Приговор (СИ)

Глава 2

— Семьдесят восемь килограммов, — сказал глюк то, что она и сама видела на дисплее весов. — Восемнадцать дней голодовки и потеря веса всего одиннадцать кг! Тебе нужно больше двигаться.

— У меня сильная слабость, — возразила Вера. — Слава богу, уже не тошнит и почти не хочется есть, но встаю еле–еле и не могу долго ходить. Ты это и сам должен чувствовать. Сегодня прилетает муж. Что ему говорить?

— Если спросит, скажешь, что проблемы с животом, — ответил он. — Внешне ты мало изменилась, а в халате этих изменений не заметно. Василий наверняка помчится смотреть, не разворовали ли магазины, так что ты его после приезда не увидишь до вечера. А сейчас займись клизмой и душем.

— Может, хватит с клизмой? — спросила она. — У меня уже там все болит…

— Маршируй, — непреклонно сказал глюк. — Потом поработаем с компом.

Во время голодовки Вера каждый день часов по восемь работала за компьютером. Точнее, работал глюк, а она скучала, пока он не научил медитации. Теперь ее сознание ничего не воспринимало, в том числе и время, так что и скуки тоже не было.

— Немного отдохну, потом пойду, — сказала Вера. — Вы нас обогнали в развитии, не ответишь, что будет после смерти? Или с этим так и не разобрались?

— Хочешь оттянуть свидание с клизмой? — ехидно спросил глюк. — Ладно, не обижайся, расскажу. Никаких богов нет, но души существуют. Это энергетическая основа любого живого существа. Мозг только хранит память и управляет всеми процессами в теле, а эмоции и особенности личности заложены в душе. Можно создать очень сложные машины, думающие не хуже людей, но им будут недоступны эмоции. Когда тело гибнет, душа получает слепок всей памяти человека. Конечно, память передается только в том случае, если в момент смерти не разрушен мозг. Какое‑то время душа находится поблизости от тела и, если его вернуть к жизни, вернется и она. Если тело гибнет, душа пытается найти себе другое пристанище. В только что покинувших тело душах много энергии, из‑за чего они занимают слишком большой объем пространства, не могут уместиться в плоде и вынуждены ждать, пока уменьшатся в размерах. Душа — не очень стабильное образование, поэтому она не может долго хранить большой объем памяти. С потерей энергии теряется и память. К моменту внедрения в плод остаются лишь отдельные воспоминания, которые можно вызвать у уже взрослого человека. Прежняя личность гибнет, но кое‑что от нее все‑таки остается и потом влияет на поведение. Если в плод вселилась душа мерзавца, вряд ли из него вырастет порядочный человек. Можно попытаться исправить его условиями жизни и воспитанием, но это трудно и не всегда получается.

— А нельзя ли как‑то сохранить личность?

— Захотелось бессмертия? — спросил он. — При вселении этого сделать нельзя, а если бы сделали, ты бы скоро свихнулась. Мне и в твоей голове нелегко, а попасть в плод… У нас можно сохранять личность с помощью машин. Для вселения выращиваются тела, а потом в них заселяют таких сохраненных. Если не устала от одной жизни, можешь прожить еще одну или несколько. Не все хотят, да и слишком это дорогое удовольствие и не каждому по карману. Я вижу, что ты уже отдохнула, поэтому займись делом. Или ты хочешь делать клизму при Василии?

Муж приехал после обеда. Поцеловал ее в щеку, оставил чемодан и, как и предсказывал глюк, умчался в магазины. Сказал, что едет в них, а на самом деле наверняка поехал к той шлюхе, с которой отдыхал. Работа в магазинах налажена много лет назад, что ему в них делать весь день? Никаких изменений в жене Василий не заметил, да и не очень‑то он к ней присматривался.

— С глаз долой — из сердца вон, — высказался о нем глюк. — Не печалься, мужчин у тебя будет столько, сколько захочешь.

