Эпизод 10

Я снова опустился в кресло.

Зигбо же уселся на пол в медитативную позу.

Связанные за спиной руки не помешали ему расслабиться — он будто забыл, что только что психовал, кричал и пытался пробить стенки Купола плечом.

Парень опустил голову. Фартук на его лице колыхнулся.

— В роду Бонце мы называем этот рассказ «Легендой о Коэд-Дине», — повторил Зигбо смиренно, ровным и спокойным голосом. — Каждый из нас учит эту легенду с детства. На то она и легенда.

Я откинулся на спинку кресла, но был далеко не так расслаблен, как Зигбо. Не знаю, какую правду он собирался мне рассказать, и правдива ли была эта правда, но я готов был её выслушать.

Зигбо глубоко вдохнул, и…

* * *

В то же время

Там же


…рассказ начался:

— Когда-то давно, больше века назад, случай свёл на военном смотре двух разных людей: свободного наёмника из народа нгаби Дождя Бонце и юного сына цароса Северо-Запада Российской Империи Гедеона Бринера. Дождю было тридцать восемь, а Гедеону — всего четырнадцать.

Зигбо смолк и перевёл дыхание.

По виску скатилась капля пота и впиталась в тряпку, которая закрывала глаза.

Голова раскалывалась, но Зигбо попытался расслабиться.

Головные боли мучили его уже месяц, и он к ним почти привык. Он знал, что это плата за силу Пути Психо, но всё равно догадывался, что это ненормально.

Напротив сидел Коэд-Дин.

Зигбо видел его образ в сознании, хоть глаза и были закрыты, а голова опущена. Он не смог бы атаковать Бринера, не смог бы сбежать от него — он был бессилен перед ним сейчас.

Он даже не до конца понимал, насколько сильно его ненавидит и ненавидит ли вообще, хотя должен был. По всем заветам предков.

— Дальше, — произнёс Коэд-Дин в напряжённом ожидании.

Наверняка, воспоминания о своей прошлой жизни его действительно напрягали.

Ну что ж, пусть напряжётся. Ему полезно.

Зигбо облизал пересохшие губы и продолжил:

— И тогда Гедеон потребовал от своего отца, чтобы свободный наёмник Дождь пошёл к нему в оруженосцы, пусть он и не был магом. Дождь и сам был не против. Ему пришёлся по душе этот упорный и своенравный мальчик. Так начался их совместный военный путь.

Рассказ выходил мрачным.

Память Зигбо воспроизводила слова родовой легенды слово в слово.

Буквы появлялись в воображении ярко и чётко, подсвеченные на холсте. А сам Зигбо будто снова стал маленьким и впервые читал эти строки.

А легенда гласила:


'Дождь стал для Гедеона и другом, и наставником, и вторым отцом.

Они всегда сражались вместе.

Дождь любил Коэд-Дина, как сына, потому что сам сыновей не имел. У него было две дочери: старшая Макена и младшая Данай. Обе — маги Пути Психо, как их покойная мать.

Дождь был верен Гедеону до последнего дня своей свободы — того самого дня, когда Гедеон рискнул возвыситься до тринадцатого ранга сидарха.

Во время ритуала в доме на Белом Озере тщеславный Коэд-Дин оставил рядом с собой только Дождя, а остальным приказал покинуть территорию. Только после этого он начал ритуал в Зале Сидархов и, получив наконец свой последний ранг, рухнул без сознания и… умер.

Просто умер.

Умер, как от отравы подыхает песчаный лис в норе.

Будь он проклят, и проклята его гордыня!

От горя и потери несчастный Дождь чуть не умер рядом, но в ту минуту к воротам дома на Белом Озере явились горные некроманты вместе со своим вождём.

Тогда Дождь ещё не знал, что это возродившийся Волот, смерть которого видело всё войско цароса ещё четыре года назад.

— Обе твои дочери у нас, Макена и Данай! — сказал тогда незваный гость. — Если ты не впустишь нас, то они умрут самой страшной смертью, ослеплённые и похороненные заживо! Такая смерть будет мукой!

И Дождь впустил незваных гостей.

Он считал, что Гедеону уже ничего не грозит, ведь тот умер и лежал сейчас в ритуальном Зале Сидархов, на алтаре перед троном с каменным львом.

Незнакомец сдержал слово.

Он сохранил жизнь пленницам, но прямо на глазах у Дождя истёк кровью и вселился в тело бездыханного Коэд-Дина, вытеснив его кровь и частично с ней смешавшись.

