Предельный квант

Глава 2. Первые шаги

Наконец-то мы с друзьями вырвались на природу. В эту поездку начали собираться ещё в начале июня. То кто-нибудь простудится, то по работе срочно вызовут, то погода подведёт, то кота не с кем оставить. В итоге выбрались только в середине августа. Ехали с нами семейная пара Вихровых: Олег и Надя, которых не в строгих костюмах я видел исключительно в таких поездках на природу. Пара Синициных: Виктор и Света — геологи и любители высокогорных походов. И Аня, которую мне, видимо, в очередной раз попытаются сосватать.

Отправились из города рано, не успев даже позавтракать. В итоге в супермаркете вся компания, включая меня, с голодными хищными лицами заполнила до отказа всем нужным и не очень четыре огромных тележки, продукты из которых мы впоследствии еле запихнули в три машины. На нашей традиционной укромной поляне на берегу Волги в Тверской области мы разбили четыре палатки и меня отправили за дровами.

Я медленно зашагал в сторону соснового леса, смакуя редкий момент безмятежного отсутствия финансово-аналитической рутины и бесконечных совещаний. Пахло смолой, где-то сбоку отстукивал прямой ритм дятел, под ногами шелестела сочная травка. Сосновые ветки сильно дымили, но других здесь не было. А готовые берёзовые бруски мы приняли решение не покупать, — всё-таки единение с природой должно быть полным.

Резко запахло гарью. Где-то рядом пожар? Запах стремительно усиливался, лес заволокло едким дымом. Я бросил охапку дров и побежал в сторону нашей стоянки.

— Олег, Вить! Там пожар в ле..- я осёкся на полуслове. На поляне творилось нечто невообразимое. Трава быстро меняла свою форму: подёргиваясь, превращалась в треугольные пучки, затем опять возвращала прежний вид. Машины то пропадали, превращаясь в металлические полупрозрачные пирамиды, то становились опять машинами. Но самое страшное зрелище представляли собой мои друзья. Голова Олега из обычной антропоморфной формы превратилась в большой куб. Глаза, уши, рот и нос слились в плоскую текстуру, руки Ани стали трапециями, а туловище Светы и вовсе расплылось. Я зажмурился и помотал головой. Когда открыл глаза, чудовищное представление и не думало улетучиваться.

— Почему дров не принёс? — осведомился Олег плоскими губами совершенно спокойным тоном.

— Что происходит? — закричал я.

Плоское подобие лица Олега с недоумением посмотрело на меня. Дым уже полностью поглотил поляну и быстро сгущался. Я начал задыхаться…

Проснувшись в холодном поту, с гулко стучащим сердцем, я с облегчением осознал, что нахожусь в комнате моего бамбукового домика. Сквозь двери пробивался яркий утренний солнечный свет. Из сада доносилось осторожное щебетание. Я потянулся, смахнул с лица пот и напялил на себя приготовленную мне вчера рубаху и штаны.

Отодвинув дверь, зажмурился. Солнце светило на совесть. Долина дышала жизнью зелёных лесных массивов, пушистых холмов и летних запахов, не обременённая утомительными людскими разговорами. Жители никуда не спешили, но каждый был занят своим делом.

Обстановка располагала к спокойным размышлениям и я, медленно рассматривая округлости ближайших холмов, попытался разложить текущую ситуацию по полочкам. Так, что мы имеем? Я завёл диалог с внутренним скептиком.

— Первый вопрос: где я? Япония или Китай?

Внутренний голос, казалось, улыбнулся снисходительно.

— Изумительные познания географии для офисного планктона, — заметил он. — Треугольный лес, огромная стела и всё прочее. Хм. Точно нет.

— Другая планета?

— Возможно, — ответил он, зевая, — но пока недостаточно информации.

— Может, параллельная вселенная?

— Может быть. Но это звучит слишком невероятно. Хотя…

— А путешествие во времени?

— Эх, начитался ты дешёвых сборников фантастички, — прыснул мой собеседник.

— Ну какое-то рациональное объяснение же должно быть! — воскликнул я, чувствуя нарастающее раздражение.

— Да наверняка есть, — ответил он уже более серьёзно, — Но, чтобы его найти, тебе стоит заканчивать нежиться на солнышке, и начать хоть что-то узнавать у местных.

