Последний сын

Старик

Телль словно искал повод, чтобы прийти домой поздно, когда все уснут, и его никто не встретит. Он смотрел, как обрезают, подгоняя под шаблон, деревья вдоль проезжей части. Потом Телль стоял у витрины Инторга, где между манекенами в расстегнутых рубашках навыпуск переливались разными цветами в огнях подсветки пирамиды металлических банок пива и кофе.

Когда-то Телль очень хотел купить в Инторге шоколад. Он несколько месяцев откладывал часть зарплаты ради небольшой плитки. Телль даже договорился с мастером, что даст ему деньги, тот передаст их начальнику цеха, а тот — заму по производству, у которого было разрешение на посещение Инторга. Но пока Телль копил, Нацправительство ввело запрет на все продукты и медицинские товары из зарубежья. Оказалось, они опасны для здоровья.

Еще раньше запретили всю технику из-за границы, от простых наручных часов до автомобилей. Как и мебель с детскими игрушками, они не соответствовали Нацстандарту.

Сейчас в Инторге остались только одежда да напитки. Телль не отказался бы еще раз попробовать тот кофе, которым их когда-то на работе угостил начцеха. Это было очень давно, у начцеха родился сын, и он решил отпраздновать такое событие в перерыве, после политинформации. Рабочие с наслаждением вдыхали наполнивший цех горький, густой запах. Кофе всем досталось по трети стакана, каждый растягивал свою порцию до конца перерыва. Тот кофе, купленный в Инторге, Телль до сих пор помнил. Никакой отечественный, сделанный по Нацстандарту, с ним не сравнится.

Телль зашел в гастроном Нацторга. Раньше возле таких магазинов висели огромные плакаты "Покупай наше!" Теперь плакаты сняли за ненадобностью.

Нужный Теллю кондитерский отдел был самым дальним. Занимал он всего одну витрину и стеллаж. После того, как Нацлидер посоветовал меньше есть сладкого, которое вредно для зубов, оно почти исчезло из магазинов. А на фабрике у Телля перестали выпускать сладкую газировку.

Среди скучных, однообразных пирамид из пачек печенья на полках стеллажа, коробок с леденцами, пряниками под стеклом на витрине прилавка Телль высматривал зефир.

— А нет у вас зефира? — на всякий случай спросил он выросшую за прилавком женщину-продавца.

— Нет, — ответив, продавец ждала следующий вопрос.

Телль хотел купить именно зефир, его очень любил Ханнес. Зефира в магазинах не было уже несколько месяцев.

— Дайте тогда печенье, — попросил Телль и полез в карман за деньгами.

— Какое? — подчеркнуто равнодушно спросила продавец.

— Самое сладкое, — Телль даже улыбнулся, но продавец словно не видела его.

— Я его не ем, — ответила она.

Телль вспомнил, как в этом Нацторге он несколько лет назад хотел купить конфет. На целую коробку не хватало денег, и он попросил взвесить несколько штук. Тогда продавец сказала, что у них не рынок, поэтому здесь он может купить только коробку. То была другая женщина-продавец, гораздо старше нынешней, но Теллю все они казались одинаковыми.

— Какое чаще всего покупают, то и дайте, — решил он.

— Единицу, — продавец достала из завитринья пачку с цифрой 1 на упаковке и положила ее перед Теллем.

Расплатившись, Телль отправился в бакалею. Там, наклонившись к самой витрине, вглядывался в бумажные пачки с пшеном, перловкой, горохом и манкой пожилой мужчина.

— Вы можете мне подсказать? — неожиданно выпрямившись, он повернулся к Теллю.

— Что? — растерялся Телль.

Пожилой мужчина шагнул к Теллю вплотную. От него пахло одинокой старостью.

— Я не вижу номера, — зашептал он. — Я выхожу на улицу без очков, чтобы не привлекать внимание. Но без них я плохо вижу.

— Хорошо, — согласился Телль. — Что подсказать?

— Гречку, — по-детски шепнул пожилой мужчина и добавил: — Мне только номер. Давно ее не брал — вот решил…

Телль взглянул на ценники. Сам он различал крупу по номеру, а Фина — по названию. Когда она просила мужа после работы купить пачку крупы, Телль всегда просил сказать номер.

— Смотри, — учила его Фина. — Пшено — желтые маленькие шарики. Горох — шарики побольше, желтоватые. Гречка…

— Я знаю, как они выглядят, — перебивал жену Телль. — Ты номера скажи.

Гречка стоила дороже остальных круп, и Телль с Финой ее покупали нечасто. Пачку с номером 2 среди аккуратно разложенных пачек он сейчас нашел сразу. Она лежала не второй по счету, что было бы логично, а в конце ряда круп, у края витрины.

— Номер два, — сказал Телль.

Старик шепотом спросил его, сколько она стоит. Телль помог ему отсчитать деньги.

— Дайте мне тоже "двойку", — попросил он, подождав, пока старик расплатится и заберет гречку.

Едва Телль отошел от витрины, пожилой мужчина взял его за руку.

— Послушайте, — тихо начал он. — Вы только не говорите, если вас спросят здесь, что мне помогали.

— Хорошо.

Выйдя из двери магазина, старик отпустил руку Телля и стал спускаться по ступенькам.

— Не помогайте мне, — попросил он.

— Почему?

— Я боюсь, что меня отправят в дом престарелых, — убедившись, что их никто не слышит, объяснил старик.

Телль не понимал, почему он должен знать об этом. Ведь ему не было никакого дела до пожилого мужчины.

— Моих знакомых туда отвезли, — настойчиво продолжал старик. — Мы договорились — они мне напишут. Но ни от кого не пришло письмо. Ни от кого. Их туда увезли — и все.

— Так, может, рано еще? — пожал плечами Телль.

— Больше года прошло, как увезли последнего из них. Больше года, представляете?

Телль видел тревогу старика. Но что он мог ему ответить?

— Вы просто не знаете… — сожалением произнес тот. — Таким как я, одиноким старикам, одна дорога — в дом престарелых. Даже нашим клиникам мы не нужны. Старый, изношенный материал… Уже поздно, мне пора. Боюсь не успеть до отбоя. Прощайте.

Старик медленно скрылся в темноте.

Телль поглядел на часы. У него оставалось сорок минут, чтобы добраться домой до отбоя. В голову сразу вернулось решение инспекции. Как сказать о нем Фине? Как теперь смотреть в глаза Ханнесу, разговаривать с ним, зная, что сына ждет? И зная, что ему, Теллю, предстоит сделать.

Занятый своими переживаниями, Телль не заметил, как дошел до дома. В комнате Ханнеса горел свет, а рядом, у темного окна родительской стояла Фина.

Глупо было надеяться, что сын и жена легли спать. Собравшись с духом, Телль стал подниматься по ступенькам. Ноги не слушались, дрожали, но Телль думал о том, что его ждут. И сейчас это важнее.