Глава 13 "Древняя кровь со специями"

Валентина так и уснула с распятием в руках, прямо на полу, свернувшись калачиком, поэтому, когда утром услышала стук, не сразу поняла, что надо сделать. Зажав распятие под мышкой, она отодвинула задвижку и распахнула дверь, но никого за ней не увидела. В коридоре было темно, как ночью, и если бы спальня не была залита сейчас солнечным светом, Валентина бы ни секунды не сомневалась, что на дворе ночь. Нет, все очень просто — ставни на окнах закрыты — все до единой.

— Крайне не осмотрительно распахивать среди бела дня дверь настежь, когда за ней стоит вампир.

Валентина машинально выставила перед собой распятие и оглянулась — день, точно день. Посмотрела вперед — тьма. Графа не видно, но ведь она отчетливо слышала его голос. Да? Может, голос ей приснился. Сейчас день…

— Ладно, ты превратишь в пепел меня, но что будет, если на моем месте ненароком окажется твой любимый Дору?

Он здесь. Совсем рядом. Хотя… может быть и далеко.

— Что вы здесь делаете? — с трудом выдавила из себя Валентина.

— Жду, когда ты выйдешь ко мне, — в голосе графа слышалось мало скрываемое раздражение. — Выйди и закрой дверь. Распятие можешь оставить при себе. Мне так даже спокойнее.

— Мне не велено выходить к вам… — пролепетала Валентина и сумела захлопнуть дверь, но на задвижке ее руки замерли.

— Валентина, что за детские игры? Стол давно накрыт. Я уже пять минут стучусь к тебе…

— Я не слышала, — прошептала она, все еще пытаясь задвинуть засов, и тот наконец поддался.

— Зачем ты заперлась? — граф рычал. — Тебе распятия мало? Или мое общество настолько тебе противно? Тогда я велю принести тебе еду в комнату и собственноручно заколочу эту дверь, чтобы ты точно не вышла из нее и случайно не встретилась со мной.

— Что вы здесь делаете? — Валентина отступила от двери, продолжая держать распятие перед собой. — Вы должны спать…

— Должен. И с удовольствием был бы сейчас в склепе, а не под твоей дверью. Но так уж получилось, что этот день мне придется провести на ногах. И я очень бы хотел, чтобы ты составила мне компанию за столом. Не в качестве блюда, если ты так безумно этого боишься.

— Да, я боюсь, — не стала скрывать свой страх Валентина. Да его было и не скрыть. — Где Дору?

— Он спит. Пожалуйста, доверься мне. Я не причиню тебе вреда. Бери распятие и смело выходи в коридор. Я буду ждать тебя в кабинете.

Валентина припала ухом к двери и действительно услышала удаляющиеся шаги. Граф, должно быть, нарочно стучал каблуками, потому что обычно двигался бесшумно.

— О, боже…

Она чуть-чуть, с помощью расчески, привела себя в божеский вид, умылась, жалея, что в кувшине не святая вода и, вооружившись распятием, вышла из комнаты, не зная толком, нарушает запрет Дору или все же нет.

— Благодарю…

При звуке графского голоса она ринулась обратно в спасительную башню и с размаху шарахнулась плечом в закрытую дверь.

— Валентина, ну разве так можно…

Она вгляделась в темноту, потирая ушибленное плечо, и заметила темный силуэт, стоящий у стены на полпути к соседней башне.

— Я подумал, что ты выйдешь без фонарика, и вернулся. Ты ведь вышла без фонарика, верно?

Она кивнула, признавая, что сглупила, и тут же почувствовала, а не увидела — разглядеть чего-либо в коридоре было сейчас невозможно — перед собой руку. Рука оказалась в перчатке.

— Благодарю, — теперь благодарила она.

— Следуй за мной!

Но следовать не получилось — она бежала. Заметив это, граф остановился и пошел медленнее.

— Ты должна меня простить, я уже сто лет не общался ни с одним живым человеком.

— Ничего, пробежка перед едой подстегивает аппетит. Вдобавок я согрелась.

— И перестала меня бояться?

— Нет! — она вырвала пальцы и снова взялась обеими руками за распятие.

Граф отступил на шаг.

— Ты невыносима, Валентина. Тебе нравится причинять мне боль? Очень по¬семейному…

— Простите… Но вы ведь сами сказали, чтобы я взяла распятие.

— Сказал. Пойдем. Осталось сделать всего два шага.

И граф через секунду распахнул дверь своего кабинета, пустив в коридор поток света. Искусственного. Там горело несколько керосиновых ламп и пылал камин.

