Poor men's judge

Глава 28

Несмотря на ранний час, черноморские старики, собравшиеся в ресторанчике "Тень Фанкони", говорили за текущий момент. Этот самый момент теперь не тек спокойно, как ему было от века положено. Он норовил в любой момент забрызгать любого из присутствующих чем-нибудь неудобосказуемым или, как самое малое, оставить без средств.

— О какой-такой критической ситуации в России вы изволите рассуждать? — скептически поинтересовался один из собеседников, наслаждаясь свежезаваренной "Арабикой" и первыми, утренними, а потому особенно вкусными затяжками табачного дыма.

Этот курильщик был из правильных. Ибо курил кубинские сигары ручной работы, разумеется, контрабандные, разумеется, должным образом сохраненные в хьюмидоре. Мужчина откусывал кончики при помощи гильотинки с корпусом из золота и лезвием из лучшей хирургической стали, прикуривая от длинной деревянной спички длинной ровно три и одна шестая дюйма, или восемь сантиметров, если мерить в богомерзкой метрической системе. Подождав, пока кончик сигары равномерно затлеет, табачный гурман вопросительно глянул на собеседника.

— Так это же совершенно очевидно, Давид! — ответил мужчина с весьма характерной внешностью, позволяющей безошибочно сделать вывод о его религиозных убеждениях и национальной принадлежности, — И таки да, сразу видно, что вы совершенно не следите за прессой.

— За прессой я не слежу, тут ты прав, Моше, — ответил Давид, прополоскав рот сигарным дымом. А вот факты отслеживаю, и этого вполне достаточно, чтобы сделать вывод, что все совсем не так, как пишут. Сам знаешь, газеты правду говорят лишь в исключительных случаях.

— Но это все-таки натуральная катастрофа! — не согласился Моше. — И помяни мое слово, она таки долбанет по нашему маленькому бизнесу! Ты же знаешь, сколько уважаемых людей в одночасье лишились активов. Это погром, Содом и Гоморра в одном флаконе! Вот вспомнишь еще мои слова! Нет, Давид, хочешь не хочешь, а ехать надо.

— А я бы так не нервничал, Моше. Во-первых, мы живем в другом государстве…

— Ой, не смешите мои тапки, — нервно расхохотался Моше. — А то тут кто-то не помнит, что такие как у нас государства создаются за одну ночь и рушатся за пару часов? А потом всегда начинается веселье. Сколько правительств пыталось пановать в нашем городе только в ту Гражданскую! Спросите у любого грамотного, и он обязательно собьется и перечислит не всех! Стоит ли ждать, что в ЭТУ Гражданскую бардака будет поменьше?

И потом, при чем тут временные местные власти? Хозяин таки придет, и меня это откровенно пугает.

— Что ты имеешь в виду?

— Да хотя бы пару-тройку последних Декретов Команданте. Например, "О защите общественных интересов" и "О врагах народа", "О границах Союза".

— Меня уже давно не впечатляют декреты, законы и громкие заявления. Как сказал один умный, у нас строгость законов полностью компенсируется их тотальным неисполнением.

— Если бы это было так… — горько вздохнул Моше. — Если хочешь, я расскажу тебе, как Декреты выглядят на практике.

— Не откажусь.

— Помнишь лучший афоризм Лема, Давид?

— Это ты о том, что движущей силой истории является глупость?

— Угадал. Так оно и получается. Против новой власти были использованы точно те же методы, что в начале века применялись против большевиков. Из старых, протухших методичек.

Перво-наперво, был организован дефицит продуктов питания. Точнее так, небольшие перебои с поставками. Все остальное граждане сделали сами.

В качестве запала использовали СNN — спутниковые антенны есть у каждого второго.

Под тревожащую музыку камера показала полупустые полки супермаркета. Для того, чтобы зритель не сомневался, что скоро на тех самых полках будет совсем пусто, в углу экрана в нужный момент появилась картинка для сравнения: те же полки неделей раньше.

Видеоряд подкрепили диалогом между покупателями, волокущими к кассе забитую товаром тележку. Представляешь? И вот о чем они говорили:

— Внук, неплохо бы кроме сахара и гречки купить хотя бы ящик спичек, — озвучила пожилая, скромно одетая женщина, утирая испарину со лба.