И тогда Дождь понял, что натворил. Он узнал Волота, но было уже поздно. Враг стал Коэд-Дином и потребовал, чтобы Дождь принёс ему самое ценное — отрубленную голову самого Волота, потому что лишь оруженосец знал, где Гедеон её спрятал.

Дождь отказался.

Тогда его заковали в цепи и начали пытать, прямо в Зале Сидархов в доме на Белом Озере. Но даже под пытками он так и не сказал, где искать голову.

Вместе с ним пытали и его дочерей.

Старшую ослепили, вырезав ей глаза, но она стерпела муки. А вот младшая Данай не стала больше терпеть и, перед ослеплением, сделала свой выбор.

— Твой Коэд-Дин жив!!! — крикнула она отцу, вся в крови. — Он не умер! Он возвысился, а тебя оставил на растерзание врагам, потому что ты ему больше не нужен! Этот тщеславный сын цароса более не достоин твоей верности! Он предал тебя, ускользнув, как призрак! Он предал весь род Бонце!

Данай была сильным магом Пути Психо, а сам Дождь не владел магией и тому была своя причина. Его отец был великим Идущим по Тропе Ветра, но за это его сын был лишён любого дара — так работала родовая магия Бонце.

У Дождя имелась надёжная защита от ментальных атак, поставленная ещё его покойной женой. Но эта защита не работала против дочерей.

Данай нарушила запрет не использовать Путь Психо против отца и проникла в его мысли, чтобы выяснить, где похоронена голова Волота.

Так она узнала, что та могила находится в Хибинских горах, под Лебединым камнем на Умбозере, и рассказала всё Волоту. Тот немедленно отправил слуг раскопать могилу и найти голову.

Но… там ничего не нашли.

Коэд-Дин тайно от Дождя перепрятал голову.

Узнав это, Волот рассвирепел и приказал заживо похоронить в той раскопанной могиле старшую дочь Дождя, стойкую и терпеливую Макену. Прямо под тем Лебединым камнем.

А вот вторую дочь Дождя, Данай, как сильнейшего мага Пути Психо в семье, он заставил поклясться в том, что род Бонце отныне будет служить Волоту и искать его голову, а свободу они получат только тогда, когда найдут сокровище, и Волот объединится с ним.

Данай поклялась.

Она поставила метку креста себе на правую ладонь.

Узнав об этом, Дождь проклял свою младшую дочь за предательство и до самой старости не хотел её видеть, но перед смертью попросил, чтобы Данай пришла к нему на прощание.

Когда дочь явилась, Дождь передал ей свою лампу хоа в виде носорога, которая досталась ему от его отца. Дождь сказал, что это лампа Покаяния. Когда она дымится, это значит, что род Бонце кается в своём предательстве перед Коэд-Дином.

Эту лампу он завещал подарить первому сидарху, который появится в роду Бринеров после Гедеона.

Однако Данай забрала вещь со словами:

— Пусть для тебя это была лампа Покаяния, отец, а для меня она станет лампой Ненависти. Каждый раз когда она будет дымиться, это будет значить, что род Бонце проклинает Коэд-Дина. Это он позволил злу свершиться, хоть и был одарён великой силой всех защитить. Я никогда и ничего не подарю ни одному сидарху из рода Бринеров. Лампа останется у меня.

Дождь закрыл глаза и прошептал:

— Когда падает могучее дерево, трусливые птицы разлетаются по кустам. Не будь трусливой птицей, Данай. Верни уважение и свободу в мой род.

С этим наставлением он и умер.

Его похоронили в Хибинских горах, у Лебединого камня, рядом со старшей дочерью Макеной. А его Покаяние превратилось в Ненависть и Рабство рода Бонце.

Коэд-Дин же так и не вернулся.

Исчез, будто призрак, и позволил злу свершиться, хоть и был одарён великой силой всех защитить'.


Зигбо опять замолчал.

Подступили слёзы.

А ещё он услышал, как тяжело выдохнул Коэд-Дин. Вряд ли он ожидал, что услышит именно такой рассказ.

— А как лампа попала к тебе? — хрипловато спросил он.

Зигбо поднял голову и повернулся к нему, хоть его и не видел.

— Если хочешь узнать, как лампа попала ко мне, то придётся слушать другой рассказ. Мою собственную легенду. Пусть это будет «Легенда о Зигбо».

Коэд-Дин помолчал немного и наконец сказал:

— Хорошо. Продолжай.

Зигбо кивнул и, уже не опуская головы, продолжил:

— Шли года. Одно поколение рода Бонце сменяло другое. Крест клятвы появлялся на правой ладони у каждого новорождённого в семье. Перед смертью Данай передала лампу с носорогом в руки своей внучке Шаде, искусному магу Пути Психо. Потом у Шаде родилась дочь Хабика, которая тоже продолжила Путь Психо.

