Прозрение. Том 1 (СИ)

История третья. «Полный Цэрык»

Кьясна, Пояс Дождей, территория Содружества

Проснулся я резко и сразу. Катер стоял. Это меня и разбудило.

Сержант Летс спал в реанимационной капсуле, куда я его засунул, место водителя пустовало.

Я разблокировал дверцу и выбрался наружу.

Круглая посадочная площадка, залитая текстурированным резинобетоном, заправка для водородных двигателей, ремонтный ангар, станция связи… Похоже — мы на КП. На автоКП.

А вон и наш водитель — топает к кафешке за ангаром. И солнышко уже встает, мать его, забыл, как оно здесь называется, а в браслет лезть лень.

Это мы что, всю ночь летели?

Водитель утомился, несмотря на автопилота? А будить побоялся, что ли? Вообще-то безобразие. Хотя… это же не военный катер. Может, у них так допускается? А по мне — бардак!

Ладно, пусть поест, потом буду воспитывать. Далеко нам ещё, интересно?

Я глянул вчера по карте — на глаз расстояние было в три с половиной тысячи единиц. А у нас не шлюпка, у нас катер. На водороде… Цэрык, понимаешь. А я уже выспался.

Надо было попросить у Энрека транспорт пошустрее. Не у Дегира же. Хотя… А почему вдруг и не у Дегира?

Я потянулся было к браслету, но очень захотелось отлить. Туалет надо было ещё поискать, а вот кусты вокруг КП казались такими соблазнительными…

Залез в кусты и стал удобрять природу, изучая параллельно макушки модифицированных сосен. Их вывели когда-то из земных семян специально для колонизации. Сосны хорошо удерживают сыпучий грунт, нетребовательны к почве и погодным условиям. Значит, грунт у нас тут сыпучий. Интересно, но непонятно, зачем я это вообще вчера читал…

Хэд, Энрек же просил вникнуть в местную почву-экономику-минералы…

На мысли об экономике мозг превентивно ударил меня в висок. Вот так подёргается-подёргается и сбежит…

Я срастил молнию застежки, почесался. Бросил прощальный взгляд вверх. И только тут заметил яркое пятно на одном из стволов.

Пригляделся — ики! То есть икинамус кариаторик, но Пуговица зовёт так.

Время было, куда торопиться? А ики — очень редкое псевдорастение. Малая давно просила, чтобы я раздобыл ей этот «шарик с ножками и глазками».

Не так-то просто, конечно, влезть на псевдососну. Тем более с больной рукой.

Я вернулся к катеру, прихватил спасательный гравитрос, ну и полез.

Забрался метра на три, когда эта гадина вспорхнула и перелепилась на соседнее дерево.

Квэста Дадди амаи гата!

Поставил импульсник в магнитный режим, на самый минимум. Если ещё раз трепыхнётся, она у меня получит.

Слез. Подкрался со стороны разросшегося дрока. Съел три ягодки. Вкусно, но ведь пить захочется. Опять полез, прячась за стволом, чтобы не спугнуть.

Спугнул. Понял, что бликуют полицейские наклейки на кителе. Скинул китель. Видит ики плохо, только яркие пятна. Опять полез…

И вдруг услышал сочный забористый мат.

Ругались на пайсаке. Я знаю на этом жаргоне сотню слов, но все они нецензурные. А мужской голос выругался и что-то осмысленное сказал.

Вроде:

— Абая рума затех?

— Ишибо дага, — ответил второй, тоже мужской голос.

Я уже нашёл мужиков глазами и понял сказанное без перевода. Потому что мужики смотрели из кустов на пятачок КП. И видели там нечто неприятное для них. Думаю, полицейский катер.

Мужики были чистые, но слегка пожёванные, что ли. Конечно, Кьясна мир спокойный и мирный, тут полисы с нарушителями чаще цветочки нюхают и погоду костерят, но…

Не понравились они мне, в общем. И я прилип к сосне не хуже ики.

