Глава VII

Телепорт сработал. На миг яркая вспышка заставила двух полукровок зажмуриться, и, когда они открыли глаза, то обнаружили себя стоящими в кабине совершенно другой телепортационной арки. В отличие от той, что находилась в Адмиралтействе Санкт-Петербурга, эта представляла собой пятиугольник и имела сразу же несколько выходов. Дмитрий и Эрик настороженно переглянулись, понимая, что теперь они остались один на один неизвестно с чем. Их ладони почти одновременно легли на рукояти пистолетов, и, когда двери кабины отворились, оба мужчины почувствовали, как их сердца начинают колотиться быстрее.

Первое, что они почувствовали, был сильный запах разлагающейся плоти. В закрытом помещении, прежде вовсю нагреваемом летним солнцем, несколько мертвых тел источали такое зловоние, что Эрик почувствовал, что его вот-вот стошнит.

Прижав ладонь к лицу, он кивнул Дмитрию на выход, после чего сдавленно произнес:

— Добро пожаловать в Вашингтон! Кажется, когда-то это был кабинет Рузвельта. Остальное вам расскажет экскурсовод, если его еще не до конца обглодали республиканские черви.

Дмитрий не стал комментировать слова своего спутника и, стараясь реже дышать, первым покинул «арку». Вскоре перед его глазами возникли те самые трупы, и теперь уже Лесков пожалел о том, что он позавтракал. Он поспешно отвернулся, не в силах видеть безобразный процесс разложения, который уничтожал когда-то красивое тело молоденькой темнокожей секретарши. Неподалеку находились двое охранников, чьи лица были настолько обезображены ядом, что черные «улыбки» мертвецов «растекались» едва ли не до самых ушей.

Следующее помещение также было населено убитыми, однако зловоние здесь все же было не таким сильным. Переступая через мертвецов, мужчины осторожно двинулись к выходу из здания.

— В принципе, можем не красться: Лунатик сказал, что сюда уже давно никто не заходил, — лениво произнес Фостер, когда они миновали западную колоннаду. — Ловить здесь нечего. Единственная наша проблема на данный момент — это «подземка», а точнее — станция Пентагона. Именно под ней располагается «нижний город», где, собственно, и обитают оставшиеся в живых. Есть, конечно, шанс, что они позволят нам пройти мимо, но он настолько минимальный, что мне даже пробовать не хочется. Лунатик, конечно, обещал помочь с камерами видеонаблюдения, но что-то мне подсказывает, что мальчик переоценивает свои силенки. А подставлять башку, как это делаете вы, русские, я не особо люблю.

— Предлагаете пройти по поверхности? — спросил Дмитрий, испытующе посмотрев на своего спутника.

— Если бы там были «костяные», то да. Но, увы, там роботы… Как считаете, Барон, кто добрее — люди или машины?

— Я бы задал вопрос: кто трусливее?

Фостер улыбнулся, изображая веселье, однако его взгляд по-прежнему оставался острым, как бритва.

— Значит, ответ очевиден — пойдем под землей. Если что, будете распугивать желающих с нами познакомиться поближе. Главное, меня не напугайте. Я, честно говоря, не очень люблю эти ваши игры в стиле Фредди Крюгера.

— Если это вас утешит, вы не единственный, — ответил Лесков, пропустив мимо ушей столь нелестное сравнение.

— Вы ошибаетесь, Барон, я — единственный в своем роде, — усмехнулся Эрик. — Кстати, давно хотел спросить, вы знаете свое настоящее имя? Я имею ввиду, то самое, которое дал вам отец.

— А вы?

— Мое идиотское, как впрочем и цвет моей шкуры, — наемник презрительно фыркнул, ясно давая понять, что из всех своих особенностей «иного» ценит только способность делаться незаметным.

— Чем же вам не угодил зеленый? — Дмитрия настораживал тот факт, что Фостер вдруг стал таким общительным, словно пытался «заболтать» его перед опасностью, но прерывать его мужчина все же не захотел. Быть может, Лунатик действительно был прав, сообщив, что на территории Белого Дома уже давно никого нет, а роботы прогуливаются преимущественно рядом с Пентагоном.