— А вопросы два и три? — я поспешно попытался продолжить беседу.

— Давай, действуй, оплаченная сессия аутотренинга «Иванушка-дурачок» окончена, — улыбнулся внутренний голос и скрылся в глубинах подсознания.

Курносого «Федю» я нашёл сидящим в плетёном стуле у соседнего дома. Он нежно водил большим смычком по струнам длинного музыкального инструмента, обтянутого белой кожей. Приветливо улыбнулся, заметив меня, и слегка поклонился, не прекращая игру.

— Мне нужны ответы, — дополнив слова жестами насколько мог выразительно, потребовал я. Федя прикрыл глаза и, перебирая пальцами левой руки, продолжил движения смычком, выводя тягучую мелодию в восточном стиле.

— Ф-ё-ё-дор, лысая ты скотина, расскажи про вашу деревню и, вообще, про это место! — я раздражённо повысил голос.

Ноль реакции, мелодия медленно двигалась по намеченному маршруту, через некоторое время перешла к кульминации и остановилась. Федя сделал глубокий вдох, открыл глаза и с той же добродушной улыбкой посмотрел на меня, отложив инструмент.

— Ответы, — процедил я хмурясь.

Фёдор встал, показав глазами куда-то вперёд, и вальяжно двинулся по улице в указанном направлении. Через минут десять мы стояли у небольшого здания типовой цилиндрической формы. На порог вышел худощавый старик с козлиной бородкой и туманным взглядом. Одет он был в изумрудное кимоно и плетёные тапочки, на щеке красовался зелёный круг.

Старик кивнул Феде, перевёл взгляд на меня, слегка наклонил голову в знак приветствия и махнул рукой, приглашая войти. В доме на полу были расстелены циновки, напоминая зал для занятий йогой. Четыре коротко стриженных парня-подростка в серых препоясанных чёрной лентой халатах сидели на них в позе лотоса с закрытыми глазами. Старик жестом пригасил к ним присоединится. Я, было, открыл рот, чтобы начать задавать прорву мучивших меня вопросов, но он протянул руку вперёд в останавливающем жесте. Мне ничего не оставалось, как усесться на свободную циновку.

Я попытался сложить ноги в позе лотоса, но связки сразу же протестующие заныли, и глупую затею пришлось бросить. Федя хмыкнул, наблюдая за моими потугами, и уселся рядом. Старик подошёл к деревянной панели на стене и начертил мелом три пересекающиеся окружности. Затем под ними провёл две прямые линии и ещё две окружности, одну внутри другой. Подростки и Фёдор внимательно смотрели на доску и периодически покачивали головами, как бы подтверждая, что восприняли информацию. Старик несколько раз стирал рисунки и чертил новые, неизменно используя графические примитивы: прямые, окружности, прямоугольники и треугольники.

«Геометрия, что ли?» — подумал я.

С этого дня началось моё «обучение». Каждое утро, ни свет ни заря, стервец Федя стучал ко мне в дверь, и мы выдвигались к старику учителю. Там усердно занимались несколько часов и отправлялись на трудовую практику: иногда в сады, иногда в поле. После чего, совершенно измождённые, готовили на камне здешние блюда и заваливались спать без задних ног. Вернее, это я заваливался, а Федя ещё умудрялся сидеть по вечерам с бодрым видом у себя на веранде, попивая местный аналог чая или перебирая струны.

Последовательность графических примитивов оказалось здешней азбукой, системой счисления и чем-то вроде религии. Общались жители с помощью едва уловимых жестов. Причём общение это было настолько глубоким и детальным, что позволяло передать друг другу абсолютно любую информацию чётко и недвусмысленно. Как такое вообще возможно мне ещё предстоит разобраться. А пока я лишь делал робкие первые шаги в письме, вызывая снисходительные улыбки.

