Последнее воплощение

Глава 12. Леди Комета начинает новую жизнь.

…Комета упала на спину, но не выпустила из рук большой разноцветный мяч…

Какой мяч?!

— Деточка, милая, ты не ушиблась?

Какая такая «деточка»? Чей это голос?

— Не плачь, деточка, сейчас я тебя подниму…

Но Комета и не собиралась плакать. Сознание девушки быстро адаптировалось к новому миру и к новому телу. Первое, что поняла Комета — она вовсе не девушка, а маленькая девочка. Мяч сжимали детские ладошки. Нормальные человеческие ладошки с ногтями, а не с присосками. Правда, кожа на них была смуглой с золотистым оттенком.

Затем Комета почувствовала, что сзади ее бережно обхватили сильные, но нежные руки, поставили на ноги, погладили по голове, мягко вынули мяч из рук. Теперь, когда перед глазами не маячила пестрая желто-красная поверхность игрушки, Комета наконец-то смогла осмотреться.

Из гущи кровавой битвы она попала на детскую игровую площадку. Под присмотром одетых в белые халаты нянечек на качелях, каруселях и маленьких горках играли два десятка мальчиков и девочек в возрасте от трех до восьми лет. Комета была одной из них. Она покрутила головой, осматривая свое платьице песочного цвета, коричневые сандалии, белые носочки.

Для полной идиллии детской площадке не хватало только голубого неба, ласкового солнца и зеленой травы под ногами. Их заменяли металлический потолок со встроенными светильниками и длинноворсовое искусственное покрытие неестественного пронзительно-синего цвета. С трех сторон площадку окружали металлические зеркальные стены с несколькими матовыми полупрозрачными дверьми. Четвертая была перегорожена высокими перилами, за которыми открывался вид на далекую каменную стену.

Убедившись, что на нее никто не обращает внимания, Комета вначале прошлась вдоль стены, изучая свое отражение.

— Очень милый ребенок, — мрачно констатировала она, глядя на черные кудрявые волосы, большие карие глаза и пухлые губы. — Года четыре, не больше. Прелесть! Тьфу!

Затем Комета направилась к перилам, чтобы осмотреть пространство за пределами детской площадки. То, что вначале она приняла за стену какого-то большого здания, на самом деле оказалось почти вертикальным склоном ущелья. Каменная поверхность простиралась вправо, влево и вверх, насколько хватало угла обзора, а внизу виднелась ровная площадка.

Комета сделала еще несколько шагов в сторону перил, чтобы получше рассмотреть открывавшийся вид.

— Шаггашуга, не ходи дальше! — послышался за спиной Кометы строгий голос воспитательницы.

Шаггашуга — так, оказывается, звали девочку, в теле которой воплотилась Комета. Стоило только назвать ее имя, как сознание маленького ребенка, до того почти полностью подавленное сильной личностью Кометы, дало о себе знать. Во-первых, девочка послушно остановилась. Во-вторых, в разум Кометы потек ручеек знаний Шаггашуги, пополняя его отрывочной и расплывчатой информацией.

Первая и самая главная заповедь, которая запечатлелась в воспоминаниях девочки: «Солнце — наш враг. Солнце — смерть. Солнце — испепеляющий ужас. Никогда не приближайся к открытым местам!»

Этому была веская причина. Систематизировав весьма незначительные знания Шаггашуги, Комета выяснила, что люди были чужими в этом мире. Их предки колонизировали безжизненную раскаленную планету исключительно ради добычи редких металлов. Для защиты от жара близкой звезды они построили подземные города.

— Если пребывание на открытой местности так опасно, то зачем вообще оставлять выходы наружу? — удивилась Комета.

Возможно, это была какая-то извращенная психология местных жителей. Они боялись солнца и воспитывали этот страх в своих детях, но при этом обязательно должны были ежедневно созерцать источник смертельной опасности.

Поверхность планеты была изрезана глубокими каньонами и ущельями. Поэтому людям не составило особого труда вывести тоннели к самым основаниям высоких каменных плато. Прямые лучи солнца проникали в узкие ущелья всего на несколько секунд в сутки, но этого было достаточно, чтобы раскалить каменные стены и еще раз продемонстрировать людям ужасную силу огненного светила.

Детская площадка, на которой оказалась Комета, находилась в тоннеле, откуда была видна противоположная стена каньона. Именно поэтому девушка не видела ее краев. Каньон тянулся на сотни километров в обе стороны и на несколько километров вверх.

— Шаггашуга, лови!

Комета резко обернулась и увидела летевший прямо в лицо мяч. Его бросил Умшитраш, восьмилетний крепыш, которому доставляло удовольствие издеваться над беспомощной малышней. Это он в прошлый раз сильным броском мяча сбил девочку с ног, а теперь решил повторить свой «подвиг».

Комета легко уклонилась от мяча и одним едва уловимым движением руки направила его в сторону перил. Легкий цветной шар перелетел ограждение и скрылся из вида.

— Мяч на солнце! Мяч на солнце! — закричали сразу несколько детей.

Должно быть, они следили за проделками Умшитраша.

Все дети, игравшие на детской площадке, ринулись к перилам, не обращая внимания на предостерегающие крики воспитателей. Комета оказалась возле ограждения одной из первых. Она увидела, как мяч лопнул, пролетев всего несколько шагов под открытым небом. Обрывки пластиковой оболочки упали на гладкое, словно отполированное, дно каньона и почти сразу же превратились в кипящую лужу. Пластик шипел, пузырился и быстро испарялся.

Дети (и даже стоявшие за их спинами воспитатели) молча взирали на это зрелище. Они были заворожены «гибелью» пластикового мяча. Несмотря на то, что прямые лучи солнца уже не попадали на дно каньона, остаточного жара было вполне достаточно, чтобы всего за несколько ударов сердца испепелить мяч или убить человека.

Комета осмотрела ограждение, но не увидела никаких устройств, защищающих вход в тоннель от внешнего жара.

«Почему мяч расплавился, пролетев всего несколько шагов, а мы стоим у перил, но даже не ощущаем тепла?» — подумала она.

— Иные законы теплопроводности. Иные законы материального мира.

«Кто это сказал?» Комета быстро осмотрелась. Воспитатели были озабочены тем, чтобы отвести детей на безопасное расстояние и не позволить им вслед за мячом перебраться через перила. Так что эти слова произнесли не они. И уж, тем более, не возбужденные дети, с извращенным сладострастием наблюдавшие за последней агонией испарявшейся пластиковой лужицы.

«Тогда кто?!» Комета решила, что голос прозвучал у нее в голове и принадлежал одной из прошлых жизней, попытка вспомнить которые приводила к сильнейшей головной боли. Так что девушка на этот раз даже не стала пытаться разобраться в происхождении скрытых воспоминаний.

Когда остатки мяча окончательно истаяли, воспитательницам наконец-то удалось отвести детей от ограждения и переключить их внимание на привычные игры.

Умшитраш подошел к Комете и состроил угрожающую гримасу. Он, пожалуй, по массе вдвое превосходил девочку. За спиной задиры маячили четверо мальчишек помладше, ожидавшие продолжения представления.

— Ты убила мой мяч! — заявил Умшитраш.

— Я и тебя убью, — спокойно произнесла Комета и посмотрела прямо в глаза здоровяка. — Хочешь проверить?

— Ты… ты… — залепетал Умшитраш, не зная, что ответить на такую угрозу.

Комета убедилась, что воспитательницы находятся далеко и не смотрят в ее строну, сделала шаг вперед и прошипела:

— Вали отсюда, мразь, пока я не размазала твою рожу по своему кулаку!

Мальчишки за спиной Умшитраша захихикали. Задира понял, что в случае отступления он навсегда потеряет авторитет и уважение. Поэтому он занес кулак для удара:

— Сейчас я тебя!…

Тело четырехлетней девочки не очень-то хорошо подходило для боевых единоборств, но справиться с неуклюжим Умшитрашем для Кометы оказалось нетрудно. Она легко ушла с линии удара, отклонившись на полкорпуса в сторону, одновременно с этим перехватила руку мальчика за запястье, а затем резко дернула ее вперед, как бы продолжая движение Умшитраша. Мальчишка покатился по полу и заревел от боли, так как Комета вывихнула ему руку в предплечье.

