот открыла. Хотя оба верили подруге, но одно дело допускать возможность, а совсем другое — убедиться воочию. Там, за порогом, был коридор, молодой светловолосый парень в порванном пуховике, в обнимку с вещами, явно принадлежавшими Ксюше, а сзади него — нечто, очертаниями напоминающее человека, но явно им не являющееся.

— Так, главное, не дать ей закрыться, — вовремя сообразил Юрка и кинулся подпирать дверь первым попавшимся ботинком, благо в прихожей их хватало. А то сейчас Ксюша шагнёт внутрь, и всё — пиши пропало, не факт, что сможет обратно так же просто зайти.

Как они умудрились свернуть обоюдные истерики, невозможно описать. Пожалуй, помог чёткий начальственный голос Юрки, который смог и Ксюшу успокоить, и на перевёртыша рявкнуть, и Эдика убедить не торопиться.

— Пока дверь открыта, любой из нас зайдёт и выйдет. Можно спокойно всё обсудить. Кому куда и зачем надо или не надо.

— Ага, только надо всё решить до того, как мама с работы вернётся, — встряла Валька. — А то вообще-то это входная дверь моего дома, и я даже стесняюсь предположить, что случится, если кто-то попробует через неё нормально зайти, со двора.

Они расселись по обе стороны распахнутого прохода между мирами, и Эдик кратко рассказал о своих новостях, Об отце, оказавшемся не обычным алкоголиком, допившимся до зелёных чертей, а ненормальным нелюдем, вытягивающим из людей энергию, воспоминания и эмоции с помощью предметов. О Катеньке и её медальоне, который папа ему и подбросил, чтобы влиять на действия и решения сына.

— Ты меня поправляй, если я о чём-то неправильно догадался, — бросил парень через плечо Дублю, который к совещанию не присоединился, продолжал держаться на отдалении. — Это я по истории болезни сужу, ну и по собственным ощущениям.

— Всё верно, — булькнул перевёртыш. — Говорю же, ты — психиатр по призванию. А учитывая происхождение, то психиатр как раз для нас, для монстров. Эдик, оставайся, мы без тебя пропадём, а вернуться вдруг не сможешь? Мы твой переход, знаешь, сколько готовили, чтобы всё получилось.

— Я бы пообещала провести, но боюсь, что тоже не уверена, получится или нет и в какой момент, — высказалась Ксюша.

— Ксюх, ну ты же сейчас это сделала, потому что про фотку матери вспомнила. Может, это и нормальный способ? А ещё лучше… — Валька не договорила, потому что её перебил Дубль.

— Вещь оставь, которая одновременно твоя и её, Варвары. Она маяком будет. Мать твоя всегда такие маячки оставляла, чтобы легче открывать дверь именно в то место, куда надо.

Ксюша почти не думая, потянула со среднего пальца перстень, который ей всегда был слишком велик. Мамино украшение, с почти прозрачным аквамарином и серебряными завитками вокруг камня.

Эдик, не задумываясь, взял украшение и передал Дублю, наконец-то подошедшему ближе:

— Положи в её комнате, что ли. — И неожиданно добавил: — А я тебе, Ксюша, дам поручение, ладно?

Парень осторожно достал завёрнутый в платок кулон-сердечко.

— В посёлке Новоникитском есть кладбище, там похоронена Екатерина Трофимова. Дата смерти 16 ноября 2016 года. Положи на её могилу. Только обязательно. Она просила.

— Подожди… А ты? Ты же сам хотел… — растерялась Ксюша.

Валя с Юркой помалкивали, понимая, что не стоит вмешиваться да и сказать по делу нечего.

— Ты справишься, там кладбище небольшое. По правой стороне вдоль забора надо пройти до самого угла. Там есть участок, где самоубийц хоронят, типа неосвящённая земля, подальше от часовни. Катенька там лежит. Верни ей медальон, а то она кричит всё время, плачет.

От его слов у всех присутствующих мороз по коже прошёл. Все так или иначе имеют какие-то представления о мертвецах, кто-то основывается на религиозных убеждениях, кто-то на мистических историях или фильмах ужасов, но наверное ни те, ни другие не говорят о покойниках так обыденно, словно речь о соседе, а не о том, кто лежит в могиле уже почти семь лет.

