Последний ранг. Том 3

Эпизод 7

Я резко повернулся к секретарю, который всё ещё разглядывал голову Волота и морщился.

— Где тот слуга? Тот, что выжил у Соломиных? Где его допрашивают? Позвоните и узнайте, всё ли в порядке.

Я не мог сказать прямо, что слуга уже сбежал из кабинета во время допроса. Разведчик Абубакар оставался моим нераскрытым секретом, и я не собирался о нём рассказывать.

Жан Николаевич уставился на меня.

— Но его…

— Позвоните прямо сейчас. Проверьте. — Я кивнул на телефонный аппарат, который стоял рядом с головой Волота.

Секретарь тут же забыл про голову, схватил телефонную трубку и набрал особый код для связи.

— Что случилось? — шёпотом спросил у меня Феофан, пока секретарь тревожно вслушивался в гудки.

— Надеюсь, ничего плохого, — ответил я, не вдаваясь в подробности. Затем наклонился к мальчишке и добавил: — Ты останешься здесь, ясно? В «Золотом гнезде». Тут относительно безопасно. К тому же, вам с Эсфирь вместе не будет скучно.

Услышав про Эсфирь, Феофан помрачнел и покачал головой.

— Мы не сможем с ней увидеться, даже если будем находиться в одной комнате и даже если будем стоять нос к носу.

— Не понял, — нахмурился я.

Мальчик пожал тощим плечом.

— Без обид, но порой ты очень глупый, Коэд-Дин. Хоть и крутой. Я же сказал, что Эсфирь и я не сможем встретиться. Вообще никак. Только если не случится одно условие.

Это прозвучало странно, хотя чему удивляться: я разговаривал с пророком, а с ними всегда всё сложно.

— Какое ещё условие?

— Пока Виринея меня не усыновит, — спокойно объявил Феофан. — Только при этом условии я снова смогу увидеть Эсфирь, а она — меня. Больше никак.

Мальчик сказал это так, будто другого варианта вообще не существовало.

— Ясно, — бросил я: мне, если честно, было не до встречи двух десятилетних детей. По крайней мере, сейчас.

Тем временем секретарь наконец дозвонился до нужных людей.

— Что там с допросом того слуги? — быстро заговорил он в трубку.

Выслушав ответ, он заметно побледнел.

Лицо Жана Николаевича вытянулось. Около минуты ему о чём-то докладывали, после чего он скрипнул зубами и процедил:

— Ищите. Если не найдёте, то полетите с должности.

Положив трубку, он посмотрел на меня.

— Слуга сбежал. Он оказался сильным менталистом. Причём с особыми навыками, нам неизвестными. Он ментально вырубил следователей и исчез. Просто исчез из закрытого кабинета с магическими границами. Такое у нас произошло впервые, но мы выясним, как ему это удалось.

Я и сам скрипнул зубами.

Сказал же: будьте осторожны с этим слугой. Всё равно упустили.

«Абу! — мысленно обратился я к фантому. — Найди его!».

Абубакар ответил не сразу, а только через несколько секунд.

«Уже ищу, мой царос! Пацан хитрый! Исчез так быстро, что я даже моргнуть не успел. А я ведь не моргаю, ты же знаешь. Я даже сплю с открытыми глазами, чтобы всегда быть начеку. Но это ничего… ещё никто не убегал от сурового разведчика Абубакара!».

Я посмотрел на Жана Николаевича.

— Вы хотя бы успели выяснить, как зовут этого слугу? Кто он такой?

Тот кивнул.

— Да, мне доложили. Его зовут Зигбо Никольский. Ему пятнадцать. Подданный Российской Империи, рождён в Петербурге в семье местного каменщика и горничной с африканскими корнями. Служил во дворце Соломиных. Никаких нарушений за ним не выявили. Насчёт магии — всё сложнее. Сами знаете, сильные менталисты умеют хорошо скрывать свои навыки. Но у него обнаружилась серьёзная родовая магия Пути Психо. Мы всё сейчас выясняем.

— Зигбо, — хмурясь, повторил я его имя.

Это было не просто африканское имя, а имя из определённого региона Африки.

— Да, Зигбо, — повторил секретарь уже за мной. — Мальчик сказал, что на языке африканского народа нгаби это означает «Тот, кто рождён отомстить».

Моя память сразу выдала воспоминание, как кудрявый подросток-слуга выносит поднос с блюдом на Балу Мёртвых. Парень выглядел терпеливым, сосредоточенным и верным делу, которое делает, пусть это всего лишь подношение десерта.

Значит, он из народа нгаби, как и мой оруженосец Бонце.

