Заседание Сената началось обыденно и спокойно. Слово взял Гай Антоний. Надо признать – говорить он умел. Очень аккуратно и в то же время убедительно сенатор увещевал слушателей в том, что сейчас нужно объединиться вокруг нового правителя, всячески помогать ему. Алексий Деций хорошо умеет и воевать, и торговать. Он создал настоящий римский легион и привёл его в самый подходящий момент, тем самым спасая Рим.
Слушали его довольно вяло, но при этом весьма благодушно, и я почувствовал уверенность в том, что займу императорский престол без особых волнений. Потом встал какой-то незнакомый мне сенатор и попросил рассказать, какие шаги я предприму для возрождения римской Империи и укрепления её авторитета.
– Прежде всего, я продолжу укреплять армию, формировать новые легионы, вооружать их. Мы потеряли много наших провинций, и теперь пора их возвращать. Я хочу возродить былое величие Империи, объединиться с её восточной частью, распространить влияние на земли, ныне захваченные варварами. Хочу вернуть авторитет императора, дисциплину в управлении, жёстко искоренить кумовство и коррупцию при этом заботясь о благополучии всех римских граждан. У меня есть программа по возрождению экономики. Я в своё время принял в управление Сардинию в весьма запущенном состоянии, и сделал из неё мощную, процветающую провинцию. Теперь я хочу сделать такой же мощной и процветающей всю римскую Империю! Постараюсь по возможности снизить налоги, но при этом буду строго следить за их уплатой.
– Ну вот, видите, нам предлагают очень хорошую программу, очень благородные цели! – довольно улыбнулся Гай Антоний. – Если никто больше не хочет высказаться, предлагаю приступить к голосованию.
– Позвольте мне сказать, – поднялся с места Флавий Рицимер – я узнал его по описанию, а глядя на озабоченное лицо Гая Антония, понял, что пришло время неприятностей.
– Вы так легко и спокойно приняли кандидатуру Алексия Деция, что мне остаётся только удивляться! Да, этот человек вовремя подоспел к воротам Рима со своим легионом, неожиданно ударил в тыл войску вандалов, разгромил их. Честь и хвала ему за это! Плебс рукоплещет, легионеры потрясают щитами, понтифик возносит молитвы о новом императоре-освободителе. Сенат благодушно слушает его речи и готовится возвести на трон. Наконец-то! Наконец-то в Риме будет править сильный и смелый император, всеобщий кумир и любимец!
– И что вам не нравится, сенатор Рицимер? – Гай Антоний Север выглядел озабоченным, но не растерянным. Наверное, ждал от Рицимера подобной гадости.
– Мне не нравится многое! И я удивлён, что вы не видите этого! Кто такой Алексий Деций? Откуда он взялся? Каковы его прежние заслуги? Не знаете? Очень жаль!
– Деций занимал пост ректора Сардинии, и при нём провинция добилась хороших успехов! – это сказал сенатор Кезон Клавдий.
– И какие же это успехи? – язвительно спросил Рицимер.
– Снижение налогов для народа, высокий урожай, развитие флота и торговли… – стал перечислять Кезон Клавдий.
– Верно, верно, не спорю. Вы забыли ещё упомянуть производство бумаги!
– Ну да, и бумаги тоже, – пожал плечами оппонент.
– А зачем это всё делал наш Алексий? Не для собственного ли обогащения?
– И что в этом плохого? Многие сенаторы имеют дополнительный доход.
– Сенаторы – но не император! Дополнительный доход – но не основной! – воскликнул Рицимер. – И кроме того, заметьте, какие цели ставит Деций: авторитет императора, дисциплина в управлении, жёсткое искоренение. Не кажется ли вам, что это цели диктатора, для которого важнее всего личная власть и благополучие! Он готовится породниться с бывшей императрицей Лицинией, но достигнув цели, не будет поддерживать римскую элиту, а по-прежнему станет заигрывать с плебсом, потакая его желаниям!
Сенаторы зашумели. Раздались одиночные голоса: «Верно говорит!», «Да-да, не будем спешить, не так всё просто!»
– И кого вы можете предложить взамен? – спросил упитанный крепыш с брезгливой гримасой на лице. – Император нужен в любом случае!
– Отнюдь не в любом, – живо возразил Рицимер, – есть вариант гораздо лучше! Я имею в виду триумвират – объединение трёх достойных мужей, которые будут править мудро и уверенно, и в то же время у них не будет возможности захватить власть в одиночку и установить диктатуру! Вспомните Юлия Цезаря – в тяжёлое время для Рима он смог создать триумвират, благодаря которому были приняты важные законы.