Тотчас же к вопящему во весь голос Умшитрашу подскочили сразу две воспитательницы. Комета стояла неподалеку с самым невинным видом. Получивший по заслугам хулиган захлебывался слезами и не мог выговорить ни одного слова. Одна из воспитательниц подхватила его на руки и быстро понесла к двери, которая автоматически открылась при ее приближении, а затем быстро закрылась, не позволив Комете рассмотреть, что находится за ней.

Вторая воспитательница громко объявила:

— Ничего страшного не произошло! Умшитраш упал и ударился. Продолжайте играть, но будьте осторожнее! Не балуйтесь!

Комета гордо прошла мимо приятелей Умшитраша. Мальчишки расступились, стараясь соблюдать безопасную дистанцию. Комета усмехнулась и присела на детскую скамеечку. Она осмотрела детей, игравших на детской площадке, и поняла, что не сможет найти общий язык ни с одним из них. Ближайшие десять-двенадцать лет ей придется притворяться маленькой девочкой. Любая ее попытка рассказать о прошлых жизнях, скорее всего, будет воспринята, как сумасшествие.

Близкое знакомство с психиатрами не входило в планы Кометы, поэтому она решила остаться Шаггашугой. На время. По крайней мере, до тех пор, пока не поймет, для чего она оказалась в этом мире.

— Шаггашуга!

Пока Комета строила планы на будущее, пришло время, когда на детской площадке начали появляться родители и разбирать детей по домам. Услышав свое имя, маленькая девочка Шаггашуга одержала верх над Кометой, вскочила и побежала навстречу самому дорогому для нее человеку.

— Мама!

— Шаггашуга, доченька, — лицо девочки покрыли поцелуями нежные ласковые губы.

— Мама, мама… — повторяла… уже не Шаггашуга, но Комета.

Девушка пыталась вспомнить имя целовавшей ее женщины, но для Шаггашуги она была просто «мамой», без имени и фамилии, без возраста и социального статуса. Комета вложила свою маленькую ладошку в руку женщины и покинула детскую игровую площадку.

Они прошли сквозь полупрозрачную автоматическую дверь и оказались на небольшой автостоянке, напоминающей причал, где в отдельных боксах между мостками находились автомобили, а, точнее, электромобили. Эти маленькие машинки были похожи на остроносые лодочки. Комета и мать Шаггашуги сели на мягкое сидение.

Женщина пристегнула девочку ремнем безопасности и четко произнесла:

— Сектор А-четырнадцать, этаж восемь, отсек пятнадцать.

Из носа и кормы электромобиля вытянулись тонкие телескопические антенны, которые коснулись потолка. Раздался короткий сухой треск и сверкнули голубые искорки. Электромобиль быстро покатился по широкому коридору, легко взбираясь на довольно крутые пандусы и притормаживая на спусках или перед перекрестками.

Шаггашуге эта дорога была знакома, но Комета разглядывала транспортные магистрали с особенным интересом. Правда, ничего полезного узнать ей не удалось. За автостоянками-причалами виднелись двери, которые вели в разные сектора подземного города. Про их назначение Шаггашуге ничего не рассказывали.

Комета решила, что детское любопытство одинаково во всех мирах, поэтому решилась на эксперимент. Она наугад ткнула пальчиком в проносившийся по правому борту причал и как можно естественнее и безыскуснее спросила:

— Мама, а что там?

Реакция женщины была неожиданной. Она испуганно вздрогнула, быстро огляделась и закрыла рот Кометы ладонью.

— Шаггашуга, милая, я же предупреждала тебя, что такие вопросы задавать нехорошо. Разве ты забыла?

Комета покопалась в памяти своего нового воплощения и поняла, что Шаггашуга, действительно, пропустила мимо ушей этот важный запрет. Возможно, она от природы была нелюбопытна и подобных вопросов раньше не задавала, поэтому и отповеди матери ей выслушивать не приходилось.

Однако Комета решила продолжить игру:

— Почему нехорошо?

Женщина заметно побледнела, но справилась с волнением и ласково произнесла:

— Это нехорошо, потому что неприлично! Ты же не хочешь, чтобы тебя считали невоспитанной девочкой?

— Не хочу, — Комета пошла на попятную, начиная понимать, что этот подземный мир не ограничивается мелкими ссорами на детской площадке. Он был полон зловещих тайн, о которых боялись говорить даже его жители.

— Вот и умница! — обрадовалась мать Шаггашуги. — Как я рада, что у меня растет такая понятливая и благовоспитанная доченька.

Через некоторое время электромобиль остановился возле дома, где жила семья Шаггашуги. Комета, воспользовавшись памятью девочки, опознала полукруглую дверь голубоватого цвета.

Когда мать и дочь вошли в дом, то сразу же попали в объятия высокого широкоплечего мужчины.

— Аршамуш, перестань! — игриво взвизгнула женщина.

— Папа, еще! — пискнула Шаггашуга, вновь прорвавшись сквозь сознание Кометы.

— Быстро умываться и за стол! — весело распорядился мужчина.

Комета легко ориентировалась во множестве помещений, соединенных узкими коридорами. Она без труда нашла свою комнату, возле которой находилась ее личная гигиеническая кабинка.

Через некоторое время вся семья собралась за большим столом на кухне. Еда была простой, но вкусной и сытной. Съев целую тарелку молочной каши со сладкими кусочками фруктов и выпив стакан горячего ароматного напитка, Комета почувствовала, что ее веки тяжелеют. Сознание воительницы вынуждено было подчиняться требованиям детского организма. А этот организм, утомившись за день, сейчас очень хотел спать.

Полусонную Комету отец поднял на руки и отнес в ее спаленку. Девушка со смесью грусти и сентиментальной нежности осмотрела шеренги кукол и штабеля больших детских книжек с яркими картинками.

— Вот моя новая армия. Вот мои новые книги заклинаний. — Пробормотала Комета.

«При чем тут книги заклинаний? — тут же спохватилась она. — Опять воспоминания из другой жизни?»

— Ты что-то сказала, Шаггашуга? — спросил отец.

— Нет, ничего. Покойной ночи, папа.

— Покойной ночи, девочка моя маленькая.

Несмотря на то, что понятия «день» и «ночь» в подземном городе были весьма условны, колонисты по-прежнему пользовались оставшимися от предков выражениями.

Засыпая в маленькой уютной кроватке, Комета думала о том, что, возможно, не так уж и плохо некоторое время побыть маленькой девочкой, не знать ни забот, ни тревог, ни обязанностей. Вот только, по-видимому, тайны подземного города не позволят ей долго наслаждаться безоблачным детством…

…Они появились сразу со всех сторон: из потолка, из стен, из пола. Детскую спаленку заволокло дымом и пылью. Сквозь пробитые в скальной породе и в стенах дома отверстия внутрь ворвались люди в угольно-черных комбинезонах, в шлемах с приборами ночного видения, с короткими толстоствольными автоматами. На детской кроватке скрестились тонкие лучи лазерных прицелов.

Комета сразу поняла, что это эсэсовцы — сотрудники Службы Спасения, или сокращенно СС. В детских книжках Шаггашуги они были главными положительными героями и защищали колонистов на разных планетах от местных чудовищ, космических пиратов и прочих злодеев.

Комета растерялась. Она не понимала, чем вызвано это вторжение. Несомненным было только то, что именно она являлась целью эсэсовцев. Неужели одного невинного детского вопроса оказалось достаточно, чтобы привести в действие боевой механизм Службы Спасения?

Один из эсэсовцев направил на Комету небольшой ручной прибор с торчащими во все стороны усиками-антеннами:

— Это она! — послышался голос из-под затемненного забрала шлема.

Комета позволила сознанию Шаггашуги на время прорваться наружу. Девочка захныкала и жалобно позвала:

— Мама! Мама!

За спинами эсэсовцев в коридоре показались родители Шаггашуги. Но на свою дочь они смотрели с выражением ужаса и омерзения, словно на кровати находилась не маленькая девочка, а злобный мутант-людоед.

— Не надо притворяться, тебе все равно не удастся нас обмануть! — прикрикнул на Комету эсэсовец с прибором. — Мы знаем, кто ты.

— Кто я? — эхом повторила Комета.

— Да, да. Мы знаем, что ты больше не Шаггашуга Гахс-Афан. Ты — шпионка, чье сознание внедрено в тело реципиента!

— Какая шпионка?… — растерянно переспросила Комета.

— Тебе лучше знать, какая! Может, тебя послал Гафил-Чен, а, может, сам командор Чи-Ге. ТАМ разберутся.