Я ещё раз обратился к памяти и ещё раз вспомнил лицо Зигбо. Широко расставленные глаза, высокий лоб, смуглая кожа, прямой нос, кудри, острые скулы — мальчишка собрал в своей яркой внешности признаки двух народов: он был одновременно русским и африканцем.

В этот момент я догадался, кто он такой, а так же вспомнил, где видел ту ритуальную лампу для благовоний в виде носорога, которую следователи забрали у Зигбо.

До этого она попадалась мне на глаза всего один раз, когда мне было пятнадцать и мой оруженосец достал её из кармана, чтобы зажечь благовония. И надо же… эта лампа всплыла через сто лет.

А ведь я ничего не знал о дальнейшей судьбе оруженосца после моего исчезновения.

Что с ним стало?

Анастасия Баженова говорила, что Бонце предал меня, открыв дверь моего дома Волоту, но в подробности не вдавалась.

Неужели этот мальчишка Зигбо — потомок Бонце?

А ведь Абубакар ещё на Балу Мёртвых заметил, что слуга показался ему знакомым. Что ж, мой фантом не ошибся. Он отлично знал Бонце и сразу заметил сходство.

Жаль, что не заметил я.

В то же время

Лес вблизи военного объекта «Изборск-5»

Зигбо бежал, не чуя под собой ног.

Ему удалось улизнуть от военных, но расслабляться было рано. Он истратил почти все силы, чтобы применить Искажение и Импульс Тяжести Тиада — одни из сильнейших навыков из арсенала мага Пути Психо.

Однако сбежать ему помогло не Искажение, и даже не Импульс Тяжести, а уникальный родовой дар Хождения по Тропе Ветра — перемещение тела за разумом.

Вот и сейчас Ветер подгонял его дальше, скрывая от преследователей, а Зигбо бежал и бежал. Если удастся ускользнуть, то это будет огромной удачей. Третьей удачей за его недолгую и не особо радостную жизнь. Хотя Зигбо из рода Дождя Бонце никогда не жаловался на жизнь.

Он знал: если небо упадёт на землю, то умрут все.

Так говорила его бабушка Шаде, когда по вечерам садилась в скрипучее кресло у крыльца и разжигала старую лампу хоа для благовоний, вырезанную из чёрного мыльного дерева. Когда-то она принадлежала Дождю Бонце, а ему досталась от его отца, великого Идущего по Тропе Ветра.

Лампа имела вид головы носорога и с детства пугала Зигбо. Особенно, когда во время дымления загорались её зелёные носорожьи глаза.

В такие моменты бабушка Шаде выглядела особенно зловещей.

Она молча держала лампу в ладонях, смотрела на дым и о чём-то думала. Её серьги с ракушками каури покачивались и лоснились бликами, а дым от лампы закручивался спиралью и тянулся в сторону, будто его подгоняли бабушкины мысли.

Возможно, в тот момент она думала о предках.

Например, о своей бабушке Данай, которая давно умерла. А может, думала о потомках. Например, о своей дочери Хабике, которая всё ещё исполняла долг службы Волоту.

Но вряд ли бабушка Шаде думала о своём внуке Зигбо. Для дум у неё имелась внучка Чицца, более одарённая и усердная, а Зигбо никогда не рассчитывал на чью-то опеку и снисхождение.

С детства ему внушали, что он слаб как маг Пути Психо, а родовой дар — Хождение по Тропе Ветра — для него вообще закрыт. Перемещение тела за разумом покорялось единицам, а точнее — кому-то одному из пяти поколений семьи. И за последние сто лет пока никто из рода Бонце не освоил Хождение по Тропе Ветра, даже Чицца.

«Сколько бы бревно ни лежало в воде, оно не превратится в крокодила».

Это тоже сказала бабушка Шаде.

Так она дала понять Зигбо, что он навсегда останется никудышным магом и может не пытаться покорить родовой дар. Но тогда ему было плевать на Тропу Ветра — он имел совсем другую цель.

Он должен был вернуть уважение в свой род и освободить семью от служения Волоту, от рабства, которое длится уже целый век, начиная с самого Дождя Бонце и его младшей дочери Данай. И вот тут Зигбо был сильнее остальных родственников. Пока те лишь мечтали о свободе, Зигбо действовал.

Это он нашёл сокровище Волота — его драгоценную голову.

Сам нашёл. Один.

А ведь голову Волота искали пять поколений Бонце, но отыскал именно Зигбо — тот, кого бабушка Шаде всегда называла лишь бревном в воде.

Она ведь не знала, что этой весной он превратился в крокодила.

В то же время

Объект «Золотое гнездо»

— Мы найдём его, господин Бринер, — негромко, но веско заверил меня секретарь.