– Однако насколько я помню, триумвират не продержался долго, – возразил крепыш.
– Совершенно верно! Но только потому, что его участники подспудно стремились всё-таки получить единоличную власть. А в нашем случае такого не будет! Итак, смотрите: Флавий Майориан – известный вам всем полководец, храбрый, честный, который давно мог быть императором, но отказывался от этой чести, его стихия – война. Далее – Сервий Сульпий, юрист, знаток законов и римского права. Он никогда не станет императором, потому что это лишит его возможности разбирать судебную казуистику и выигрывать сложные процессы, что для него является смыслом жизни.
– А третья кандидатура, это, конечно, вы, – крепыш не скрывал своего сарказма.
– Совершенно верно, – просто ответил Рицимер, – я могу принести много пользы, вступив в триумвират, но, как вам известно, моя принадлежность к германским вождям закрывает мне путь на трон. Так мы сможем предотвратить возможную диктатуру, и в то же время получить сильную власть из людей, которых вы хорошо знаете, а не в виде тёмной лошадки и будущего диктатора из купеческого сословия – Алексия Деция!
Зал Сената одобрительно зашумел – Рицимер, безусловно, сделал очень сильный ход. Да что там, сильный! Это была его победа и мой полный разгром! Теперь надо думать о том, чтобы сохранить лицо и отступить с наименьшими потерями. Ну что же, кусок оказался не по зубам, придётся довольствоваться Сардинией. Жаль только одного – теперь уже ничто не спасёт Рим: эта троица быстро начнёт перегрызать друг другу глотки, и все байки велеречивого Рицимера канут в Лету; начнётся борьба за власть и гражданская война…
С верхних рядов поднялась знакомая фигура – Майориан, на которого я возлагал столько надежд. Ну что ж, давай полководец, добивай выскочку Алексия, жаль, что я в тебе ошибся…
– Разрешите мне сказать? – обратился он к сенаторам. Те одобрительно загудели.
Я посмотрел на своего союзника, Гая Севера. На его лице очень ясно отражалась внутренняя борьба, плавно переходящая в сожаление: «Ну что поделать, я старался как мог, теперь прости, друг, но мне пора засвидетельствовать лояльность к победителям!» Какая-то совесть всё же у закоренелого аппаратчика сохранилась – сожаление мне казалось искренним. А может, он просто понимал, что за место под солнцем при новой власти придётся побороться.
– Вы хорошо меня знаете? – тем временем вопросил Майориан.
– Знаем! – закричали сенаторы.
– Вы мне доверяете?
– У-у-у! Конечно, доверяем!
– Так вот, друзья мои, я человек военный и скажу просто, без околичностей. Задуманный этими людьми триумвират – дерьмо! Предложивший его человек, которого я считал своим другом, Рицимер и его клика – дерьмо! Те из вас, кто готов был его поддержать – тоже дерьмо!
В зале воцарилась мёртвая тишина: сенаторы, ещё секунду назад готовые рукоплескать новой власти получили такую мощную оплеуху, что просто не могли сходу переварить случившееся.
– Почему я так думаю? Очень просто, – вновь заговорил Майориан, – когда Деций излагал свои планы, он говорил о Риме. Сильном, мощном, возрождённом Риме. И его амбиции – не личная жажда власти, а огромное желание возродить Империю. А когда говорил Рицимер, я слышал только хитрую ложь о нежелании единоличной власти и сведение мелочных счётов. Да, этот человек не сможет взойти на трон, но он думал, что пока я буду заниматься войсками, а Сульпий – юридическими хитросплетениями, он будет самолично выдавать нам все решения в готовом виде. Я в этом дерьме не участвую! Салют, император Алексий Деций Либератор!
Что началось в зале! Сенаторы вскакивали с мест, кричали кто в поддержку, кто в препятствование, но чувствовался явный перелом в настроении. Из всех участников несостоявшегося триумвирата наибольшую симпатию вызывал Майориан, и именно он отказался в нём участвовать!
Оправдал мои ожидания и Гай Антоний. Широко улыбаясь в мою сторону, он призвал сенаторов к тишине, и предложил голосовать за меня – «честного римского патриота, освободителя Рима, объединителя имперских земель». Положа руку на сердце, я только сейчас окончательно понял, что победа осталась за мной – чутью старой лисы можно было доверять на сто процентов!
Так я официально стал императором Западной Римской Империи – Алексием Децием Либератором.
