Привнесённая память

1 Находка

Рыжов Олег Иванович, тридцати пяти лет от роду, преподаватель экономики в техническом вузе, терпеть не мог понедельники. Первый день недели казался ему тяжкой каторгой, двухпудовой гирей в портфеле. Вторник выглядел уже не так паршиво – семидневка брала разгон и неслась вперед курьерским поездом. После до боли коротких выходных – вот зверство! – приходилось тащить себя, такого неподъемного, на работу, толкаться в транспорте или, того хуже, топать в гараж седлать железного коня, норовившего в свою очередь отмазаться от трудовой вахты всеми возможными способами.

Но прежде надлежало выгулять собачку, карликового пуделя Тимку. В семье разделение труда: жена готовит завтрак, муж выводит пса. Опять же, переться с питомцем во двор равносильно самоубийству. Особенно, если погодка, как сегодня, моросит мелкий противный дождик. Не холодно, плюс восемнадцать, но отвратительно, мерзко, гадко, сыро, сопливо. Апатично, флегматично, пессимистично. Словом, препогано.

Под мелодичное напевание жены и радостное повизгивание Тимки Олег Иванович нацепил кроссовки, напялил легкую куртку поверх домашнего спортивного костюма и, пробормотав: "Гулять, изверг!", щелкнул замком.

Вялое намерение покурить во благе, пока тузик оправляется, пропало втуне. Едва нестриженая собачкина лапа ступила на землю, пудель стремглав припустил вглубь двора прямиком к мусорному контейнеру, отгороженному бетонной стенкой от напряженно гудевшей трансформаторной будки.

"Чертов пес! Только бы ухватить на помойке какую-нибудь гадость! Будто дома не кормят!" – с досадой подумал Олег Иванович и поспешил за улепетывавшим животным, машинально крикнул:

-Тимоха, фу!

Однако тот и не думал ничего хватать, остановился возле крайнего бака и завертелся на месте юлой, жалобно заскулил.

-Какого рожна тебе надо? – недовольно проворчал Олег Иванович, подходя.

Кроме повизгиваний пса ухо уловило посторонний звук, нечто среднее между хрипом и плачем. Пудель встал на задние лапы, а передними принялся скрести по металлическому боку емкости. Он всегда ломится таким образом в кабинет хозяина.

"Приглашает взглянуть! Дьявол! А если там труп? Вот едрическая сила! Влип! Да что за писк такой? Неужели…"

Оправдывались наихудшие предположения: на груде вонючих отбросов лежал белый слабо шевелившийся мешок. Превозмогая отвращение, Рыжов перегнулся внутрь бака, осторожно отвернул край ткани. Так и есть: внутри находился, подергивая конечностями, человеческий детеныш. Девочка. Беленькая, чистенькая, правда, обкаканная. Не имеющий отпрысков Рыжов почему-то решил, что ей недели три от роду. Явно искупанный и ухоженный ребенок, хорошо накормленный. Иначе как бедная малютка смогла бы пережить ночь в мусорном ящике?

"Безжалостный ирод, человек имя тебе!" – внутренне ужаснулся Олег Иванович. – "У какой суки рука поднялась!"

Исполненный пессимизма, преподаватель вынул сверток и понес домой, продолжая грустно размышлять: "Не место ли всей нашей чертовой цивилизации на помойке после такого изуверства! Ну и вонь! Если кроха выживет, ее потом никакая холера не возьмет! Или грудничку все едино, где бы не валяться? А потрясение, а обида на жестокую мамашу? А инфекция, в конце концов? Поди, надышалась мусорного "парфюма"? Скажется все это, как пить дать!"

Увидав мужа с ношей, Людмила пришла в ужас:

-Что это?

-Не что, а кто! Ребенок, не видишь? – рявкнул Олег Иванович. – Тимка в мусорке нашел, не оставлять же! Иди, вымой ее и заверни в чистое, да мешок не выбрасывай, замочи. Пригодится, как ниточка к мамаше. Вдруг там инициалы имеются или другая метка. А я вызову скорую, милицию, соцзащиту, кому там еще интересна подобная находка? В универ надо звякнуть, предупредить…

Приняв найденыша, Людмила внутренне напряглась, словно в руках у нее оказалась бомба с тикающим часовым механизмом.

-Вот припер, осел! – по инерции возмутилась она.

-Шла бы сама! Бросила бы ее там, а после спала спокойно! – огрызнулся муж.

-Блин, вся обсиренилась! Есть хочет, а чем такую крошечку кормить! – Причитала жена, таща живой трофей в ванную.

Далее все происходило как во сне. Понаехали сыщики и врачи, заполнили квартиру сухим деловым гомоном. Опись, протокол, сдал, принял. Неизвестно откуда возникли местные телевизионщики: ушлый репортер в паре с оператором, оснащенным мощной кинокамерой. Врач, осмотрев младенца, изрек:

-Предположительный возраст – не более месяца от роду. Никаких видимых повреждений, в больнице подробнее обследуют. Ну и, конечно, наследственность: хорошая мать хорошего ребенка на помойку не выбросит!