«Не найдёте», — хотелось бы сказать мне, но я промолчал.

Если этот Зигбо Никольский — действительно потомок моего оруженосца Бонце, то пацана уже никто не найдёт.

Кроме Абубакара, конечно.

В роду Бонце всегда были сильные маги Пути Психо, а ещё кому-то одному из пяти поколений доставался уникальный родовой дар.

Мой оруженосец называл этот дар «Хождением по Тропе Ветра».

Его отец был именно таким — великим Идущим по Тропе Ветра. Но из-за этого сам Бонце магией не владел. Отдав максимум силы одному из представителей семьи, на его потомке родовая магия всегда отдыхала. Это был закон магического Пути рода Бонце.

А, судя по тому, как Зигбо исчез из кабинета и сбежал от следователей, то именно этот парень имел тот родовой дар. Он был Идущим по Тропе Ветра, то есть умел переносить своё тело за разумом. Он умел перемещаться в пространстве, растворяясь в нём и появляясь в другом месте — там, где захочет его разум, но в радиусе горизонта с высоты наблюдателя.

Даже для менталистов, адептов Пути Психо, то есть Мыслей — это был невероятный по силе дар. Владеть своим разумом настолько, чтобы иметь возможность притягивать за своими мыслями и собственное тело. Это была полная власть сознания над материей.

«Абу! — опять обратился я к своему фантому. — Найди мне этого парня. Используй все средства, но будь осторожен. Он — Идущий по Тропе Ветра».

«О-го! Вот это но-о-овости! — тут же отреагировал Абубакар. — Он из рода Бонце? Ах-ха-ха! Я же говорил, что он на кого-то похож…».

«Найди мне его, максимально быстро! — оборвал я фантома. — Я хочу знать каждый его шаг!».

«Есть, мой царос! Сменю тактику. Этот кудрявый беглец даже по Тропе Ветра от меня не скроется!».

Связь с Абубакаром исчезла, и я снова посмотрел на секретаря.

— Мне нужна информация о родственниках этого слуги. Что за люди, где работают, их адреса и всё остальное.

Жан Николаевич кивнул без лишних вопросов.

— Предоставим всё, что надо.

И тут голос неожиданно подал Феофан:

— Можете не стараться, господа. Такого, как он, поймать невозможно. Не знаю почему… я всего лишь пророк… но знаю, что этот маг уйдёт от любого. Вообще от любого.

Мальчишка перевёл взгляд на меня и добавил:

— И от тебя тоже, Коэд-Дин. Потому что даже ты не сможешь поймать ветер.

«Только если не выяснить, в какую сторону этот ветер дует», — мысленно ответил я, но вслух ничего не стал произносить.

В «Золотом гнезде» я провёл ещё около пары часов.

Кроме всего остального, мне надо было увидеться с Эсфирь.

У меня из головы не выходила та наша встреча с Эсфирь в червоточине: её равнодушный вид мехо-голема, цветные наклейки на ботинках и Музей Новейшей Истории.

В ушах до сих пор слышался её отчаянный голос:

«Алекс, мы ещё увидимся?».

И вот наконец Эсфирь привели ко мне, забрав прямо с урока.

Я дождался её в том же Восточном корпусе, но уже в другом кабинете, и когда она появилась, то не сдержал улыбки.

Выглядела Эсфирь собранной и серьёзной: в строгой школьной форме, при галстуке, берете и даже при погонах золотистого цвета с чёрными нашивками «О-100», что явно означало «Объект-100». Вдобавок к её блузке был прикреплен значок с изображением золотого двуглавого орла.

Такой Эсфирь мне нравилась больше, чем в виде мехо-голема в будущем, но я всё равно не удержался:

— Привет, Соломон-четыре тысячи двадцать восемь.

Она замерла на месте, захлопав светлыми ресницами.

— Кто-о?..

Наверное, впервые в жизни я знал о будущем чуть больше, чем она. А может, мне так просто казалось.

— Да неважно, — отмахнулся я.

Забыв о серьёзности, Эсфирь кинулась мне на шею и крепко обняла.

— Алекс! Ты приехал! — Она засмеялась мне в ухо: — И никогда не произноси при мне такие большие цифры! Четыре тысячи двадцать восемь. Какая жуть! Разве ты забыл, кто я?

— Пророк? — уточнил я.

Она рассмеялась ещё громче.

— Нет, балбес! Я гуманитарий! Говорила же!

Я приподнял её над полом и усадил на стол, после чего приступил к расспросам.

— Ну и как ты тут учишься? Всё нравится? Никто тебя не обижает?

Она закатила глаза.