Сколько я здесь бывал — ни разу не слышал о громких криминальных историях. Но мужики напрягали. Лицами, энергетикой, ну и пайсаком. Пайсак сродни тюремному жаргону у нас, в Империи. Конечно, многие знают десяток-другой ругательств. Но говорить на пайсаке?

— Дага! — повторил мужик и сплюнул.

И стал пятиться. Видимо, приятели хотели заправиться водородом на автостанции, а тут — полицейский катер. И значит, совесть у них грязная.

Я пополз по стволу вниз. Если я сейчас свалюсь, то попробую задержать обоих и проверить документы. Если не свалюсь — то пригляжусь к ним сначала. Может, дело не в совести? Может, это тоже какая-то секта, вроде эйнитов, и им просто с полисами якшаться не комильфо?

Но я не свалился, а спрыгнул. И без особого шума. Потому раздвинул кусты и увидел, что на соседней полянке притулился не новый, но и не очень потрёпанный грузовик. Вроде на водороде, но какой-то уж слишком обтекаемый. И залитый поверх металла потрескавшимся от перепадов температур хемопластиком.

Неужели на грузовике стоит реактор антивещества?

Я подкрался к транспорту с тыла, готовый в любой момент выдать полицейское: «Ваши личные карточки, свободные граждане!» и поколупал ногтем швы багажного отсека, забитые герметиком.

Ой, какая нехорошая была у нехороших мужиков машинка! Судя по закалённому герметику, она регулярно гуляла на орбите!

Надо было вызывать полицию. Однако крышка багажника болталась на одном замке, а значит, в ближайшее время мужики не собирались покорять околопланетное пространство. Да и любопытно стало, что же они везут? Вроде же не идёт с Кьясны никакой контрабанды? Даже литием губернатор сам приторговывает, а это уже не контрабас, это уже коррупция. А коррупцией спецон не занимается…

Я просунул в щель багажника лезвие виброножа. Замок не поддался. Это он зря, у меня есть режим перекодировки в спецбраслете. Не может в такой глуши на грузовике быть какого-то особо навороченного кода!

Я склонился над полоской замка и…

…и очнулся уже от голосов. Но ни глаз открыть, ни пошевелиться.

Говорили по-экзотиански. С северным акцентом. Именно на Севере Империи и Экзотики шипят и плюются.

— Вот хаттский абай! Убил?

— Убьёшшь такого… Зенки твои где были, когда хвост ташил, мерзота поганая!

Похоже, кому-то досталось на орехи, потому что второй голос заскулил и грязно заругался:

— Сука ты! Чё ты по роже-то сразу? На куски разрежем сейчас и в багажник! Был абай — нет абая!

— Резать, мурло, шем будешь? Шобы ошмётки полетели? Укровавимся с ним. Один он?

— Кабина двойная. Ещё один, должно.

— Ша мы грамм десять ему вольём, и на трое суток он поспит. А я его алайцам потом продам, красавшика. В ближайшей провинции карантин, пока раскошегарятся, и день к ноши. А ношью — кто его искать будет на Вязи? Баян, мурло, дай…

Что-то коснулось шеи и я, кажется, снова уснул.

Второй раз очнулся от тряски.

Спина чесалась. Чуть меньше чесались руки и физиономия. Открыл глаза и улыбнулся: багажник, зараза, что же ещё?

Я лежал на грязных мешках, руки стягивала электрическая удавка. Вся кожа чесалась и горела. Под головой колыхалось что-то мягкое и живое.

Осмотрелся слегка. Понял, что шевелиться пока нежелательно: между кабиной пилотов и грузовым отсеком зияла неровная дыра, и я прекрасно видел две ненапряженные спины. Моего пробуждения никто не планировал, ну и не надо людей пугать.

Вокруг топорщились слегка покореженные фиксаторы грузового отсека. Что-то возили здесь негабаритное и тяжелое. Что, интересно? Вряд ли литий…

— Ты бы глянул, мурло, как он там, не сдох? — спросил знакомый голос, приглушенный гудением двигателя. — Сдохнет же, сволота.

