олинас скомкал письмо и швырнул его в камин, позабыв от злости, что камин не горит и забит золой, хотя уже наступила зима и на улице начало подмораживать. Он заметался по низкой сырой комнате со скошенным потолком. Сообразив, что таким способом письмо не уничтожить, он наклонился поднять скомканную бумагу, но тут же ее выронил, так как руки теперь потеряли цепкость из-за отсутствия мизинцев.
Испанец с трудом удержался от проклятия. Когда-то, решив наказать себя за неудачу в Шатле, он рубанул мизинцы коротким и острым как бритва кинжалом, не сообразив, что цепкость пальцев от этого сильно пострадает. Теперь он об этом пожалел. Чтобы поднять скомканный листок и удержать его в ладони, понадобилось немалое усилие. Зато, едва ему удалось вытащить листок из камина, он в ярости разорвал его на мелкие кусочки, помогая себе острыми зубами.
В этот момент все колокола Экса прозвонили полдень. Улицы были пусты. Молинас выбросил обрывки письма в окно без стекол и ставней и проследил за их полетом. Бесшумно вошедшая герцогиня Чибо застала его за этим занятием. Она рассмеялась.
— Чем это вы заняты, друг мой? Вы похожи на ребенка, пускающего из окна мыльные пузыри.
Молинас, оскалившись, обернулся, но тут же успокоился. Герцогине, с ее яркой красотой, всегда удавалось утишить его мятущуюся душу. Когда епископ Торнабуони поручил ему эту женщину, он не верил, что найдет в герцогине друга и сообщника. Он ожидал увидеть существо податливое и послушное, но рядом с ним оказалась надменная женщина, такая же, как он, коварная и так же, как он, склонная к интригам. Молинас даже начал подумывать о том, насколько ошибался знаменитый теоретик испанской инквизиции Парамо, когда писал о неизбежном женском легкомыслии, чтобы не сказать о врожденной глупости. Его выкладки не находили подтверждения в личности герцогини Чибо-Варано.
В холодных голубых глазах этой немыслимо красивой женщины читалась воля. Та самая, что заставила ее после смерти мужа, герцога Варано, наложить руку на герцогство Камерино, отбросив всех претендентов. Только гнев Павла III Фарнезе, который хотел подарить этот феод своему племяннику, разрушил ее планы.
— Это было письмо Великого инквизитора Испании Хуана Пар до де Тавера, — объяснил Молинас, указывая на клочки бумаги, все еще порхавшие на ветру за окном. — Он полагает, что моя миссия здесь потеряла смысл. Мне предписано ехать визитадором на Сардинию, на замену инквизитору Андреa Санна.
— И что же вам предстоит там делать? — спросила герцогиня.
— Монсеньор Тавера об этом не говорит, но я догадываюсь. Папа Павел Третий только что восстановил римскую Святую палату. В Испании опасаются, что Сардиния перейдет под юрисдикцию Рима, и считают Санна слишком слабым человеком для того, чтобы противостоять этой угрозе.
— Вашим испанским хозяевам наверняка кажется странным, что вы так долго находитесь здесь за их счет, занимаясь всего-навсего одним человеком.
— Как только сменяется Великий инквизитор, мне приходится все разъяснять сначала. Я начинаю от этого уставать. — Молинас в отчаянии плюхнулся на старый диван, который жалобно скрипнул под ним. Упершись локтями в колени, он несколько мгновений сжимал руками голову, потом поднял глаза с покрасневшими веками. — Друг мой, вы познакомились с Нотрдамом и привезли ему рукопись, которую он столько лет разыскивал. Теперь вы понимаете, почему я считаю этого человека таким опасным.
Герцогиня устроилась в кресле с рваной обивкой, расправив складки вышитой по подолу юбки.
— Лично я это поняла только тогда, когда вы, Диего, мне объяснили. При встрече он вовсе не показался мне опасным. Невоспитанным — да. Едва прошел первый шок от того, что книга снова в его руках, он велел слугам доктора Серре выставить меня и мою дочь.
Молинас залюбовался кошачьей грацией, с какой она откинулась на подушки. С тех пор как она сделалась его сообщницей, он целиком подпал под ее очарование. Однако ее блеск не разжигал в нем привычной, постоянно сжигавшей его похоти. Для ее удовлетворения было достаточно случайных анатомических эксгибиций ее дочери Джулии. Герцогиня не возражала, считая это безобидной манией друга. По сути, она была права.
Молинас отвлекся от своих мыслей.
— Я просто добивался реакции Нотрдама, — оскалился он в саркастической усмешке. — Теперь я его хорошо изучил. Он мечтает о жизни нормального человека, которая поможет ему прийти в согласие с собственной совестью. Каждый раз, когда ему это удается, я вмешиваюсь, разрушая его уверенность. Рано или поздно он бросится искать помощи у своего старого учителя. И тогда он пропал. Оба они пропали.