Зигбо вздохнул.

Когда он говорил о своей матери, его пробирала тоска.

— Она вышла замуж за местного каменщика Олега Никольского и продолжила служить хозяину. Та самая Хабика, мать Зигбо и его младшей сестры Чиццы. Именно Хабика должна унаследовать лампу Ненависти от бабушки Шаде, когда придёт время. А потом кто-то из её детей.

Перед глазами снова появился холст с легендой, только на этот раз Зигбо писал её уже сам для себя и, возможно, для своих потомков. На будущее, если оно, конечно, наступит.

Воображаемый свиток с мерцающими буквами разворачивался перед ним, всё ниже и ниже.

Новая легенда — «Легенда о Зигбо» — продолжалась:


'Каждый из рода Бонце пытался найти голову Волота.

Метка клятвы всё так же чернела на руке каждого из семьи, обрекая их на вечные поиски и жажду свободы.

Рабство продолжалось.

Садовники, горничные, солдаты, прачки, убийцы, разведчики, каратели — кем только ни были для Волота гордые потомки Дождя Бонце. Хозяин менял тело за телом, продолжал требовать голову и обещать свободу, а они всё служили ему.

И вот однажды, в конце последней весны, Зигбо навещал могилу Дождя и его старшей дочери Макены — той самой Макены, которую ещё сто лет назад ослепили и заживо похоронили под Лебединым камнем у Умбозера.

В тот день было холодно, и Зигбо разжёг костёр, чтобы согреться.

И тут вдруг кое-что заметил.

Дым от костра завертелся спиралью точно так же, как дым от лампы хоа!

Зигбо сразу вспомнил, как зловещая лампа с носорогом переходила из рук в руки в его роду, как бабушка Шаде зажигала её, сидя в кресле, и как горели носорожьи глаза, а дым закручивался спиралью и всегда тянулся в одну и ту же сторону.

На Северо-Запад.

А ведь порой этот дым шёл даже против ветра, нарушая все природные законы. Только этого никто не заметил, даже бабушка Шаде.

Тогда-то Зигбо и понял, что Дождь не просто так завещал передать свою лампу первому сидарху, который родится в роду Бринеров после Гедеона.

Это была не только лампа!

Это был указатель, как стрелка компаса!

Точно!..

Зигбо аж вскочил у костра и запрыгал от радости, повторяя ритуальный танец юношей из народа нгаби. Вскидывал руки к небу и отплясывал, перескакивая с ноги на ногу, будто забыл, что вообще-то он — современный школьник из Петербурга, а не раскрашенный охрой дикарь с рыбьей костью в носу.

Успокоившись, он стал думать, как провернуть дело.

Естественно, что передавать лампу он никому не собирался, хоть в роду Бринеров и появился сидарх по имени Алексей, про которого уже не раз говорили по телевизору. Появился он неожиданно и как-то странно.

Да и пёс с ним.

Зигбо собирался выкрасть лампу у бабушки Шаде и отправиться по направлению дыма сам. Так что не прошло и недели, как он сделал это. Стащил лампу прямо из кармана уснувшей в кресле бабушки, а потом сбежал из дома, прихватив только рюкзак.

По дороге он часто зажигал лампу, и как только глаза носорога загорались, а дым от благовоний начинал закручиваться в спираль, Зигбо следовал за ним, методично и упорно.

День за днём.

Неделя за неделей.

Через месяц дым привёл его… к могиле Макены и Дождя. К той самой могиле, которую сто лет назад слуги Волота уже перерыли вдоль и поперек, выискивая голову!

Что за чертовщина?..

Зигбо в тот момент был ошарашен как никогда. Стоял и смотрел на Лебединый камень, не зная, что делать дальше.

Рыть могилу снова?

Но ведь там похоронены предки. Нельзя их беспокоить, иначе будет беда.

Так Зигбо и стоял там до самой ночи, никак не решаясь действовать, пока наконец не додумался снова зажечь лампу с носорогом.

Когда дым завертелся спиралью и потянулся к могильному камню, Зигбо приник к нему, зачем-то принюхался и прислушался, потом закрыл глаза и попытался ощутить что-нибудь магическое.

Хоть Дождь Бонце и не был магом, зато сам Гедеон Бринер им был. Причем, таким магом, каких ещё не видел мир.

Зигбо напряг все свои силы Пути Психо, какие в нём имелись. Так он и стоял, прислушиваясь и напрягаясь всю ночь, как дурной.

Утром пошёл дождь.

Зигбо промок до нитки, но не отступил. Он перекусил шоколадным батончиком «Чудо» прямо под дождём, а потом… эх… потом он решился на осквернение могилы собственных предков.

