Прорыв за сенсацией

Эпилог

Сергей сидел в массивном кресле дорогой кожи в кабинете, на дверях которого висела черная с золотом табличка “Заместитель главного редактора Сергей Владимирович Макаров”.

С того дня, когда погиб Волк, прошло две недели. Статья Сергея в “Комсомолке ” вызвала фурор. Это была настоящая сенсация. Столичные журналисты снова и снова возвращались к этой теме. Продажи и рейтинг журнала взлетели до небес, а сам Сергей – по служебной лестнице, добравшись до кресла зама Колобка, который тут же свалил на него большую часть обязанностей и уехал в очередную “деловую командировку” то ли на Канары, то ли на Мальдивы.

Ему даже грозила одна из самых престижных премий пишущей братии Союза. Но все это приводило его в холодное, хорошо скрываемое бешенство. Его работа стала образцом полускандальной статьи в глянцевом журнале. На Западе ей уже приклеили ярлык “real live industrial horror essay ”, а его возвели на пьедестал основателя нового жанра в журналистике. Военные не отрицали ничего из того, что написал Сергей. Они лишь давали обширные комментарии, разъяснения и вносили “небольшие уточнения”. Через две недели многочисленных интервью, ток-шоу и аналитических программ его статья стала всего лишь зарисовкой об ужасах Зоны и о борьбе с ее тварями. Ученые скептически оценивали материалы Собиновского: “К сожалению, они носят эклектичный и далеко неполный характер. Скорее всего, выводы Петра Владимировича были основаны, по большей части, на эмоциях, а не на фактах”, – заявил в одном из последних интервью убеленный сединами патриарх отечественной науки. Из сталкеров же, которые уже не могли постоять за себя, сделали козлов отпущения: “Организованные сообщества уголовников, которых терпели и даже иногда покрывали из-за сомнительной помощи в изучении Зоны, но которые постоянными нарушениями режима ее исследования наносили огромный вред и повышали риски для военных и ученых, уничтожены. Последний выброс в полной мере показал их истинное лицо. Даже в пылу боя эти отродья успевали заниматься мародерством, снимая с убитых солдат амуницию и оружие. Кстати, именно они, в первую очередь, подчинялись контроллерами. По мнению ученых, это говорит о слабости их психики и отсутствии морального стержня, если хотите”, – Расков купался в лучах своей славы и максимально использовал в своих целях каждое интервью и появление на публике. Когда же ему был задан вопрос о том, будет ли он подавать в суд на Сергея за клевету, он, играя в благородство, встал в позу: “Я не вижу в этом смысла. У Сергея Владимировича просто были некорректные источники информации. Я уверен, что это недоразумение – просто следствие его дезинформации и излишней эмоциональной горячности под влиянием всего произошедшего. Я не буду подавать в суд из-за такого пустяка на человека, с которым плечом к плечу сражался в третьем эшелоне Внутреннего периметра, и который проявил себя как настоящий мужчина. Смело и откровенно описав свое видение ситуации на Территории карантина, он лишь подтвердил это”.

Почти все факты, описанные Сергеем, были “объяснены”, “уточнены” и “исправлены”. Легкий налет скандальности и сгущение красок – вот единственные минусы, которые приписывали его статье. Уже неделя, как с Линии, вернулась группа тележурналистов одного из центральных государственных каналов. Они привезли большое количество материала и теперь готовили к эфиру документальный фильм, посвященный Зоне. Она стала в какой-то мере открытой для журналистов, и это тоже ставили в заслугу Сергею. А Сергей сидел в своем кабинете, просматривал новости и статьи, посвященные Зоне, и все отчетливее понимал, как грамотно и четко из него и его статьи сделали образчик искренней и честной журналистики (хотя и с небольшим налетом скандальности), сведя на нет все то, что он хотел сказать, успокоив общественное мнение и добившись максимальной выгоды для таких, как Расков.

– Пойдем. Уже надо бежать. Церемония начинается через час, – в кабинет вбежала Лариса в откровенном вечернем платье, чмокнула Сергея в щеку и стала его тормошить, – Ну не грызи ты себя. Все хорошо. Такие, как Расков, всегда выкрутятся. Поедем… Ну…

Через три часа Сергей уже в статусе лауреата престижной публицистической премии сразу в нескольких номинациях получал многочисленные поздравления от незнакомых ему людей в банкетном зале, где проходила неофициальная часть церемонии. Внезапно он, как в Зоне, каким-то шестым чувством почувствовал, что кто-то в упор с ненавистью смотрит в его затылок. Обернувшись, Сергей увидел Раскова. Свежеиспеченный генерал-лейтенант в чине руководителя ОССН, в подчинение которых были переданы все военные подразделения Зоны, тоже присутствовал на церемонии.

– Здравствуйте, здравствуйте, Сергей Владимирович! Рад за Вас, искренне рад, – Только глаза Раскова, жившие отдельной жизнью от маски, которую он нацепил на себя, выдавали его. Он ненавидел Сергея всей душой, но не собирался вступать в открытый конфликт.

– Не думаю, что Вы говорите правду.

– Ну… Не надо снова делать из меня злого гения современности, – Расков придвинулся к нему и, все так же добродушно улыбаясь, тихим шипящим шепотом выдохнул почти в ухо журналиста, – Ты и так отделался легким испугом, хотя узнал очень, очень много лишнего. Премии теперь получаешь, в звезды выбился на пару месяцев, кресло помягче и повыше под свою задницу подставил. Не лезь в это дело. Не тебе со мной тягаться. Волк куда как покрепче был. А где он сейчас? Помнишь? И ты там будешь, если не успокоишься. В Зону тебе теперь путь заказан. Если и приедешь, то ты там увидишь и услышишь только то, что мне будет надо. Не дергайся… Ну да ладно, не буду отрывать Вас от поклонниц. А мне уже пора, – и Расков все так же мило улыбаясь и здороваясь с многочисленными знакомыми, вышел из заполненного цветом журналистики и столичной богемой зала…

В эту ночь Сергей почти не спал. Заснув лишь под самое утро, он встал, когда на часах было уже почти двенадцать. Подошел к окну, закурил и прищурился от ярких лучей еще теплого сентябрьского солнца. По улице шла шумная и беззаботная праздничная процессия. Заканчивалось празднования дня города Минска.

Одного из последних в его истории. Так как Зона не собиралась останавливаться.