Герцогиня кивнула.
— Все это я понимаю. Непонятно только, зачем вы вернули ему рукопись.
— Затем, что много лет мне не удавалось ее расшифровать. Она ни на что не годилась, кроме как заставить Нотрдама бежать из Марселя, где он был слишком уж защищен. — После десятилетий одиночества, молчания и скрытых уловок Молинасу наконец-то было с кем поделиться своими мыслями, и он испытывал несказанное облегчение. — Без знания шифра книга нечитабельна. Она просто пугает.
— Как может испугать книга?
— Там пугающие иллюстрации. Первая часть, казалось бы, посвящена ботанике, но включает описание растений, которых никто не видел. Вторая часть словно бы медицинская, но на грани непристойности. На рисунках какие-то странные воронки, обнаженные женщины под кровавым дождем. А потом вся эта кровь собирается в колодцы, из которых пьют собаки и ящерицы.
Герцогиню передернуло.
— А третья часть?
— Третья из всех самая безумная. Там ведутся рассуждения об астрономии, но созвездий, которые в ней описаны, не существует ни в одной части небосвода. Они словно принадлежат другой вселенной. — Молинас нахмурился. — Надо бы расшифровать текст, но без ключа это потерянное время.
— Вы говорили о какой-то последовательности чисел.
— Да. Столь милое Нотрдаму слово «Абразакс» подразумевает числа, которые в сумме составляют триста шестьдесят пять, то есть количество дней в году. Но что это значит? Пока я этого не узнаю, я не смогу понять, каким образом этому человеку удается преодолевать барьеры времени. Раскрытию этой тайны я и посвятил свою жизнь.
Герцогиня, казалось, вникла в его слова, но была очень удивлена.
— Ну, хорошо, допустим, вы раскроете тайну. И что вы дальше будете с ней делать?
— Принесу ее в дар Супреме, а может, и самому Папе. Пока еще не знаю. Жизнь Нотрдама меня не интересует. Мне важно добраться до автора «Arbor Mirabilis», до Ульриха из Майнца. Теперь вы поняли?
Наступило долгое молчание, потом герцогиня утвердительно кивнула.
— Возможно, это первый раз, когда я вас поняла. До сих пор вы не объяснялись так ясно. — Она указала головой в сторону окна. — Письмо, которое там порхает, возможно, положило конец вашей миссии. Если вы отправитесь на Сардинию, вам будет трудно получить разрешение вернуться сюда. И что вы думаете делать?
— Не знаю, не знаю. — Молинас попытался скрыть смущение. Он поднес было руки к лицу, но, увидев перед глазами обрубки мизинцев, тут же их опустил и положил на колени. — Я дал клятву послушания Супреме, но там, видимо, не понимают серьезности угрозы. Я даже не могу выехать в Испанию, чтобы поговорить с новым Великим инквизитором. Если я сразу же не уеду на Сардинию, это будет означать неповиновение Святой палате.
— Но тогда вам ничего не остается, кроме как найти другого хозяина.
Молинас удивленно взглянул на герцогиню.
— Что вы имеете в виду? Римскую инквизицию? Вряд ли там захотят иметь со мной дело.
— Нет, я подумала о другом. — Прелестное лицо герцогини исказила гримаса. Должно быть, ответ Молинаса напомнил ей Павла III и воспоминание было не из приятных. — Помните епископа Альфонсо Торнабуони? Он теперь в Авиньоне.
— И что?
— Вы прекрасно знаете, что во Франции он представляет разные интересы, в том числе и имперские.
— Все равно ничего не понимаю.
Герцогиня понизила голос и подалась вперед, невольно демонстрируя при этом роскошное содержимое глубокого выреза платья.
— Я знаю наверняка, что он подбирает надежных людей для службы Карлу Пятому на французской территории. Теперь война и верные люди, способные открыть войскам империи дорогу в Прованс, были бы очень кстати.
Слова герцогини, а также открывшееся его глазам зрелище сильно смутили Молинаса. Он покраснел и отвел взгляд.
— Сомневаюсь, что монсеньора Торнабуони заинтересует Нотрдам и его взаимоотношения с дьяволом.
От герцогини не укрылось смятение Молинаса. Она улыбнулась и чуть поменяла позицию.
— Конечно, это все ему неинтересно. Но при том условии, что вы будете получать от него содержание, вы сможете остаться в Провансе. Служа Карлу, который, в конце концов, ваш император, вы не потеряете возможности следить за Нотрдамом.
— И что я должен сделать?