— ТАМ, это где?

— Ты задаешь слишком много вопросов… — процедил эсэсовец, и, словно это было приказом, вокруг Кометы раздались щелчки снимаемых с предохранителей автоматов. Но командир поднял руку: — Отставить! Доставим ее в лабораторию. Живая она более ценна, чем мертвая. Приступайте к осмотру помещения!

Два солдата подхватили Комету под руки и вытащили из кровати. Ее понесли по коридору, даже не предложив одеться. В спаленке начался обыск. Эсэсовцы ножами вспарывали подушки, матрасы, животы кукол, вываливали на пол одежду из шкафчиков и разламывали мебель, словно ожидали, что за несколько часов своего воплощения шпионка успеет собрать и спрятать в комнате оружие или средства связи.

— Мама! — сделала последнюю попытку Комета, когда ее проносили мимо родителей Шаггашуги.

Женщина всхлипнула и отвернулась, уткнувшись в плечо мужа. Мужчина одной рукой обнял жену за плечи, а другой загородился от Кометы, словно боялся, что она наброситься на него, как бешеное животное. В его глазах светилась горькая ненависть. Эти люди считали Комету убийцей своей единственной дочки. Для них Шаггашуга Гахс-Афан была мертва.

Перед тем, как выйти из дома в общий тоннель, эсэсовцы натянули на голову Кометы непроницаемо-черный мешок. Она могла лишь догадываться о том, в каком направлении поехал электромобиль, в который ее усадили.

Поездка была недолгой. Довольно скоро Комету вновь подняли и потащили на руках. Она слышала шаги сопровождавших ее эсэсовцев, звуки открывавшихся и закрывавшихся дверей, приглушенные голоса.

Затем Комету поставили на пол, пригнули голову и слегка подтолкнули вперед:

— Залезай!

Комета сделала несколько осторожных шагов вперед.

— Стой!

Комета остановилась.

— Можешь снять изолирующий колпак!

Комета сняла с головы мешок и осмотрелась. Она находилась внутри куба такого размера, что в нем мог бы свободно разместиться взрослый человек. Все грани куба, образующие пол, стены и потолок, были изготовлены из прозрачного материла, армированного частой металлической сеткой. Сам куб стоял на невысокой металлической подставке посередине довольно большого помещения, истинный размер которого трудно было определить из-за множества огромных машин, приборов и устройств непонятного назначения, которые закрывали обзор.

Вокруг куба стояли эсэсовцы в одинаковых черных комбинезонах и трое новых людей, одетых в длинные синие халаты. Двое были похожи на прочих жителей подземного города — бронзовокожие, темноволосые, кареглазые, а третий явно принадлежал к другой расе, резко выделяясь молочно-белой кожей, почти прозрачными глазами и совершенно лысым черепом. В дополнение к этому, на его лбу поблескивал ярко-синий кристалл в золотой оправе, вживленный туда, где принято изображать у людей третий глаз.

Командир эсэсовцев отдал честь и доложил, обращаясь с одному из темноволосых людей:

— Доктор Шавшан! Шпионка обезврежена и доставлена! При первичном осмотре никаких спецсредств не обнаружено. Но поиск продолжается.

— Хорошо, капитан Уршим, я вами доволен. Можете идти. Я не уверен, что вам удастся найти что-нибудь в доме Гахс-Афанов, все-таки шпион пробыл в теле реципиента недостаточно долго. Тем не менее, проведите осмотр по полной программе.

— Слушаюсь, доктор Шавшан! — эсэсовец снова отдал честь. — Солдаты, за мной!

Вооруженные воины скрылись за механизмами. Трое людей в халатах продолжали рассматривать Комету.

Молчание нарушил белокожий:

— Ну, что? Попалась? Или я должен говорить «попался»?

Комета заколебалась. Должна ли она продолжать притворяться Шаггашугой, или пришла пора чуть-чуть приоткрыть карты? Судя по всему, эти люди имели неопровержимые доказательства ее воплощения, но почему-то считали ее шпионкой. Комета решила начать игру, надеясь вытянуть из своих тюремщиков как можно больше информации.

Она заговорила жалобно и заискивающе:

— Почему вы так со мной обращаетесь? Я не сделала ничего плохого.

— «Сделала»? Значит, ты все-таки женщина. — Белокожий достал из кармана небольшой плоский компьютер-блокнот и нажал на нем несколько кнопок. — Ты не удивилась, что мы так быстро тебя раскрыли? На предыдущих твоих коллег времени уходило намного больше.

— Вы ошибаетесь, — сказала Комета. — Нет у меня никаких коллег. Я повторяю: все происходящее — какая-то нелепая ошибка.

— Ну да, ну да, — скептически усмехнулся тот, кого называли доктором Шавшаном. — Может, ты будешь продолжать уверять нас, что тебя зовут Шаггашугой Гахс-Афан?

— Не буду. Но сознание девочки теперь стало частью меня. В какой-то степени, я и в самом деле Шаггашуга Гахс-Афан.

— Тогда кто ты В ОСНОВНОМ?

— Меня зовут Комета. Леди Комета.

Три человека многозначительно переглянулись.

— Леди Комета? — переспросил белокожий. — Ты хочешь сказать, что ты Повелительница?

— Я не понимаю вашего вопроса. Что значит Повелительница?

— Если она на самом деле Повелительница, то вряд ли в этом сознается, — обратился к белокожему молчавший до этого второй черноволосый.

— Если нами заинтересовались Повелители, то сбудутся самые худшие опасения, — вслух подумал доктор Шавшан и бросил на Комету быстрый испытующий взгляд, словно ожидал подтверждения или опровержения своих слов.

— Повелители не станут явно вмешиваться в дела Большого Аринрина. Они покидают Двенадцать Измерений только ради собственных интересов. Сражаться за Кси-Лодердолис им нет никакого резона. Для них что Верховный Генералиссимус Урл-Азурбар, что Президент Ту-Го — все едино. — Сказав это, белокожий также посмотрел на Комету.

Повисла пауза. Девушка догадалась, что в этом спектакле следующая реплика принадлежит ей.

— Из всего вами сказанного я не поняла ни слова, — сообщила она. — Если вы хотите понаблюдать за моей реакцией, то ничего кроме недоумения не обнаружите. Может быть, мы продолжим разговор в более приятной обстановке? В этом кубе я чувствую себя немного неуютно.

— Боюсь, что выполнить эту просьбу мы не сможем, — покачал головой белокожий.

Доктор Шавшан подхватил:

— Сначала нам хотелось бы узнать, кто вы и откуда появились? Как вам удалось переместить свое сознание в тело девочки? Зачем вы это сделали?

— Как много вопросов, — усмехнулась Комета. — Прежде чем ответить на них, не сочтите за труд, удовлетворите мое любопытство: как вам удалось определить, что в теле Шаггашуги воплотилось мое сознание?

Три человека вновь переглянулись, на этот раз удивленно.

— Если это какая-то игра, то вам в нее не выиграть, — сказал белокожий. — Вам не удастся уверить нас, что вы не знаете о возможности контроля за психополем людей. Если вы осуществили перенос своего сознания в чужое тело, то и вам это технология, безусловно, знакома. Другое дело, что мы смогли вычислить вас ТАК БЫСТРО. Если вас интересует именно это, то рад сообщить, что вокруг этой планеты расположены сторожевые спутники, которые фиксируют любые чужеродные проникновения в разум людей. Мы разработали специальные приборы, изучив методы внедрения ваших шпионов-предшественников. Теперь все наши планеты надежно защищены.

Комета отметила слова про «все наши планеты», а вслух сказала:

— Сколько можно повторять, никакая я не шпионка! Ваш рассказ про спутники и про контроль психополя мне понятен лишь в общих чертах, тогда как никакие технологии переноса сознания мне неизвестны.

— Доктор Дорбай, вы не находите, что этот допрос излишне затянулся? — обратился к белокожему пока что безымянный черноволосый.

— Полностью с вами согласен, доктор Увшимаш. Если доктор Шавшан не возражает, то я поддерживаю предложение перейти ко второй стадии.

— Уважаемые коллеги, я разделяю ваше мнение. Доктор Увшимаш, можете приступать.

Комету слегка напряглась. Она поняла, что переход ко «второй стадии» допроса не предвещает для нее ничего хорошего.