Зигбо решил расколоть Лебединый камень.

Раскрошить его в дребезги.

Для этого ему не нужен был ни молот, ни другой инструмент. Он всё-таки был магом Пути Психо, пусть даже паршивым бревном в воде, который никогда не станет крокодилом. Однако и он кое-что умел.

Его любимым навыком был Импульс Тяжести Тиада.

Серьёзный стандарт из арсенала менталиста выше третьего ранга. А какой-никакой, но третий ранг у Зигбо уже имелся даже в пятнадцать лет. Не зря ведь его бабушка Шаде была искусным магом Пути Психо. Кое-что и внукам от неё перепало.

Зигбо накинул мокрый капюшон кофты на голову, опустился на колени перед Лебединым камнем и низко склонился к земле.

— Пусть предки простят меня, — прошептал он, вдыхая аромат прелой влаги. — Я делаю это лишь для того, чтобы вернуть в наш род уважение и свободу.

Поднявшись, он принял позу силы: отставил ногу назад, скользнув подошвой кроссовка по мокрой траве, затем пригнулся и будто приготовился к старту на беговой дорожке.

Руки очертили полукруг над головой, соприкоснулись пальцами у живота и снова разъединились. Опять сделали полукруг и соприкоснулись.

Мысли стали вязкими и тихими. Голова будто опустела и зазвенела внутри от лёгкости. Так маги Пути Психо чистили дорогу для атаки и высвобождения резерва.

Он прикрыл глаза.

Через опустевшую голову потекли потоки энергии, вверх-вниз и снова вверх-вниз, а потом опустились к ладоням у живота.

Через пальцы пронеслись разряды Импульса Тяжести.

Ну а потом Зигбо резко открыл глаза и оттолкнул воздух ладонями от живота — точно на Лебединый камень. Вспышка получилась короткой, небольшая и плотная лавина Импульса Тяжести мелькнула к цели и через мгновение уже обрушилась на неё.

Правда, камень раскололся лишь наполовину, где-то посередине, после чего две его части грузно завалились в стороны.

Зигбо сматерился… э-э… нет.

Лучше так: Зигбо разозлился.

Значит, он разозлился и снова принял позу для Импульса Тяжести. Весь мокрый, он опять совершил руками полукруг сбора силы и очищения пути для ментального удара. Потом повторил жест ещё четыре раза для пущей надёжности, ну а после снова атаковал камень.

Вот теперь получился неплохой взрыв.

Одну из половин Лебединого камня раскололо сразу в мелкие крошки и пыль. Зигбо внимательно осмотрел гору осколков, раскидал их ногами, присел и ощупал, уже понимая, что ничего не найдёт. Он лишь осквернил могилу предков, как последний осёл.

Не вставая с земли, Зигбо стянул капюшон, задрал голову и подставил горячее лицо дождю. Рюкзак на спине давил на него неподъемным грузом и хотелось завалиться на землю, чтобы разрыдаться от бессилия.

Стиснув лампу с носорогом в руке, Зигбо помолился Дождю:

— Прости свою дочь Данай, великий Дождь… она не хотела стать трусливой птицей… она считала себя могучим деревом, поэтому нарушила твоё наставление.

Он протянул лампу на раскрытой ладони и произнёс громче:

— Помоги мне найти то, что здесь спрятано! И я клянусь вернуть уважение и свободу в наш род! Клянусь тебе, великий Дождь! Я стану крокодилом, обещаю!

Небо озарила молния.

По горам зарокотал гром, и-и-и-и…'.


Зигбо кашлянул, обрывая свою легенду.

Ему показалось, что он немного переборщил с пафосом. Молнии на самом деле не было. И гром не рокотал. Но дождь накрапывал — это было точно. Тут он не приврал.

— И что дальше? — спросил Коэд-Дин.

Его голос был намного ближе, чем до этого. Видимо, Бринер подошёл к Зигбо и встал напротив него. А значит, легенда произвела на него впечатление, хотя самое интересное было ещё впереди.

— Что, что, — хмыкнул Зигбо не без гордости. — Сейчас будет самое крутое.


«Легенда о Зигбо» продолжилась, всё так же отсвечивая буквами на свитке:


'Зигбо снова принял позу сбора силы и чистки пути, а потом в очередной раз ударил Импульсом Тяжести.

Вторая половина Лебединого камня разлетелась в крошки. Те упали в лужу, а Зигбо, воодушевлённый молитвой, кинулся их рассматривать и ощупывать.

И…

НИЧЕГО.

Снова ничего не нашёл!