— Здесь немного душновато, потому что давно не топили, но мы не задержимся здесь надолго, верно?

Она кивнула и бочком, держа распятие за спиной, протиснулась мимо графа в дверь.

— Достаточно тепло? — гостеприимный хозяин указал на камин. — Я могу еще подкинуть.

— Нормально, у меня свитер шерстяной.

Она в нерешительности стояла посреди кабинета, потому что тарелка с едой стояла напротив хозяйского кресла. Вампир улыбнулся одними губами, обошел огромный дубовый стол и приглашающе отодвинул громоздкое кресло с резной спинкой.

— Это самое удобное кресло во всем замке. Прошу.

— А вы?

— Стол для еды понадобится только тебе, а я посижу на диване. Подальше от распятия.

И действительно присел на диван, где в халате сразу стал выглядеть на своем месте.

Валентина села в кресло.

— А вы ничего не будете есть? — спросила она, невольно вздрогнув.

— Я уже поел, благодарю за беспокойство.

Она невольно поправила рукой распятие, которое положила на салфетку рядом с ножом. Надо было начинать трапезу, но есть совершенно не хотелось. Взгляд зацепился за книги, которые аккуратной стопочкой возвышались на краю стола. Названия были на итальянском, испанском, латыни, греческом, даже на арабском…

— Обалдеть! — выдохнула она. — Сколькими языками вы владеете?

— Долго перечислять. Наверное, всеми основными, на которых написана классика мировой литературы.

— Я понимаю, что у вас было все время на свете, чтобы их выучить…

— Не так много… — перебил граф, взбивая подушку. — В семнадцать я лишился отца и мне пришлось возглавить его торговое дело. В Дубровнике мы имели особую привилегию от Османской империи для торговли. Мне нужно было знать для этого восточные языки. За спиной были конкуренты-венецианцы — пришлось учить итальянский. Потом мы все ждали Наполеона. Кто-то ждал Александра. В общем-то особой разницы не было, сдать город французам или русским. Французы, конечно, были предпочтительнее, потому что они католики, как и мы, но моя жена была наполовину сербкой и приняла католичество только для вида, чтобы нас обвенчали, так что в итоге мы перебрались в православную Румынию, откуда был родом ее покойный отец. Впрочем, неужели тебе все это интересно?

Валентина на мгновение опустила глаза в тарелку, но потом вновь посмотрела вампиру в лицо. Сейчас его глаза были темные, но не опасные — Александр Заполье очень походил на живого человека, только смертельно уставшего. Красив, статен, как все южане-славяне.

— Я восхищаюсь людьми, свободно владеющими многими языках. Я вот в родном русском делаю ошибки, английский знаю по необходимости, французский пыталась выучить из-за любви к поэзии, но дальше стихов Верлена не ушла, а польский… Вот польский я знаю хорошо… Его я учила не по книгам. Вы ведь тоже учили языки не по книгам… Только если мертвые…

— О, нет… Впрочем, повторюсь, не думаю, что ты хочешь знать, как и с кем я их изучал. Ту же латынь.

— Наверное, вы правы… Я могу есть в тишине.

Овощной суп был настолько ароматным, что Валентина не стала дожидаться разрешение от хозяина замка, и только когда тарелка опустела, подняла глаза и тут же вся сжалась.

— Зачем вы так пристально на меня смотрите? — сумела произнести она наконец.

— Прости… Я сто лет не видел, как едят люди, и не могу тобой налюбоваться. Только, прошу тебя, не чувствуй себя мартышкой в зверинце… Я отвернусь.

И он действительно поднялся с дивана и подошел к шкафу со всевозможными ящичками, тянувшемуся во всю стену, но сам не потянулся ни к одной дверце.

— Скажешь мне, когда можно будет повернуться.

Валентина чуть не подавилась собственным языком, который от волнения принялась жевать.

— Вы так и простоите все время?

— Да, Валентина. Не беспокойся обо мне. Я действительно доволен, что ты с таким аппетитом ешь здоровую пищу…

Валентина решила оставить этот комментарий графа без ответа. Быстрее наколола кусок мяса и принялась кусать его без ножа, чтобы быстрее съесть. Но в итоге подавилась и в ту же секунду почувствовала слишком чувствительный удар в спину, но холодная рука не исчезла, а так и замерла на ее сгорбленных лопатках.

— Все хорошо?