Со временем общаться письменно с местными у меня понемногу стало получаться, и я узнал имена своих знакомых. «Фёдора» на самом деле звали Аса, а старика учителя — Като. Жили мы в долине Таин, в посёлке Эльтаин, жители которого, в основном, занимались земледелием. Ещё в долине было четыре поселения: Ватаин, в котором жили ткачи и кожевники; Мэтаин со столярами, плотниками и кузнецами; Глотаин, в котором занимались камнем; и Рунтаин, где жили какие-то, пока мне не известные, хранители знаний. Далеко на западе, за Разделяющей Грядой, где, насколько я понял, находилась огромная стела, — расположились земли Суин. Но здешним жителям, по крайней мере, моим собеседникам, про них практически ничего не было известно. Жители долины Таин называли себя алсинами. Отвечали обычно неохотно и вкупе с моими слабыми познаниями здешнего письменного языка другой информации вытянуть из азиатских знакомых пока не получалось.

Като терпеливо, изо дня в день, возился со мной, как с малым ребёнком, обучая грамоте. Надо сказать, получалось это у него блестяще. Даже в моём безнадёжном случае я уже через три месяца стал неплохо писать и читать.

Ещё я упросил Като научить меня говорить на местном языке. К моему удивлению, тот согласился. Собственно говоря, он был единственным, кто разговаривал со мной вслух.

Здешняя планета делала полный оборот вокруг звезды примерно за сто местных суток, из-за чего десятичная система счисления прочно закрепилась не только в счёте, но и в измерении времени. Местный год назывался «оборотом». Оборот делился на десять периодов, не имеющих названий, в каждом периоде по десять суток. Жители Таин так и называли периоды: первый, второй, пятый. День тоже делился на сто равных частей «пин». Сутки по моим субъективным ощущениям примерно равнялись земным. Следовательно, в одном пин было около четырнадцати минут.

Деление дня на сто частей напомнило мне о том, что однажды рассказывал Олег Вихров, когда мы пили кофе возле его офиса. В восемнадцатом веке французский математик Жан ле Ронд д'Аламбе и адвокат Клод Бонифас Коллиньон попытались ввести десятичный часовой день. Но эти попытки, к сожалению, или, к счастью, не увенчались успехом.

То, что самой маленькой единицей измерения времени было целых четырнадцать минут, — очень хорошо отражало атмосферу спокойной неспешности, которая царила в здешних местах.

Измеряли время огненными и водными часами. В начале каждого урока Като зажигал свечу, на которой были отмечены деления по пять пин. Когда свеча догорала до третьего деления, уроки заканчивались.

Раз в период здесь был один выходной. И тогда я по полдня сидел возле дома, вытянув ноющие ноги и всей грудью вдыхая нежные ароматы цветов, земли и трав. А потом бродил по посёлку, разглядывая дома, местный быт и просто слоняясь без дела. Жители Эльтаина относились к моему любопытству спокойно и дружелюбно. Что удивляло, ведь как это выглядит со стороны? Ходит такой бледный пришелец и глазеет в окна. А жители улыбались, махали руками, дарили фрукты и ягоды, при этом каждый раз вежливо отказываясь общаться со мной.

Вечером мы собирались с Асой в моём саду. Он готовил местный яблочный чай, и мы, откинувшись на спинки стульев, медленно потягивали горячий напиток. А, заодно, переписывались, рассказывая друг другу о своих мирах. Каждый выходной Аса любезно выделял ровно один лист бумаги. Когда тот заканчивался, мы долго сидели молча, наблюдая, как солнце заходит за разделяющую гряду.

Детей до определённого возраста, лет до шести, держали исключительно дома. Ни разу не встретил гуляющую с ребёнком мамашу.

Климат в Таин был очень мягким и тёплым. И оставался таким в течение всего оборота. Температура, по моим ощущениям, колебалась где-то между 16 и 32 градусами. Можно было весь год ходить в лёгкой рубахе. Что удивительно, росло здесь просто всё. От ягод вроде клюквы, которые на Земле встречались только в северных краях, до цитрусовых. Само собой, растения были другими, я дал им наиболее близкие названия по своим скудным знаниям с Земли.

В таком деревенском спокойствии проходили дни, недели, месяцы, и я уже начал забывать свою прежнюю взбалмошную жизнь.

Мы возвращались с Асой после томительного выпалывания сорняков на поле с кабачками. Физически усталые, но морально довольные. Видок у меня был тот ещё: пыльный, потный, грязный, волосы засаленные и спутанные. Эх, сейчас бы под горячий душ, а ещё лучше — лечь отмокать в ванну с пеной.