— Это не в моей компетенции. Я уже сказала: монсеньор Торнабуони находится в Авиньоне. Мы можем отправиться к нему вместе, и вы предложите свои услуги. Подумайте об этом.
— Я подумаю. Однако я рискую потерять свои и без того скудные привилегии. К тому же я наверняка лишусь дружеского расположения кардинала делла Ровере, который мне покровительствует и предоставил мне этот дом…
— Эту грязную лачугу.
— Ну, по крайней мере, у меня есть постоянная крыша над головой. И, кроме того…
Молинас запнулся, потому что в комнату вошла дочь герцогини, Джулия. Услышав имя кардинала, она вздрогнула. В одиннадцать лет ее выдали замуж за Гвидобальдо делла Ровере, наследника герцогства Урбинского, который развелся с ней, как только ее мать попала в опалу. Джулия была изящной девушкой со спокойными голубыми глазами и вздернутым носиком. В ней совсем не чувствовалось материнского высокомерия. Катерина, возможно, чтобы подчеркнуть дистанцию, заставляла дочь ходить в обносках и выполнять всякие унизительные поручения. Молинас подозревал, что она завидует молодости Джулии.
Катерина встала и взяла руки дочери в свои.
— Здравствуй, Джулия. Что случилось?
Испуганная девушка, словно опасаясь, что получит выговор, указала на темный провал коридора за своими плечами.
— Я была на кухне и готовила паштет, но боюсь, что вышла крупная неприятность.
— Не волнуйся, я сейчас разберусь. Вы позволите, синьор Молинас? — Взгляд герцогини снова обратился к дочери. — Джулия, синьор Молинас — наш большой друг, и надо во всем ему угождать. Я оставляю тебя с ним. Постарайся его развлечь.
Девушка покраснела, затем послушно опустилась в реверансе.
На пороге герцогиня обернулась к испанцу:
— Продолжим нашу беседу в другой раз. Конечно, служба епископу Торнабуони и его суверену может таить для вас опасность. Но может таить и выгоды, которые вы даже представить себе не можете. — И она присела в глубоком поклоне, замерев на несколько секунд.
Добившись желанного эффекта, Катерина выплыла из гостиной, направляясь на кухню.
Молинас и в самом деле был очень смущен.
Четыре дня спустя герцогиня и Молинас под мелким холодным дождем выходили из кареты в Авиньоне перед дворцом вельможи, у которого остановился епископ Торнабуони. Прелат сразу же согласился их принять. Слуга провел их в просторный зал, где горел камин, а стены были увешаны военными трофеями. Торнабуони работал за золоченым деревянным столиком возле окна, завешенного шторами из красного бархата. Комната была освещена множеством канделябров, и на столе стоял еще один подсвечник.
— Милости прошу, милости прошу, — сказал епископ, прерывая работу и указывая на два кресла. Он сложил листки бумаги в стопку и с широкой улыбкой обернулся к гостям. — Весьма рад видеть вас, герцогиня. Позвольте мужчине, отказавшемуся от всех мирских благ, заверить вас, что вы прекрасны, как никогда. Что же до вас, господин Молинас, то моя радость усиливается благодарностью. В том, что за этим убийцей Лорензаччо наконец, установили слежку, заслуга ваша. Он был в Пезаро, в Италии, а теперь вернулся в Париж, снова в Коллеж ломбардцев. Рано или поздно, но он что-нибудь да натворит.
Молинас заметил, что при упоминании о недруге в глазах епископа блеснул жестокий огонек. Этот человек ему явно нравился. На его морщинистом лице под маской добродушия прятались друг за друга хитрость, изворотливость и жестокость. Совсем как в испанской инквизиции.
— Надеюсь, священная месть Козимо Медичи настигнет злодея. Мой вклад в дело его уничтожения очень мал и совершенно случаен.
— Однако выдворение в Испанию всех арестованных евреев не было ни малостью, ни случайностью. Мне известно, что сам император был доволен этой акцией. Нынче, к сожалению, такая блестящая операция вряд ли удалась бы. Не знаю, по чьему дурному наущению Франциск Первый снова пошел войной на Карла Пятого. Такая трещина в христианстве может быть на руку разве что магометанам или гугенотам.
Герцогиня Чибо, по такому случаю надевшая платье поскромнее и прикрывшая грудь шалью, подняла палец.
— Именно поэтому мы и явились поговорить с вами, монсеньор. Синьор Молинас не менее меня встревожен возобновлением военных действий. Тем более что король Франциск совсем потерял рассудок и вступил в союз с этими турками, которые угрожают самому сердцу Европы. Мы оба хотели бы что-нибудь сделать.
Катерина явно предупредила епископа о своих намерениях в письме, но тот сделал вид, что очень удивился.