Облик бедной, но честной гражданки был подобран идеально. Потертое демисезонное пальтишко неопределенно-практичного цвета, вязаная на руках шапочка, усталое лицо с добрыми морщинками у глаз. Такие люди вызывают инстинктивное доверие.

— Да хорош, ба. По моему, ты перестаралась со своими апокалиптическими прогнозами, — отвечает молодой человек.

— Эх, молодо-зелено, — горестно вздыхает женщина прямо в камеру. — Сколько уж на моей памяти всего было — не перечесть. И пришлось мне, внучек, усвоить, что во времена перемен перво-наперво либо пропадает, либо дорожает самое необходимое. Да так дорожает, что и не укупишь…

Ни единого слова неправды, так ведь? И совершенно естественным после такого вступления выглядит прогноз солидного дяденьки в костюме и при галстуке, сводящийся к простейшему, понятному каждому паническому выкрику: "Спасайся кто может".

— А что, вполне надежная технология. Так снимали Хрущева, так добивались согласия граждан на уничтожение Советской Власти, — отреагировал Давид. — Ничего нового, но ведь действует-то безотказно? Да и нет такого закона, чтобы наказать владельцев крупных торговых сетей, несвоевременно завозящих продукты.

Да, все как всегда, — вздохнул Моше. — Деловые люди, решая политические задачи, заодно избавляются от залежавшегося товара. Сколько раз граждане в итоге скармливали продукты мышкам или выносили на помойки — не перечесть. Прошедшие беды редко кого делают умнее… Власти-то все равно веры нет.

— А что могло измениться? — скептически поинтересовался Давид. — Хотя я слышал, что пару торговых сетей комиссары отжали в свою пользу.

— Все было куда как жестче, — бесстрастно, как о чем-то перегоревшем, сказал Моше. — Власть заявила: сговор, провокация, организованное сопротивление, инспирированное извне.

Поняв, что попали в непонятное, хозяева торговых сетей и оптовых баз взахлеб каялись, без утайки рассказывая о том, сколько стоит организовать народное недовольство. Не спасло. Им таки пришлось напоследок позировать на фоне выщербленной кирпичной стены и спин бойцов комендантского взвода.

В память врезалось: в свете автомобильных фар танцевали снежинки, налипая на выщербленную кирпичную стену.

Прервавшись, Моше потянулся к графинчику, щедро плеснул коньяка в винный фужер и залпом выпил. Помотал в воздухе рукой и добавил:

— Извини, что-то я расчувствовался.

— Это ничего, я в курсе твоих потерь, — сочувственно сказал Давид. — Просто не предполагал, что все так серьезно. Думал, просто всиловую имущество отжимали. Скажи, а что дальше-то было?

— Комисcар, не помню как звать, объявил о национализации крупных торговых сетей. Потом специалисты проконсультировали граждан, как хранить продукты, чтобы купленное не пропало. Вот, собственно, и все.

— Сильно. По логике вещей получается, что пострадали не только оптовики.

— Сложнее сказать, кто не пострадал, — закашлявшись, будто коньяк попал ему не в то горло, ответил Моше.

… Днем позже.

— Не помню где, но точно приходилось читать, что мужика одного в первую мировую, взрывом тяжелого снаряда не убило, а каким-то образом забросило на дерево в одних подштанниках, — подумал спешно приехавший генерал Рохин, глядя на Председателя СНК, задумчиво сидящего в разодранной одежде на куче битого кирпича.

Затем генерал армии, начальник ГШ, бывший командарм, окинул взглядом картину разрушения и вполне профессионально прикинул:

— Фугас как минимум, на полтонны был. Шансов выжить, если по расчету, не было ни у кого. Но выжившие есть. Насчет Виктора даже не удивляюсь, ему по должности положено. А вот за многих других просто радостно… Бывают, бывают на свете чудеса!

— Вслух генерал не сказал ничего. Просто подошел, отдал честь и коротко спросил:

— Какие будут распоряжения?

— Виктор неуверенно улыбался, пытаясь как-то прижать, придавить, приклеить к окровавленному лбу здоровенный клок кожи. По лицу тонкой струйкой стекала кровь. Смешиваясь на коже с пылью и грязью, она превращала лицо Команданте в подобие маски из фильмов ужасов.

— Притормозив медиков отстраняющим жестом, Вояр сказал:

— Искать исполнителей и заказчиков бессмысленно. Ты это понимаешь, Лев Яковлевич? Кстати, которое это у нас?