К счастью, римские традиции не предполагали никаких особых церемоний для вступления в должность нового императора, так же, как и празднеств или народных гуляний. Получил высокую должность – работай, занимайся делом, а мы поглядим, что ты за правитель, и стоит ли радоваться твоему правлению…
Я принялся разгребать завалы, оставленные мне предшественниками. Хорошего было мало. Какие-то законы, даже проекты законов, не прошедшие голосование, но почему-то затесавшиеся среди принятых. Проекты – и реальные, и недоработанные, и явно дурацкие, созданные лишь для того, чтобы показать бурную деятельность. Списки чиновников, из которых зачастую половина оказывалась «подпоручиками Киже» – никогда не существовавшими, разбежавшимися, и просто умершими.
Больше всего мне хотелось разогнать всю эту чиновничью свору и, если не отрубить им головы, то хотя бы отдать в рабы. Но этого сделать было нельзя по одной простой причине. Старый, изношенный, хлипкий механизм государственной римской машины кое-как, со скрипом продолжал работать, и оставшиеся чиновники тоже кое-как эту работу обеспечивали. Если их разогнать, работать будет некому, и вся эта хилая машина просто развалится.
Прежде чем разгонять и разрушать, необходимо подготовить замену – наверняка среди молодёжи найдутся честные, порядочные люди, готовые поднимать Рим. Но беда в том, что, скорее всего, у них нет никакого опыта, вообще понятия о государственной службе. Значит, одновременно поменять всех не получится – работа встанет: на одном энтузиазме далеко не уедешь.
Внедрять свои кадры постепенно – тоже не выход. Нового человека в системе эта самая система перемелет – либо уничтожит, либо заставит играть по своим правилам. Следовательно, нужен комплексный подход. После многочисленных раздумий я пришёл к такой модели. Вначале выявить более-менее здоровые кадры среди работающих – заместителей, помощников, просто толковых людей. Обучить основам управления адекватную молодёжь и разбросать её по различным службам и подразделениям, под руководство этих заместителей. Постепенно заменять не желающих работать на общее дело зажравшихся чинуш, но очень аккуратно, без фанатизма.
А самое главное, заняться юношами 12–17 лет, отправить их на учёбу (надо ещё решить, куда именно), обучать существующим премудростям по распределению: иных натаскивать в государственной службе, других – обучать наукам. Поднять на ноги весь Рим и провинции, отыскать не только перспективных ребят, но и учителей для них. Да, сейчас это может показаться блажью, но если не работать на перспективу, очень скоро можно слететь с императорского трона, и не факт, что при этом вернуться на ректорство в Сардинию!
Буквально на следующий день я начал знакомиться со своими министрами. Разумеется, так они не назывались, но для меня это было привычнее, я так и называл их в своих планах. Держал с ними нейтрально-дружелюбный тон, расспрашивал о работе, о планах на будущее, о пожеланиях – какая нужна помощь от центральной власти. Интересовался помощниками, вообще работниками, которые их окружают.
Напускал на себя простецкий вид, чтобы собеседник расслабился и говорил откровенно, но всегда в конце беседы очень жёстко давал понять, что держать меня за дурака не следует. Давала себя знать закалка менеджера XXI века и опыт работы среди зубастых коллег и хитроумных начальников, изображавших из себя своих в доску, но при этом, в нужный момент берущих за горло железной рукой.
Как я успел убедиться за годы жизни в Римской Империи, люди, во всяком случае, управленцы разного калибра во многом походили на своих далёких потомков, но и значительно отличались от них. Я многие вещи, привычные для них и впитанные, так сказать, с молоком матери, постигал годами, методом проб и ошибок, и зачастую проигрывал им в этом. Но зато эти довольно простые ребята понятия не имели об основах маркетинга – того, чему я был обучен, используя опыт развития рынка за полторы тысячи лет.
Это сочетание дало прекрасные результаты в случае с Мариной, когда мы направили оба вектора этих усилий в одном направлении, но если местные управленцы хотели добиться своего, обойдя меня, результат был прямо противоположным: наши усилия своим противоборством уничтожали возможный потенциал и таких работников я наметил на выход в первую очередь.
Очень трудно было научить чиновников такому понятию, как «работа в команде». Каждый думал только о себе, рассчитывал только на себя, и своих подчинённых просто использовал, как необходимые элементы управления. Они совершенно не понимали моих вопросов о своих помощниках и подчинённых – что о них говорить? Работают, и всё. Их нужно держать в строгости, и не давать поблажек. Им даже в голову не приходило, что мелкий сотрудник может подать интересную мысль, подсказать свежую идею.