— Нормально всё, чего со мной будет? Только скажи своим военным, чтобы нам поставили другого преподавателя по изучению Пыли Грядущего. Этот профессор Стекловский мне не нравится. У меня два аргумента против него. Во-первых, у профессора аллергия на пыль, и каждый раз, когда он показывает нам, как пользоваться Пылью Грядущего, у него краснеет нос, а потом он начинает чихать. И так на каждом уроке! А во-вторых, его зовут Измор Иванович. Этим всё сказано. Так и передай администрации.

Я усмехнулся.

— Аргументы железные.

Мне показалось, что за те несколько месяцев, что я не видел Эсфирь, она заметно повзрослела и стала ещё вреднее, чем была.

— Ты оставишь меня тут, чтобы я тебе и дальше не мешалась, да? — в лоб спросила она, слезая со стола.

Любила она такие вопросы, на которые сложно ответить.

— Ты останешься здесь ради своей же безопасности, — сказал я, тщательно взвешивая слова. — Мне так будет спокойнее.

Она вздохнула.

Я уже приготовился выслушивать, что осколки будущего назвали меня эгоистичной сволочью и показали, как я буду гореть в аду, но Эсфирь промолчала. Вообще никак не прокомментировала, даже не съязвила.

— Ты уже с кем-нибудь подружилась? — поинтересовался я. — Здесь же учатся другие пророки.

— Они скучные и предсказуемые, — поморщилась Эсфирь. — А мне бы хотелось дружить с кем-то непредсказуемым. Очень непредсказуемым. Кого вообще невозможно предсказать.

Я нервно кашлянул.

— Поверь, это не всегда просто, как может показаться.

Мне сразу подумалось о непредсказуемой Виринее Ворониной.

Эсфирь на мою реплику не обратила внимания.

— А мне бы хотелось! — повторила она. — Ты помнишь того мальчика, который приходил к нам в магазин? Вот бы его снова увидеть. Он очень непредсказуемый. Настолько, что просто улёт!

— Если ты про Феофана, то он сейчас здесь, — ответил я. — Его увели в медблок, на осмотр. Возможно, он будет учиться вместе с тобой.

Не знаю почему, но я опасался их повторной встречи. Будто из двух опасных химических реагентов должен был получиться взрыв.

— Он здесь? Прямо сейчас? — Эсфирь заулыбалась. В её больших голубых глазах мелькнул озорной блеск. — А вот это уже интересно! Надо срочно посмотреть осколки будущего насчёт него и попробовать что-то предсказать!

Она поспешила к выходу.

— Эй! — крикнул я ей вслед. — И это всё?

Эсфирь обернулась.

— А что? Иди, спасай мир, или что ты там делаешь? Развлекайся. Что я могу ещё сказать? И передавай привет Виринее, любительнице безвкусных платьев и розового цвета. Осколки будущего сказали мне, что она поселится у нас дома и будет проводить всякие тёмные мерзкие эксперименты. Но ты будешь только рад. И вообще… У неё столько тараканов в голове, что жуть. Даже у меня столько нет. Так что будь осторожен. — Она поморщилась. — Ну и помыться и переодеться тебе бы не помешало. Воняет от тебя чем-то… фу-у. Тухлятиной, что ли.

Я вскинул брови.

Хотелось бы мне сказать, что запах тухлятины сама же Эсфирь через десять лет назовёт «Запахом десятилетия» и сделает из него музейное достояние.

— И это всё, что ты скажешь? — спросил я.

Эсфирь закатила глаза (уже второй раз!).

— А что ещё надо? Неужели ты без меня не разберёшься?

Чёрт возьми, она дерзила мне, будто у неё пубертат раньше времени начался (а я надеялся, что нервотрёпка наступит только года через три).

— Ты даже не хочешь спросить у меня, где я был всё лето?

— А чего тут спрашивать? — надула губы Эсфирь и взялась за дверную ручку. — Ты спасал мир. До остального тебе дела нет.

Я вздохнул.

Теперь ясно, на что она обиделась. Наверняка, всё лето мечтала, что я приеду и заберу её домой, а вместо этого я опять оставил её здесь.

Что ж, тут сработал бы только один вариант.

— Вообще-то, мне нужна твоя помощь, — сказал я. — Но раз ты занята, то…

— Какая помощь? — Эсфирь моментально оставила дверную ручку и шагнула ко мне.

Я удержался от улыбки и добавил серьёзно:

— Надо, чтобы ты посмотрела осколки будущего вокруг одного мага. Его зовут Зигбо. Он адепт Пути Психо, менталист. У него есть особый родовой дар. Он умеет перемещать тело вслед за разумом. Такого человека практически невозможно отследить, но этот маг мне нужен. Я должен знать, что он задумал.