Действительно, доктор Увшимаш на несколько минут удалился, а затем вернулся, толкая перед собой небольшую четырехколесную тележку с установленным на ней прибором. Треножная опора, квадратный корпус и цилиндрический телескопический выступ в передней части делали этот прибор похожим на старинный фотоаппарат.

— Очень полезная вещь, — сказал Комете белокожий доктор Дорбай, указывая на свой прибор. — Заставляет заговорить любого.

— Я не боюсь боли! — заявила Комета, подумав про себя, что если муки станут непереносимыми, то она всегда может покинуть этот мир, пробив пальцем сонную артерию.

— Что вы, милая, какая боль?! — всплеснул руками доктор Дорбай. — Вам будет весело, приятно и легко. Все ответственные граждане проходят регулярную проверку в газовой камере. И ваши родители… то есть, родители девочки-реципиента, не раз это проделывали.

Тем временем доктор Увшимаш приставил тележку вплотную к прозрачному кубу, где находилась Комета. Телескопический «объектив» прибора вытянулся и присосался к стенке. Девушка увидела, что прозрачная поверхность в этом месте слегка помутнела, словно материал каким-то образом менял свои свойства. Вскоре она почувствовала легкий сладковатый аромат, похожий на запах экзотического цветка.

— Трифинзинол килипарната, так называемый «газ истины», — провозгласил доктор Увшимаш.

Комета с трудом поборола желание броситься к тому месту, откуда в ее куб поступал газ, и попытаться закрыть его ладонями. Но она не собиралась демонстрировать своим тюремщикам страх или какую-либо иную слабость. Время игр и притворства прошло. Настал черед серьезной борьбы.

Однако спустя несколько минут Комета изменила свое мнение. О какой борьбе могла идти речь, когда все вокруг было так прекрасно и очаровательно? Если бы не досадные прозрачные стены, девушка непременно расцеловала бы черноволосых людей в обе щеки, а доктора Дорбая чмокнула бы прямо в блестевший на лбу ярко-синий кристалл.

Частью незамутненного сознания Комета понимала, что попала под влияние «газа истины», но сопротивляться заволакивающему голову веселью совершенно не было сил. То ли детское тело Шаггашуги не могло отвечать высоким запросам Кометы, то ли против трифинзинола килипарната не могло выстоять никакое смертное существо, будь оно хоть трижды «светлым воплощением».

Помимо своей воли Комета захихикала и села на пол:

— Эй, докторишки, давайте споем песенку про наклавин фирмы «Калаван». Знаете слова?

«Калаван» нам энергию дарит,

Ароматом нас утром разбудит,

Целый день наши силы поддержит,

И до вечера бодрость продлит.

Эти строки некогда сочинила Латэла Томпа. Это был не самый лучший образец ее рекламного творчества, но почему-то именно он всплыл в памяти Кометы.

— Кажется, подействовало, — сказал доктор Увшимаш, вплотную приблизившись к прозрачному кубу и вглядываясь в лицо Кометы.

— Сейчас проверим. Эй, шпионка, как твое настоящее имя?

— Сам ты шпион, — хихикнула Комета. — А меня зовут Леди Комета, «светлое воплощение», главнокомандующая армии Холмогорья. Кроме того я баронесса Найя Кайдавар, старший рекламист Латэла Томпа, воительница Араканда, владетельница замка на Синей Скале, сержант морской пехоты Анджа Верстайн, куноити Фудзибаяси Нагири, Инда Виала, Лайла ин-Десса, Шаггашуга Гахс-Афан, У-Фард-Хей, Акеша Баникава, Пиии-Яй, Гуалакавардара…

Поток имен лился из уст Кометы, а девушка как бы отстраненно наблюдала за собой и удивлялась, как много жизней ею прожито. Она даже успела подумать, что вскоре доберется до самого истока, туда, куда до сих пор не могла попасть из-за страха и накатывавшей головной боли.

Но стоило только об этом подумать, как в глазах резко потемнело, а затем сверкнула яркая вспышка, похожая на удар молнии. Комета захлебнулась словами и застонала:

— О-о-о, как больно!

— Мы дошли до первого уровня ментальной блокировки воспоминаний, — тихо сказал доктор Шавшан своему белокожему коллеге Дорбаю.

Соглашаясь, тот кивнул головой:

— Попробуем обойти. Э-э-э, Леди Комета, вы не будете возражать, если мы станем называть вас этим именем?

Стоило только девушке переключиться на новый вопрос, как головная боль исчезла, словно ее и не было. «Газ истины» вновь овладел ее сознанием, превратив окружающий мир в прекрасный сад, докторов — в лучших друзей, а допрос — в веселый праздник.

— Да, да, — согласилась девушка, — называйте меня Леди Кометой. Я к этому привыкла. Да, так будет лучше всего.

— Означает ли это имя, что вы, Леди Комета, являетесь Повелительницей?

— Нет. Да. Нет. Понятия не имею, о чем вы спрашиваете.

— Первый раз вижу такую реакцию, — развел руками доктор Увшимаш. — Спросите у нее что-нибудь конкретное.

— Сколько лет вы занимаетесь шпионажем?

— Я не шпионка! Ну сколько же раз можно повторять? Глупые докторишки! Вы что, человеческого языка не понимаете?

— Сколько вам лет?

— Всего? В смысле, суммарный срок всех моих жизней? Какая вам разница? Какая мне разница?

Доктор Шавшан коснулся плеча Дорбая:

— Не спрашивайте о других жизнях. Мы опять нарвемся на блокировку. Спросите лучше о ее задании.

— Леди Комета, зачем вы внедрились в тело Шаггашуги? Какова ваша цель?

— Да нет у меня никакой цели. Разве ж я знала, что попаду в девочку? Если бы я могла выбирать…

— Вы хотите сказать, что попали в тело Шаггашуги случайно? Но кто тогда должен был стать избранным вами реципиентом?

— Каким еще реципиентом? Меня убили, вот я и оказалась… — Комета изобразила пальцем в воздухе замысловатую кривую… — оказалась ТУТ.

Доктора были озадачены таким ответом.

— Уважаемые коллеги, — сказал Дорбай. — Рискну предположить, что мы стали свидетелями инкарнации третьей степени.

— Или же успешной ее имитации, — добавил Шавшан.

— И в том, и в другом случае к нам в руки попал интереснейший экземпляр.

— И опаснейший.

— Да, и опаснейший. Леди Комета, насколько мы вас поняли, вы помните череду своих предыдущих перерождений?

— Наконец-то сообразили! — всплеснула руками девушка. — А то заладили: шпионка, шпионка… Да я такая же шпионка, как вы — кентавры.

— Если вас не затруднит, Леди Комета, то не могли бы вы рассказать о своих прошлых жизнях. Что вы помните?

— У-у-у… Если подробно рассказывать, то и всей этой новой жизни не хватит. Ладно, попробую покороче…

Комета старалась поделиться со своими новыми друзьями всем, что знала и помнила. Она рассказала о баронессе Найе Кайдавар и о ее перерождении, о старшей рекламистке Латэле Томпа, о Комете, ставшей «светлым воплощением» и возглавившей армию Холмогорья.

— …Я знаю, что у меня были и другие жизни, однако помню их не очень отчетливо, — закончила Комета свой рассказ. — А когда напрягаю мозги и пытаюсь что-нибудь вспомнить, то меня пробирает такая дикая боль, что сразу перестает хотеться.

Трое докторов встали с кресел. (Увлекшаяся собственным повествованием Комета даже не заметила, когда появились эти предметы. Также не знала она, сколько времени прошло с начала допроса.)

— Я и мои коллеги благодарны вам за столь подробный и интересный рассказ, — с изысканной вежливостью поблагодарил девушку доктор Дорбай. — Нам необходимо время, чтобы немного подумать. Да и вам требуется отдых.

Доктор Увшимаш что-то нажал на своем приборе. Комета почувствовала, как по ее кубу потянулся легкий ветерок. По мере того, как «газ истины» откачивался и заменялся чистым воздухом, девушка чувствовала себя все слабее и слабее. Она села, привалилась спиной к стенке, бессильно вытянула руки и ноги.

Доктора не могли не заметить ее состояние.

— Не волнуйтесь, Леди Комета, — сказал доктор Шавшан. — Это нормальная реакция человеческого организма на трифинзинол килипарната. Приподнятое счастливое настроение отнимает много сил. Мы слишком увлеклись вашим рассказом, и несколько увеличили время воздействия газа. Теперь вам необходима релаксация.

