Пророк Тьмы

Глава двадцать четвертая

Первым очнулся Конан.

С наступления рассвета прошло много времени; утро заканчивалось, надвигалась дневная жара.

Тело не слушалось — мышцы молили оставить их в покое, дать расслабиться еще хоть на мгновение. Им потакал слаженный хор ноющей боли ран и ожогов: и свежих, и давно затянувшихся, и тех, о которых он и вовсе забыл.

Варвар с трудом выгнул шею — посмотреть, что осталось от славного города Вагарана.

Ничего не осталось. Высокая городская стена бессмысленно окружала исполинскую песчаную воронку глубиной в пол-лиги, с плавно изогнутыми склонами, над которой поднимался сияющий круг солнца.

— Был город — и нет города,— вслух сказал Конан, и не узнал собственного голоса — хриплый, надтреснутый; во рту ощущался вкус крови. Он сплюнул, посмотрел на слюну. Так и есть: кровь. Э-хе-хе…

Встряхнуться в таких случаях киммерийцу зачастую помогала ругань — самая грязная, отборная, произнесенная в полный голос. Он набрал в легкие побольше воздуха и на выдохе прошелся по событиям прошедшей ночи, по городу, получившему свое, но заслуживающему вдогонку самых отборных ругательств, по колдунам любых мастей и окраса.

Полегчало.

Северянин поднялся на ноги, повернул голову — и натолкнулся на негодующий, возмущенный взор пробудившейся Минолии. Конан ответил ей взглядом, не скрывающим недоумения, а потом вдруг понял: девушку разбудила, а главное, разгневала его брань, и ничто иное. Не привыкла она к таким выражениям в своем Ордене, и наплевать, что рядом воронка вместо города, а мир чудом спасен им, варваром. Сейчас Конан — плохой, и злиться надо на него.

Северянин не мог устоять на ногах. Его трясло от смеха. Со смехом выходили ужас пережитой ночи, остатки боли в ранах, усталость. И он хохотал все громче, не в силах остановиться, не видя ничего вокруг. Даже не заметив, как вновь опустился на уже теплые камни, сотрясаемый волнами накатившего хохота. Слезы застилали глаза; держась за живот, киммериец повалился набок.

Поначалу Минолия смотрела на спасителя мира с недоумением, потом — со злостью, потом — с обидой… но и она не выдержала, заразившись от варвара смеховыми судорогами, догадавшись, чем вызван этот приступ. Смехом они отсекли от себя, оставили в далеком Прошлом минувшую ночь, возвратились к новой жизни.

И смехом разбудили Фагнира.

Разлепив глаза, плохо или, вернее, ничего не понимая — кто? чего? где? зачем? — приказчик открыл рот, из которого сам собой вылетел вопрос:

— Махар еще не вернулся?..

Конан уже катался по пыльным камням, сотрясаемый новым приступом смеха. Минолия уткнулась головой в колени, плечи ее судорожно вздрагивали.

— Ребята, вы кто? — звучал над ними раздраженный с похмелья голос.—А Вагаран где? Куда это вы меня затащили?

Потом гневно:

— Да хватит ржать! И без того голова трещит! Ой, как больно… Ну и набрался я вчера… Ничего не помню… Рожи какие-то с хоботами всю ночь мерещились… Хватит ржать, кому говорю!

И, наконец, умоляюще:

— Ребятки, а кружечки винца не найдется? Ну хоть глоточка, а?..

…Спустившись с холма, они перестанут видеть то, что некогда было Вагараном. И не сговариваясь, троица остановилась для короткого отдыха. Позади молчаливая, ничего не окружающая городская стена, позади могила, где похоронены маг Ай-Берек и Магистр Орландар — два несчастных, запутавшихся старика. А впереди… Кто знает, что ждет их впереди?

— Отсюда не больше пяти лиг до ближайшего жилья,— сообщил Фагнир.— Надеюсь, что уж с деревней-то ничего не случилось. Или, по крайней мере, вино не прокисло… Ну надо ж так — целый город развалить!..

— Держи,— Конан кинул под ноги бывшему приказчику бесполезный отныне и вовеки веков Шлем.— Он твой. Можешь его пропить.

Фагнир задумался, потом хитро ухмыльнулся щербатым ртом.

— Не-е. Оставлю на память о Вагаране, о службе у Махара… и о его погребе.— Он поднял бронзовое изделие древних мастеров.— Покажу кому — не поверят. А, и ну их… Спасибо, господин щедрый гладиатор.

— Конан, что ты собираешься делать дальше? — тихо спросила Минолия, не глядя на варвара.

Тот пожал плечами и ухмыльнулся.

— Ну… Наверное, вернусь в Шем, разыщу князя Баруха, у которого я наемничал, потребую заплатить мне,— ведь я, как-никак, выполнил его приказ. Можно сказать, в одиночку снес город с лица земли…

— Ты… ты возьмешь меня с собой?

— Конечно, девочка. Отдохнем в деревне и двинемся.

— У меня никого и ничего не осталось,— всхлипнула Минолия.— Брат погиб. Ордена нет. То, чем мы жили…— Она умолкла, готовая расплакаться.

— Все будет в порядке,— Конан поднялся с земли, протянул ей руку.— Идем. Поверь мне, Минолия, теперь все будет просто замечательно.