Муж не звонил и вернулся домой около девяти вечера. Спросил, как она себя чувствует, выслушал ответ и ушел в кабинет развлекаться с компьютером. Вера все время голодовки чувствовала себя плохо, поэтому старалась раньше ложиться спать. Отчитавшись о своем состоянии, она ушла в спальню и быстро заснула. Когда проснулась, Василий уже куда‑то уехал.

— Тебе же лучше, — сказал глюк. — Следующую голодовку нужно будет проводить у родителей. Съездишь к ним на месяц, чтобы не мозолить мужу глаза. Он будет только рад. Вера, прогуляйся в Сбербанк. Тебе нужно завести свою рублевую карту. Я уже готов кое‑что попробовать, а тебе не помешают деньги, о которых не знает Василий. Я могу открыть счет и с компьютера, но за картой все равно придется идти.

— Как ты быстро все запоминаешь, — покачала она головой. — Вот у меня память плохая. В школе все учила зубрежкой. А ты еще хочешь меня многому научить за какой‑то год.

— Мне не нужно запоминать, — ответил он. — Запоминает мозг, а я твоим для этих целей не пользуюсь. Я душа, у которой есть своя память, а душа все сведения просто записывает в память, как это делают компьютеры. Когда был человеком, была очень хорошая память, но и с ней, для того чтобы разобраться с вашим миром, понадобились бы годы. Ты семь лет учила английский и так и не выучила, а я это сделал за несколько часов. Я и тебе могу помочь. Когда ты отдаешь управление телом, можно многое записать в твой мозг. Я это сделаю быстро, а тебе, для того чтобы вспомнить записанное, нужно время, но во много раз меньшее, чем для обычного запоминания.

— Здорово! — искренне сказала Вера. — А чему ты меня будешь учить?

— С этим я определюсь позже, — уклончиво ответил глюк. — Мне сначала нужно многое узнать самому, а потом уже составлю для тебя программу.

— А можешь дать что‑нибудь из вашей науки? — спросила она. — Сам говорил, что мы дикари. С твоими знаниями можно и заработать, и прославиться.

— Я не ученый, — ответил он. — Учил, конечно, многое, но в самых общих чертах, поэтому и тебя ученой не сделаю, могу только рассказать о принципах. Ты на этом не заработаешь, а прославиться… Шума будет много, но все быстро поймут, что это не твои идеи. Не те у тебя мозги, даже если в них загрузить все учебники какого‑нибудь университета. А для реализации этих принципов потребуется многолетняя работа крупных научных центров. Если хочешь, могу перед уходом все сбросить, сейчас тебе эти знания не нужны.

Вера переоделась и сходила в Сбербанк. Была мысль вызвать такси, но глюк не позволил. Дома опять надела халат и поплелась в кабинет. Когда закончился сеанс работы с компьютером, она стала богаче на два миллиона рублей.

— Мелочь, а приятно, — сказал ей глюк. — В таких кражах мало взломать защиту и забрать деньги, нужно это сделать так, чтобы не осталось никаких следов. Кража больших сумм вызовет шум, а из‑за небольших денег никто не будет париться, спишут в убытки и для порядка кого‑нибудь накажут. Я тебе мог бы положить на карточку в несколько раз больше, но лучше не наглеть. Я и эти деньги брал из нескольких источников. И много их тебе пока не нужно.

— Может, развестись с Василием и сказать ему, что мне от него ничего не нужно? — предложила Вера. — Если денег будет много… И я ему буду не нужна.

— Посмотрим, — неопределенно ответил он. — Пока об этом говорить рано. Для тебя сейчас главное — слушаться меня и заниматься телом. А когда поедешь к родителям, спроси, как они отнесутся к твоему возвращению. Хотя мне бы не хотелось, чтобы ты уезжала из Москвы. Здесь намного больше возможностей, а покупать квартиру… Если это и сделаем, то еще не скоро.

— Опять сильно тошнит, — пожаловалась она. — Я же говорила, что мне сейчас вредно много ходить.

— Вредно толстеть, — возразил глюк. — Сало — это отстойник, в котором накапливается всякая дрянь, а ты еще за свою недолгую жизнь съела гору лекарств и до фига копченостей и другой дряни. Сейчас все это попадает в кровь, а печень и почки не справляются с очисткой. Надо было и их почистить, но я не могу с тобой слишком долго возиться, поэтому терпи. Второй раз голодать будет легче.