Доктор Дорбай что-то набрал на своем компьютере. Почти сразу же откуда-то из-за окружавших куб огромных механизмов появились два человека в зеленых халатах. Они везли тележку с прибором, похожим на тот, который впустил в куб «газ истины». Но, в отличие от прибора доктора Увшимаша, этот аппарат был больше, а спереди него торчал не узкий телескопический «объектив», а толстый раструб, в который могла бы пролезть человеческая голова.

— Сюда, пожалуйста, — обратился доктор Дорбай к своим помощникам и указал на куб с Кометой.

Те подкатили тележку и прижали раструб к боковой стенке. Оттуда сквозь стенку внутрь куба выдвинулась длинная полка, на которой стояли большой прозрачный стакан и низкий сосуд, накрытый крышкой.

Тем временем доктор Увшимаш откатил свою тележку в сторону. Там, где газ проникал внутрь, поверхность куба вновь стала гладкой и прозрачной. Комета предположила, что оба прибора каким-то образом открывают проходы в ее тюрьме, сначала изменяя свойства материала, а затем восстанавливая их. Возможно, и ее саму поместили внутрь, воспользовавшись еще более крупным устройством.

— Что же вы сидите, Леди Комета? — с некоторым удивлением проговорил доктор Дорбай. — Выпейте этот напиток, воспользуйтесь гигиеническим сосудом, а затем можете поспать.

Комета с трудом поднялась на ноги, подошла к полке, взяла стакан. В нем была налита мутная густая жидкость темно-вишневого цвета. Зажмурившись, девушка сделала первый маленький глоток. К ее удивлению, жидкость оказалась довольно приятной на вкус. Комета выпила все до капли и поставила стакан на место. Затем взяла то, что называлось «гигиеническим сосудом».

Доктора и их помощники молча стояли и смотрели на Комету.

— Может быть, вы хотя бы отвернетесь? — спросила она.

— Вам не следует испытывать стыд или смущение, — улыбнулся доктор Шавшан. — Считайте себя нашей пациенткой. Разве у больного могут быть какие-нибудь секреты от лечащих врачей?

— Ладно, раз вам нравится, то смотрите, извращенцы, — Комета поставила сосуд на пол и уселась на него спиной к докторам-тюремщикам.

Она не собиралась унижаться, выпрашивая хотя бы несколько минут личной свободы. Кроме того, Комета, выросшая среди нелюдей Горной страны, и раньше не слишком-то стеснялась своей наготы. Теперь же, находясь в теле четырехлетней девочки, она вообще не заботилась о таких мелочах, как соблюдение приличий или норм этикета.

Закончив и закрыв сосуд крышкой, Комета опять поставила его на полку.

Полка немедленно втянулась обратно в раструб. Комета проводила ее глазами, прикидывая, не удастся ли в следующий раз проскочить следом за ней. Но мутноватая зона на стене куба, сквозь которую проходили предметы, была слишком мала. Кроме того, Комета оказалась бы внутри неизвестного ей прибора, а не на свободе. Поэтому приходилось ожидать более подходящего случая.

— Ну, довольны? — спросила Комета.

— Вы необыкновенно послушная пациентка, — произнес доктор Шавшан. — А теперь спите спокойно. Мы не станем вас будить.

— Мне что же, придется спать на жестком полу?

— Не волнуйтесь. Как только вы ляжете, пол примет форму вашего тела. Когда же вновь проявите физическую активность, пол вернется в исходное состояние. Уверяю, вас, вы не будете чувствовать ни малейшего дискомфорта.

— Ну ладно, — проворчала Комета.

Она легла и постаралась расслабиться. Действительно, пол под ней немедленно размягчился и стал похож на мягкий матрас. Для проверки Комета быстро ударила по нему рукой. Пол немедленно затвердел и она потерла ушибленное место.

Послышался голос доктора Шавшана:

— Вы не сможете обмануть или опередить автоматику. Все нервные импульсы, идущие к мышцам и заставляющие их сжиматься, регистрируются приборами. Нам известно даже, сколько раз вы моргнули в течение последнего часа. Вы находитесь под полным нашим контролем. Успокойтесь и доверьтесь нам.

«Ладно, мы еще посмотрим, удастся ли вам меня удержать,» — думала Комета, засыпая. Она еще не выработала план освобождения, но была уверена, что выберется и из этой ловушки. Выберется так или иначе. Если не в этой жизни, то в следующей.

Когда Комета проснулась, то сразу же ощутила, как выпрямился и затвердел пол. Тем не менее, она чувствовала себя выспавшейся и хорошо отдохнувшей. Приподнявшись на локтях, она осмотрелась. Возле куба не было ни одного живого существа, но Комета знала, что за ней постоянно наблюдают сотни приборов, фиксирующих каждое ее движение.

Как и следовало ожидать, через некоторое время показались тюремщики. Доктор Дорбай явился в сопровождении двух помощников, прикативших уже знакомую тележку для доставки пищи, и двух эсэсовцев в боевых доспехах и шлемах с глухими забралами.

— Доброе утро… или вечер, — как можно беззаботнее произнесла Комета, внимательно приглядываясь к реакции людей на ее слова.

Но лысый белокожий доктор Дорбай лишь улыбнулся и кивком ответил на ее приветствие. Да и лица его помощников остались совершенно бесстрастными.

Доктор сверился со своим карманным компьютером и сообщил Комете:

— Ты проспала четырнадцать часов, восемнадцать минут и сорок три секунды. За это время фаза «быстрого сна» наступала одиннадцать раз. Ты помнишь, что тебе снилось?

— Нет, — Комета выразительно посмотрела на аппарат для проникновения внутрь куба, — сейчас меня интересует другая проблема.

— Ох, извините, — доктор Дорбай подал знак, и раструб аппарата уперся в стену куба. Внутрь тюремной камеры Кометы протянулась полка с такими необходимыми ей сейчас предметами.

— …Вот теперь мы можем поговорить, — через некоторое время сказала Комета.

— Хорошо, — доктор Дорбай знаком приказал помощникам увезти тележку, — продолжим… У меня для вас есть крайне неприятная новость. Мы вам почти поверили.

— Новость неприятная, потому что «поверили», или потому что «почти»? — с иронией переспросила Комета.

— И то, и другое. Мы с коллегами пришли к выводу, что ваш случай слишком экстраординарный, чтобы находиться в пределах нашей компетенции.

Комета промолчала, пытаясь понять, что означают эти слова в ее дальнейшей судьбе.

Доктор Дорбай продолжил:

— Судите сами, Леди Комета. Мы убедились, что «газ истины» не оказывает на вас достаточно эффективного влияния. То, что вы рассказали нам под воздействием трифинзинола килипарната, в равной степени может оказаться и правдой, и искусной легендой, внедренной в ваше сознание для сокрытия истинных шпионских целей. В первом случае вы представляете собой уникальнейший случай человека, дошедшего до третьей степени инкарнации. Во втором случае вы можете оказаться агентом такого высокого класса, с которым мы справиться не в состоянии. Мой уважаемый коллега доктор Шавшан почти не сомневается в том, что на самом дела вы Повелительница.

— Никакая я не Повелительница! — воскликнула Комета. — Я просто не понимаю, о чем вы говорите. Какая третья степень?! Какая Повелительница?! Ваша боязнь шпионов переросла разумные пределы и превратилась в паранойю.

Доктор Дорбай едва сдержал смех:

— Уж не в этом ли заключается ваш план, Леди Комета? Вы хотите убедить нас, что шпионкой не являетесь. Вы подставляете нам наживку: себя, инкарнацию третьей степени. Мы думаем, что изучаем вас, но на самом деле это вы внедряетесь в нашу систему.

— Тьфу! — в сердцах Комета стукнула ногой по полу. — Раз вы не можете сами принять решение, то свяжитесь с более компетентными специалистами или отправьте меня туда, где найдется более совершенное оборудование.

— Увы, космические корабли садятся на нашу планету слишком редко. Поэтому мы с коллегами пришли к более простому и рациональному решению возникшей проблемы. Мы отправим вас дальше по дороге перерождений. Если вы Повелительница, вам это не повредит. Если инкарнация третьей степени — тем более.

— То есть, вы собираетесь меня убить? — уточнила Комета.

— Вы необыкновенно догадливы. Но в вашем случае слово «смерть» неприменимо. Кем бы вы ни были. Не держите на нас зла. Мы не испытываем к вам личной неприязни. Мы просто делаем то, что должны делать для безопасности своего государства. Приступайте!