— Семнадцатое.

— Вот. Ты все понимаешь. Справедливость — она разная, — с видимым усилием, но очень внятно выговорил Виктор, заваливаясь набок.

Облака цементной пыли не желали оседать как минимум, еще час. В воздухе резко пахло кровью и горелой взрывчаткой. То, что минутой раньше представляло из себя новенький, с иголочки спортивный комплекс, теперь превратилось в месиво искореженной стали, битого кирпича, обломков бетона, дерева и пластика.

Неделей позже генерал Рохин навытяжку стоял перед больничной койкой. Докладывать приходилось о вещах крайне неприятных. Команданте, замотанный бинтами до глаз, принял доклад, полулежа на подсунутых под спину подушках, и недовольно поинтересовался:

— Вы, генерал, хоть понимаете, что наворотили?! Где вы вообще взяли этих психованных абреков?! Насколько я понял, бывший депутатский корпус уничтожен полностью. Владельцы заводов-газет-пароходов в очереди стоят, номерки на руках пишут, кто и когда перед Создателем отчитываться будет!

И кстати, кто вам дал право без разбора валить руководство всех конфессий?!

В слегка сузившихся глазах Вояра бушевал ледяной шторм, черная, пьяная от ярости северная пурга, о которой как-то упомянул Галич. По спине испытанного боевого генерала потекла струйка холодного пота. Но, собрав волю в кулак, Рохин, спокойно глядя в сузившиеся от ярости, тигриные глаза Команданте, ответил:

— Вы.

— А нельзя ли последнее утверждение расшифровать подробнее? — с холодной, вгоняющей в жуть, вежливостью поинтересовался глава государства.

— После того, как вы оказались на больничном, состоялось расширенное заседание СНК. На нем и были приняты соответствующие решения. Товарищей, их реализовавших, абреками назвать никак нельзя. Искать их нигде не пришлось.

Это исключительно наши кадры. Преимущественно ополченцы, добровольно прошедшие психокондиционирование. По Вашим, замечу, методикам.

Ручаюсь, это предельно честные и ответственные люди. Их воспитали вы, Команданте! И они решили сделать все максимально качественно.

— А чем, позвольте спросить, вы руководствовались, принимая те самые решения?

— Вашими же высказываниями.

— Напомните.

Генерал слегка прикрыл глаза, сосредотачиваясь, после чего начал монотонно цитировать:

"Сдадимся — даже мысль о справедливости объявят крамолой"!

"Право решать, как жить, можно взять только силой".

"Гражданская война — вечна. Меняются лишь формы и интенсивность".

"Всех вражин за один раз не отстреляешь. Потому процедуру следует регулярно повторять".

"Недовольных, использующих террор как разновидность антидепрессантов, умиротворить невозможно. Зато можно упокоить.".

Цитируя, Рохин делал между фразами долгие паузы, предоставляя Виктору возможность вспомнить, где, что и при каких обстоятельствах говорилось.

Неторопливо, один за другим, оборвав датчики, Команданте откинул одеяло, и, охнув, коснулся ногами холодного пола. Где-то в отдалении приглушенно заревел сигнал тревоги.

— Представляю, как Он вопил в Небеса: "Господи, я не этого хотел!", — улыбнувшись углом рта, заметил Виктор.

— Но, вариантов вы мне не оставили. Не можешь предотвратить — возглавь!

Вбежавший в палату доктор был развернут в обратном направлении тихой просьбой:

— Пожалуйста, дайте хоть тапочки какие. Ногам холодно.

Пришедшие следом, столь же безропотно отправились за одеждой.

Встречаясь в эти дни с людьми, комиссар Кузовлев не уставал повторять:

— Божий дар с яичницей путать не след! Если кто-то с оружием или пачкой банкнот в руках отстаивает тезис, что справедливость — это когда никто не живет лучше чем он, то мы его поправим ровно теми же способами.

— Ну да, — однажды последовала реплика из зала. — В народе очень популярно мнение, что счастье не в том, что у твоей коровы приплод хороший, да молока много, а в том, что у соседа вся как есть скотина сдохла.

— Именно! — согласился Геннадий. — Спасибо вам, товарищ, верно указали на типичный пережиток крестьянской морали. А в силу того, что вчерашние крестьяне или горожане в первом-втором поколении составляют подавляющее большинство населения, эти психологические выверты устранить будет крайне сложно. Но мы справимся, поверьте!