— А у меня не обвиснет тело? — спросила Вера. — Морщины на лице уже появились.

— Это хорошо, что ты беспокоишься о внешности, — ехидно сказал глюк, — значит, будешь усиленно тренироваться. Ты и в юности была дохлая, помнишь, как лазила по канату? Ничего, теперь с моей помощью это поправишь. И морщины уберем, а если не получится, сделаем пластику. А теперь хватит разговоров, и иди заниматься процедурами. У тебя сейчас клизма и душ.

Этим вечером она легла спать, не дождавшись возвращения мужа. Утром Василий, перед тем как уехать, зашел в спальню.

— Что с тобой происходит? — спросил он, с беспокойством глядя на проснувшуюся жену. — Похудела, и видно, что плохо себя чувствуешь. В холодильнике по–прежнему нет нормальной пищи, одна зелень. Может, тебе вызвать врача?

— Если понадобится врач, я его вызову сама, — ответила она. — Спасибо за заботу. А зелень… Я еще дней десять на ней просижу, а потом буду нормально питаться. Как отдохнул? А то ты ничего не говоришь, а мне интересно.

— Хорошо отдохнул, но мало, — сказал муж. — Две недели отпуска достаточно только для японцев. Я, наверное, еще куда‑нибудь слетаю. Левашов и Самборская прекрасно справляются, и в магазинах полный порядок, вот только ты приболела…

— Отдыхай и не обращай на меня внимания, — сказала Вера. — Я немного посижу на диете, а потом поеду навестить родителей. Скорее всего, у них немного задержусь.

— Я тебе точно не нужен? — спросил Василий.

— Ты мне очень нужен, но не сейчас, а вообще, — улыбнулась она. — Отдыхай, только не забывай звонить. Тебе собрать вещи?

Он отказался, поцеловал ее в щеку и уехал.

— Убежал довольный, как слон после купания, — сказал глюк. — Хорошо, что он уедет.

На следующий день муж улетел в Грецию, и Вере уже не нужно было скрывать свою голодовку. Самочувствие у нее улучшилось, и совсем не хотелось есть, но усилилась слабость. Все делалось с большим трудом, пришлось даже сократить время работы за компьютером. Уменьшилась ежедневная потеря веса, а при последнем взвешивании выяснили, что она потеряла восемнадцать килограммов.

— Мало, я думал, будет больше, — с досадой сказал глюк. — Ладно, за время выхода из голода потеряешь еще килограмма два. Завтра будешь сидеть на разбавленном соке.

«Отъедалась» Вера семь дней, после чего собрала саквояж, вызвала такси и уехала на Савёловский вокзал. Спешка была вызвана звонком мужа, который сообщил, что завтра будет в Москве. Она еще чувствовала слабость, но уже без труда несла свои вещи. Вера не взяла с собой книгу и пока ехала до Дмитрова разговаривала с глюком, утоляя свое любопытство.

— Расскажи о тех женщинах, которые нас свели, — попросила она. — У них матриархат? И их мужчины мирятся с тем, что у них забрали власть?

— Я о них не очень много знаю, — ответил глюк. — Этим женщинам оказывает поддержку очень развитый мир, поэтому у них есть много такого, чего нет у нас, иначе я бы к ним не полетел. Я не видел там какой‑то дискриминации мужчин, за исключением того, что их не допускают к высшей власти. У нас, наоборот, к власти не допускают женщин. Из‑за этого у женщин Мирта к нам неприязненное отношение.

— А как вы летаете в космосе?

— Мы летаем, только чтобы выйти в космос или сесть на планету, а внутри системы или от звезды к звезде перемещаемся по–другому. Чтобы с этим разобраться, тебе нужно понять суть пространства, а мне надо столько всего объяснять… Я уже обещал все оставить в твоей памяти, со временем вспомнишь. Не уверен, что поймешь, но сможешь рассказать другим. Кто‑нибудь сообразит.