— Мне известно, что синьор Молинас состоит на службе у испанской инквизиции. Сложно представить себе миссию почетнее вашей.
Молинас включился в игру, не вполне хорошо понимая, кто в ней главный.
— Мои труды на благо инквизиции фактически завершены, хотя ее идеи продолжают меня вдохновлять. И теперь я хотел бы быть полезным своему суверену, которому вы, монсеньор, служите с такой преданностью.
Торнабуони прищурился.
— Посвятить себя служению императору — привилегия немногих. Что же вы требуете взамен?
Молинас оценил такую откровенность.
— О, совсем немного. Пусть мне дадут возможность скромно существовать и остаться в Провансе, где я должен завершить кое-какие дела.
— Мне говорили, что вот уже много лет вы выслеживаете какого-то колдуна. Это правда?
— Правда. Но это не помешает выполнению других заданий.
Похоже, Торнабуони в свою очередь оценил искренность собеседника, как некогда оценил и его изворотливость. Он взглянул на герцогиню Чибо.
— А вы, мадам, не отказались от решения посвятить себя душой и телом делу Карла Пятого, какой бы жертвы это от вас ни потребовало?
— Нет, — решительно ответила она.
— Тогда слушайте. — Торнабуони поднес руки к лицу и провел пальцами по щекам, как бы подчеркивая особую важность того, что собирался сказать. — Лучшие имперские войска находятся в казармах Италии. Карл Пятый может теперь рассчитывать на идущие с севера войска Генриха Восьмого Английского. Однако остальные фронты непроницаемы. Чтобы взять Францию с юга, надо пройти через Прованс, и опыт прошлых лет нельзя назвать успешным.
Молинас пожал плечами.
— Прованс прекрасно укреплен. Марсель будет сопротивляться сегодня точно так же, как он сопротивлялся в тысяча пятьсот тридцать шестом году.
— Да, но в этот раз у Карла Пятого есть естественный союзник. В Южной Франции множатся очаги чумной эпидемии, способной ослабить любой город. Представим себе, что чума распространилась по всему Югу. Города опустеют, гарнизоны поредеют, и войска будут вынуждены отступить. В таких условиях любой захватчик сможет проникнуть на территорию Франции, не встретив сопротивления.
— На то воля Божья. Никто не может ни предвидеть распространение чумы, ни разгадать ее природу.
Торнабуони понизил голос до шепота:
— Однако известно, что чуму можно занести. Тряпку, пропитанную гноем, можно уронить в колодец, бинт с чумной язвы засунуть в кран уличного источника. Провидение не знает преград, особенно если пытливый ум стремится их преодолеть.
Молинас был готов ко всему, но и он содрогнулся от ужаса.
— Но вы говорите об убийстве тысяч невинных! — воскликнул он.
— Убийство? Синьор Молинас, я считал вас более благоразумным, — ответил Торнабуони, слегка пожав плечами. — Учтите, что война всегда будет причиной гибели невинных людей. К тому же Карл Пятый — единственный союзник, на которого может рассчитывать Папа в деле борьбы с распространением лютеранства и кальвинизма. Поражение императора освободит путь ереси. Вы с этим согласны?
Постановка вопроса сразила Молинаса своей логичностью. Все еще сопротивляясь в душе, он согласно кивнул.
Герцогиня Чибо, казалось, вовсе не была взволнована. Похоже, ей не в первый раз приводили эти аргументы.
— Монсиньор, миссия, которую вы нам предлагаете, необычайно рискованна. Не думаете же вы, что двое иностранцев, переезжающих из города в город, где потом вспыхивает чума, не привлекут к себе внимания? — спросила она.
Епископ улыбнулся.
— Разумный вопрос. Надо сказать, мадам, что во время эпидемий нет недостатка в бродячих проповедниках и предсказателях, которые странствуют по зараженным городам и то обещают избавление, то требуют покаяния в попытке смягчить гнев Божий. Два путешественника в партикулярном платье будут подозрительны, два мистика — нет.
— Таким образом, вы настаиваете на маскараде.
— Возможно. Но если под маской кроется Божий лик, в этом нет ничего смешного. Во всяком случае, я вас не принуждаю. — Епископ взглянул на угрюмо молчавшего Молинаса. — Я говорю это прежде всего вам, синьор. Если вы желаете послужить делу Карла Пятого, то вот вам способ. Взамен вы получите поддержку империи и мою личную помощь в уничтожении колдуна, который тревожит ваш сон. Но я не требую быстрого решения. Подумайте не спеша, а потом уже дайте ответ. — Улыбка Торнабуони стала злобно-насмешливой. — Хотя я заранее знаю, каким он будет.