— Чем не угодил? — переспросил Эрик. — Хотя бы тем, что у всех моих знакомых полукровок цвет шкуры благородный: черный, белый, серый, синий, красный… И только у меня, как у озерной лягушки. А, учитывая, что зеленые кайрамы в детстве заметно светлее, то я вообще был салатовым.

Дмитрий с тенью удивления посмотрел на Фостера.

— Если я вас правильно понимаю, вы уже ребенком знали, что при глубоких порезах покрываетесь чешуей?

— Да. К сожалению. Будучи в детдоме, я неудачно упал и глубоко порезался осколком шифера. На глазах у воспитательницы… И, как вы думаете, что она сделала, увидев на моем теле чешую? Правильно! Позвонила по определенному номеру, и вскоре за мной приехали несколько очень вежливых людей и увезли меня в лабораторию. И тогда я уже сполна насмотрелся на свою чешую. Резали меня там по несколько раз на дню…

В этот момент Дмитрий с долей облегчения подумал о том, что судьба в детстве уберегла его от серьезных травм. Наверняка, случись такая же ситуация с ним, он бы тоже познал все «прелести» российских лабораторий.

— Хотя Лунатик в детстве вообще был «розовым», — продолжал рассуждать Фостер. — Но он хотя бы подрос и избавился от этой идиотской окраски, а я…

— Значит, и ваше имя должно быть связано с цветом вашей чешуи, — Дмитрий все- таки решил узнать имя своего странного союзника, на что тот снова криво усмехнулся:

— Абелайо. На языке древних кельтов — зеленый росток… Вот скажите мне, Барон, сильно я похож на нежный зеленый росточек?

— В плане живучести и пробивного характера — да. Именно такие вот «нежные росточки» ломают асфальт.

Эрик явно не ожидал подобного комплимента, отчего бросил подозрительный взгляд на своего собеседника. Но лицо Дмитрия не выражало ни насмешки, ни сарказма, что немало озадачило и польстило Фостеру. Хоть он и недолюбливал Лескова, но в последнее время ему почему-то хотелось, чтобы Барон хоть немного уважал его. Дружба и доверие Эрика не интересовали — только уважение, которого ему так не хватало в этом проклятом Петербурге.

— Ну… Я назвал свое имя, — чуть помешкав, произнес Фостер. — Теперь уж вы извольте представиться.

— АлирЭн, — нехотя признался Дмитрий. На миг он представил, как Эрик разнесет эту информацию всем жителям Петербурга и тем самым даст еще один повод коситься на него.

— И что это значит?

— Поток. С индонезийского.

— Логично… Шкура-то синяя, — с тенью зависти в голосе произнес Фостер. Но тут же, довольно ухмыльнувшись, добавил, — в детстве вы были голубым!

— На мое счастье Бог уберег меня от этого знания, — Лесков заставил себя чуть улыбнуться в ответ, явно не слишком обрадованный такой новостью. Но затем он кивнул Эрику в сторону выхода. — А вот теперь нам следует быть осторожнее.

— Благо, не слишком долго. До станции Federal Triangle тут недалеко. Оттуда по синей перейдем на желтую, а потом снова на синюю и начнем молиться, чтобы мои соотечественники не захотели защитить свой народ от «иноземных захватчиков». Как думаете, мы прокатим за туристов? Черт, надо было надеть майки с надписью «Я сердечко Вашингтон» и повесить на грудь фотоаппараты. Если что, скажем, что отстали от группы.

Но вот они наконец добрались до выхода, и от болтливости американца не осталось и следа. Он первым осторожно приоткрыл дверь, оглядывая территорию, после чего оба стали осторожно пробираться к станции метро.

Прежде красивый город теперь не сильно отличался от омертвевшего Санкт- Петербурга. Разрушенный войной Вашингтон онемел, и только ветер еще осмеливался гонять по улицам мусор и качаться на ветвях деревьев. Цепи машин застыли, словно скованные невидимым льдом. Пахло мусором, канализацией и нечистотами, к которым примешивался уже хорошо знакомый запах разложения. Человеческие тела попадались повсюду. Смерть изуродовала их, сожрала молодость и красоту, не пощадив никого. Черные от яда губы мертвецов напоминали какой-то чудовищный грим, созданный для съемки фильма ужасов. Но страшнее всего этого была тишина. Она обрушилась на Дмитрия, едва Эрик замолчал, и сейчас преследовала их повсюду. Теперь не республиканцы правили этим городом, а гнетущее безмолвие, растекающееся по улицам, подобно яду.