Второй встал, но не полез через отверстие, а стал разглядывать меня издали.

— Пятнами пошёл, — констатировал он, возвращая зад в кресло второго пилота.

«Два кресла! — отметил я про себя. У наземных грузовых — только один водитель, а тут два. Значит, реактор точно есть. А ведь грузовик — решето решетом…»

— Заразный, поди. Ты же говорил — карантин? — второй брезгливо поплевал на руки и вытер их ветошкой.

— С какого глузду абай заразный? Абаи — с прививочками, — отозвался первый. — Башаг у тебя грязный, вот што.

«Бачаг? Дрянью-то какой меня накачали, гады. Это не наркотик, это, скорее, удар поленом по печени».

— И щё теперь? Я его варил? — взвизгнул второй.

Может, и прилетело ему от первого, я уже голову опустил и не увидел.

— А не истери патамушто. Сдохнет — на орбите сбросим. А пока — полежит мала, попахнет. Не сумрёшь.

Второй привстал и стал опять изучать меня.

— Ну шо? Капец? — спросил первый.

— Не-е, издох бы — побелел, как мама.

— Нишо. Погрузимся шас и полетим до самой твоей мамы.

— А ты забыл, что задница пропускает?

— Е-биться сердце перестало! Так Сёшка ш чинил?

— Чинил, но не герметизировал.

— Вот ты, значит, и поползай. Ты ше не досмотрел!

— Почему я-то не досмотрел? — и второй опять взвизгнул, как от боли.

— Патамушта, — констатировал первый.

Я улыбнулся. Всё стало ясным, как небо в День первого колониста: администраты городов на праздники всегда облака разгоняют…

Траггеры. Контрабандисты. Хэд знает, что они тут забыли, но точно они.

Спецбраслет спёрли, в храм не ходи. Маячок во мне есть, но слабенький, не найдут ведь меня по маячку. Чешется-то всё как, аллергия, похоже…

Блин, малая плакать будет…

Я вдруг, как на яву, увидел маленькое личико, дрожащие уголки губ…

Спина тут же покрылась липким потом, но улыбка с губ не сходила. Что же я за зараза такая — мне ж чем хуже, тем лучше.

Нет уж, надо выбираться. Не могу я здесь сдохнуть за просто так.

Потом я узнал, что примерно в это время меня и хватились. Хватились бы раньше, но эпидемия выбила эйнитов из привычного им состояния напряженного внимания. Вся община работала сейчас на город — эйниты невосприимчивы к заразе, они и возились с больными, и прививали контактных. А гражданские и военные медики старались иметь дело только с условно здоровыми.

Айяна рассказала, что первой заплакала малая. Проводящая стала успокаивать её, ощутила беспокойство и нашла Колина. И машина завертелась.

Выяснили, что катер уже два часа стоит на автоКП в джунглях, водитель не отзывается…

Колин прилетел на Кьясну на шлюпке, у неё другие скорости, и примерно через три с половиной часа катер нашли вместе с мирно спящим в реанимационной капсуле сержантом. И никаких следов, кроме моего кителя под сосной. И джунгли на тысячи единиц вокруг. Как искать?

Спутников над сектором — ташип наплакал. Колония-то крошечная на Кьясне, мелочь, семнадцать провинций общей численностью в четыре миллиона жителей…

Колин связался с Энреком, тот приказал Дегиру организовать поиск с привлечением космических сил резерва.

Время, однако, шло. И лендслер прекрасно понимал, что стартовать с Кьясны незамеченным — проще простого, а Дегир пришлёт профессиональных поисковиков часов через шесть-восемь.

Какое-то время меня пытались искать на шлюпке — с Колином было четверо местных полисов. Через час-другой бесплодных поисков мой друг оставил полисов в шлюпке, сбросил защиту и ушёл в дэль.

Дэлем на Кьясне называют здешние джунгли. Он не похож на заливные леса Джанги или широколиственные рощи Паро, соседней, тоже курортной планеты.