Опустив голову, он встал рядом с грудой каменных осколков у осквернённой могилы. Дождь усилился и теперь будто пробивал тяжёлыми каплями спину, плечи и макушку. По лицу текла вода.

Умбозеро неподалёку шумело, в небе грохотало и сверкало, а Зигбо всё стоял, как дурак. Как мокрый олух посреди луж!

А потом вдруг заметил кое-что странное.

Только что он стоял с другой стороны груды камней, а сейчас будто переместился на расстоянии или… его тело перенеслось за разумом, как будто он стал Идущим по Тропе Ветра!

Всё внутри замерло в предчувствии чего-то великого.

Через пару минут ступора Зигбо попытался переместить тело за разумом ещё раз. Не вышло.

На тщетные попытки он потратил ещё три часа. Потом ещё четыре.

Он, как сумасшедший, до самого утра прощупывал Тропу Ветра, исходив всё поле у могилы. Голодный и уставший, Зигбо не прекращал попыток. Он больше не молился, не просил прощения и не обращался к Дождю. Он насильно превращал себя из бревна в крокодила, поверив, что это возможно.

Новая магия была тяжёлой и стоила ему огромных сил.

На третье утро его тело устремилось за разумом. Это произошло болезненно и совсем на небольшое расстояние в пару сантиметров, но произошло!

На пятое утро снова пошёл дождь.

И тогда Зигбо, будучи новорожденным Идущим по Тропе Ветра, увидел кое-что важное. Капли дождя падали с неба, текли по груде камней, но в одном месте они как-то необычно отскакивали, будто что-то им мешало. Вода огибала нечто… нечто невидимое. Размером с голову.

У Зигбо зашлось сердце.

Это было чудо! Как тот батончик «Чудо», только не батончик!

— Ла-ла-ла! Брось все дела! — запело в голове от счастья.

Великий Дождь Бонце своим водянистым перстом указал на цель! А она была прямо перед глазами!

Голова!

Самая настоящая голова, только невидимая! Ну конечно!

Ведь Гедеон Бринер прятал эту голову, когда владел одиннадцатым рангом сидарха. Значит, с такой силой он мог делать вещи прозрачными, как он сам! Он сделал из головы Волота призрак! Ха-ха!

И Зигбо смог это увидеть, когда познал Тропу Ветра.

Он ударил себя по макушке, а потом… снова пустился в ритуальный пляс юношей народа нгаби. Скакал, как бешеный жеребец, прямо под дождём вокруг груды камней. Наверное, усопшие предки устыдились и прокляли его в тот момент, но Зигбо было уже всё равно.

Скоро род Бонце должен был обрести свободу, стоило только отдать Волоту его проклятую голову и дождаться объединения с телом.

Но в итоге свобода ускользнула от Зигбо.

Всё пошло наперекосяк в самый последний момент, во время передачи головы на Балу Мёртвых.

Хибинская Ведьма должна была объединить голову с телом Волота, но внезапно отказалась, выбрав заключение во мраке Эреба. А потом голову украл какой-то сопливый рыжий пацан. Он просто стащил её с блюда, как будто это не голова великого мага, а глиняный кувшин для батата!

Короче говоря, это Коэд-Дин всё испортил, явившись на Бал.

Зигбо сам видел, как из тела молодого Алексея Бринера появилась мёртвая проекция Коэд-Дина. Как вообще так вышло, Зигбо было плевать. Он хотел лишь свободы для рода Бонце.

Ему было плевать на Волота и горных некромантов — он их ненавидел.

Теперь Зигбо мечтал лишь об одном: украсть у Коэд-Дина голову Волота и обрести наконец свободу, чего бы это ни стоило. К тому же, он не мог противиться приказам Волота и его приспешников. Весь последний месяц он учился навыку водить за собой людей по Тропе Ветра — это они приказали. Пока вышло взять только троих, и то с большими усилиями.

Зигбо не хотел никого водить по Тропе, только всё равно пришлось подчиниться, потому что он был и остаётся слугой.

Ненавистное слово «слуга»!

Но настанет день, когда всё закончится, когда Лампа Покаяния и Ненависти превратится в Лампу Свободы. И когда лампа вновь задымится, это будет значить, что род Бонце снова распоряжается своей жизнью и уважает себя.

Зигбо знал, что он этого добьётся, и никто его не поймает.

Никто.

Потому что невозможно поймать Ветер'.


Зигбо опять кашлянул.

— Ну как тебе «Легенда о Зигбо»? — мрачно поинтересовался он у Бринера, еле давя в себе слёзы, но делая вид, что всё в порядке. — Неплохо, да? Такой крепкий пафос. Особенно мне нравится фраза «Потому что невозможно поймать Ветер». Звучит просто улётно, согласись? Прям такая жирная точка в конце. «Невозможно поймать Ветер». Ветер — с большой буквы, если что.