Ну что ж, этому мы будем учить молодёжь, а пока нужно заставить работать имеющуюся структуру. В этом мне оказали неоценимую помощь Лициния, и, как ни странно, Папа Лев. Экс-императрица знала очень многих, понимала, кто чем дышит, и чего можно от него ожидать. При этом я видел, что её уровень позволяет увидеть и понять только вершину айсберга, крупных управленцев, приближенных к власти. Её советы и подсказки были чрезвычайно чёткими и полезными, но касались только верхушки чиновничьего аппарата.
Понять более мелких исполнителей мне помогал понтифик. В эту пору господствующей была христианская религия, и священники, не говоря о самом Папе, имели огромный авторитет. Я собирал обычных мелких чиновников на неформальные встречи с угощением, беседовал с ними, старался создать атмосферу доверия и понимания. Вначале меня дичились, не принимали, отделывались общими фразами. Но на второй-третьей встрече лёд начинал таять, мне задавали вопросы, и я также расспрашивал их о работе, жизни, планах.
Лев, присутствуя на этих собраниях, оказывал неоценимую поддержку – он пользовался народной любовью, и при этом в общении был прост и добродушен. Однако вскоре он препоручил эту миссию одному из своих священников – отцу Домини́ку, высокому, худому монаху с неизменными чётками в руках, справлявшемуся со своим делом не хуже Папы. В конце концов, видя столь значительных лиц, императора и духовного отца рядом с собой, проявлявших к ним искренний интерес, не чванившихся своим положением, люди начинали расслабляться и высказывать сокровенное.
Помимо ценных сведений, полученных мной в этих беседах, отец Доминик потом подсказывал, где проскакивала фальшь и неискренность, от кого не следует ожидать верной службы. Долгие годы служения и природная проницательность позволяли ему видеть человека гораздо глубже, чем я. Обычно, посещая наши собрания, он молча сидел в уголке, перебирая чётки и внешне отсутствуя.
Но иногда, во время особенно пламенной речи какого-нибудь чиновника, повествующего о своих заслугах, улыбался и покачивал головой, или бросал внимательный взгляд на говорившего. И часто такого знака было достаточно, чтобы тот сбивался, начинал мямлить, и даже признаваться в своих не совсем праведных деяниях. Обычно я старался поддержать такого «кающегося грешника», ставил его в пример другим, выражал надежду на хорошие дела в будущем.
При этом священник никогда не злоупотреблял своим положением и не ставил своё отношение к людям в зависимость от их церковности. Для него, как и для понтифика, всегда главным было подтолкнуть человека к добру в форме честного служения общему делу. Конечно, в иное время он занимался своими прямыми обязанностями – церковными службами, проповедями и укреплением христианской веры, но это была та часть его служения, которая меня не касалась.
Вскоре я наметил первые перестановки, но пока никаких шагов не предпринимал – заменять двух-трёх чиновников было бесполезно, первый шаг должен получится более решительным. И меня беспокоил очень важный вопрос – финансы. Управлял этой отраслью Гней Ульпий – человек очень умный, хитрый и скользкий. Ухватить его за руку, вывести на чистую воду я не мог: внешне Ульпий действовал безупречно, не давая ни малейшего повода к недоверию. Но я ясно видел, что большие деньги идут мимо казны.
На наших собраниях все финансовые чиновники держались обособленно, сплочённо, высокомерно. Весь их вид словно говорил: «Не трудитесь напрасно, дорогой император, под нас не подкопаешься! Правители приходят и уходят, а мы остаёмся. Довольствуйся тем, что получаешь, и не пытайся нас расколоть и пошатнуть». Разумеется, терпеть эту вольницу было нельзя, но и придавить её пока не представлялось возможным. Я сделал вид, что принял правила их игры, и стал ждать удобного момента.
Вопрос финансов стоял очень остро. Империя нуждалась в деньгах, а под носом у императора сидела кучка пауков, прочно присосавшихся к кормушке, и тормозила весь процесс возрождения империи. Этот вопрос надо было решать, но для этого требовалось проникнуть в самую суть, понять весь механизм, найти зацепку, чтобы вскрыть этот гнойник.
При этом я не мог брать на себя эту задачу – слишком много для этого требовалось сил, слишком много времени. А проблем хватало и без этого. Помимо обычных текущих дел, я хотел заниматься инвестициями в будущее – готовить кадры для управления, учить молодёжь, создавать и развивать науку, то есть, использовать весь свой потенциал управленца, свои знания и умения, накопленные в прежней жизни.