Последнее расстояние до метро показалось Дмитрию и Эрику едва ли не бесконечным. Нервы были натянуты, подобно гитарным струнам, и, казалось, даже хлопок в ладоши мог заставить мужчин вздрогнуть. Но вот наконец они добрались до заветных ступеней, ведущих в метро. И тут же почувствовали настолько сильный запах разложения, что Эрик резко остановился, пытаясь побороть очередной приступ тошноты. Дмитрий зажал лицо ладонью, чувствуя, что его тоже вот-вот вырвет.

Станция походила на склеп. Весь пол был усеян мертвецами — мужчинами, женщинами, стариками, детьми. Какая-то шестилетняя девочка так и умерла, прижимаясь к груди своей матери. Они лежали вместе, частично придавленные каким- то темнокожим мужчиной. Но еще страшнее было смотреть на поезд — все его двери были распахнуты, отчего казалось, что смерть вытекала именно из его брюха.

— Придется идти по ним, — еле слышно произнес Дмитрий, на что Фостер лишь грубо выругался. Однако Лесков был прав — обратного пути нет, нужно идти дальше.

Ступая по трупам, они наконец добрались до путей и поспешили скрыться в черных недрах тоннеля. Постепенно сырость потеснила вонь разложения, но оба мужчины по-прежнему шли молча, потрясенные увиденным. Болтливость Эрика окончательно испарилась, и теперь, если Дмитрий обращался к нему, то наемник отвечал тихо и односложно. Он был бледен, как полотно, и Лесков не мог не заметить, что даже столь циничный и не по годам жестокий человек не мог спокойно смотреть на подобное.

Эрик словно провалился в свои мысли, которые не допускал в свой разум, пока жил на Золотом Континенте. Почему-то там вообще было легко не думать. Там были праздники, прогулки по берегу океана в компании красивых женщин, игры в теннис, посещение личного массажиста, ужины при свечах, поездки на спортивных автомобилях с открытым верхом и путешествия на яхтах. Там были клубы, казино, магазины, театры, музеи с оригинальными произведениями со всего мира. Там была нормальная жизнь, та самая, о которой Эрик когда-то мечтал так сильно, что готов был продать свою душу кому угодно, чтобы заполучить ее.

Сбежав из лаборатории, он подумывал о том, чтобы промышлять воровством. Его способности для этого были просто замечательны, однако потом в его жизни появились люди, которые предложили ему перешагнуть последнюю черту. Первой его жертвой стал какой-то пожилой банкир, а затем убивать стало так легко, что Фостер перестал задумываться над тем, каково это. Если не он, так это сделает кто-то еще. Так какой смысл отказываться от денег и покровительства сильных мира сего? Почему он должен жалеть людей, которые не жалели его и уж подавно не жалеют друг друга?

И, когда совет единогласно проголосовал за массовое истребление населения, Фостер воспринял это абсолютно спокойно. Его интересовала только собственная жизнь, и он не собирался «спасать» мир, который сам никого не спасал. Люди уничтожали друг друга с завидным и до тошноты изощренным постоянством. Они открывали благотворительные фонды и одновременно с этим в пыль разносили целые города. Они молились Богу, считая свою веру истинной и совершенно не желая замечать, что все их религии одинаковы. И самое дикое, что они боготворили тех, кто по сути их уничтожал: восхищались олигархами, которые их грабили, воспевали правителей, которые их убивали, боготворили ценности и моду, в результате которых лишь еще больше тупели и деградировали.

Эрик презирал людей и даже желал им смерти… Ровно до тех пор, пока не увидел их мертвыми в таком количестве.

В полном молчании он и Дмитрий шли по тоннелю, и никто из них так и не смел

заговорить. Хрупкую тишину нарушал лишь звук их осторожных шагов.

— А если бы вы знали, что на самом деле подразумевает под собой проект «Процветание», вы бы… спонсировали его?

Вопрос Эрика заставил Лескова вырваться из паутины собственных мыслей.

— Нет, — спокойно ответил он.