Почуяв тепло, комфорт и внимание к своей персоне, девочка дружелюбно таращила глазки той удивительной первозданной голубизны, которая встречается только у новорожденных, и Рыжову почему-то стало обидно за кроху.

-Посмотрите, в чем она находилась! Далеко не рваньё! – Олег Иванович принес влажный кусок белой ткани.

-Дайте! – встрял старший лейтенант, – Так, наволочка, хлопчатобумажная, белого цвета, с одной стороны нашито кружево в виде диагональных полосок в количестве двух штук. Никаких меток, ничего особенного, за исключением того, что изделие самошивное… Можно попробовать поспрашивать у соседей, вдруг кто видел похожее постельное белье?

-Только верните потом, обычно в приютах и детских домах сохраняют вещи, найденные с ребенком, вдруг по ним обнаружится мать, отец или бабушка? – вступила представительница отдела опеки и попечительства управления соцзащиты, молодая холеная дама с протокольно-сочувственной гримасой на красивом лице.

-Возвернём, не беспокойтесь, - пообещал милиционер.

По ходу дела выяснилось: никто ничего не видел и не слышал ни в то утро, ни накануне вечером, за исключением пенсионера Ефимыча с первого этажа. Дедок в тот вечер мучился бессонницей, и будто бы узрел, как с улицы во двор заехало некое авто, из которого опять же будто бы выходил человек, одетый в темное и потому различимый едва ли не чутьем. Ввиду старческой глаукомы черты лица, рост, и даже пол незнакомца остались за кадром. Куда ходил и что делал пришелец – тоже. Наволочку соответственно никто из местных не опознал.

-Тухлое дело. Ищи ветра в поле, – махнул рукой лейтенант.

-Сиротка, - по-бабьи протяжно вздохнула Людмила.

-Её быстро возьмут в семью, несмотря на весьма возможную дурную наследственность, - авторитетно изрекла дама из опеки.

-Конечно, вон какая хорошенькая, - согласилась Рыжова.

-Не только поэтому. Трогательная малютка. Протянет ручонки к какой-нибудь бездетной бабе, и дело в шляпе! Тут же растает! – цинично заметила чиновница из сострадательного отдела.

-Надо же! И никто не станет заглядывать бедняжке в рот и отворачивать веки в поисках изъянов? – с непонятным и неприятным ожесточением спросил Олег.

-Не надо утрировать. Я вам так скажу, желаете проявить гуманизм, удочерите девочку! Кишка тонка? – ринулась в атаку попечительница. – Тогда оставьте неуместную иронию! На кого вы, собственно, раздражаетесь?

-Простите, - пробормотал Рыжов.

-Можно задать пару вопросов? – подскочил закончивший беседу с врачом телевизионщик.

-Да, конечно, - вздохнул Олег Иванович.

Пришлось идти во двор, показывать ящик, в котором лежала кроха, отвечать на вопросы. Часть славы досталось и поисковому пуделю Тимке.

Наконец, после всей суеты, живой комок, завернутый в грубое казенное одеяло, покинул квартиру Рыжовых.

Следующая неделя обернулась для Олега Ивановича сущей пыткой. Вспоминалась сцена перед выносом крохотного тельца. Младенец, только что демонстрировавший миру невинные голубые глазки, вдруг разорался так, будто прощался с белым светом. Захлебывался плачем, обреченно сучил крошечными конечностями, словно насаженный на булавку жучок. Сопротивлялся завертыванию себя в серую казенную рогожку. Олегу казалось, подкидыш обращался к нему с бессловесной мольбой: "Пожалуйста, дядя, не отдавай меня! Миленький, не надо!"

В очередной мерзопакостный понедельник преподаватель экономики вдруг осознал одну вещь: или он заберет найденыша домой, или умрет, как личность.

-Ты спятил? – вскричала жена. – Брать девочку из мусорки!

-А откуда? Не из коляски же возле магазина! - резонно возразил Рыжов.

-Но с какой стати!

-А с какой стати ты втайне от меня ходила на аборт в двадцать лет! Тогда ТЫ сделала свой выбор, теперь Я делаю свой или...

-Или? Бросишь? Пожалуйста!

Люда дернула точеным плечиком. Независимость была одним из качеств, за которые Рыжов уважал жену. Однако без ее согласия прожект проваливался к чертям: не ему же сидеть в декрете с малышкой. Словопрения длились еще неделю и завершились походом к той самой даме из опеки и попечительства.

-Я знала, что вы придете, - торжествующим тоном заявила та.

Бюрократическая машина включилась и заработала полным ходом. В результате девочку зарегистрировали Вероникой Олеговной Рыжовой.

Такова предыстория.