Этого было достаточно, чтобы Эсфирь забыла про свои обиды.

— Вот бы ещё Феофана сюда позвать! — воскликнула она. — Мы бы вместе такое раскопали и столько бы всего напророчили!

Меня кинуло в неприятный холодок от одной мысли, сколько бы эти двое напророчили, если их объединить.

С другой стороны, идея была неплохая. Два талантливых и сильных пророка могли действительно помочь в поисках неуловимого Зигбо. И не только.

Я кивнул.

— Ладно. Скажу секретарю, чтобы устроил вам встречу побыстрее.

От радости Эсфирь захлопала в ладоши.

— Правда? Как здорово! Йопт! Я увижу Феофана! Вот это орга-а-зм!

Я аж опешил, не поверив ушам, а потом с угрозой на неё уставился.

— Не понял. Это что сейчас было?

— Ой, прости… случайно вырвалось, — она прикрыла ладонью рот и попросила тихо: — Только Абу не говори, ладно?..

В тот день Эсфирь с Феофаном так и не встретились.

Когда я уже покидал «Золотое гнездо» и садился вместе с Жаном Николаевичем в АЭ-Роптер, секретарь сообщил, что Феофана срочно задержали в медблоке на пару дней для полной диагностики.

— Через неделю мальчик сможет приступить к учёбе и встретится с Эсфирь Бринер, — добавил он.

— Сообщите, как только это произойдёт, — кивнул я. — Их встреча — важное событие. Как минимум, для меня. Как максимум, для всех нас.

Секретарь нахмурился и промолчал, но наверняка подумал, что доверять десятилетним доморощенным пророкам — не самый надежный метод борьбы с Волотом.

Я не стал ни в чём его переубеждать.

Мои мысли вернулись к другим задачам. В первую очередь надо было забрать из тюрьмы самую большую свою проблему и самую большую надежду — Виринею Воронину.

Я даже переодеваться не стал, чтобы не тратить время, а сразу отправился за девушкой. Сейчас мне было плевать, что на мне грязный смокинг, оставшийся ещё с Бала Мёртвых, и что от меня воняет тухлятиной и гарью из червоточины.

Это было ничто по сравнению с опасностью, которая нависла над Виринеей. Надо было срочно взять её под защиту.

До места мы летели через два пространственных коридора. Дважды на окна АЭ-Роптера опускались ставни, и дважды из окон салона открывались виды: сначала — пригород Петербурга; потом — густой лес и туман.

Когда окна открылись третий раз, то я увидел уже другой военный объект, совсем не похожий на предыдущие. Не школа и не корпус для работы силовых служб.

Это была тюрьма.

Нет, никакой колючей проволоки, надзирателей по периметру и своры собак тут не имелось. Это был комплекс обычных трёхэтажных зданий за высоким забором, вполне даже симпатичных, выкрашенных в жизнерадостные зелёно-белые цвета.

Но то, что это тюрьма, не было никаких сомнений.

От неё веяло тяжестью приговоров.

Непроницаемая магическая граница здесь тоже ощущалась. Её явно возводили целой группой магов из разных Путей и поддерживали в постоянной активности.

Внутрь меня не пустили. Всё, что было позволено — это открыть салон АЭ-Роптера и впустить троих человек, ждущих на площадке, а затем снова взлететь и отправиться обратно.

Из трёх пассажиров двое были охранниками. Причём обе — женщины сурового вида. А вот третья…

Я проводил её взглядом, пока она садилась в кресло АЭ-Роптера, а заодно проверил, поставили ли на неё Печать Блокады.

Да, поставили.

Временную, но всё же.

Треугольник мерцал красной краской прямо на лице Виринеи (на правой щеке) — так делали в тюрьме, чтобы сразу видеть, есть ли на заключённом Печать.

Виринея устроилась в кресле напротив меня, звякнув наручниками. Её уже успели переодеть в неприметный серый костюм, будто учительницу из пансиона, а её яркие волосы спрятали под платком. Рядом с ней сели обе охранницы. На меня девушка, кстати, так ни разу и не посмотрела, сразу уставившись в пол.

Жан Николаевич наклонился к моему уху и прошептал:

— Эта скромница убила двести двадцать три человека, включая очень серьёзных людей из высшего общества. Вы уверены, что справитесь с ней?

— Справлюсь, — ответил я, внимательно изучая Виринею.

На самом деле справиться с ней было сложно. Проще — склонить на свою сторону только за счёт убеждений. Таких людей, как Виринея, надо было ставить перед фактом и очевидным выбором. Больше никак.