Какое дело до законов и легитимности тем, кому уже давно не платили зарплату? Они понимают простое: в правлении предприятия — воры. Главный раньше на черной "Волге" ездил, райкомом руководил. Теперь, председатель правления АОЗТ, или как его там. И у него опять черный лизузин и пара джипов с охраной. Короче, вор. Сука патентованная.

Раньше в смену на заводе работало до сорока тысяч человек. В три смены. Теперь смена одна, а работников и десяти тысяч не наберется. Говорят, будут сокращения, и куда идти потом?

Еще прошел слух, что скоро остановят литейку, а потом и весь завод. Как уже было рядом, на экскаваторном. Там теперь уже почти все на иголки порезали.

— А не поинтересоваться ли нам их хитрой бухгалтерией? — решили выборные.

Просто так поинтересоваться не получилось. Сначала не пускала охрана, а когда в заводоуправление, снеся чоповцев, ворвался бурлящий поток людей, одновременно вспыхнули бухгалтерия и архив.

И все-таки ясности достичь удалось. Её внес старенький бухгалтер Бронштейн, по годам и виду — ровесник медленно умирающего завода.

— Так почему нам не платили?

— Чтобы вы сами ушли.

— Куда?!

— Да кого это волновало…

— Что, работаем плохо, продукция наша никому не нужна?

— Напротив, продукция нужна, да только не всем ваше существование нравится. Например, немцам. Да и итальянцам тоже. Рынок открыт, так зачем им конкуренты?

— Значит, врали нам, что продукцию не покупают?

— Врали. Сделай мы еще три раза по стольку, и все равно бы все забрали, больно цены у нас привлекательные.

— Значит, продукция продается нормально, деньги в кассе есть. Почему же не платили?

— Потому как средства выводились, а предприятие готовили к банкротству.

— Зачем?

— А это — вопрос не ко мне, это вопрос политический. Оно ведь как? Можно заработать на том, что создал, это честно и хорошо. А можно и на том, что разрушил. Это не так хорошо и вовсе нечестно, — старик-бухгалтер в упор посмотрел на обступивших его людей, утер слезящиеся от яркого солнца глаза краем коричневого нарукавника и жестко сформулировал:

— Измена, ребятки. Вы теперь наяву увидели, кто такие враги народа. Только вот что вы с этим знанием сделать сможете?

И по стране полыхнуло. За последние два года ушастый карлик на накладных каблуках остановил 35 тысяч предприятий к 85 уже остановленных и собирался остановить еще. Так что, был и повод, и осознание перспектив.

Практику автономии, в которой любой достигший совершеннолетия человек имеет право на владение оружием без какой бы то ни было регистрации, СНК распространил на всю страну.

Некоторые даже не сразу поверили:

— Как, купить любой может? Просто прийти и купить, будто булку хлеба?

— Да, так, — отвечали им.

— А как же преступники, судимые, психи?

— Глупости изволите говорить. Психов со стволами быстро отстреляют. Судимы люди опять же бывают по-разному. Вышел — значит рассчитался. Да и не будет скоро никаких зон. А преступники — да что преступники? Они всегда каким-то образом находили возможность вооружиться. Какие бы запреты ни действовали, какие бы суровые ни были времена. Вот и выходит, что в убытке всегда оказывался честный и законопослушный.

— Оно вроде и так, а боязно как-то.

— Что боязно? Иметь возможность защититься или шанс ответить за свои поступки прямо на месте их совершения? Боись не боись, а так оно и будет. Люди поддержали. К тому же, Команданте сказал так: "Если кто-то попробует под самыми благими предлогами изъять у народа оружие, то он народу — враг. И знайте: таких следует уничтожать на месте".

Я лично с такой постановкой вопроса согласен.

— Что дальше? — задавали себе вопрос многие. Будущее манило и страшило одновременно. Хотя бы, потому, что достоверно предсказать действия новой власти не брался никто.

Особенно, после того, как Председатель Совета Народных Комиссаров публично признал правоту британского журналиста Роджерса, заявившего:

— Вам же, фактически, не на кого опереться! Нынешняя российская элита по сути своей, деструктивна. А на штыках ополчения можно было завоевать власть, но, как говорят, усидеть на них…

— Вы правы, — хладнокровно ответил Вояр. — Однако, существуют проверенные временем рецепты, о которых писал еще Ключевской. И Совету Народных Комиссаров они известны.