На одном из придомовых участков недалеко от школы стройная симпатичная девушка в цветастом сарафане с двумя косичками, перевязанными красными лентами, грациозно тянулась за сливой. На её левой щеке я заметил маленькую родинку. Деревянная стремянка явно была слишком низкой для этого занятия, и девушка, изящно изгибаясь, балансировала на одной ноге, вытягиваясь к фрукту.

Заметив нас, она мельком улыбнулась и продолжила акробатическое упражнение. У меня в груди ёкнуло, и по телу побежали предательские мурашки. Я покраснел, будто подросток, и отвёл глаза.

«М-да. С таким видом замухрышки, коим я сейчас, несомненно, являюсь — самое время знакомиться с милой девушкой», — с досадой подумал я.

Было бы гораздо комфортнее провалиться под землю, но, к сожалению, такой навык я, сидя в офисе за компьютером, не развил.

Аса подошёл к ней, показал жестами что-то, после чего она быстро соскользнула со стремянки и уступила её моему другу. Он, немного изучив лестницу, показал жестом ждать и скрылся в здании школы. Вернулся, нагруженный пилой, двумя досками и ящиком с инструментами. Интересно, там и плотницкому делу обучают? Положив стремянку горизонтально, молниеносно отрезал нужные куски досок и так же молниеносно крепко прибил их к нижней части лестницы. Поставил заметно повзрослевшую стремянку возле сливового дерева и улыбнулся девушке в приглашающем жесте.

Она в ответ выдала такую обворожительную и невинную улыбку благодарности, что у меня сердце ушло в пятки. Аса ухмыльнулся, кивнул мне, мол, хватит слюни распускать и двинулся в сторону своего дома.

Я, зависнув на полминуты, рывком вернул себя к действительности и побежал за ним, на бегу расстёгивая рюкзак и доставая письменные принадлежности. Подбежав к Асе, запыхавшись, попросил его остановиться, показывая на листок бумаги и чернильницу. Тот снисходительно улыбнулся и повёл рукой, приглашая к разговору.

— Кто она? — написал я вопрос спешно и совершенно коряво.

— Эль, учитель музыки, — начеркал Аса, не снимая с лица улыбки.

— Очень красивая, — написал я не удержавшись.

— Да, очень, — ответил Аса, явно разделяя моё мужское мнение.

— Её нашли в лесу одну, истощённую, совсем маленькую. Приютили здесь, в Эльтаине. Родителей своих не помнит, да и сейчас уже, повзрослев и привыкнув к посёлку и жителям, — не особо ими интересуется. Её так и назвали: Эль, в честь города. Нашла себя в музыке, в Эльтаине ей в этом нет равных. Учит ребятишек играть на струнных и духовых инструментах. Они в Эль души не чают и постоянно просятся на уроки музыки, и это притом, что обычно заставить ребёнка играть на инструменте — та ещё задачка.

— Понятно, — я вздохнул и прикрыл глаза. Мурашки ещё раз строем пробежали по телу, и я чётко осознал, что по-прежнему всё уже точно никогда не будет. Этот новый неизведанный мир понемногу стал проникать в меня. Пыльная дорога в поле под стрекотание кузнечиков, купание со стучащими зубами в ледяной реке, аскетичный быт, заразительные простодушие и трудолюбие местных жителей, завораживающий вид долины и… карие глаза Эль.

Сегодня занятия закончились раньше, после чего Като подозвал меня и протянул лист бумаги. На нём было написано:

— Расскажи о себе.

Я воодушевился: в кои-то веки со мной изъявили желание пообщаться. Промокнул перо, стряхнул капли и написал, собравшись с мыслями:

— Я с планеты Земля. Где это по отношению к вашей планете я не знаю, но точно могу сказать, что очень далеко. Не вижу здесь ни одного знакомого созвездия. Да и вообще не уверен, что я из вашей вселенной. В двух словах о моей родной планете не расскажешь. Если, в общем, на ней шесть материков. Материки — это наибольшие части суши, ограниченные морями и океанами. Океанов, наибольших водных массивов, у нас пять. Люди живут на пяти материках. Один — снежная Антарктида не заселён, там очень холодно. Люди живут на Земле примерно двести тысяч наших лет. Более менее достоверные данные о нашей истории имеются только за последние шесть тысяч наших лет. У нас три основные расы: Европеоидная, Негроидная и Монголоидная. Я отношусь к первой, ваш народ очень похож на Монголоидную. Население земли в данный момент около восьми миллиардов человек. Мы, в основном, живём в городах с большой плотностью населения. В самом крупном городе земли — Токио около тридцати семи миллионов жителей. Как раз в нём живут Монголоиды, похожие на вас. И таких городов-миллионников — сотни по всему земному шару.