Неподалеку послышался тяжёлый вздох Коэд-Дина.

— Да, неплохо, — буркнул он. — Тебе бы в писатели.

Зигбо скривил губы.

— Ага. Ты прямо знаток.

— Знаток-знаток, — не смутился Бринер. — Знаю я одного такого писателя. Правда, он любовные романы пишет, но пафос у вас одинаковый.

Зигбо вдруг услышал недовольный звериный рык, короткий и глубокий. Откуда-то с потолка.

Или показалось?

Ну не Бринер же зарычал, в конце концов. Или всё же он? Кто же их, сидархов, разберёт. Зигбо про них вообще мало что знал: запретная и опасная магия.

— Кто отдаёт тебе приказы? — продолжил допрос Коэд-Дин.

— Горные некроманты, — не стал скрывать Зигбо. — Раньше у Соломиных были сборы, но после их гибели, все затаились. А я когда сбежал от твоих военных, сам нашёл одного из некромантов — Адама. Он сегодня со мной сюда пришёл, но видимо уже мёртв. Больше я о них ничего не знаю. Да и если б знал, то не сказал бы. Знаешь почему? Потому что отлично понимаю, что в твои планы не входит объединение Волота с его головой. — Он скрипнул зубами и добавил веско: — А в мои планы — входит. Понял?

— Ясно, — совершенно спокойно отреагировал Коэд-Дин. — Ну тогда знай, что у Волота на людей не самые приятные планы. И если он победит, то рода Бонце просто не будет существовать. Ни в виде слуг, ни на свободе. Как и других людей.

Зигбо, конечно, болтовне Бринера не поверил. Это звучало как уловка, как давление на совесть.

— Я хочу, чтобы Волот получил свою голову. Точка, — объявил Зигбо.

Коэд-Дин ничего на это не сказал. Он вдруг вообще спросил о другом:

— Ты отлить-то всё ещё хочешь?

Злость почему-то разом схлынула, а мочевой пузырь сразу напомнил о себе.

— Не помешало бы, — нехотя признался Зигбо.

Он понадеялся, что Бринер отпустит его хотя бы в туалет, а там и сбежать можно, но вышло иначе: его повели в сортир прямо вместе с куполом-ловушкой, не снимая тряпки с лица.

Нет, всё же Коэд-Дин — грёбанный козёл!

Пришлось делать свои сортирные дела при свидетеле, да ещё с закрытыми глазами. Бринер только оковы ослабил, чтобы пленнику временно руки освободить, но потом сразу же заковал их обратно. Ну а потом отвёл Зигбо уже в другое место — он хоть и не видел происходящего, зато хорошо ощущал запахи и расстояние. Кажется, это была одна из гостевых комнат, которых тут имелось в достатке.

— Ну что? Убивать меня привёл? — прямо спросил Зигбо.

— Как ты догадался? — усмехнулся Коэд-Дин. — У меня есть правило: убивать людей только после того, как они сходят в туалет.

Зигбо даже опешил.

Это что, шутка сейчас была?..

Он ненавидел некромантов за чёрный юмор, но не ожидал услышать такое от Коэд-Дина. Наверное, сказывалось, что у него в любовницах Тёмная Госпожа — от неё нахватался.

— Посиди пока тут, — добавил Бринер. — Я ненадолго выйду.

— И что, даже убивать не будешь? — огрызнулся Зигбо.

На это Коэд-Дин не ответил.

Он вышел из комнаты, оставив Зигбо одного. Хотя ему казалось, что за ним кто-то следит, даже когда он один. Будто зоркие звериные глаза наблюдают за каждым его шагом, каждую минуту.

Только откуда им взяться?..

Зигбо вздохнул и опять уселся на пол, зачем-то представляя, как Коэд-Дин будет его убивать. Наверное, просто мечом голову отрубит. Он же любит это делать. Даже Волоту однажды досталось.

Так Зигбо просидел несколько часов, в странных раздумьях. Он уже потерял счёт времени и не понимал, день сейчас или ночь. Жрать хотелось до ужаса, желудок давно скукожился и урчал, как бешеный, связанные за спиной руки затекли и онемели, а головная боль опять усилилась.

Видимо, Коэд-Дин решил, что лучший метод пыток — это просто оставить пленника с самим собой.

Ещё через какое-то время уши уловили тихий звук открываемой двери. Вряд ли так осторожно входил бы сам Бринер, а значит, это был кто-то другой. И этот кто-то явно не хотел, чтобы его обнаружили.