Чувствуя мой пристальный взгляд на своём лице, она наконец подняла голову. Ничего не сказала, конечно, но поджала губы и сощурила глаза. В них всё ещё не утихла скорбь по дяде, да и вряд ли когда-нибудь утихнет.

На шее Виринеи болтался тот безвкусный стальной кулон в виде розового сердца, который я ей подарил перед Балом. Внутри должен был храниться коготь с ядом Анчара, но я точно видел, как Виринея надевала этот кулон на Анастасию Баженову, прежде чем та убила себя этим самым ядом.

Сейчас кулон снова висел на шее Виринеи.

Она опустила взгляд в пол и осталась сидеть неподвижно до конца поездки. Мне было жаль её дядю, искренне жаль, и я винил себя в его смерти, но в то же время понимал, что Ян Стоянович Воронин выбрал свой путь сам, хоть и не без моего давления.

Когда АЭ-Роптер наконец приземлился, то из окна салона я сразу увидел до боли знакомые места.

Это была площадка на заднем дворе родового гнезда Бринеров — дома на Белом Озере близ Изборска.

Я заметил свежестриженный газон, каменные дорожки и уже начавшие желтеть клёны.

На душе стало по-странному тихо. Всё замерло в предвкушении и тревоге.

— Добро пожаловать домой, господин Бринер, — улыбнулся мне Жан Николаевич.

Услышав это, Виринея резко подняла голову и уставилась в окно салона — на клёны и белый замок вдалеке.

Она явно не ожидала, что у меня получится вернуть себе этот дом — то самое место, где всё началось.

Дворец, окружённый садом, выглядел статно и благородно, как и столетие назад. Строгий и утончённый, он будто стремился ввысь.

Это была постройка восемнадцатого века. Всё в нём было аккуратно, но при этом роскошно и с душой.

Трёхэтажное здание венчали три башни с фронтонами, массивные арки поддерживали колонны с капителями, а балконы будто ждали, когда на них выйдет кто-то в одеждах из прошлого века.

Дом выглядел так, будто принадлежал другому миру.

Военный АЭ-Роптер только что покинул территорию, оставив меня и Виринею одних. По крайней мере, это выглядело именно так: будто мы одни. На самом деле по периметру имелась охрана, а плюсом к ней вокруг дома возвели магическую границу такой же крепости, как в тюрьме.

Через границу туда и обратно могли проходить только я и моя горничная, а вот для Виринеи всё было иначе. Она могла войти, но не могла выйти.

Пока мы стояли, я вдыхал запах осенней прелой листвы и разглядывал округу.

Казалось, я покинул это место вчера, а ведь прошло сто лет.

Сто!

Здесь успела пожить совершенно чужая семья. Ненавистные мне господа Стрелецкие, которые теперь и сами лишились всего. Прямо как Бринеры.

— Может, ты снимешь с меня наручники? — Вопрос Виринеи вернул меня на землю.

Я взял её за локоть и повёл через сад в сторону высокого крыльца к центральной башне.

Наручники не снял. Об этом была договорённость с Чекалиным. По большому счёту, мне передали преступницу, серьёзно при этом рискуя и надеясь на моё благоразумие.

А риски были огромные. Это понимали все, в том числе сама Виринея.

— Сниму, как только войдем в дом, — ответил я.

Она уже догадывалась, что теперь этот красивый дом станет её тюрьмой, и выйти отсюда получится только тогда, когда я этого захочу.

— Ты всех гостей в наручниках домой приводишь? — В её голосе появилась желчь.

— При других условиях тебя бы вообще не выпустили, — ответил я, стараясь сохранять терпение.

— Отчего же? Теперь военные знают, что ты Коэд-Дин, а значит, тебе ничего не стоит со мной справиться.

— Коэд-Дин всего лишь с шестым рангом, — уточнил я. — Им нужны гарантии. Ты же понимаешь, что горные некроманты теперь тебя в покое не оставят. Хибинская Ведьма перевалила груз своей клятвы на тебя.

Она бросила на меня хмурый взгляд и ничего не ответила, зато прибавила шагу, будто поскорее стремилась попасть в заточение. Возможно, сама боялась того, какая угроза над ней нависла.

Быстрым шагом мы преодолели большой сад, обошли фонтан, затем — пару статуй в виде львов с орлиными крыльями и остановились у высокого крыльца с двумя лестницами.

— Пошли, чего тянуть! — Виринея вбежала по ступеням и встала напротив большой арочной двери с барельефом в виде крылатого льва.

Увидев барельеф, девушка замерла.