— А как ты меня хочешь прославить?

— Есть несколько вариантов, но при любом из них будем использовать возможности интернета.

— И долго ты собираешься водить меня за руку? Неужели все десять лет?

— Это будет зависеть от тебя. Пока у тебя очень слабый характер. Приведешь себя в порядок, подучишься, получишь новые возможности и попробуешь жить сама, а я посмотрю со стороны. Если понравится, постараюсь не вмешиваться.

— Не скажешь, почему ты стал хакером?

— Тебе это действительно интересно? Тогда попробую объяснить. Человеку скучно просто жить, утоляя физиологические потребности. Кому‑то достаточно развлечений, а другие ищут удовольствие в работе. Возьми историю Земли. Самыми интересными занятиями, которыми в древности занимались мужчины, были политика, война и искусство. Позже к ним добавилась наука. Даже сейчас в этом мало что изменилось, разве что всем этим занимаются и женщины. А вот у нас почти ничего этого нет.

— У вас нет искусства? — удивилась Вера. — Как же вы живете?

— Кое–чего действительно нет, например, живописи. У вас она тоже с появлением фотографий для многих потеряла былое значение. Знаешь, почему мазню одного художника называют мазней, а другого — шедевром? Просто первому не повезло, а второго удачно разрекламировали. Пример такой рекламы — картины Ван Гога. Есть художники, которые замечательно рисуют, но и они проигрывают фотографии.

— Они могут нарисовать то, чего нет в реальности, — возразила Вера. — Этого ни один фотограф не снимет!

— У вас это действительно так, — согласился глюк, — но у нас любой мальчишка с помощью компьютера может изобразить что угодно. Для этого нужно только рассказать машине, что тебе нужно, или просто представить, а потом мысленно исправить ошибки. Машины лучше людей пишут стихи и повести и создают фильмы. Музыку тоже пишут они. Конечно, это не ваша примитивная техника, а разумные комплексы с огромными возможностями. Людям до них далеко во всех смыслах. Они не испытывают эмоций, но понимают, что это такое, и знают, как их добиться.

— Ладно, искусства у вас нет, но все остальное?

— Войн в развитых мирах давно нет. В тех мирах, обитателям которых не хватило ума вовремя остановиться, давно нет жизни, а в остальных созданы планетарные государства. Вооруженные силы есть, но они только патрулируют границы наших звездных систем. Скучная и, в общем‑то, почти бесполезная работа. Воины с соседями очень редки, за последнюю тысячу лет их можно пересчитать по пальцам рук. Глупо на кого‑нибудь нападать, если в ответ сожгут и твои миры. Что‑то вроде политики есть, но в нее мало кого пускают. Остается наука, но она только для избранных. Чтобы ею заниматься, мало одного желания, нужны еще способности.

— И ты стал преступником, — сказала Вера. — Не нужно надрываться, нет однообразия и можно пощекотать нервы.

— У нас уже давно никто не надрывается, — засмеялся он, — а в остальном ты права. Не сказала только о том, что дураку в моей профессии делать нечего. Схватку можно вести не только с помощью оружия, но и с помощью мысли! Думаешь, это так просто? Это у вас я быстро освоился и добился результатов, пробить защиту наших сайтов намного трудней, а таких, как я, вообще мало. Отец приглашал в семейный бизнес, но меня воротит от торговли.

— А что у вас с преступностью? Не одному же тебе скучна обычная работа.

— Есть, но мало. Совершить преступление и скрыться тяжело, а наказания очень суровые. Меня один раз ловили, но вред был только в деньгах, поэтому смог откупиться. Если бы нанес вред здоровью, со мной бы не церемонились. Здешнего маразма у нас нет. Любителей пощекотать нервы много, но для них есть виртуальная реальность. В ней они играют в свои игры. Такие игры есть и здесь, но это только бледное подобие наших развлечений. Наша виртуальность внешне ничем не отличается от действительности, причем играющие не помнят того, что они в игре.

— А если их убьют? — спросила Вера.

