Проект Лапамир

Глава двадцатая – Сражение на Кошачьих островах

Разумеется, я не видел всего сражения, но по сведениям, собранным мной по горячим следам, все происходило так:

«Первый фрегат из княжеской эскадры налетел на два затопленных флейта, конкретно завяз в них и стал бесполезен. По приказу магистра, выполнявшего мой план, тяжелые батареи не спешили пустить его на дно. Вторым шел флагман. Старший капитан, впрочем, скорее всего адмирал, вовсе не был глупцом и принял как можно левее, чтобы обойти застрявший фрегат. И хотя он проходил всего в сотне метров от огромных пушек, те, замаскированные свежесрезанными кустами, молчали. Соответственно, княжеская эскадра и не подозревала об их существовании.

Флагман прошел проливом до того места, где острова закруглялись, образуя довольно обширную акваторию, годную для маневра крупными судами.

Но тут из-за двух мысов вышли под всеми парусами два утяжеленных фрегата, балласт которых для повышения остойчивости увеличили. Флагман совершил циркуляцию влево и дал залп правым бортом. Он вступил в бой ожидая помощи от еще, по крайней мере, трех союзных фрегатов.

Естественно, адмирал не знал, что три больших лодки-брандера, начиненных порохом и тряпьем, щедро политым маслом, уже догоняли последний корабль эскадры. Три брандера, под управлением смельчаков, подгоняемые ветром и течением, шли чуть быстрее, чем фрегаты, так как могли себе это позволить ввиду малых размеров и лучшей управляемости.

Тем временем фрегаты продолжали движение в проливе, соблюдая дистанцию в два-три кабельтова. Так получилось, что расстояние между кораблями оказалось примерно равным расстоянию между береговыми фортами. Первым поравнялся с фортом средний из фрегатов, заряженные пушки которого поджидали подходящую мишень. До вражеского корабля оставалось около сотни метров, что делало его легкой и почти идеальной целью: трудно промазать в мишень, длина которой равна половине дистанции стрельбы, а высота борта составляет пять метров.

Недавно обученные молодые канониры руководили наводкой пушек. Им хотелось славы и денег, и они выверяли все до сантиметра. Дистанция стрельбы была такой, что канонирам казалось, будто стволы пушек упирались в борт фрегата. Первая пушка дала пристрелочный выстрел. Тяжелое каменное ядро, способное улететь чуть ли не на километр, врезалось в самую середину левого борта. Удар пришелся рядом с пушечным портом. Шпангоут[1], к которому крепились доски борта, не выдержал удара и провалился внутрь вместе с куском борта и пушечным портом. Вокруг полетели брызги белых щепок.

– Выбить один малый клин! – проорал канонир команду для оставшихся пушек.

После короткой паузы, необходимой для исполнения приказа, прозвучала новая команда.

– Залпом враз пали!

К одиннадцати затравкам поднесли раскаленные металлические пруты, и батарея рявкнула низким голосом, и тяжелые ядра ушли в сторону высокого деревянного борта. Два из них разбились о борт, и каменные осколки брызнули во все стороны, в основном, не причинив особого вреда. Два из них, пущенные слишком низко, заскакали как огромные блинчики по водной глади и врезались в борт. Но сила их удара была уже частично погашена и толстые доски выдержали.

Оставшиеся семь ядер врезались в борт достаточно низко и только одно отскочило от спружинивших досок, а остальные проделали в нем огромные дыры. Два ядра проломили обшивку у самой воды, а одно, перед самым ударом, ушло в воду и пролом оказался ниже ватерлинии. Этой единственной дыры оказалось достаточно. Вода хлынула в трюм, судно начало садиться в воду, угрожая тем, что следующие по высоте пробоины окажутся под водой.