Нос Зигбо учуял приятный запах женских духов.

— Эй… ты слышишь? — прошептали рядом напряжённым девичьим голосом. — Это ведь ты привёл сюда некромантов? Как у тебя такое вышло?

В глотке Зигбо мгновенно пересохло.

Кто эта девушка, и на кой-чёрт сюда явилась? Если это Бринер её подослал, чтобы выудить информацию, то ничего у него не выйдет.

Он промолчал.

— Эй, тебя же зовут Зигбо по прозвищу Ветер? — допытывалась девушка. — Ты ведь проводник, который сможет кого угодно увести за собой даже через магические границы, верно?

Он опять промолчал. Хотя прозвище «Ветер» заставило его проникнуться гордостью за самого себя.

— Тогда ответь мне на такой вопрос, — добавила девушка, и в её голосе появилась зловещая решимость. — Ты готов вывести меня за пределы этого дома? За это я освобожу тебя из-под Купола.

Зигбо усмехнулся.

— Не-а, не выйдет, крошка. Ври как-то поинтереснее.

— Не веришь мне? — Теперь её голос стал ещё и властным. — А если я скажу тебе, что с тобой говорит наследница Хибинской Ведьмы, Тёмная Госпожа, которая убила всех на празднике во дворце Соломиных, то ты поверишь мне? Коэд-Дин держит меня в плену против моей воли, ведь только я могу объединить Волота с его головой. Но ты, Ветер, способен помочь мне. Мы можем сбежать вместе. Ты и я. Прямо сейчас.

Вот теперь Зигбо засомневался, что эта девушка послана Бринером.

Слишком много недовольства было в её голосе.

— Коэд-Дин держит тебя в плену? — шепотом спросил он.

— Да, — подтвердила девушка. — Ты думаешь, зачем вокруг дома магическая граница? Это не от врагов. Это чтобы я не сбежала.

Зигбо нахмурился, хотя сделать это было сложно из-за тряпки на лице.

— И что ты будешь делать, когда сбежишь?

— Найду Волота, — прямо ответила она. — У меня есть возможность его найти.

— А как же его голова?

— Потом и до головы время дойдёт. Я знаю, где она находится. Но сначала надо возродить тело Волота. — Она улыбнулась, хоть Зигбо этого и не видел, но точно почувствовал.

Ему стало не по себе.

От Тёмной Госпожи веяло опасностью, а такая сильная ведьма не пришла бы сюда без причины. Если бы она хотела помочь Коэд-Дину добровольно, то он бы не держал её в плену. С другой стороны, а вдруг она всё-таки врёт?

— Если ты меня обманешь, то я могу сделать так, что ты затеряешься на Тропе Ветра, поняла? — с угрозой процедил Зигбо. — И я тебе не слуга, ясно?

— Ясно, — ответила девушка. — Я лишь хочу, чтобы ты вывел меня отсюда, а потом делай, что хочешь. Отправляйся на все четыре стороны. Ветер есть Ветер.

Он опять нахмурился.

— А как ты снимешь с меня Оковы и уберёшь Купол?

— Поверь, у меня есть свои методы давления на Коэд-Дина. Только будь наготове. Как только почуешь, что Оковы ослабли и Купол снизил крепость — сразу беги. Встретимся в восточном крыле, на балконе. Оттуда удобно будет переместиться за магическую границу.

Она перевела дыхание и добавила:

— И если ты сбежишь без меня, то лишишь Волота возможности объединиться с головой. Напомню: только я способна это сделать. Это ты понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Зигбо.

Вот теперь он не сомневался, что эта девушка готова сделать всё, как надо. Оставался только один вопрос: что за метод она будет использовать против Коэд-Дина, чтобы ослабить его магию?

Гипноз?

Или какие-нибудь некромантские штучки, вроде призыва духов?

А может, яд или ещё чего похлеще?

В любом случае ему точно не поздоровится, а значит, так ему, козлу, и надо!..

* * *

В то же время

Спальня Гедеона Бринера


Виринея ворвалась в мою комнату, как ураган.

— Всё! Не могу больше терпеть! — объявила она и набросилась на меня, как тигрица в брачный сезон.

На ней был только красный атласный халат.

Через пару секунд его на ней уже не было.

Я бы только порадовался, если б не знал, зачем она это делает. Притупляет моё внимание, сбивает связь с Эктоплазменным Куполом и ослабляет Призрачные Оковы. Ну и ради красивого прощания, конечно. Она не смогла бы поступить иначе.

Молодец, Тёмная Госпожа.