— Он такой же, как на твоём кольце. Только там кот, а здесь лев. Это что-то значит? — Она обернулась и посмотрела на меня.

— Это просто лев, — ответил я, неторопливо поднимаясь по лестнице.

Затем так же неторопливо вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь.

— Заходи.

— Боже… — выдохнула Виринея, делая шаг вперёд. — Неужели здесь ты повышал свой последний ранг?.. Даже не верится.

Новое впечатление на несколько секунд перекрыло её скорбь по дяде.

Она вошла в дом первой.

Я отправился следом и сразу запер дверь изнутри, а ключ сунул в карман, хоть и понимал, что Виринея не выйдет отсюда, даже если стащит его у меня и откроет дверь. Магические границы её не пропустят. Если она, конечно, не станет сильнее этих границ.

Виринея остановилась посреди холла.

Паркетный пол, выложенный узорами, блестел под её ногами, как зеркало. Она разглядывала старинную мебель, картины, высокие потолки с фресками и люстры, огромную лестницу, ведущую на верхние этажи.

— Как в музее, — прошептала Виринея и обернулась, опять посмотрев на меня. — Гедеон, я как будто попала в прошлое. Это невероятно.

Её взгляд смягчился.

Я заставил себя улыбнуться и, подойдя, снял с девушки наручники. Правда, временная Печать Блокады на ней всё ещё оставалась. Она должна была действовать ещё сутки.

— Располагайся, где хочешь… — начал я, но Виринея перебила меня.

— Зачем ты забрал меня? Скажи честно. Я бы могла остаться в тюрьме. Меня бы осудили и, скорее всего, приговорили к казни. Я убила столько людей… даже не знаю сколько…

— Двести двадцать три человека, — мрачно сообщил я. — И не все из них были виноваты в смерти твоего дяди или замешаны в делах горных некромантов. Некоторые просто пришли на Бал как гости. Или были внедрены как агенты службы безопасности.

В её глазах появились слёзы.

— Господи… Гедеон, как я могла это сделать?.. — Её губы задрожали. — Я приношу зло. Я такая же, как она… как Хибинская Ведьма.

— Ты такая же сильная, это правда, — не стал переубеждать я. — Возможно, даже сильнее, чем она. Но у вас есть отличие. Ты ещё не выбрала сторону, не отдала Волоту всё, чем дорожишь, и не пожалела об этом.

По щекам Виринеи скользнули слезинки.

Одна из них скатилась прямо по Печати Блокады и сразу потемнела, а на пол упала уже чёрная капля.

— Гедеон… — всхлипнула девушка и, не удержавшись, бросилась мне на шею.

Ну наконец-то.

Я уж думал, что Виринею не вернуть, и мне останется лишь наблюдать, как она всё больше озлобляется от горя.

Но, слава богу, этого не случилось.

Она рыдала не меньше получаса, крепко обнимала меня, комкала пальцами ткань моего не слишком ароматного пиджака, что-то шептала и утыкалась мне в грудь то щекой, то лбом.

Её платок сполз на макушку, открыв часть волос, и в конце концов я стянул его совсем. Мне нравилось видеть волосы Виринеи распущенными и свободными.

От рыданий она совсем ослабла. К тому же, на ней работала серьёзная Печать Блокады, а для мага это было похоже на тотальное истощение.

В конце концов, Виринея прилегла на диване в гостиной, у большого, но пока еще холодного камина. Уснула она мгновенно, худая, обессиленная и бледная, почти незаметная на огромном сером диване.

Я прикрыл её пледом, посидел рядом в кресле ещё минут десять и бесшумно отправился исследовать свой старый дом. Мне захотелось сделать это в виде призрака и пройтись по дому, как я делал это раньше, в былые времена, будто не было этих ста лет безвременья.

Глянув на свой эхос и убедившись, что могу позволить себе немного магии, я наконец отправился по залам и комнатам, по лестницам и подвалам.

Это было странное и щемящее чувство утраты и обретения одновременно. Прошлое ушло и вернулось странным образом.

Я будто и сам затерялся во времени.

Бродил по огромному дворцу, проходил сквозь стены, не открывая дверей, скользил в тишине и всё больше погружался в воспоминания. Здесь я вырос и повзрослел. Здесь меня любили и растили, как благородного воина и будущую элиту страны.

Здесь я приобрёл всё и здесь же всё потерял.

Я ненавидел и любил это место.

Но любил всё же больше, намного больше.

Осмотрев все три этажа, чердак и даже подвал, я вернулся на первый этаж. В доме остался только один зал, который был ещё не проверен. Его мне хотелось оставить напоследок, как горькую пилюлю.

Это был Зал Сидархов.

Сердце дома.