Последняя команда была адресована эсэсовцам. Один из сотрудников Службы Спасения достал карманный компьютер, такой же, как у доктора Дорбая, и нажал на нем несколько клавиш. Послышалось низкое гудение, и Комета увидела подъезжающий к ее кубу приземистый аппарат с двумя выступающими вперед кронштейнами. Это был автопогрузчик, управляемый компьютером эсэсовца. Кронштейны вошли под основание куба и приподняли его с постамента. Все было проделано настолько аккуратно и мягко, что стоявшая Комета даже не пошатнулась.

Автопогрузчик медленно поехал вперед, лавируя между гигантскими механизмами. Доктор Дорбай и эсэсовцы шли рядом с кубом.

Стараясь, чтобы голос не задрожал, Комета сказала:

— Раз уж вы сопровождаете меня в последний путь, то хотя бы просветите относительно причин вашего страха. Кто ваши враги, которые подсылают к вам шпионов? Повелители?

— Если бы Повелители считали нас своими врагами, мы бы тут не разговаривали. Нас бы просто прихлопнули, как тараканов.

Комета совершенно потеряла нить причинно-следственных связей в логике местных жителей:

— Так в чем же дело?

— Ладно, я попытаюсь объяснить покороче и подоступнее, — сжалился доктор Дорбай. — Я буду исходить из того, что вы на самом деле ничего не знаете о настоящем положении вещей. Началось все более ста лет назад, когда Верховный Генералиссимус Кси-Лодердолиса Урл-Азурбар затребовал себе особые полномочия для борьбы с экономической экспансией ваэльгаров на Большом Аринрине. Некоторые люди решили, что наступили времена жестокой диктатуры, и организовали восстание. Началась гражданская война. Она шла с переменным успехом, пока Повелители не начали помогать повстанцам. Власть на Кси-Лодердолисе и центральных планетах захватил президент Ту-Го. Мы же, верноподданные Верховного Генералиссимуса Урл-Азурбара, были вынуждены отступить на малопригодные для жизни планеты. Но война еще не закончена…

— Ясно. Вы собираете здесь силы, чтобы атаковать центральные планеты. Я только не поняла, что такое Большой Аринрин?

Доктор Дорбай пояснил:

— Большой Аринрин — это обширное звездное скопление, почти целая галактика. Кси-Лодердолис — планета, на которой некогда появились мы — люди саравана. Это наша главная планета, центр нашей цивилизации. А мы сейчас находимся на самой окраине Большого Аринрина — на планете под названием Сурл-Аваш. Сотни лет мы осваивали космос на примитивных кораблях, пока не встретились с Повелителями — древней могущественной расой, владеющей совершенно сверхъестественными машинами и технологиями. Если бы Повелители захотели, они покорили бы всю Вселенную…

— Вселенную нельзя покорить, — оборвала его Комета, — Вселенная бесконечна.

Доктор Дорбай не стал возражать:

— Ну, если не всю, то довольно значительную ее часть. Так вот, Повелители редко покидают свою Империю на Двенадцати Измерениях, но занимаются строительством гигантской сети Порталов Прямого Перехода. Они включают в Сеть все обитаемые миры, так что через Порталы можно мгновенно перемещаться с одной планеты на другую. Наш Большой Аринрин также стал частью Сети. Благодаря Повелителям у нас появились не только Порталы, но и космические корабли, способные перемещаться в пространстве с невероятной скоростью. Однако остальными своими знаниями Повелители делиться не торопятся. Так, например, они владеют технологией машинного бессмертия. Их сознание записывается на специальную матрицу и может быть перенесено в новое тело. Таким образом, меняя физические тела, они живут почти вечно.

Доктор Дорбай испытующе посмотрел на Комету. Девушка покачала головой:

— Нет, я не Повелительница. Но то, что вы рассказываете, мне кажется знакомым. Возможно, я слышала об этом в одной из своих прошлых жизней.

— Если ты и в самом деле инкарнация третьей степени, то это не удивительно. Количество миров, входящих в Сеть ППП, постоянно растет. Скоро большинство живущих так или иначе станет частью Сети.

— Раз уж вы опять упомянули инкарнацию, но не объясните ли заодно, что это такое?

— Инкарнация — это новое перерождение души в следующей жизни. Все люди, а точнее, все живые существа после смерти распадаются не только физически, превращаясь в удобрение, но и духовно, становясь безликой ментальной массой. Из этой массы, как из плодородной почвы, прорастают новые души новорожденных созданий. Большинство существ относится к первой степени инкарнации. Они ничего не помнят о своих прошлых жизнях. Лишь в снах и зыбких грезах могут они увидеть некоторые отрывочные события из своего прошлого. Но тот, кто ранее был сильной личностью, кто путем самосовершенствования достиг цельности и прочности души, не исчезает полностью. Такие существа в новом воплощении способны сохранять обрывки воспоминаний о предыдущих жизнях, пользоваться накопленными знаниями и опытом. Это вторая степень инкарнации. Она очень редка. Ее достигают лишь те, кто целенаправленно готовит себя к достижению бессмертия личности. А случаи третьей степени инкарнации вообще можно пересчитать по пальцам. Лишь могущественные маги, почти сравнявшиеся в своем искусстве с богами, или гениальные изобретатели, создававшие устройства для хранения своего сознания, доходили до третьей степени. Но и они рано или поздно разрывали цепь своих инкарнаций и превращались в безликое ничто. Смертные существа не могут нарушить закон круговорота душ в природе. Лишь Повелителям дарована такая милость. И это не удивительно — они ведь первосотворенные люди, помощники Великих Первых Богов.

— Раз они такие могучие и помогают вашим врагам, то почему они давно уже не уничтожили всех вас?

— Этого мы и сами не понимаем. Повелители очень редко вмешиваются в дела тех, кто живет за пределами Империи на Двенадцати Измерениях. Но зато их шпионы проникли во все Вселенные, во все Измерения. Повелители не используют силу для завоевания чужих миров. Хотя при их возможностях… Стоим им лишь захотеть…

— Ну, конечно! — ядовито заметила Комета. — Будь вы на месте Повелителей, вы бы колебаться не стали.

Вместо ответа доктор Дорбай произнес:

— Довольно! Мы уже приехали.

Комета жадно внимала рассказу. Она даже перестала обращать внимание на то, что происходило вокруг ее прозрачной темницы. Поэтому последние резкие слова грубо выдернули ее из потока новых знаний и вернули к жестокой действительности.

Оказалось, что автопогрузчик остановился возле огромного подъемника. Сейчас площадка находилась вровень с полом, но, посмотрев наверх, Комета увидела отверстие в потолке, совпадающее по размерам с площадкой.

Доктор Дорбай подтвердил ее возникшее предположение:

— Шахта доходит до самой поверхности. Ты встретишься с солнцем.

Комета сразу вспомнила расплавившийся мяч. Значит, и ей уготован такой же конец.

— …Солнце не доставит тебе мучений, — продолжал говорить доктор Дорбай. — Ты даже не почувствуешь боли. Лишь только раскроются створки люка, твое тело превратится в горстку пепла, а душа отправиться к новым инкарнациям.

— Но у меня к вам еще столько вопросов! — воскликнула Комета.

Доктор Дорбай равнодушно пожал плечами:

— Сожалею, но ответы на них тебе придется искать в следующих воплощениях.

Выполняя команды эсэсовца, автопогрузчик поставил куб с Кометой на площадку подъемника, а затем отъехал назад.

— Счастливого пути, — сказал доктор Дорбай.

— Издеваетесь?!

— Я имел в виду не путь к солнцу, а путь по дороге перерождений. Я верю, что ты каким-то чудом обрела способность к инкарнации третьей степени. Но большинство моих коллег выступило против твоего дальнейшего пребывания в этом теле и в этом мире. Прощай!

Загудели механизмы, и площадка с кубом начала подниматься. Комета села на пол. Площадка подъемника вошла в узкую шахту. Здесь не было источников света, и вокруг воцарилась абсолютная темнота.

Комета не собиралась биться в истерике или умолять о пощаде. Она была выше этого и принимала очередную смерть спокойно и достойно.