— Они просто выбывают из игры, а некоторые придурки выбывают из жизни. Им так хочется реализма, что снимают все предохранители.

— Неужели это нельзя как‑то запретить? — удивилась она.

— А зачем? — спросил глюк. — Человек — хозяин своей жизни, как кто‑то может за него решать, жить или умереть? А если он выходит из игры только для еды и посещения туалета и настолько глуп, что из‑за ерунды рискует жизнью, то кому он нужен? Это сродни вашей наркомании, только от наших придурков нет неприятностей нормальным людям. Их родных я не считаю. У тебя все вопросы или есть еще? Раньше ни о чем не спрашивала, а сейчас как прорвало.

— Раньше мне было слишком плохо, а в самом начале я тебя боялась.

— Ладно, время еще есть, поэтому спрошу я. Объясни, в каких ты отношениях с родственниками. Я у тебя смотрел не всю память, и мне трудно их оценить.

— Мне их тоже трудно оценить, — ответила Вера. — Раньше родители меня любили, как с этим сейчас… Я до сих пор не знаю, почему они поменяли отношение к мужу. Пусть Василий с гнильцой, но он к ним всегда хорошо относился, а в проблемах с детьми не виноват, он сам переживал. В последний приезд к нам не было никаких скандалов, и простились нормально, а потом отец перестал звонить, а мать обо мне вспоминает несколько раз в году по праздникам. И к себе не приглашают, и сами больше не приезжают. Брат раньше тоже любил, но я его после окончания школы видела только один раз, и он был очень недоволен мужем. Надо было мне поехать к ним самой…

— Но ты не поехала, — сказал глюк. — Час езды электричкой или два — автобусом. С учетом дороги до вокзалов потеряла бы полдня. Да, думаю, что ты вряд ли можешь рассчитывать на горячий прием. Они ведь оба на пенсии? Ты им предлагала помочь деньгами? В той части памяти, которую я смотрел, ничего такого не было.

— Был разговор с матерью, — смущенно сказала она, — но это было лет десять назад, когда они были у нас в последний раз. Отец еще работал, поэтому мать отказалась, а потом были не те отношения, и я как‑то не подумала…

— У нас есть закон о непочтительном отношении к родителям, — сказал глюк. — Государство обеспечивает стариков, поэтому нет необходимости в какой‑то материальной помощи, а вот за неуважение или забвение могут наказать. У вас монголы в древности тоже наказывали, по–моему, переламыванием спины. Жаль, что оказались забытыми такие хорошие обычаи.

— Ладно, пусть я свинья! — сердито сказала Вера. — У нас поначалу тоже не было лишних денег, а потом я к ним как‑то привыкла. Послушай, может, остановиться в гостинице? Деньги есть…

— Посмотрим, как тебя примут, — решил он. — С родителями все равно нужно поговорить. Если разругаетесь, останется вариант с гостиницей. В большинстве из них есть интернет, а голодать еще удобнее. Никто не будет мешать советами и готовкой.

— А чем мешает готовка? — не поняла она.

— Запахи, — объяснил глюк. — При голодании не должно быть пищевых раздражителей, иначе организм не перестроится на голод. Если ты голодаешь, а кто‑нибудь рядом начнет жарить мясо, истечешь слюной. Скорее бы уже с этим закончить.

Они замолчали и до конца поездки больше не разговаривали. На вокзале Вера села в такси и через десять минут была у подъезда старой пятиэтажки, в которой жили родители. Волнуясь, нажала кнопку вызова домофона и назвалась ответившей ей матери.

— Не ожидала, что ты к нам приедешь, да еще одна, — сказала ей мать, которая открыла дверь в квартиру и ждала дочь на лестничной площадке. — Могла бы и позвонить.

— Ты меня впустишь в квартиру? — спросила Вера. — Или будем разговаривать здесь?

— Конечно, проходи, — ответила мать. — На улице не грязно, поэтому можешь не разуваться. У нас нет лишних тапок. Оставь пока свой саквояж в прихожей и иди в комнату. Ты к нам надолго приехала?