— Следует ли это понимать, как отказ от традиционной российской идеологии, рассматривающей Запад как безусловное зло, причем, Зло с большой буквы?

— Мы никогда не считали себя связанными какой-либо идеологией. Захват власти не был самоцелью. Фактически, нас вынудили сделать то, что было сделано. Потому мы совершенно свободны в выборе манеры действий, лишь бы они пошли на пользу людям. Не всем, разумеется, а лишь тем, кого мы таковыми считаем, то есть полезным обществу. Пожалуйста, постарайтесь довести эту мысль до сведения ваших читателей.

Благо большинства — единственная оправданная цель существования власти. Не идеи коммунизма, не демократия и либерализм, одно лишь благо большинства.

— И как далеко вы способны зайти по этому пути?

— Об этом лучше всего сказал наш великий поэт:

— Хотелось бы больше узнать о технических деталях реализации столь блестящей идеи, — слегка скептически высказался журналист.

— Берни, вы, насколько я помню начинали писать цикли статей, непредвзято анализирующих нынешнюю ситуацию. Насколько я знаю, их готовы опубликовать несколько ведущих изданий.

— Это так.

— Тогда позвольте помочь Вам с выбором тем.

— С удовольствием приму Вашу помощь, Виктор. Но зачем это надо вам?

— Затем, что беспристрастно проанализировав ситуацию, Вы и сами придете к выводу, который я уже сделал. И, что более важно, поможете сделать правильные выводы своим многочисленным читателям.

— Ну, меня больше знают как тележурналиста, специализирующегося на освещении событий в горячих точках…, — неуверенно отозвался Роджерс.

— А теперь узнают как аналитика, — парировал Вояр. — Итак, первая тема, которую многим следует обдумать, называется "вырождение элит".

Как-никак, первый же вопрос интервью был именно на эту тему. — Согласен, — ответил Берни. — Начнем с вырождения элит.

— Тогда послушайте:

в любом упорядоченном обществе элита — лучшее, что у него есть. От направления действий элит, их отношения к своему народу зависит многое. Чаще всего действия элиты определяют судьбу государств. Эти утверждения можно найти во множестве книг. Справедливость их проверена временем. А коли так, будущее наше выглядит незавидно.

Рассмотрение вопроса о происхождении постсоветских элит, следует начать с того, по какому принципу производился их отбор в лихие перестроечные и предперестроечные времена.

Бывший замминистра экономики СССР Сабуров как-то давал интервью немецким журналистам. Запись их разговора можно легко отыскать.

Предельной четкостью и точностью формулировок Сабурова можно только восхищаться. Все же, он не только экономист, но и поэт. А поэты частенько выражаются точнее, чем математики, юристы и богословы вместе взятые. И сказал он следующее:

1. На момент демонтажа СССР в стране ни у кого не было достаточно денег для выкупа за справедливую и реальную цену отраслей и предприятий, подлежавших приватизации.

2. В случае проведения открытых торгов, все потенциально прибыльные предприятия, подлежавшие приватизации, были бы выкуплены иностранными инвесторами.

3. КПСС, складывая с себя номинальную власть, собиралась и в дальнейшем контролировать экономику, управляя ей во благо своих бывших функционеров и их наследников.

4. Иностранные инвесторы, которые могли выкупать собственность по ее реальной стоимости, никакого теневого контроля над собой бы не допустили.

5. Потому было принято решение создать собственных "буржуев" из числа актива и близких к власти людей, которых контролировать было бы возможно.

6. Как результат, был создан класс полностью подконтрольных власти людей, названных в дальнейшем олигархами. Приватизируемые предприятия передавались им в собственность за чисто символическую цену.

К сказанному Сабуровым следует добавить, что элементарная логика предполагает, что назначенцев на столь ответственную работу связывали дополнительными, нигде не публикуемыми обязательствами.

И конечно же, любого из назначенцев хозяева могли в любой момент нейтрализовать, обладая на них серьезнейшим компроматом. Такое делается всегда. Просто ради удобства контроля. В дальнейшем, у многих новоназначенных олигархов периодически случались отклонения от диктуемой ими линии поведения. Расплата всегда была скорой и строгой. Изгнание с лишением собственности, смерть или долгое тюремное заключение. Яркий пример тому — судьба всем известного Михаила Борисовича Ходорковского.