Сожалеть стоило лишь о том, что не удалось поподробнее узнать о богах, которых упомянул доктор Дорбай. Ученый говорил о них так буднично, словно они являлись неотъемлемой частью мира. Это было непохоже на наивный идеализм Алиния Плантора. Доктор Дорбай, совершенно определенно, оперировал исключительно научными знаниями. Кроме того, рассказ доктора пробудил у Кометы какие-то спавшие до сих пор воспоминания. Казалось, стоит лишь приложить некоторое усилие, и девушке откроется нечто значительное, связанное не только с ней самой, но и со всем необъятным безграничным миром.

Однако эти размышления Кометы были прерваны, когда она почувствовала легкий толчок.

«Наверное, подъем уже закончен, — без всякого страха подумала девушка. — Сейчас начнут раскрываться створки люка, и на меня упадет первый луч смертоносного света…»

Но тут последовал еще один толчок, и площадка подъемника вновь начала двигаться. Вниз.

Комета была удивлена и даже в некоторой степени раздосадована. Она уже приготовилась к новому перевоплощению, а ее возвращали в эту жизнь. Может, доктор Дорбай сумел убедить своих коллег в том, что она не шпионка Повелителей?

Когда площадка вышла из шахты и вновь оказалась в огромном подземном зале, Комета встала и прижалась лбом к стене куба, чтобы рассмотреть то, что происходило внизу. Доктор Дорбай, увидев ее, приветственно помахал рукой.

Однако, когда подъемник опустил куб вниз, Комета заметила, что белокожее лицо Дорбая не выражает радости. Казалось, что даже блеск синего кристалла у него во лбу несколько потускнел.

— Леди Комета, у меня для вас плохая новость, — печальным тоном проговорил доктор Дорбай.

— Опять?! — с некоторой наигранной театральностью всплеснула руками девушка.

Дорбай слабо улыбнулся:

— Только что на орбиту нашей планеты вышел транспорт с Гавабардана.

— И что это для меня означает?

— Это означает, что вы отправляетесь на Гавабардан.

Комета фыркнула:

— Очень логичное объяснение! Нельзя ли поточнее и поконкретнее?

Доктор Дорбай покосился на стоявших рядом эсэсовцев:

— Никто не знает координат Гавабардана. Но, боюсь, что вас там ждут суровые испытания.

Один из сотрудников Службы Спасения произнес бесстрастным тоном:

— Челнок на транспорт отправляется через сорок минут.

Доктор Дорбай заторопился:

— Ах, да, корабль не может ждать. Везите ее. Еще раз прощайте, Леди Комета!

— Мы примем меры предосторожности, как и положено при транспортировке опасного объекта, — сказал эсэсовец.

— Поступайте, как считаете нужным, — махнул рукой доктор Дорбай, повернулся спиной к Комете и быстрой походкой направился по своим делам.

Девушка поняла, что глупо было надеяться на симпатии или хотя бы на внимание белокожего человека. Она в первую очередь была для него лишь объектом исследования. Раз объект должен был покинуть лабораторию, то и интерес к нему пропал.

Приземистый автопогрузчик вновь поднял куб с Кометой. Но на этот раз из его верхней части появился легкий раскладной тент из черной ткани, который накрыл куб. Комета вновь оказалась в полной темноте. Автопогрузчик тронулся с места.

Комета не стала пытаться заговорить с сопровождавшими ее эсэсовцами. Черная ткань не только не пропускала свет, но и заглушала все звуки.

«Я похожа на птицу в клетке, которую накрыли платком,» — подумала девушка. Она не знала, из какой жизни возникла эта ассоциация, но сравнение с попавшей в неволю птицей ей понравилось.

После долгого извилистого пути автопогрузчик остановился, защитный тент с куба был снят, и Комета увидела, что ее прозрачная тюремная камера установлена в узком длинном металлическом ангаре. Кроме нее в ангаре находились и другие контейнеры, все одинакового с кубом размера, но из разных материалов: из пластика, из металла, из сетчатого волокна. Автоматические погрузчики сновали взад и вперед, плотно расставляя новые контейнеры. Между ними оставался лишь узкий проход, достаточный для того, чтобы могли разминутся два человека.

К эсэсовцам подошел необыкновенно худой человек с продолговатым черепом и похожими на лапки насекомых конечностями. Он был одет в обтягивающий черный комбинезон, который еще больше подчеркивал его худобу.

— Так, что тут у нас? — человек посмотрел на Комету. — Новый рекрут?

— Это не рекрут. Это потенциальная шпионка. Возможно, Повелительница. Обращайтесь с ней с особой осторожностью. Отведите на транспорте отдельную охраняемую ячейку.

— Ага, ладно, — худой человек задрал голову вверх и крикнул: — Жмен, паркуй!

Комета также посмотрела вверх, но не увидела ничего, кроме низкого потолка. Она предположила, что в ангаре находились микрофоны громкоговорящей связи.

Ее предположение подтвердил слегка хрипловатый насмешливый голос, раскатившийся по всему ангару:

— Дамы и господа, попрошу всех пригнуться! Парковка начинается!

Сразу же вслед за этим послышался скрип, скрежет, и потолок начал опускаться. Поскольку все контейнеры были выше человеческого роста, худой человек и эсэсовцы могли не опасаться этого гигантского пресса. Потолок прижал контейнеры к полу. Комета догадалась, что это и была «парковка».

Эсэсовцы и худой собрались уходить.

— Эй, а как же я?! — крикнула им вслед Комета.

Худой обернулся с таким удивленным видом, словно не ожидал, что это существо способно издавать членораздельные звуки. Возможно, он считал ее частью груза, такой же бездушной, как и содержимое остальных контейнеров.

Комета уже не надеялась, что услышит ответ на свой вопрос. Однако худой соизволил признать факт ее разумности:

— Не волнуйся, девочка. Десять минут перегрузок, и мы на орбите. А затем зальем тебя «киселем», и ты даже не заметишь, как окажешься на Гавабардане.

Затем, решив, видимо, что этого объяснения вполне достаточно, худой вместе с эсэсовцами пошел прочь.

Комета застыла с открытым ртом, так и не задав новый вопрос. Только сейчас она сообразила, что металлический ангар на самом деле является трюмом космического корабля. Вернее, не космического корабля, а его посадочного модуля, именуемого «челноком». Ведь гигантский звездолет не мог не только сесть на планету, но даже приблизиться к ней слишком близко. Откуда возникли эти знания? Конечно, оттуда же, откуда и все остальные — из неведомой когда-то прожитой и теперь почти забытой жизни…

Свет в трюме челнока погас. Осталось лишь несколько небольших красных лампочек, которые мигали по-очереди.

Из невидимых динамиков послышался хрипловатый голос Жмена:

— Предстартовая готовность. Минута.

Через некоторое время Жмен произнес:

— Тридцать секунд.

Затем раздался неживой механический голос:

— Десять, девять, восемь….

Комета не знала, что делать, но на всякий случай легла на пол.

— Три, два, один. Старт.

Ускорение было резким и довольно чувствительным. Комета покатилась по полу и влипла в стену.

Как и обещал худой, неприятные ощущения длились около десяти минут. Затем Комета почувствовала, что ее тело утратило вес. Она оторвалась от пола и начала медленно подниматься вверх. Разгон челнока закончился и наступила невесомость. Но расслабляться было пока рано.

Комета была начеку, поэтому не ударилась, когда челнок вновь ускорился. Она сгруппировалась и уперлась в стену руками и ногами. Челнок маневрировал еще несколько минут, поэтому Комету болтало вправо и влево, вперед и назад, вверх и вниз.

Затем качка прекратилась, и вновь наступила невесомость. Потолок слегка приподнялся, высвобождая контейнеры. Из своего куба Комета не могла видеть того, что происходило в обоих концах длинного трюма. Но вскоре соседние с ней контейнеры были подхвачены худыми тонкокостными людьми. Они выгружали груз из трюма, ловко отталкиваясь руками и ногами от пола, стен и потолка. В невесомости для транспортировки тяжелых контейнеров было вполне достаточно одной человеческой силы.

К кубу с Кометой приблизился знакомый человек, который принял ее у эсэсовцев:

— Добро пожаловать на борт транспортного звездолета «Генерал-майор Абао-Кавол». Эй, ребята, тащите ее в отсек с рекрутами!

Двое грузчиков подхватили куб и вынесли его из трюма челнока. Комета не стала напоминать, что эсэсовцы настаивали на отдельной охраняемой ячейке. Видимо, звездолетчики не слишком-то прислушивались к мнению сотрудников Службы Спасения.