— Мы строим высокие дома, по двадцать, сорок, девяносто этажей. Ездим на самоходных машинах по земле, плаваем на них по морям, под водой и по воздуху. Летаем в космос, хотя пока только возле нашей планеты. Создали оружие, которое может в одночасье уничтожить всё живое на планете и материалы, крепче алмаза.

Странно, но Като читал с совершенно спокойным выражением лица, будто то, что я описываю — здесь в порядке вещей. Он передал следующий лист, и я продолжил:

— Но при этом мы обычные люди. Воюем, всегда, со дня сотворения вселенной. Воюем жестоко и беспощадно. В бессмысленных войнах гибнут миллионы. Простые люди, как ты и я, умирают за ресурсы для власть имущих. У одних стол ломится от яств в личном огромном особняке, другие не могут добыть себе просто воду и умирают от жажды. Мы жестоки, предаём, унижаем и калечим слабых. Но и проявляем милосердие, доверяем, заботимся и лечим этих слабых. Совершаем гениальные открытия и прожигаем жизнь. Проводим сложнейшие медицинские операции и добровольно убиваем себя разными веществами. Ругаемся и слушаем музыку, танцуем и дерёмся, выпиваем и дружим, сгораем на работе и томимся от скуки. Гневаемся и любим.

Я выдохнул, подивившись тому, сколько всего разом выпалил. Но как можно рассказать про целый мир на двух листах бумаги?

Като минуту переваривал прочитанное в задумчивости, после чего написал:

— Расскажи, откуда ты родом, про свой город.

— Я жил в столице, Москве, это главный город страны… — я запнулся, — забыл, у вас нет такого понятия. Страна — это объединение людей с централизованной властью и чёткими географическими пределами. Так-то так. Нечто подобное у вас — совет старейшин Таин и сама долина. Москва — огромный красивый город с сотней тысяч домов, разных, от одного до девяноста этажей. Есть дома — произведения искусства, но основная масса — просто большие коробки. В городе разбито много ухоженных парков, некоторые большие, как лес. По главной реке сотнями ходят самоходные машины, перевозя людей, в основном, для увеселения. В городе тысячи дорог, по которым толкутся и дымят каждый день миллионы самоходных машин, собираясь сотнями вокруг домов, не давая прохода. Есть и специальные машины, которые ездят и под землёй, перевозя миллионы жителей на работу почти круглосуточно. Я жил в небольшом, по нашим меркам, доме в центре столицы и работал финансовым аналитиком.

«Эх, а я даже не знаю, есть ли здесь понятие «деньги». Да и аналитики вряд ли есть. Ладно, опустим. Накарябал что-то, а поймёт или не поймёт это Като, — его личная проблема».

Вообще, я использовал много местных слов, лишь предполагая, что вкладываю верный смысл. А судя по лицу Като, получилась полная белиберда.

— Да вот, собственно, и всё. Остальное не так важно, — завершил я монолог, ожидая шквал уточняющих вопросов от учителя, но тот лишь задумчиво перечитывал мой опус, периодически поглядывая в пространство.

Так и не получив от него обратной связи через несколько минут, я спросил:

— Может, про что-то подробнее рассказать?

— На сегодня достаточно, — так же задумчиво отмахнулся Като.

— Вот я столько рассказал, а сам про здешний мир почти ничего не знаю. Да даже про Эльтаин. Могу задать вопрос? — попробовал я выудить хоть немного информации.

Като не шелохнулся, всё так же рассматривая лист бумаги. Судя по местным обычаям, таким образом собеседник ненавязчиво предлагает завершить разговор.

«И чего я тут, собственно, распинался? Какая-то игра в одни ворота получается»

Я цыкнул и неспешно отправился на выход, где меня уже заждался Аса, наверняка подготовивший очередную замечательную «трудовую практику».