— А где отец? — не отвечая на вопрос, спросила Вера, заходя в гостиную. — Фу, как у вас накурено! Отец до сих пор не бросил?

— Я не чувствую, — сказала мать, — наверное, привыкла. Он летом курит на балконе, а зимой выходит в подъезд. Это от него самого такой запах. За день выкуривает две пачки, вот все и пропахло. Садись, поговорим. Отец сейчас в парке, к обеду должен прийти.

— Валентин к вам часто ходит? — спросила она о брате.

— Твой брат уже два года здесь не живет, — покачав головой, ответила мать. — Могла бы ему позвонить. Он женился и уехал с женой к ее родителям в Тулу. В прошлом году они к нам приезжали. Сейчас Светлана на шестом месяце, поэтому позвонили, что в этом году никуда не поедут. А ты к нам по какой причине приехала, да еще с вещами? Не поругалась с Василием?

— А если даже так? — спросила Вера. — Неужели укажете на порог?

— Никто тебя не прогонит, дурочка, — вздохнув, ответила мать. — Комната есть, можешь ее занять. Только мы оба на пенсии, и лишних денег нет, поэтому придется тебе устраиваться на работу.

— Не скажешь, почему вы изменили к нам отношение? То были довольны Василием, а потом без всякой причины…

— Причина была, — перебила ее мать, — мы тебе о ней не говорили, потому что не видели смысла. Василий был для тебя светом в окошке, да и жили вы дружно, поэтому решили вас не ссорить. Отец решил проверить твоего муженька на вшивость. Так он мне потом объяснил. Сказал ему, что собирается бросить работу, а на одну пенсию прожить трудно. Это ты нам предложила помощь, а он сразу заюлил и стал плакаться, как плохо идет торговля. Отец тогда высказал все, что он думает о таких, как он. Он и в тебе, дочка, разочаровался. Сказал, что такой дуре и звонить не хочет. Мол, звони сама и говори за нас обоих. Нам и из‑за внуков было обидно, а тут еще и это. Ты знаешь отца, поэтому не обижайся, если он скажет что‑то обидное. Ты мне так и не ответила, что у тебя с мужем.

— Я еще не знаю, — ответила Вера. — Скорее всего, буду с ним расходиться, но мой приезд с этим не связан. Мне нужно месяц поголодать, а завтра Василий вернется из Греции и будет мне мешать. Я уже голодала, но месячного голодания для моего веса недостаточно.

— А мы, значит, мешать не будем, — поджав губы, сказала мать. — Ты будешь месяц голодать, а как я буду готовить? Может, на это время поедешь на дачу? Она давно брошена, но дверь никто не ломал, и кровать там есть. Сейчас лето, а тебе будет нужна только вода.

— Что будем делать? — спросила Вера у глюка. — На даче нет электричества и воды. Для питья можно взять, а чем мыться? И компьютера там не будет.

— Дача отпадает, — ответил он, — да и здесь у тебя не будет нормальных условий. Вариант с гостиницей мне тоже не нравится. Предлагаю сходить в туристическую фирму и купить путевку в какой‑нибудь оздоровительный центр, в котором есть тренажеры. Уедешь туда на два месяца, а мужа, когда позвонит, пошлешь лесом. Этого времени тебе хватит и для голода, и для занятий спортом. Я запишу в память нашу борьбу, еще и ею займешься. За месяц занятий крутой не станешь, но, в общем, приведешь себя в порядок, а потом вернешься домой и оформишь развод. Скажешь Василию, что плевать хотела на его магазины, чтобы ему не пришла в голову дурная мысль избавиться от тебя без развода. Денег будет вагон, нужно только выбирать путевку с интернетом и купить ноутбук. Как тебе план?

— Нормальный план, — одобрила Вера. — Сейчас сниму все деньги с карточки мужа, куплю путевку и ноутбук, а остальные оставлю родителям. Василий говорил, что пополнил счет, поэтому денег должно хватить. А мою карту пока трогать не будем. Я, наверное, и отца не буду ждать, сейчас и займусь.