Хорошо ей не было — она смотрела на длинные белые ногти, способные разрезать мясо лучше любого ножа. Граф успел снять перчатки, и теперь ногти его второй руки прошлись сквозь шерстяной свитер и, кажется, даже проникли под плотную кофту, коснувшись похолодевшей кожи спины. Вампиры не дышат, но от близости его лица, правую щеку Валентины обдало морским бризом, или это из глаз брызнули слезы — и виноват в них был не застрявший в горле кусок говядины, совсем не он. Рука графа продолжала лежать у нее на спине, а пальцы второй медленно сжимались в кулак, оставляя на полировке стола глубокие борозды. Валентина не знала, что человек так надолго способен задерживать дыхание — а она действительно не дышала.

— Я рад, что с тобой все хорошо.

И вот он уже снова у шкафа. Стоит спиной, расправив плечи, а у нее до сих пор раскрыть легкие так и не получилось. И вдруг она закричала — сама не понимая, откуда взялся крик. Он шел изнутри, прямо из центра сжавшегося в горошинку живота. Голова ее упала на стол — к счастью, мимо тарелки, и когда Валентина наконец выпрямилась, то на столе остался мокрый след. Она схватила салфетку и промокнула глаза. Граф Заполье по-прежнему стоял к ней спиной.

— Как ты познакомилась с моим сыном? — спросил он, так и не обернувшись, голосом прокурора, ничего не сказав про ее вопль и последовавшие за ним слезы.

— Я… — Валентина откинулась на твердую спинку кресла. — Я рисую открытки, — она решила говорить правду, не уверенная, что может сейчас придумать правдоподобную ложь. — Акварельные. И часто принимаю заказы на что-то личное. И вот ко мне обратились из "Темного общества", это такой клуб почитателей вампиров. Не смейтесь, это литературное объединение готических творцов. Им потребовались именные приглашение на их ежегодный бал. Я выполнила заказ и меня тоже пригласили на вечер. Вернее, на ночь. Не сказать, что меня впечатлили их костюмы или творчество, но через год я решила поучаствовать сама с кукольным спектаклем. Не смейтесь… Это была миниатюра о летучих мышах, я же вам сказала, что люблю этих созданий…

— Ты говорила, что любишь моего сына… — не обернувшись, буркнул граф.

— Там я и познакомилась с вашим сыном. С обоими сыновьями. Они подошли после спектакля выразить восхищение и заодно помогли мне упаковать реквизит. Вот и все…

— Это не все… — голос графа сделался низким, в нем чувствовался еле сдерживаемый гнев. — Мне интересно, как ты узнала, что он тот, кто он есть…

— Вы только не смейтесь… — начала робко Валентина.

— Ты разве слышала от меня в свой адрес хоть один смешок?

Она сначала мотнула головой, а потом только сообразила, что на нее не смотрят, и сказала тихо:

— Нет.

— И никогда его не услышишь. Говори все, как есть. Теперь уже ничего не поправишь.

— Дору, уже без Эмиля, пригласил меня в закрытый клуб тех, кто считает себя вампирами… Теперь-то я знаю, что среди его посетителей, особенно тех, кто носит маски, есть не просто любители крови, а те, кому кровь жизненно необходимо. Я только слышала о таких собраниях людей по… — Валентина на секунду запнулась.

— По специфическим интересам. Кто-то пользуется скальпелем, кто-то иглами, кто- то… собственными зубами.

— Дору пил твою кровь? — Допрос продолжался.

— Нет.

— А кто-то другой пил?

— Нет.

— А ты пила чью-то кровь?

— Нет! — уже закричала Валентина, скорее от страха, чем от гнева: разве имела она право злиться?

— Сейчас мы исправим это упущение!

Граф шагнул в сторону и сунул ноготь в замочную скважину на небольшой дверце. Замок звонко щелкнул, и петли тихо заскрипели. Граф обернулся к столу, держа в одной руке небольшую амфору в плетеном тростниковом чехле, а в другой — два бокала и золотое ситечко. Он поставил оба бокала перед замершей девушкой, вынул зубами пробку и нацедил в хрусталь содержимое амфоры.

— Что это? — чужим голосом спросила Валентина, когда граф протянул ей один из бокалов.

— Плиний отнес бы данный напиток к разряду vinum sanguineum, что в переводе с латыни означает — кроваво-красное.

Валентина вцепилась в подлокотники.

— Я вижу цвет. Я ведь художник. Что это?

Граф зацепил ногой стул и подтянул к столу, чтобы сесть поближе к девушке.

— Кровь первых христиан с восточными специями, — проговорил граф по слогам, смотря Валентине прямо в глаза.