Как человек, он многим симпатичен, но при ближайшем рассмотрении дела становится ясно, что у бедолаги реально "поехала крыша". Его засадили в конечном итоге вовсе не за политику, хотя и за нее тоже, а за откровенно шкурное желание продать полученную в доверительное управление собственность на мировом рынке за реальную цену.

К чему все эти слова? Да просто чтобы проиллюстрировать утверждение о директивном или наследственном характере вхождения в постсоветскую элиту ее современных представителей.

А если элита исходно была назначена, то сразу же возникает вопрос: "По какому принципу происходил отбор?"

Для тех, кто застал СССР и помнит принципы работы его административного механизма, ответ дать несложно. При подобных назначениях решающим обстоятельством является единственное качество кандидата — лояльность. Учитывались также подотчетность, подконтрольность и степень управляемости.

Для того, чтобы уверенно войти в постперестроечную элиту, было также необходимо:

1. Иметь поддержку власти.

2. Быть полностью аморальным.

3. Обладать везением, достаточным для того, чтобы не сесть в тюрьму и не быть убитым в процессе дележа наследия СССР.

Наши элиты, вылезли из грязной пены перестройки. Почти как Афродита из пены морской. Только в первом случае пена была погрязнее и явственно отдавала кровью.

Это были выходцы из партийных, комсомольских и советских работников, силовики и примкнувший к ним уголовный элемент.

Творцы перестройки были по-своему, гениальны. Они прекрасно понимали, что жить и питаться чуть лучше других возможно только преступая закон. И умели организовывать исполнение своих грандиозных афер. Никого не пугало, что зарабатывая рубль, приходится уничтожать на сотню.

В насквозь зарегулированном советском обществе это были акулы, одержимые жаждой наживы. И они заставили проявить себя во всей красе огромные массы сограждан, также остро желающих хорошо жить. Причем не за счет работы — бессмысленность этого пути уже была очевидна, а за счет совместного разграбления госсобственности.

Расчет был прост: когда в грабеже участвуют многие, это уже не преступление, а дележ. И комплекс вины за содеянное — общий. Независимо от того, что кому в реальности досталось.

Приходится лишь удивляться, почему никто до сих пор не написал книги о роли уголовников в истории государства. Они одними из первых включаются в демонтаж любого государства. Конкистадоры, пираты, джентльмены удачи всех мастей первыми чувствуют, где можно поживиться и сразу туда устремляются. Так было всегда. Так случилось и в перестройку.

И как во все времена, те, кто точно оценил ситуацию, стал вполне респектабелен. Иные выбились даже в президенты.

Те, кто тенденций не понял, пали в многочисленных "разборках", сгинули в тюрьмах или просто утратили награбленное.

Процесс становления постсоветских элит был чудовищен. Бандиты убивали, резали и жгли. Бывшие силовики и ответственные работники проделывали все то же самое. Разве что, в силу воспитания, по большей части чужими руками.

Через несколько лет, всем потребовалось хорошо выглядеть. Для этого было остро необходимо навести на общество гиен хотя бы легкий макияж.

Потому вместо банд стали использоваться охранные агентства и коррумпированные правоохранители. На первые места в рейтинге часто используемых методов конкуренции и сведения счетов вышли не разборки с автоматами и бейсбольными битами, но возбуждение уголовных дел против неугодных и рейдерские захваты, подкрепленные судебными решениями. Преступность теперь процветает в симбиозе с правоохранителями. Безусловно, мелочь и люди в профессии случайные по-прежнему греют нары.

Серьезные люди, как и ранее, "решают вопросы". Их великолепно знают, но в рамках системы они недосягаемы для "правосудия". Это и не нужно. В случаях, когда решение вопросов при помощи правоохранительных органов затруднено, нанимают специально подготовленных для таких случаев людей, не обращающих внимания на законы и установления.

Таким образом, люди во власти имеют дополнительный ресурс влияния, состоящий из негодяев, используемых по мере надобности. Собственно правоохранители от откровенного криминала не отстают. В первую очередь, их заботит не война с преступностью, а подконтрольность криминальных источников дохода. Потому, кто что контролирует, тот то и имеет. ОБНОН торгует наркотиками, ГАИ покрывает угоны и ставит на учет ворованные машины, угрозыск грабит, службы государственной безопасности покрывают потоки контрабанды, и так далее.