— Почему меня это не удивляет, — усмехнулся Фостер.

— Вы мне верите? — в голосе Дмитрия послышалась тень удивления.

— А почему нет? Несмотря на все ваши тараканы, вы не похожи на того, кто считает себя выше других. Уж поверьте, мне есть с кем сравнивать.

— Интересно получается… Вы мне верите, а мои люди до сих пор считают, будто я знал, куда идут мои деньги.

— Ваши люди судят по другим людям. Ни один полукровка не голосовал за массовое уничтожение. Даже Лонгвей. Он посчитал это безумием, за что был временно отстранен от правления. Правда, этого китайца волновали не столько судьба несчастного человечества, сколько собственная раса, которая могла озадачиться царящим на нашей планете идиотизмом. Кайрамы долгое время выискивали на Земле беглых «паразитов», но их главным правилом было не вмешиваться в дела людей. Поэтому все войны замечательно протекали без участия полукровок. Скажите мне вот что, Барон, а почему вы все-таки отказались от предложения Киву отправиться на Золотой Континент? Не сочтите за грубость, но там вас считают полным кретином. Вы сейчас могли купаться в роскоши и трахать самых красивых женщин. Но вместо этого вы таскаетесь по подземельям с людьми вроде меня и рискуете башкой за людей, которые вас ненавидят.

— Я рискую, как вы изволили выразиться, башкой, только за тех людей, которые являются моими друзьями, — усмехнулся Дмитрий. — Наверное, если бы «Процветающие» позволили мне взять на Золотой Континент всех, кто мне дорог, я бы сейчас «не таскался по подземельям» с людьми вроде вас.

— Фу, как это неблагородно! — осклабился Эрик. — Некоторые петербуржцы считают вас рыцарем в золотых доспехах, который страдает во имя добра и света. Как бы они отреагировали, узнав, что, будь у вас разрешение на переезд для всех своих друзей, вы бы давно покинули Россию?

— Негативно. Однако, если бы им предложили такой же вариант развития событий, они бы поступили точно так же. Никто не хочет хоронить своих близких, когда есть хотя бы малейший шанс их спасти. Близкие — это наше единственное богатство и преимущество. Кроме них — нет ничего.

— Преимущество? Напротив — это наша слабость. Именно поэтому я всегда буду сильнее вас. Вы уязвимы, Барон, а я нет.

— Вспомните, насколько вы были «неуязвимы», когда мы впервые подобрали вас с поверхности. И когда я вернулся за вами во второй раз.

— Нет-нет-нет, — Эрик отрицательно покачал головой. — Это совершенно другое! Я говорю о том, что близкие — это нити, за которые человека можно дергать, и он будет плясать, как мне вздумается. Мне приходилось похищать детей и получать за них выкуп у обезумевших от горя родителей. Мне приходилось убивать целую семью — по одному человеку в месяц, чтобы довести до отчаяния мужчину, который не желал отдавать долг моему нанимателю. Вот как бы поступили вы, если вдруг кто-то из ваших друзей оказался в руках «процветающих»?

— А вы разве не видите? — Лесков удивленно вскинул брови. — Мои друзья уже давно в руках «процветающих», и именно поэтому я сейчас нахожусь здесь, пытаясь найти способ, как освободить их. Я всего лишь играю по заданным пра…

Внезапно Дмитрий оборвался на полуслове и резко замер на месте. Ему не потребовалось объяснять Эрику, что заставило его так отреагировать, потому что Фостер, подобно его отражению, тоже замер, вслушиваясь в тишину. Им не могло показаться одновременно — где-то вдалеке между собой переговаривались люди. Голоса принадлежали мужчинам.

— Либо местные, либо солдаты, — еле слышно предположил Эрик. — Воспользуетесь русско-английским разговорником или добавим еще парочку трупов в этот коллаж?

— И ведь не разминуться, — с досадой произнес Дмитрий, оглядываясь по сторонам.

— Говорите за себя. Я запросто могу пройти мимо, никого не задев, — улыбнулся Фостер. — Ну же, Барон, решайте!

С этими словами Эрик жестом указал на замаячивший впереди луч фонаря.

— Стрелять в любом случае — не вариант. Слишком громко. Мне проще напугать их, и они сами отступят.