— Не буду я у вас голодать, — сказала она матери. — Сейчас куплю путевку и уеду куда‑нибудь на природу. Если вам позвонит Василий, так и скажи, что он уже отдохнул, а я только начала. Оставлю вам часть денег, а потом буду постоянно помогать. Не скажешь, есть здесь поблизости турагентство?

— Совсем рядом есть какая‑то фирма с фруктовым названием, — ответила мать. — Кажется, «Апельсин–тур». Наша соседка покупала у них путевку и осталась довольна.

— А банкомат поблизости есть?

— Через дорогу возле «Магнита». Может, мне сходить с тобой?

— Спасибо, мама, я сама быстрее схожу.

— Иди не к банкомату, а в турагентство, — сказал глюк, когда она вышла во двор. — Если в нем рассчитываются по картам, в банкомате возьмешь только деньги для родителей.

До офиса фирмы «Апельсин–тур» было несколько минут ходьбы.

— Вам лечение? — спросила ее сидевшая за стойкой девушка. — Я бы посоветовала санаторий «Алеся». Это на юге Белоруссии. Дороговато, но изумительное место в лесу на берегу Завышанского озера. Очень комфортабельное проживание, прекрасное питание пять раз в день…

— А что у них есть кроме питания? — спросила Вера. — Меня интересуют тренажерный зал и интернет.

— Все это там есть, — ответила девушка. — Еще есть кинозал, библиотека, бассейн, сауна и многое другое. Если занимаетесь спортом, есть и спортивные площадки под открытым небом. По лечению я вам перечислять не буду. У нас есть их рекламный проспект, можете ознакомиться.

— И сколько стоит это удовольствие?

— В зависимости от того, где будете жить. Есть одноместные и двухместные номера. Одноместные можно взять с одной или двумя комнатами. Вам на сколько дней?

— Мне на два месяца, — заказала Вера. — Одноместный однокомнатный номер. Вы принимаете оплату по карточкам?

— Да, конечно, — растерянно ответила девушка. — Обычно наши клиенты берут путевки на семь дней, но никаких ограничений по срокам нет. Сейчас я все посчитаю.

Облегчив карточку на сто двадцать тысяч рублей и получив конверт с документами, Вера поймала такси и съездила в магазин бытовой техники «Аверс», в котором купила ноутбук. Чтобы забрать остаток счета, зашла в Сбербанк и отстояла небольшую очередь.

— Осталось поговорить с отцом и можно уезжать, — довольно сказала она глюку. — В Москве нужно купить фруктов на сегодняшний день и в дорогу. Зря ты не хочешь лететь. Уже сегодня были бы в Минске.

— Нам спешить некуда, — ответил он. — Доедешь поездом без риска. И из Минска в Брест лететь не дам! Тебе осталось жить не больше пятидесяти лет, поэтому можешь рисковать, но только после того, как мы расстанемся. Мы живем в пять раз дольше вас, а мне еще только сорок! Мало падает ваших самолетов? Заканчивай со всеми делами и отправляйся домой. Разговор с отцом будет не из приятных, поэтому будет лучше сегодня же уехать.

Слава богу, что глюк ошибся, и неприятного разговора не было. Его вообще никакого не было. Уже пообедавший отец поцеловал дочь, уколов ее щетиной и заставив поморщиться от табачной вони, а потом ушел в спальню.

— Ты на него не обижайся, — сказала мать. — Это я ему сказала, чтобы помолчал, а то он такого наговорит… Старый уже стал и обидчивый, да и мозги хуже соображают. Ты приезжай, дочка, когда закончишь свои голодовки и разберешься с мужем. Я даже не знаю, предлагать тебе обедать или нет. У меня борщ с мясом и голубцы.

— Спасибо, мама, ничего не нужно, — ответила Вера. — Я у вас не буду задерживаться и сейчас уеду. Сегодня нужно будет купить билеты и выехать из Москвы, а уже три часа. Возьми эти деньги. Здесь всего сорок тысяч, но это только пока. Я себя вела по–свински, постараюсь исправиться. И не надо плакать, а то я сейчас тоже разревусь.