Наша элита криминальна по своей сути. Обратите внимание, какие горы компромата вываливают кандидаты перед и в ходе выборов друг на друга. Подозреваю, что большая часть его — чистейшая правда.

Итак, элита не только криминальна по сути, но и не имеет иных целей, кроме грабежа и власти. Она, по сути, враждебна самой себе. Ну посмотрите на ту же Украину. Нет в ней президентов, против которых не возбуждались бы уголовные дела. Последний и вовсе оказался корыстной слабохарактерной поганью, бросил все и тихо живет в Ростове.

Премьеры и того краше. Покажите, где еще одновременно сидели бы два бывших премьер-министра, да еще и в разных странах. Если уж наши господа с такой звериной лютостью жрут представителей своей тусовки, своего клана, то обывателю и вовсе ничего доброго ждать не приходится.

Совершенно ясно, ни назначенцы перестроечных времен, ни их дети априори элитой в классическом ее понимании являться не могут.

Это — в чистом виде враги народа, чье назначение состоит в организации упорядоченного грабежа остатков народного достояния.

Оглянитесь вокруг, и Вы увидите плоды их деятельности практически во всех областях жизни народов СССР и всех отраслях экономики некогда сильной державы.

Говоря простым языком, нами управляют назначенные сверху мародеры и приходящие им на смену детишки, еще более наглые и циничные в своем пренебрежении интересов народов, населяющих территорию бывшего СССР.

Обреченность постсоветских элит кроется в их принципиальной аморальности. Они — переносчики смертельной заразы, привитой большевиками.

Заразные болезни, как известно, способны порождать эпидемии, поражающие целые народы.

Ведут себя представители элит соответственно. Старшее поколение склонно грешить в тиши. А вот о забавах мажоров прекрасно осведомлен каждый, способный смотреть телевизор и читать.

Описаниями того, как сотрудник компетентных органов или чей-то сынок переехал по пьяному делу одного или нескольких человек, а то и вообще снес остановку, переполненную людьми, пресса заполнена до отказа.

Золотая молодежь практически открыто предается всем мыслимым и немыслимым порокам, творя при этом непредставимое для психически здорового человека. Пресыщенные жизнью мажоры колются, нюхают, убивают сограждан в сатанинских ритуалах, сжигают заживо и скармливают собакам изнасилованных ими девушек. И только немногие бывают осуждены.

Второе и третье поколение назначенной на нашу голову элиты — это преимущество скоты с отверстиями для удовольствий. Морали, заставляющей переделывать окружающий мир к лучшему, у них нет и быть не может. Исключения немногочисленны и только подтверждают общее правило.

Их отцы, кроме лакейской преданности и готовности выполнить любые указания сверху, зачастую имели неплохие деловые и профессиональные качества. У сыновей и внуков — ничего, кроме амбиций и аморальности.

Когда дитятко страхуют от неприятностей всеми возможными способами, бойцом стать невозможно. Разве что, палачом и садистом. Купленный на папины деньги диплом престижного вуза не идет ни в какое сравнение с образованием и опытом работы, полученными самостоятельно.

Теперь примем во внимание, что социальные лифты для выходцев из низших слоев общества с началом перестройки были предусмотрительно реформаторами отключены. Все, приехали. Убогонькая и развращенная элита не имеет шансов со временем стать лучше. Следовательно, лишена шансов на полноценное воспроизводство. Ибо среда ее обитания не предполагает возможностей честной конкуренции.

Собственно говоря, даже личностные характеристики владетелей бывших советских республик разительно ухудшились. В России уровень руководства помельчал до подполковника безопасности, что, кстати, совсем даже неплохо на фоне той же Украины, выбравшей себе в вожди дважды несудимого завгара.

Немало забавляли в свое время ролики c жующим в прямом эфире галстук руководителем независимой и гордой Грузии. Впоследствии, он несколько разнообразил репертуар, включив в него артистичную инсценировку намерения прыгнуть с крыши. Есть ли смысл говорить об интеллектуальном и профессиональном уровне на местах? Театр уродов, право слово.

Вырождаясь и деградируя, наши правители превращаются в сборище монстров, которые подлежат тотальному уничтожению. Иначе жертвами окажемся мы и наши дети.