Именно здесь я поднимал свой последний ранг. Но ценным это место было не только поэтому. Здесь имелся тайник, который не смог бы найти и открыть никто, кроме меня самого. Даже Стрелецкие, что жили тут очень долго, никогда бы не узнали, какие тайны скрывает Зал Сидархов.

Я перевёл дыхание, убрал образ призрака и наконец распахнул двери зала.

Он остался прежним.

Впервые я был благодарен бывшим жильцам этого дома, что они оставили всё, как есть. Особенно здесь. Зал был мрачен и великолепен, как и прежде. Он имел форму окружности, стены украшали массивные арки, а их держали на ладонях тринадцать одинаковых статуй. Это были воины в доспехах.

Даже трон остался на прежнем месте.

Большое каменное кресло с пурпурным сиденьем и подлокотниками в виде львов. Высокую спинку тоже украшала голова льва — огромная, оскалившаяся морда, а по бокам поднимались два орлиных крыла, отлитые из золота.

К трону вели три ступени.

Я подошёл к первой ступени, поднялся на неё, но сразу же остановился и отступил назад.

Садиться на этот трон сейчас не имело смысла, так что я занялся совсем другим делом: отсчитал пятую статую на восток и снова принял образ призрака, ну а потом проник внутрь изваяния.

Никто, кроме меня, не смог бы этого сделать. Ни один другой сидарх. Даже Волот со всеми своими девятью Путями магии. Я создал этот тайник, когда мне было девятнадцать, и сделал это без свидетелей. Мне надо было срочно спрятать одну важную вещь — не менее важную, чем голова Волота.

Пройдя сквозь статую, я добрался до стены, потом проник и сквозь неё. Шёл несколько минут на восток, затем повернул к другой стене — на северо-восток, а потом прошёл ещё через один массив стены и остановился внутри несущей колонны. Даже если бы кто-то разнёс к чертям весь этот дом, то всё равно не нашёл бы того, что прятал мой тайник.

Протянув прозрачную руку, я провёл ею вниз, почти прикоснувшись к основанию колонны.

Пальцы долго ощущали, как через них проходит камень, а потом материал внезапно сменился. Теперь это была сталь, очень холодная, в алхимической ледяной глазури.

Я выдохнул.

Отлично.

Значит, тайник никто не опустошил. Там лежал меч, совершенно невидимый для глаз. В своё время я сделал из него призрак. Это был один из навыков сидарха одиннадцатого ранга, которым я тогда владел — делать другие вещи невидимыми, и не только вещи, но ещё и живые организмы. Делать из них призраков, каким я был сам. К тому же, ледяная глазурь не растаяла даже через сто лет из-за того, что была не только алхимической, но ещё и призрачной.

Обхватив рукой невидимую рукоять меча, я вытянул его из колонны и вместе с оружием отправился назад — точно так же, как пришёл, через массивы стен и сквозь одну из статуй.

И вот через несколько минут я снова стоял в Зале Сидархов, пока ещё в образе призрака, с невидимым мечом в руке.

— Пришло время, — прошептал я и убрал образ призрака.

Вместе со мной плоть обрёл и меч в моей руке.

Он даже не заржавел, но для меня уже не представлял ценности как оружие. У неё имелась другая ценность. Этим мечом когда-то я отрубил голову Волоту, а на клинке всё ещё оставалась его кровь. Та самая кровь, без примесей других магов и перерождений, изначальная кровь Волота. Но самое главное, что над ней он не имел власти, как, например, над кровью в собственной отрубленной голове.

Пока я разглядывал меч в подтаявшей ледяной глазури, в дверях зала неожиданно появилась Виринея.

— Прости, я уснула… — Она уставилась на меня сонными глазами, потом её взгляд упал на меч: — А это что? Почему он во льду?

Я направился к девушке, протягивая оружие.

— Это материал для твоих экспериментов.

— Каких ещё экспериментов? — нахмурилась и заволновалась она. — С чем я буду работать? Со льдом? Со сталью?

— Нет. — Я приблизился к Виринее и медленно провёл пальцем по замороженному клинку с красными разводами. — Ты будешь работать с изначальной кровью Волота и…

— Что? — Её лицо вытянулось. — Кровью?

Она с ужасом уставилась на клинок.

— Это не всё, — продолжил я, понимая, что кровь Волота напугает её не так сильно, как другое.

Виринея опять глянула на меня.

— Гедеон, в чём дело?.. Ты хочешь, чтобы я работала с чем-то ещё?

— Да, — не стал скрывать я и наконец произнёс то, ради чего и привёл Виринею в свой дом: — Ты будешь работать с тёмным эфиром.