Разумеется, корабль не имел герметичных отсеков, и спастись можно было только подведя под дыру пластырь. Эта трудоемкая операция требовала времени, а с берега вдруг полетели арбалетные болты и мушкетные пули. В итоге собравшаяся бригада, с пластырем наготове, неожиданно понесла значительные потери, а уцелевшие моряки спрятались за фальшбортом.

Фрегат, тем временем, принимал воду и вскоре два других отверстия стали так низко, что вода пошла и через них. Стало ясно, что одним пластырем уже не обойтись. Судно оказалось обречено.

Где-то впереди грохнул тяжелый одиночный выстрел, а за ним через двадцать секунд последовал мощный залп из больших пушек. Этому фрегату «повезло». Несмотря на развороченный борт ни одной пробоины ниже ватерлинии он не получил. Немедленное затопление ему не грозило, но разрушения оказались огромны. К тому же корабль оказался вблизи пиратской базы, которую прикрывали шестьдесят малокалиберных пушек и десяток бомбард. Шестифунтовые орудия делали по три-четыре выстрела в минуту, засыпая фрегат ядрами, не дававшие работать матросам, а бомбарды открыли огонь по пробоинам. Некоторые бомбы взрывались в трюме, устраивая пожары и грозя взрывом пороха.

Вообще-то взрыв пороха при таких обстоятельствах оставался лишь вопросом времени. Кто-то умный догадался отдать приказ ставить паруса, и разбитый корабль стал набирать ход, выходя из-под обстрела. И вот когда уже казалось, что они отошли достаточно далеко и непосредственно взрыв бомбы в трюме не подожжет запасы пороха, из бокового пролива вывернул тяжеловооруженный корвет под флагом Кошачьего братства с торчащими из открытых портов стволами пушек. Корвет проделал ювелирный манёвр и втиснулся между фрегатом и берегом. Его пушки смотрели прямо в громадные пробоины фрегата всего с тридцати метров. Залп оказался сокрушительным. Фрегат переломился пополам и стал оседать в воду, при этом нижние края двух больших пробоин стали принимать воду. Это был конец.

Моряки бросились спускать шлюпки. Корвет не мешал им. Вместо этого он пронесся мимо, развернулся и пошел на помощь двум фрегатам, сражавшимся с княжеским флагманом.

В это время раздались выстрелы пушек на третьей батарее. Последний фрегат начал принимать воду, но моряки бросились ставить паруса и корабль, набирая ход и разворачиваясь влево, выбросился на отмель в тридцати метрах от батареи. Два пеших пиратских отряда бросились к кораблю бегом, стремясь поскорее взять спасшихся в плен и устранить угрозу батарее, исходившую от них.

В это время и появились три брандера. Смельчаки правильно сориентировались и направили лодки к единственному уцелевшему фрегату, команда которого как раз завела якорь[2]. Брандеры пронеслись мимо вражеской шлюпки, до фрегата оставалось меньше кабельтова. Длинный борт корабля маячил прямо перед ними. Тут смельчаки и запалили тряпье. Огоньки весело побежали по маслу и лодки полыхнули так, что смельчакам пришлось прыгать, иначе бы они сгорели.

Только теперь до противников дошло, что это не просто лодки, а брандеры. Две из трех лодок прибило к борту фрегата, раздались взрывы пороха... Бочонки с порохом были обложены бочонками с маслом и борт фрегата залило горящим маслом. Но силы взрыва не хватило проломить борт. Моряки кинулись тушить пожар. Тренированная команда черпала воду на негорящем борту и поднимала ведра за веревки, тут же выливая их на огонь.

Надо сказать, они быстро потушили пожар. Но береговые батареи тоже не спали и перезаряжали пушки. Фрегат стоял под неудобным углом и не попадал в сектора обстрела береговых батарей. Канониры рычагами разворачивали свои огромные пушки, наводя их на засевший в затопленных кораблях фрегат. Это было только вопросом времени, когда тяжелые береговые пушки отправят фрегат на дно. Наконец процесс перезарядки и разворота пушек завершился. К княжескому фрегату направился ялик с парламентером, который и разъяснил капитану ситуацию и предложил сдаться, обещая жизнь и обмен на пленных пиратов».