Когда — то протестантская мораль с ее уважением к своему и чужому труду создала элиты промышленно развитых стран. После каждого из ее представителей (вспомним Круппа, Тиссена, Бессемера, Кольта, Форда) оставались не только семейные капиталы, но и новые отрасли промышленности, доселе не существовавшие.

После нашего аморального сброда, лишь по ошибке называемого элитой, остаются лишь загаженные развалины.

Случается, что доведенный до отчаяния народ вспоминает о чувстве самосохранения. И выражает свое отчаяние в виде бунта, приводящего к гражданской войне. То есть к явлению, прекрасно нам известному, избежать которого стремится любой психически здоровый человек.

Элита постсоветских стран — гнойник, стремящийся прорваться народным бунтом. Который никогда не заканчивается хорошо ни для одной из сторон.

Господа наши, следуя примеру Соловья-разбойника из старого анекдота, азартно пилят сук, на котором сидят.

При этом, наиболее умные из наших лучших, прекрасно понимают ситуацию. Но остановиться и прекратить не могут. Сообщество негодяев не дает себе подобным просто так, без последствий, выйти из прибыльного дела.

То, что сейчас не наблюдается серьезных возмущений социума, ровным счетом ничего не доказывает. Хотя некоторые признаки есть. Во Врадиевке, доведенные произволом милиции до отчаяния, селяне разгромили отделение милиции. В Полтаве — заставили мэра сбежать, а потом тихо понизить задранные им же до небес коммунальные платежи.

Регулярные майданы, волнения типа Болотной опять же. Пусть кем-то проплаченные. Но проплаченных казачков там — не более 15 процентов. Остальные приходят, потому что жизнь становится все хуже. Им безразлично, против чего протестовать.

Процессы, происходящие в обществе, как я уже говорил, описываются экспоненциальной функцией. Затем — кризис. То, что украинцы описывают выражением "терпец урвався".

Чтобы стало понятнее, проиллюстрирую на простейшем примере. Предположим, что на пустыре по весне появился сорняк. Один. Завтра их стало 2. Послезавтра — 4. Так и продолжалось, пока пустырь зарос полностью. Скажем, за 60 дней. Понятно, что за 59 день заросла ровно половина пустыря. Учтем, что пустырь при этом может быть сколь угодно большой площади. Невнимательный наблюдатель может заключить: "Вдруг заросло. И откуда только взялось столько этой гадости!" Он будет неправ. Если рассмотреть для того же пустыря уже не геометрическую прогрессию, а степенную, то завершение процесса займет считанные минуты.

Таков механизм созревания социальных взрывов. Для несведующего все происходит вдруг. Для сведущего — закономерно.

Деструктивные элиты, составленные из врагов народа, обречены. Свой крах они начали готовить с момента возникновения. Их существование приносит непрерывные страдания народам русского мира. А несвоевременный уход может обернуться гибелью многих, потерей государственности и культуры.

Мы остро нуждаемся в тотальной зачистке общества. К своему глубочайшему сожалению, вынужден напомнить, что зачистка общества означает неминуемое кровопролитие.

Замечу, что это никак не связано с особенностями идеологии будущего общества. В данном случае идеология станет лишь способом организации части общества, которая будет производить зачистку.

Отсутствие или вырождение элит приводит к тому, что без периодических кровопусканий общество вырождается.

Гражданские войны, заставляющие сына стрелять в отца и брата — в брата — способ обретения обществом единства. Не лучший, замечу! Но он — работает!

Вдруг становящиеся необходимыми отстрелы руководства — не лучший метод избавления общества от зажравшихся скотов. Значительно проще не допустить их появления. Иначе говоря, в обществе должен идти непрерывный процесс очищения. Подразумевающий воспитание элиты, способной поколениями решать однажды сформулированные обществом задачи. Элиты, из поколения в поколение сохраняющей преемственность задач и идеалов.

Сейчас мы находимся в нехорошей ситуации. Надо резать по живому. Но поймите, ежедневное зло, помноженное на миллионы и годы, убивает нас постепенно, но вернее.

К сожалению, народы бывшего СССР существенно ослаблены последним столетием негативного отбора и на данный момент серьезно деградировали.

Высока вероятность, что у социума в данный момент не существует резервов, позволяющих задействовать механизмы самоочищения.

Мы нашли в себе мужество это честно признать.

— Не ручаюсь за точность цитаты, — сморщив лоб, сказал Берни, — Но такое уже говорили. Помните: велика и обильна наша земля, но порядка в ней нет…