Дэль — деревья и кустарники, взбирающиеся по горным склонам. Передвижение на низкой высоте в дэле опасно: местность повышается и понижается внезапно, маскируемая буйной растительностью.

Контрабандисты, видно, очень хорошо знали рельеф, потому что мы ни разу ни во что не воткнулись, хотя летели, едва приподнявшись над кронами. Впрочем, может быть катер даже нырял в заросли — мне трудно было следить за дорогой.

Я лежал, изображая умирающего. Головой я, судя по всему, касался водителя нашего катера. Поскольку его здоровье таггеров не интересовало — он крепко спал, оглушенный наркотиком.

Почему не спал я? Сияние, думаю, сыграло свою роль. Организм отреагировал на грязный наркотик, как на отраву, и начал активно бороться. Меня подташнивало, мышцы ныли, кожа чесалась — но восприятие становилось всё чётче. Вот только пить хотелось всё навязчивее.

Наконец стали садиться. Катер завертелся, пытаясь втиснуться в самую гущу камней и деревьев. Куда же мы прорываемся?

Прорвались. Каньон, однако. Сверху осталось зелёное буйство, а под нами был обширный каменный «карман» с песчаным дном и рекой, зашумевшей где-то рядом, когда грузовик сел и таггеры заглушили мотор.

Я видел всё это, потому что первый и второй вылезли наружу, и я рискнул приподняться.

Мягкое под моей головой действительно оказалось водителем.

И ещё я увидел другие грузовые машины. Много. Не один десяток. И услышал разноязыкий мат…

Спрыгнув, лендслер исчез в густом подлеске. Спустя полчаса он так же бесшумно появился из зарослей, забрался в шлюпку и махнул рукой на север. Единиц через триста — велел остановиться и опять исчез в дэле.

Полицейские боялись даже заговорить с ним. Чужак-имперец пугал их и до этих странных поисков. Он был расслаблен и напряжён сразу, и лицо его всё больше становилось похожим на звериное…

Обо мне забыли, и я начал размышлять, как освободиться. Это было не так уж и сложно, учитывая свободный подбородок и стандартный пульт управления грузовиком.

В пультах я разбирался прилично. Делов-то — проползти в дыру и разрядить элекроудавку?

Обмякшую удавку я сбрасывать не стал, бежать-то некуда. Мы были словно в гигантской яме: обрывистые склоны, поросшие по верху кустарником и деревьями, сбоку ощущалось холодное дыхание реки. Мрачно, серо… Небо не просматривалось из-за густой зелени.

Грузовик был рассчитан на парное пилотирование: унылое гражданское безобразие без дубляжа функций второго пульта, как на военных. Чтобы поднять его в воздух, мне нужен был сварочный аппарат или две дополнительные ноги. Но даже тогда я вряд ли сумел бы выбраться — камни нависали над каньоном беспорядочно, зелень маскировала контуры скал…

Однако, бегом проще.

Я стал считать. В каньоне висело довольно плотно десятка три грузовых катеров. Два стартовали при мне, ещё один опустился. И все загружались вручную. Груз был негабаритным, бесформенным, плотно увязанным в мешковину.

На наркотики не похоже. Какое-то органическое сырьё?

Чувствительность к рукам возвращалась не самым приятным образом, но это был привычный дискомфорт. Как и жажда. А вот желание почесаться — доставало сильно. Но расчёсы заметят, и я терпел.

Терпение — один из самых необходимых солдатских навыков. Отец говорил мне когда-то, что и главная добродетель человека — терпение. Может, он тоже служил?

По терпению мы сдавали целую серию зачетов, а у десантников были ещё и итоговые испытания. Проще — пытки. Предполагалось, что нас могут взять в плен.

Десантников приучали терпеть всякую дрянь, контролируя выброс кортизола. Но это были такие цветочки по сравнению с тем, что я увидел на Юге, что кортизол при слове «пытки» у меня, наверное, вообще уже не вырабатывается.

Я воспринимаю боль, как поток сигналов от нервных клеток, пронизывающих тело. Просто сигналы. Как и эта чесотка. И ничего больше. А на сигналы можно и нужно иногда плевать.