— Ну тогда играйте в бугимена, раз у вас есть на то время. У меня же его нет, — с этими словами Фостер применил свои способности делаться незаметным.

Вскоре голоса зазвучали отчетливее, и Дмитрий даже различил, о чем говорят идущие ему навстречу незнакомцы. Кто-то из них сказал, что не ел уже несколько дней, но ответом ему почему-то стала гробовая тишина. Свет фонаря внезапно погас, и Лесков снова оказался в кромешной темноте, благо, зрение полукровки позволяло ему нормально видеть. Он прошел еще какое-то расстояние и вскоре наткнулся на первый труп, рядом с которым валялся фонарь. Неподалеку лежали еще трое убитых. Раны на их шеях явно были оставлены только что колющим оружием.

— Извиняйте, Барон, потом потренируете свое произношение, — услышал Дмитрий чуть запыхавшийся голос Фостера.

— Ты убил гражданских, — сухо произнес Лесков, мрачно взглянув на наемника. — В этом не было необходимости.

— Я предпочитаю не оставлять свидетелей. Если вас что-то не устраивает, в следующий раз берите с собой священника.

— Возможно, они пошли искать еду своим детям…

— Дерьмо случается, — наемник пожал плечами и, ухмыльнувшись, добавил, — или вы больше не хотите, чтобы я вас сопровождал, Дмитри? Скоро Пентагон, так что подумайте, надо ли нам сейчас выяснять отношения?

— Отложим на более подходящее время, — прохладным тоном ответил Лесков. Непослушание Фостера ему чертовски не понравилось, но для дрессировки этого щенка место было уж больно неподходящим. В итоге Эрик тщательно вытер свой нож об одежду одного из убитых, и они направились дальше.

Однако ни станция Pentagon, ни Pentagon City на удивление не доставила чужакам каких-либо проблем. Казалось, местные жители их попросту не замечают, хотя охрана давно могла увидеть передвижение этих двоих. Возможно, солдаты приняли их за обычных выживших, потому что Дмитрий и Эрик были одеты в гражданскую одежду. Но из памяти Лескова все же не выходило обещание Лунатика немного «облегчить» их путь, и Фостер тоже склонялся к тому, что гарантом их безоблачной прогулки все же стал «блуждающий во сне».

— Отключил камеры, не иначе, — произнес он, довольно хмыкнув. — Неудивительно, что «процветающие» так боялись эту разновидность полукровок, что вырезали ее подчистую. Поначалу они подумывали прибегнуть к их помощи и взять на Золотой Континент. Вот только таких вот лунатиков невозможно контролировать. Когда они спят, они могут натворить такого, что потом хрен исправишь. Если наш, еще мелкий и хилый, может отключать камеры на таком расстоянии, представляете, на что способны взрослые?

— Как он это делает?

— В данном случае, наверное, проникая в сознание самих охранников. «Нашептал» им что-то, они сами и отключили. Да вы не волнуйтесь, Барон, я скоро вас познакомлю. Думаю, он вам понравится.

— Эрик, я задам вам один вопрос, но вы можете не отвечать, если не захотите. В конце-концов, вы не на исповеди.

— Я рассказал вам, что раньше был салатовым. Что может быть еще более личным? Разве только история, как я лишился девственности, — ухмыльнулся Фостер, однако внутренне почему-то напрягся. Взгляд Лескова показался ему уж больно испытующим.

— Почему вы не помогли Лунатику сразу же, как покинули лабораторию? Слушая вас, я смею предположить, что вы относитесь к нему… Ну если не как к другу, то хотя бы с симпатией.

— Ему нечем было заплатить за мои услуги, — хохотнул Эрик, однако смех наемника показался Лескову наигранным. Скорее всего парень лгал, вопрос только, почему?

Дмитрий и его спутник поднялись на поверхность лишь тогда, когда добрались до конечной станции синей ветки и осторожно направились дальше. Они шли до тех пор, пока не выбились из сил, после чего Лесков наконец предложил остановиться на привал. Мужчины укрылись в подвале какого-то полуразрушенного дома, где, к счастью, не обнаружилось никаких мертвецов. Перекусив, они перетащили с первого этажа дома несколько диванных подушек и устроились на ночлег.

Загрузка...