У пиратов был свой интерес: они получали при этом практически целый фрегат. Признаю, что я подал магистру эту идею пленения корабля. Это была составная часть моего плана.

«Дольше всего продержался флагманский фрегат, сражавшийся против двух пиратских фрегатов. Изрядно потрепанный и потерявший фок-мачту, а вместе с ней и ход, он стал жертвой внезапной атаки корвета, подошедшему на большой скорости к его не заряженному борту[3]. Княжеский фрегат к этому времени понес большие потери и не смог сопротивляться абордажу в момент его начала, а один из пиратских фрегатов подошел вплотную к правому борту и высадил вторую абордажную команду, пользуясь тем, что во время свалки на всех палубах команде не до заряжания пушек».

Таким образом Кошачье братство получило еще один почти целый фрегат и два подлежащие ремонту, второй тот, что выбросился на мель. Это стало очень ценным приобретением. Братству давно не хватало кораблей, а что за пират без посудины! Потери пиратов составили один к десяти. Впрочем, нападавших в плен попало более полутора тысяч. Их разоружили и с трудом впихнули в пиратский лагерь, огражденный деревянным частоколом.

Магистр принял меня с распростертыми объятиями и в торжественной речи, посвященной великой победе, похвалил и назначил своим заместителем. Между тем я додумывал новый план и когда он был почти готов, как всегда, поделился им со Старым. Его мнение всегда оказывалось ценным, тем более что квартирмейстер был опытнее меня как в морском деле, так и в жизни в этом мире, для которого все еще оставался чужим.

***

Два дня ром и слабое вино, заменявшее воду, лились рекой, но вот магистр позвал меня для обсуждения серьезного вопроса:

– Что будем с пленными делать, Кровавый Кашалот? – спросил он. – Сам понимаешь, что долго держать такое количество княжеских фанатиков в лагере я не могу. Они жрут наши продукты, требуют охраны в сотню человек, а с учетом смены караула – это целых три сотни. И потом это постоянная угроза всему братству.

– Слышал я краем уха, что именно этот князь особенно сильно преследовал членов Кошачьего братства, и в его темницах сидит более двух тысяч наших братьев. Сейчас я обдумываю вопрос об обмене пленными. На данный момент нас около трех тысяч и, думаю, прибытие еще двух тысяч старых и опытных членов братства пошло бы нам на пользу. В общем, я работаю над таким планом, если ваше могущество не против? – и я испытующе посмотрел в лицо магистра.

– Мое могущество только за! Чем больше кораблей и пиратов, тем мы сильнее. А в этом мире уважают только силу. Когда придумаешь план, поделись им со мной. Клянусь, что сделаю все, чтобы освободить наших братьев!

– Обязательно, ваше могущество, тем более что без вашей поддержки план так и останется планом.

***

Барселань не слишком большой, но важный и богатый город, а Барселаньское княжество славилось своими мореходами. Князь Барселаньский люто ненавидел пиратов и охотился на них последние двадцать лет. Многих пиратов он поймал, но не казнил, считая смерть освобождением.

– Нет, они должны жить, – оспорил он предложение некоторых своих советников о показательной казни, – но жить в преисподней. Раз в год я буду прогонять сотню из них по улицам города, чтобы все, кому нравятся идеи пиратов, видели, какой конец их ждет.

В результате в его подземельях набралось более двух тысяч пиратов. И вот однажды в Барселаньский порт вошел небольшой вельбот под косым парусом. На его борту находились всего три человека, один из которых выглядел как капитан крупного корабля, но вот только без шпаги и пистолей.

Портовый чиновник, дежуривший на причале, открыл от удивления рот и никак не мог его закрыть. Семиметровый вельбот прибыл из открытого моря с такой странной командой: один капитан, но без оружия; а двое других выглядели как вооруженные пираты.