— Кого кровь? — переспросила та взглядом, в страхе открыть рот, потому что хрустальный конус находился совсем близко от ее лица.

— Ты не ослышалась. Кровь первых христиан. Шестьдесят четвертого года розлива, купил с аукциона в Ватикане. Конечно, переплатил, потому что в этой амфоре нет крови самого апостола Павла, как рекламировали торговцы в храме. Любой знает, что для сбора основной крови они использовали бычьи пузыри, привязанные к крестам, но апостола, как гражданина Рима, не распяли, а обезглавили. Однако судя по запаху кровь действительно древняя. Впрочем, в серебряной пуле, которую отливали по заказу профессора Блюмберга для знаменитого набора охотника на вампира, тоже серебра не больше, чем в подкове крестьянского тяжеловоза, но глупые люди ведутся на рекламу… Однако, что ж это я… Не такие истории ты любишь, верно, мое милое дитя? Ты любишь романтические истории о любви… вампира и смертной девушки… Со счастливым концом.

Валентина вжалась в кресло, когда граф почти ткнул бокалом в ее стиснутые губы. Стоило большого труда не подтянуть к носу коленки.

— А что ты так испугалась? — граф оперся локтем о стол, и бокал коснулся горячих губ смертной девушки. — Как будто ты не понимаешь, кто мы такие… Кто через несколько дней будешь сама…

— Я… Я… Все понимаю. Только ведь ваша диета немного изменилась… К лучшему?

— К лучшему для кого? Для вас, смертных, или для нас? — Александр Заполье провел бокалом по щеке девушки и вернулся к ее губам, одновременно поднося второй бокал к своему рту. — Я могу утолить голод кровью животного, но означает ли это, что я получу то же удовольствие, как вот от этой, пусть и консервированной, но все же человеческой крови? Это ведь даже не вопрос… Вопрос в другом, — он сделал короткую паузу, — как твои родители относятся к твоим отношениям с моим сыном?

— Они ничего о нем не знают. Мать за океаном. Мой отец, я считала этого мужчину своим отцом, скоро год как умер. Я свободна в своем выборе.

— И ты предпочла выбрать смерть?

— Я предпочла вашего сына, а то, что он оказался мертвым, ну так что делать…

— Он не просто мертвый, он монстр, пьющий человеческую кровь. Пей, — сказал граф тихо и, когда Валентина не пошевелилась, закричал: — Я сказал, пей!

Валентина мотнула головой. Граф покачал своей и процедил сквозь зубы:

— Пей. Не заставляй меня вливать это в тебя силой. Пей. По глотку. До самого дна. И только попробуй выплюнуть хоть каплю. Тогда я волью в тебя всю амфору, вместе с медом, который есть на дне!

Валентина не брала в руки бокала. Граф не отдавал. Она приложилась к хрусталю трясущимися губами и сделала первый глоток, который тут же пошел назад, но вампир держал ее взглядом, и она глотала, а потом, схватившись за горло, снова пыталась проглотить то, что накатами шло назад.

— Не нравится? — рассмеялся граф, глядя на нее жгучим взглядом из-под дрожащих синюшных век. — А скоро ты будешь умолять меня налить тебе еще рюмочку… Ты будешь умолять меня…

Он прикрыл глаза, осушая залпом свой бокал, и Валентине хватило этой секунды, чтобы схватить распятие.

— Назад! — орала она в полный голос. Только если стекла за толстыми ставнями не дрожали сейчас. А внутри нее дрожал каждый нерв. — Только сделайте шаг…

Граф разбил свой пустой бокал о стену, но не сделал к смертной девушке даже шажка. Валентина медленно, с распятием в вытянутых руках, обходила стол и потом быстро стала пятиться к выходу из кабинета, еще не зная, куда побежит после.

— Великолепно! — зааплодировал граф. — Я одобряю выбор сына. Из тебя выйдет великолепная вампирша. Нескольких капель крови хватило, чтобы разбудить в тебе зверя. Браво, Валентина. Браво! Ты достойна носить нашу фамилию. Достойно!

Она все пятилась и пятилась, а он все аплодировал и аплодировал ей стоя. Стоя у стола, пока она не уткнулась во что-то мягкое. Этим препятствием оказался Серджиу. Он ловко выхватил из ее дрожащих рук распятие и спросил, захлопывая дверь:

— Что прикажете, Ваше Сиятельство?

— Свари для меня кофе.

Слуга кивнул.

— Куда прикажете его подать?

— В женскую башню. Но прежде положи на кровать распятие. Ровно посередине.

Загрузка...