А тут ещё Карфаген. Наша родная, Римская провинция, захваченная в своё время вандалами. Тогда они были сильны, а Рим ослаблен. Сейчас всё было наоборот. У вандалов ситуация образовалась тяжёлая – безвластие, отсутствие сильного короля. Так что сейчас самое время воспользоваться ситуацией и нанести удар.
Идеальное время для нападения и завоевания потерянной территории. Ах, как мне сейчас не хватало моего старого друга-легата! Самому возглавить войско – идея неплохая, но что будет с Римом в моё отсутствие?
Что ж, у меня есть Майориан – он поддержал меня в трудную минуту в Сенате, пусть теперь покажет, на что он способен, как полководец! Конечно, я рисковал многим, но если Майориан управится с вандалами без моей помощи, можно будет спокойно решать внутренние вопросы.
– Дорогая моя, у меня к тебе очень серьёзный разговор, – начал я.
– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила Марина.
– Каждый день что-то случается или может случиться. Деньги разворовываются, чиновники заняты своими проблемами, на будущее Рима всем наплевать, и вообще, многие просто тупо ждут, когда выскочка Алексий выдохнется, и его можно будет брать голыми руками. Я уже устал бросаться из стороны в сторону, чтобы гасить мелкие пожары, не говоря о новых глобальных проектах, которые я пытаюсь запустить, я тебе рассказывал о них: это обучение молодёжи, паровой двигатель и другие вопросы. Сейчас я занимаюсь вопросами восстановления чиновного аппарата, и это отнимает очень много сил и времени. В Карфагене создалась такая ситуация, что именно сейчас его можно освободить от вандалов и вернуть в нашу юрисдикцию.
– Я надеюсь, ты не собираешься сам возглавить этот поход, а на меня снова взвалить управление провинцией, то есть, что я говорю – целой Империей?
– Нет, конечно! Без меня здесь всё может развалиться. Я отправлю туда Майориана, думаю, ему можно доверять. А здесь есть одно очень важное дело, которое я не могу доверить никому, кроме тебя!
– Что ты имеешь в виду?
– Наше «министерство финансов» – сборище ядовитых и кровососущих пресмыкающихся, занимающихся разграблением казны и наполнением собственных карманов!
– Спасибо, конечно, мой дорогой, за доверие, я просто лопаюсь от гордости за себя, но не кажется ли тебе, что ты этим доверием немного злоупотребляешь?
– Может, и так. Но мне просто больше некому доверять. А если и есть, то эти люди просто не компетентны. Ты хорошо знаешь торговое дело, разбираешься в финансах, у тебя достаточно жёсткости, чтобы взять за шкирку нагадившего чиновника и ткнуть его мордой в дерьмо. Марк просто зациклен на военном деле, я, конечно, буду учить его премудрости управления торговлей и финансами, но это не его стезя. Валерий ещё слишком мал для какой-либо учёбы, а ты…
– … а я железная женщина, не знающая сомнений и колебаний, могучей рукой наводящая порядок среди негодяев-чиновников. Точнее, не совсем женщина, а нечто бесполое, суровое, непоколебимое, не ведающее слабости и сомнений.
– Что ты такое говоришь? – я испугался не на шутку. – Если ты помогаешь мне во всём, и я могу на тебя положиться, это совсем не значит, что я воспринимаю тебя так мрачно!
– Ну, а как же, меня нельзя мрачно воспринимать, иначе, кто будет разгребать твои завалы и решать проблемы? Ты когда последний раз интересовался моим самочувствием или настроением? Ах, нет, мне же не положено по статусу быть в плохом настроении, пить неразбавленное вино кубками, орать песни по ночам, как твоя скандинавская подружка, которую ты приволок с Каталаунских полей, лечил, выхаживал, позволял ей буянить, сколько захочется.
– Я спасся и победил жрецов только благодаря Брунхильде. А до этого она храбро сражалась, и я не мог оставить её умереть на поле боя.
– Ну да, ну да… Как же это я посмела! Пряталась в это время в Риме, где незнакомые монахи улыбались мне, интересовались самочувствием, утешали. За это время наслушалась столько ласковых слов, сколько не слышала от тебя за все пятнадцать лет! Куда мне до скандинавской валькирии!
– Марина, ты всё не так поняла…
– Да ладно, где мне, тупой, понять! Впрочем, хватит ныть. Не переживай, я сделаю всё, как надо – раздавлю гадючье гнездо недрогнувшей рукой и не подведу своего мужа – освободителя Рима! Салют, император Деций!
Марина вышла из комнаты, основательно хлопнув дверью, а я остался сидеть в полном ошеломлении – никогда ещё не видел свою жену такой…