– Как вас записать и по какому делу вы прибыли? – спросил чиновник.

– Я Рыжий, а он – Скала. Цель: переговоры с князем сего славного города, – ответил высокий, голубоглазый и рыжеволосый молодой человек.

– Меня зовут капитан Бефсан и я состою на службе князя Барселаньского, – представился безоружный франт.

– Очень необычный состав команды! – удивился портовый чиновник.

– Команда только мы двое, – с вызовом произнес Рыжий. – Бефсан наш пленник.

– Уже нет, вы на территории Барселани, и ее подданный автоматически освобождается от плена, – возразил чиновник.

– Мне что, показательно его прирезать? – спросил Рыжий, вынимая длинный кинжал.

Глаза чиновника округлились, и он собрался звать стражу.

– Кричать не нужно, мы просто хотим поговорить с князем. Если ты это организуешь, то, уверен, все останутся живы, а князь будет доволен, – предвидя дальнейший ход чинуши, приказал Рыжий. Скала просто стоял рядом, улыбался до ушей и не встревал в разговор. Он одним своим видом внушал страх и уважение представителю порта.

Чиновник трясущимися руками вынул гусиное перо и перочинный ножик, затем бумагу и чернила и начал писать послание управителю замка, и попутно проговаривая его вслух: «Милорд! В порту, на причале номер одиннадцать, нахожусь в заложниках у двух головорезов вместе с капитаном Бефсаном. В настоящий момент они настроены благодушно, но требуют встречи и переговоров с нашим светлейшим князем. Клянутся вести себя прилично.

Портовый чиновник четырнадцатого класса Отто Остерман». – Закончив с письмом, он поднял глаза на Скалу.

– Да-да, клянемся, – подтвердил Скала.

– Мальчик, – крикнул чиновник и мальчик словно материализовался рядом с ним. – Вот тебе серебряная монета, отнеси это управляющему в замок.

– Да, и приведи его с собой, – добавил Рыжий. – За это получишь вот это, – и он показал пацану золотой.

Наступило томительное ожидание. Время для всех ползло как улитка: чиновник и капитан опасались за свои жизни, а Рыжий опасался прибытия отряда арбалетчиков, вместо управляющего. Скала думал мало и его ничего не тревожило, так как он всегда полагался на старших, каковым и являлся Рыжий.

Наконец Рыжий завидел мальчишку, за которым шел представительный господин, коего, при других обстоятельствах, можно было бы принять даже за самого князя. Однако за господином шел десяток стражников в полных тяжелых доспехах при длинных мечах.

«Страховка, – понял Рыжий, – что ж, этого следовало ожидать», – а вслух тихо произнес: – Скала, он идет с солдатами, так что присмотри за капитаном, но не спеши убивать его.

Когда управляющий приблизился, то увидел двух пиратов с кинжалами наготове, контролирующих двух заложников. Впрочем, кинжалы не были приставлены к горлу, и ситуация выглядела спокойной.

Управляющий остановился в десяти шагах. Солдаты развернулись полукругом позади него.

– Советую вести себя как обещали, – подал голос управляющий. – Мне сказали, что вы хотите говорить с князем. О чем такие, как вы, можете с ним говорить?

– Объясни ему, – Рыжий посмотрел на капитана Бефсана. – Все равно он мне не поверит.

– Я капитан Бефсан, да вы должны помнить меня, милорд.

– Да, вы один из капитанов военной экспедиции против пиратов. И вы появились очень кстати: князь интересуется ее судьбой.

– Увы, милорд, судьба экспедиции печальна. Нас заманили в ловушку. Все корабли погибли или захвачены, капитаны в плену и более полутора тысяч членов экипажей. Но их руководство, – капитан кивнул в сторону Рыжего, – желает обменять нас на своих, которые сидят в подземельях нашего князя. Только благодаря этому мы еще живы. Люди живут под открытым небом, да еще ходят на работы. Пираты заставили нас чинить наши же фрегаты, изрядно разбитые в бою.