— Эдик, а как же… Ты отца найти хотел, ну и вообще…

— А отец хотел, чтобы я психов лечил, — неожиданно улыбнулся Эдик. — А я сам на самом деле всю жизнь хотел того же. Да и знаете, вон Юра говорит, что монстров стало много в Семибратске, а ворота Психушки я так и не запер. Мой косяк, и кроме меня некому исправить. Пока буду родственников разыскивать, сколько времени пройдёт? Сколько ещё сумасшедших убийц со сверхспособностями покинут свои уютные палаты? И какое количество народа они убьют и изувечат? Не хочу на себя такую ответственность брать.

Всем остальным такой внезапный поворот, резкая перемена решения показалась немного нелогичной, но ни девушки, ни Юрка не стали возражать. В конце концов, и отношения с родителем, и история с совершившей суицид первой любовью были слишком личными, а Эдик никому из них не приходился настолько близким другом-приятелем, чтобы о таком расспрашивать. И только Дубль, к которому Эдик сидел спиной, не смог сдержать очередную свою злорадную улыбочку.

— Я посмотрю, что с этими воротами сделать, чтобы никто больше не ушёл. А ты, Юра, тащи всех монстров обратно, у тебя и информация обо всех подобных преступлениях, и ресурсы.

— Правильно Эдик говорит, — кивнула Валька, воодушевившаяся высказанной идеей. — Надо собрать всех пациентов. Боюсь, что если они такие… магические, то обычные тюрьмы их не удержат, да и в нашей стране пока до заключения дойдет, сто раз сбежать можно уже, пока следствие идёт.

Ксюша резюмировала:

— Юра ищет монстров, мы вместе их ловим, я открываю дверь в Психушку, а Эдик с Музгашем и Дублем их там принимают и лечат. Звучит как рабочий план, хотя рисков много, но мы их сейчас все и не сможем учесть.

— Я, конечно, дико извиняюсь, но вот-вот мама должна вернуться, — перебила Валька. — Если мы всё решили, то давайте уже сворачивать наше межпространственное совещание.

Прощание с Эдиком было сумбурным, Ксюша его неловко обняла, Юрка крепко пожал руку, а Валя просто улыбнулась и помахала рукой. Дверь хлопнула, а при следующем открытии за ней был обычный заснеженный двор.

Голова разболелась неожиданно, как будто гвоздь в темечко вбили. Эдик аж пошатнулся и упёрся ладонью в стену рядом с захлопнувшейся дверной створкой. К горлу подступила еле сдерживаемая тошнота.

— Нехорошо тебе? — Дубль участливо подхватил его под локоть. — Давай в комнату помогу дойти. Перенервничал, небось. И то хорошо, что остался, тут же как дома, всё для тебя, всё — твоё. И не надо никуда уходить…

Теперь, когда парень отдал медальон, больше влиять на его решения не получится. Оставалось надеяться, что от высказанного при свидетелях Эдик не откажется.

— Универ уже хрен знает сколько прогуливаем, а скоро сессия, — досадливо бубнила Ксюша, пробираясь следом за подругой по занесённой снегом кладбищенской дорожке. — Отчислят и что тогда?

— Работать пойдём, — ответила Валька, которая как ледокол пробивала дорогу среди нерасчищенных снежных завалов. — У тебя другие варианты есть? Или надо было с мертвецким кулончиком до выходных обниматься? Может, я мнительная, но мне тоже порой кажется, что я эту Катеньку слышу.

Валя резко затормозила, переводя дыхание, и ткнула рукой в варежке вперёд и чуть вправо:

— Вон она.

Ксюша прищурила глаза, но даже несмотря на новое прекрасное зрение, не смогла прочесть надпись на памятнике.

— Откуда ты знаешь? Даже портрета толком не видно.

— Так голос же оттуда, — терпеливо, словно Ксюша — ребёнок, спрашивающий очевидное, пояснила Валька.

Они быстро преодолели последние пару сотен метров, Ксюша смахнула снег с таблички. Екатерина Трофимова, действительно, дата смерти 16.11.2016 г. Девушки положили металлическое сердечко на подножие памятника, в самый сугроб, а сверху присыпали снегом, чтобы не было видно и кто-нибудь излишне любопытный не унёс снова Катенькино сокровище.

Когда дело было сделано, Ксюша всё-таки спросила:

— Валь, а какой голос?