Куб с Кометой даже не стали закрывать черной тканью. Поэтому девушка смогла рассмотреть челнок, доставивший ее на орбиту. Он был похож на слегка уплощенный обтекаемый конус без каких-либо выступающих частей и деталей. Это было естественно — ведь челнок предназначался для полетов в плотной атмосфере планет, а не в космическом безвоздушном пространстве.

Челнок находился в цилиндрическом причальном отсеке. В торцах отсека были сделаны люки, через которые челнок вылетал наружу и возвращался обратно. Сейчас, разумеется, передние и задние створки были герметично закрыты, а в отсек закачан пригодный для дыхания воздух.

По всей боковой поверхности отсека располагались люки поменьше. Часть из них сейчас была открыта, и в них грузчики уносили контейнеры, доставленные челноком. Поскольку в невесомости понятия «верх» и «низ» были весьма условными, то некоторые люки относительно Кометы находились на «полу», некоторые — на «потолке», либо, приняв за точку отсчета корму челнока, можно было сказать, что люки располагались вокруг причального отсека.

Комета не могла себе представить, как выглядит транспортный звездолет снаружи, но его обитаемая часть походила на ствол дерева с расходящимися во все стороны ветвями. Стволом был отсек с челноком, а ветвями — складские модули.

Грузчики втащили куб с Кометой в один из боковых отсеков. Взору девушки открылся длинный коридор, с четырех сторон которого — с боков, снизу и сверху — были прикреплены точно такие же прозрачные кубы, как и ее собственный. Внутри них находились люди. Но эти люди не были живы. Впрочем, они не были и мертвы. Кубы были заполнены какой-то мутноватой жидкостью, в которой люди плавали, как насекомые, попавшие в каплю смолы. Все пассажиры транспортного звездолета были обнажены. Их глаза были закрыты, тела расслаблены. Возможно, они были погружены в глубокий анабиоз.

Пока Комету транспортировали вдоль коридора, она сквозь мутную жидкость сумела разглядеть, насколько различными были люди. Некоторые создания она вообще не отнесла бы к человеческому роду. То ли это были крайние формы мутации, то ли существа, произошедшие от другой ветви древа жизни. Как бы то ни было, Комета поняла, что здесь собраны представители самых разных планет: мужчины и женщины, молодые и не очень. Но мужчин в расцвете сил было больше всего.

«Если их называют рекрутами, то какая армия примет в свои ряды столь непохожих друг на друга солдат?» — подумала девушка.

Путешествие Кометы закончилось возле пустой ячейки, предназначенной для закрепления «пассажирского» контейнера. Грузчики втолкнули куб с Кометой на свободное место и тут же быстро удалились. Комета с удивлением обнаружила, что обитатели трех других контейнеров, расположенных вокруг коридора, бодрствуют и с интересом ее рассматривают. Тогда как соседи из других колец продолжают пребывать в анабиозе.

С одной стороны от девушки находился низенький пухлый человечек. Вместо рук к его туловищу были приделаны сложные механические манипуляторы, полностью повторяющие человеческие конечности, но изготовленные из полированного металла. Толстячок поймал взгляд Кометы, ухмыльнулся широким толстогубым ртом и весело ей подмигнул, словно приветствовал давнюю знакомую.

С другой стороны в прозрачном кубе сидел вполне нормальный мужчина со светлыми волосами, с поджарым тренированным телом и с волевым лицом. Бегло осмотрев Комету, он закрыл глаза и скрестил руки на груди с видом полнейшего безразличия.

В кубе напротив расположился совершеннейший дикарь: с низким лбом и выступающими вперед надбровными дугами, мускулистый, весь покрытый короткой кудрявой шерстью. Он внимательно смотрел на Комету своими маленькими глазками, и непонятно было, способен ли этот примитивный человек к разумному общению.

Общее молчание нарушил толстячок с механическими руками:

— Милое дитя, как ты оказалась в нашем сугубо мужском обществе?

— Я не дитя, — буркнула Комета.

— А-а-а, понимаю. Ты уже считаешь себя взрослой. Усеньки-пусеньки не для тебя. Может тогда ты знаешь, это Браб или Гаминал?

— Вы хотите узнать, какая это планета? — переспросила Комета.

— Вот-вот, именно так. Хочу узнать, какая это планета. — Радостно заулыбался толстячок.

— Насколько я слышала, это Сурл-Аваш.

Толстячок презрительно фыркнул:

— Захолустье! Кстати, меня зовут Карибло вас-Бардан гес-Уцфаз. А тебя?

— Комета. Леди Комета.

— Ого! У тебя благородное происхождение?! А-а-а, понимаю… Завистливые родственники обманом похитили тебя и сдали в рекруты, чтобы хапнуть твою часть наследства. Я угадал?

Комета промолчала, не собираясь пересказывать первому встречному всю свою историю.

Дикарь в кубе напротив издал короткий рык.

Толстячок засуетился:

— Молчу, молчу! Здесь почему-то не принято заводить знакомства. Вот, к примеру, Мавух. Он свободный наемник, и потому к нам, невольным рекрутам, относится с полнейшим презрением.

Светловолосый мужчина открыл глаза и коротко бросил:

— Заткнись, Карибло! Ты уже всех достал своей болтовней. А ты, девочка, не слушай этого идиота! Он же вор—неудачник. Ему отрубили руки на Обленаке.

— Меня наказали не за то, что я воровал, а за то, что попался! — горячо возразил толстячок. — И у меня была заначка, которой хватило на протезы из микарового сплава. — Карибло щелкнул своими металлическими пальцами. — Хочешь, поборемся на руках?

— Ты неудачник, — усмехнулся Мавух. — Твои протезы не помогли тебе. Ты снова попался на воровстве и оказался в рекрутах.

Не обращая внимания на эти слова, толстячок продолжил, обращаясь к Комете:

— Дружище Мавух просто завидует моим суперконечностям. Он всю жизнь качал мускулы, а надо было всего лишь заплатить деньги и…

Карибло снова с видимым наслаждением щелкнул пальцами. Мавух холодно усмехнулся и закрыл глаза, показывая, что раззадорить его не получится.

Тогда толстячок легко сменил тему разговора:

— А наш сосед-дикарь вообще не проронил ни одного слова. Но он все понимает. По крайней мере, рычит осмысленно. Мы зовем его Немым.

Немой, словно подтверждая эти слова, вновь зарычал.

Но его голос перекрыл режущий уши свист. Комета увидела, что ко всем четырем контейнерам присосались толстые шланги. Затем внутрь ее куба, как и в кубы соседей, хлынула мутная теплая жидкость. В невесомости она не падала на пол, а разлеталась внутри мелкими каплями. Комета попыталась подлететь к тому месту, откуда поступала жидкость, и закрыть его руками. Но напор снес ее и отбросил к противоположной стенке. Комета сделала вдох и проглотила несколько капель, летающих внутри куба. Она закашляла и стала отплевываться.

Карибло быстро заговорил:

— Не сопротивляйся, девочка. Чем быстрее ты погрузишься в «кисель», тем быстрее уснешь. Теперь кольцо заполнено, и нас не будут беспокоить, пока мы не доберемся до места назначения. А то раньше все ячейки отключали, чтобы добавить нового соседа. Хуже всех пришлось мне — ведь я был первым. Меня уже трижды топили и трижды пробуждали.

— Хуже всех пришлось мне! — возразил ему Мавух. — Но теперь все позади. Я больше не услышу твоей дурацкой болтовни во время остановок. Ап-буль!

Последний звук сопровождал полное погружение светловолосого мужчины в мутную жидкость. Комета увидела, что его глаза закрылись, но грудная клетка продолжала ритмично подниматься и опускаться. Мавух дышал жидкостью, именуемой «киселем». Точно также поступили и Карибло с Немым.

Комета постаралась расслабиться и последовать примеру своих более опытных соседей. Она закрыла глаза, чтобы не видеть, как воздух в ее кубе заменяется жидкостью. Это помогло. Теперь девушка дышала ровно даже тогда, когда чувствовала, что ей в нос попадают плотные капли. Постепенно их становилось все больше и больше, и вот уже она задышала одним лишь «киселем». Комета почувствовала непреодолимую дремоту. Она на мгновение открыла глаза, но ничего вокруг не увидела из-за заполнившей весь куб мутной жидкости. Закрыв глаза, Комета погрузилась в анабиоз…