– Я вас понял капитан, – ответил управляющий. – Если бы решение завесило лично от меня, я бы согласился на обмен. Однако у нас пленных больше, и я бы хотел компенсацию за это, например, возврат одного из фрегатов.

– Я уполномочен договариваться с вами в широких пределах. Наш магистр выполнит то, о чем мы тут договоримся, хоть я всего лишь боцман, – сказал Рыжий.

– Отвечу вам тем же. Князь в курсе вашего прибытия и поручил мне договориться с вами по всем пунктам, чего бы они ни касались. Но боюсь, он не имел в виду пленных. Так что мне нужно вернуться и доложить, а после того, что скажет светлейший, мы будем обсуждать условия, – уверенным тоном ответил управляющий.

– Но, если ваш светлейший согласится, я хочу озвучить пунктик, – добавил Рыжий.

– Похоже, наглости тебе не занимать! Ну валяй, будет что сказать моему господину, – и на лице управляющего мелькнуло неудовольствие.

– Я согласен на фрегат, ваши люди отплывут на нем, но есть одно условие: наших людей вы отпустите сейчас и разрешите мне спуститься в ваши подземелья. Я хочу быть уверен, что там никто из наших братьев не остался. Вы дадите нам два корабля, на которых мы заберем людей, а ваши приплывут на них и на одном из фрегатов обратно, – озвучил требования боцман.

– Как я могу верить пирату? – возмутился управляющий.

– Только под честное слово. А обманывать вас мне не выгодно, вдруг еще когда придется пустить в ход честное слово пирата. Судьба пирата изменчива. Я даю честное слово от имени нашего магистра и лично от себя, что выполню свою часть сделки. И потом мое слово я считаю более надежным. Мы обращаемся с вашими людьми хорошо, а вы с нашими нет. Я говорю правду, – и Рыжий посмотрел на капитана Бефсана.

– Да, милорд, хотя лагерь не оборудован, но никто нас там не притесняет и кормят довольно сносно.

– Это потому, что еды не хватает. У нас все же остров, а не материк, –ухмыльнувшись, произнес Рыжий.

– Ладно. Лично мне жаль наших пленных. Как вы поступите с ними, если князь откажет? – уточнил управляющий.

– Боюсь, милорд, их продадут в рабство туда, где больше заплатят.

– То есть искатлонцам. Да, незавидная судьба, врагу не пожелаешь. Хорошо, я все понял и приложу все свое влияние, чтобы сделка совершилась. Но помни, как там тебя...

– Рыжий, милорд, – услужливо вякнул портовый чиновник.

– Рыжий, обманешь, ты лично ответишь, да так, что пожалеешь о том, что вообще родился. А ваше братство мы разгромим, поставим целью жизни. Соберем союзный флот и разгромим. Понял! – и глаза управляющего сверкнули бешеным огнем.

«Вот кто вдохновитель той военной экспедиции к нашим островам, – догадался боцман. – А князю наверняка все пофиг!»

[1] Шпангоут – здесь фигурная криволинейная балка, повторяющая вертикальную форму корпуса, к которой прибиты доски борта.

[2] Завела якорь – при посадке на мель якорь грузили на шлюпку, завозили в нужном направлении и сбрасывали в воду. А потом дюжина моряков старались его вытянуть, вращая вымбовками шпиль. Канат натягивался, лапы якоря впивались в грунт и корабль немного подтягивался в нужном направлении. Повторив операцию десять-пятнадцать раз, можно было сползти с мели.

[3] Команда на военных парусниках набиралась из расчета, что бой ведется только одним бортом и канониры заряжают пушки одного борта. Это было разумно, ведь экипажи и так были огромны из-за большой потребности в матросах для работы с парусами. Таким образом при интенсивной канонаде, второй борт заряжать было некому.