Задержал дыхание. И не дышал, пока желание почесаться не исчезло.

Вот так.

Наконец взялись загружать наш транспорт. Таскали мешки прямо через дыру между капсулой пилотов и грузовым отсеком. Нас со спящим водителем сдвинули в угол. Стали укладывать мешки, переслаивая их для верности тряпками. Хрупкое, что ли? Но что? Я весь мозг сломал, пока размещали этот проклятый груз. Но возможности поинтересоваться всё не было.

Мужики мои быстро, но крепко отметили окончание погрузки и стали выползать на малой тяге из каньона. Неясно было, чего они торопились — некоторые грузовозы стояли, как приклеенные, а их экипаж пьяненько отдыхал себе. Неужто моё бренное тело так действовало таггерам на нервы, что они мечтали скорее избавиться от него?

Наш грузовик почти выбрался из каньона, когда приборы таки донесли до первого бандита, что задница у них, как была дырявая, так и осталась.

Он выругался и снова начал заходить на посадку. Неуклюжий транспорт развернуло, побарботировало маленько.

Я тем временем тихо ковырял упаковку таинственного груза. На ощупь выходило что-то твердое.

Зубы у человека не чета собачьим, но мешковина поддалась. И уж на что я был тупой в геологии, но опознал куски породы, с вкраплением металлических зёрен.

Квазикристаллы! Удивительно крупные, чуть ли не с миллиметр. И кристаллы стишовита рядом, ровные, прозрачные…

Значит, мы не в каньоне — в метеоритном кратере. Образуются эти редкие минералы при давлении свыше 100 тысяч атмосфер и температуре в 1,5 тысячи градусов.

Вот ворюги! Сколько же этот груз может стоить на чёрном рынке?

Грузовик скребанул боком, вызвав неподдельную панику второго бандита, но сел. Второй вылез, ругаясь, и побежал к речке явно не руки мыть. Опасная штука — водородный двигатель, если кругом такие скалы.

Первый бандит пролез в дыру между отсеками и долго смотрел на меня. Думал, наверное.

Я тоже думал. О том, что выбраться из ловушки метеоритного кратера при таком количестве вооруженных бандитов на квадратный метр невозможно, что груз стоит бешеных денег, и воровство тут идёт в государственных масштабах… Что если таггеры стартуют с планеты, то будут заклеивать изолятом и дыру между пилотным и грузовым отсеками, потому что в грузовом — теплоизоляции никакой, и мы тут просто сдохнем вместе с водителем от холода или перегрева — как повезёт. И что первый сейчас оценивает, стоим ли мы, как рабы, того, чтобы перетаскивать нас в отсек к пилотам, а в заплывших глазках застыли недовольство и брезгливость.

У меня не было выбора. Он повернулся и полез в дыру, а я приложил его по башке куском породы общей стоимостью в два-три миллиона условных кредитных единиц. И подхватил тело, не давая ему заклинить проход.

Второй успел отойти метров на двадцать, он мог услышать меня, но времени на варианты не было. Я активировал пульт грузовика, набрал на панели связи личный код Колина. Вообще-то я знаю на память около сотни кодов, мог бы связаться и с Энреком, но руки решили за меня.

Автоотзыв загорелся сразу:

— Колин, — сказал я, не дожидаясь его голоса и понимая, что координаты мои он уже видит на экране, но и бандиты тоже видят, что какая-то тварь включила автомаяк. — Тут траггеры в метеоритном кратере, воруют квазикристаллы и стишовит в промышленных масштабах. Около тридцати грузовых за час. Не знаю, как я отсюда выберусь, скорее — никак. Дегира вызывайте!

Второй бандит подхватил штаны и кинулся к грузовику. Заметил меня, и рот у него стал округляться, как у мультяшного персонажа.

— Держись… — кажется донеслось из динамиков, когда я выскочил и прыжками понёсся к соседнему грузовозу.

Умирать мне сегодня всё ещё не хотелось.