Ты делаешь всё, как надо. Не знаю только, радоваться или огорчаться.

Я сгрёб девушку в охапку, и около часа мы были заняты только друг другом. Вместо диванчика в ход пошла моя большая кровать.

Когда по всем расчетам Виринеи, любой бы на моём месте увлёкся процессом настолько, что забыл бы обо всём на счете, я намеренно ослабил связь с Эктоплазменным Куполом, а потом — и с Призрачными Оковами.

Пленник должен был сразу это почуять.

Теперь главное, чтобы и он сделал всё, как мне надо.

Ну а моя Тёмная Госпожа приложила все усилия, чтобы оставить после своего прощального визита послевкусие. Её нежным поцелуям не было числа. Девушка была настолько искренней в своём порыве, что пару раз я замечал, как у неё наворачиваются слёзы.

Она предавала меня сейчас и ненавидела себя за это, но не могла поступить иначе. Я сам её к этому подтолкнул. В памяти опять пронеслись слова мутанта: «Тьма уже посеяна, Коэд-Дин… уже посеяна».

— Гедеон, — прошептала Виринея, в перерывах между поцелуями, — я так тебя люблю… ты знаешь?

— Знаю, — ответил я и опять привлёк девушку к себе.

Наше бурное прощание продолжилось, и я заставил уже сбежавшего из-под Купола Зигбо понервничать в ожидании своей сообщницы до самого рассвета.

Ничего, потерпит.

Его сейчас отсюда и пинком не выпроводишь, пока он Виринею не дождётся. Только она могла объединить Волота с его головой, а для Зигбо это — единственный весомый аргумент.

— Хочешь, принесу тебе кофе в постель? — Виринея чмокнула меня в губы и нежно провела пальцами по моим волосам.

— Хочу, — ответил я, уже понимая, что сейчас она выйдет за дверь и уже не вернётся.

— Ну что ж… тогда я мигом… — Она прикусила губу и, пряча слёзы, выскользнула из-под одеяла.

Подняв сброшенный на пол халат и накинув его на голое тело, она всё же осмелилась обернуться и посмотреть мне в глаза.

— Я ненадолго. Ты даже соскучиться не успеешь.

— Я уже скучаю, — улыбнулся я, хотя это последнее, чего мне сейчас хотелось.

Она тихо вышла за дверь.

Вздохнув, я поднялся с кровати, не торопясь оделся и сразу отправился в гостевую комнату, где должен был находиться Зигбо.

Естественно, его уже там не было. Пустой Эктоплазменный Купол мерцал, Призрачные Оковы лежали на полу, уже сброшенные. Рядом, на столе, я увидел ещё и записку. Это было послание от Виринеи, и написала она его явно заранее.


'Прости меня, Гедеон.

Я должна была это сделать. У меня есть возможность отыскать Волота, и я найду место его возрождения. Не хочу подвергать тебя опасности. Я вернусь с победой, а победителей не судят.

Кровь Волота так и осталась в серебряной пробирке в сейфе-холодильнике. Одна капля.

Бесконечно люблю тебя.

Твоя Виринея, новая Ведьма-с-Вороньим-Крылом'.


Далее шёл постскриптум:


«Когда я вернусь, то обязательно усыновлю Феофана и больше никогда никого не оставлю».


Я скомкал записку в кулаке и расщепил в эктоплазме, окутавшей руку до самого локтя.

Рядом с запиской Виринея оставила и ещё кое-что: одну из вещиц из «Умного снаряжения Бринеров».

Ремень с карманами.

Один из карманов был чем-то занят — об этом говорил изменённый цвет ячейки на ремне: он был темнее остальных. Сверху тоже лежала записка, совсем крошечная — обрывок бумаги.

На нём было написано:


'Не открывай ячейку!

Сейчас тебе это не нужно.

Откроешь лишь тогда, когда ничего другого у тебя больше не останется'.


Я нахмурился и сгрёб со стола ремень. Заглядывать в ячейку не стал. Вместо этого сунул руку в карман брюк и достал лампу в виде носорога, которую забрал у Зигбо.

Затем с горечью посмотрел на всё это добро.

Что ж. Будущее начало сбываться. Только радости от этого я не испытывал никакой. Будущее всегда остаётся непредсказуемым, даже когда знаешь всё наперёд.

«Абу! — обратился я к фантому. — Как обстановка?».

Через секунду в моём сознании раздался голос Абубакара:

«Они пересекли границу, хозяин! Появились на северном берегу Белого Озера. Пацан и твоя некромантка. Сейчас решают, куда бежать дальше. Продолжаю за ними следить. И, как говаривал один сидарх — не задом, а глазами!..».

Загрузка...