Poor men's judge

Глава 11

Перестройка — это вам не просто так! Содрать даже с такой богатой державы как Союз, триллион долларов, причем не бумагами, а в натуральном выражении — невыразимо сложно. Особенно если понять и принять правила игры, установленные спонсорами переворота. По этим правилам, большая часть отчуждаемых богатств отходила в пользу "партнеров".

Vae victis, провозглашают победители, укладывая поверх фальшивых гирь еще и меч. Как и в 390 году до нашей эры, когда эти слова прозвучали впервые, побежденные вынуждены соглашаться.

Последние советские вожди, объявившие себя побежденными, были просто предателями, неуверенно чувствующими себя в своей стране. Потому у них, в отличие от римлян, возражений не возникало. Они понимали, что новые хозяева, которым они добровольно подставили шею и прочие нежные части тела, могут попросту отказать в приюте. Причем, именно в тот момент, когда таковой будет остро необходим.

Вожди, трибуны, записные либералы и просто ответственные товарищи знали, что в любой момент их могут поменять на других, более сговорчивых. Отработанный материал по старой колониальной привычке принято сбрасывать на обочину. Для этого годится все: и трагическая случайность, и пуля фанатика, и просто очередная бархатная революция. Проштрафившихся руководителей иногда судят в международном трибунале и гноят в заштатной тюрьме Гааги.

Потому российские капитулянты много и тяжело работали, организуя очаги локальных конфликтов и зоны, куда, как в черные дыры, потекут богатства страны. Неизбежные при таких делах жертвы никого не пугали.

— Зато потом! — облизывались в предвкушении заинтересованные лица.

Перспективы радовали настолько, что не поскупились на раздачу танкистам тугих пачек денег трупного оттенка с портретами мертвецов. И те, засунув совесть туда, где никогда не видно солнца, честно отработали по красивому белому зданию, в котором сидели до отвращения непонятливые люди.

Чтобы народец не отсвечивал, завалили пару домишек на простонародной окраине и подорвали не слишком мощное взрывное устройство в метро, куда приличные люди давно не спускаются.

До обывателей сразу не дошло, ну так ничего, процедуру пару раз повторили. Спецслужбистов даже не остановила поимка их коллег на горячем. Схваченные за руку негодяи, заявили, что таскали в подвал жилого дома мешки с селитрой в рамках учений.

Бдительность проверили, всем спасибо. И тут же устроили взрыв в другом маленьком городке, после чего вылезший на высокую трибуну упырь заявил, что всех, кто не с ним, будут то ли мочить, то ли просто полоскать в сортире.

Развязали руки наскоро сколоченным бандитским формированиям, сколоченным по территориальному признаку. Чувствуя высочайшее попустительство, серьезный криминал намертво сросся с правоохренителями. Да так, что трясущийся от страха обыватель теперь отличал мента от бандита не по повадкам. Понятное дело, повадки у них стали одинаковы. Отличали по наличию формы, ксивы, легального ствола и тотальному беспределу, на который менты оказались большими мастерами.

Запуганные граждане тихо сидели в холодных квартирах, грелись спиртиком "Рояль" и изучали феню по телевизору. Неожиданно оказалось, что речь народных избранников и бандитская мова, звучащая по телевизору, трогательно схожи.

Дело в итоге дошло до того, что многих российских министров просто перестали пускать в цивилизованные страны. Впрочем, в самой России такие мелочи никого не волновали.

Что, главный по спорту по совместительству вор, убийца и насильник? Я вас умоляю, этот еще приличный! На других посмотрите! Да хоть бы и на президента…

…

Министерство обороны забрасывало командиров частей, оказавшихся в зоне обострения безумия, циркулярами общего характера, буквально призывая не обострять.

Как не обострять, не объясняли. В неожиданно оказавшихся почти в полной изоляции частях, любой рядовой буквально спинным мозгом чуял, что еще немного, и на посты хлынет визжащая от ненависти толпа.

По опыту подвергшихся разграблению соседних частей, все уже знали, что одержимые ненавистью чурки впереди себя погонят русских. Подлая, но эффективная тактика людей, которым не жалко ни своих, ни чужих.

Министр обороны, известный любовью к машинам марки "Мерседес", огромным фуражкам и восьмисантиметровым каблукам, особо подчеркивал в циркулярах: стрелять по мирному населению категорически запрещено.

Намеков о том, что никто не обидится, если военным случится уносить ноги из зачумленного края, бросая технику и склады с оружием, было предостаточно. Особо непонятливым открытым текстом обрисовывали варианты. Ни за что не отвечая, в телефонном режиме.

Вот и думай… Сейчас обещают, намекают, а потом могут и так и эдак повернуть.

Дальнейшее развитие событий было достаточно неопределенным, но служивых никак радовать не могло. Каждый из них буквально чувствовал, как на шее затягивается петля. Вот-вот, и придавит.

— И не моги сопротивляться! — снова и снова уточняли из высоких кабинетов.

— Не может быть, чтобы не было выхода, — думали многие. И выход действительно нашелся.

Право же, ну что в таких обстоятельствах могут сделать какой-то там лейтенант и всего-навсего председатель колхоза? Пусть даже это и передовое, крепкое хозяйство. Правильный ответ: ничего. Если ситуация "не сложилась".

В случаях, когда общество обретает моральную готовность к резким телодвижениям, когда затронуты жизненные интересы сотен тысяч людей — многое. В таких условиях стронуть с места лавину, послужить последней крупинкой, кристаллом, попавшим в перенасыщенный раствор, может не только председатель колхоза. Минин с Пожарским тоже сами по себе ничего бы не смогли. Но, как говорят преферансисты, на вопрос о том, куда подевалась их взятка с козырного туза: "Раскладец, батенька".

В самом что ни на есть глобализованном, наисовременнейшем обществе, продолжают существовать никем не отмененные старые законы. Действуют невероятно архаичные, чисто представительские институты власти. Если приглядеться совсем внимательно, несложно будет заметить, что даже законы пещерного общежития и нестареющая, вечная тактика межплеменных войн никем не отменялись.

И то, что на первый взгляд кажется бесполезным, зачастую является дополнительным, пусть и крайне редко применяемым, инструментом стабильности.

При случае извлекаемые на свет старые законы в острых ситуациях оказываются очень полезны и вполне работоспособны. В точности, как и в наши дни окажется вполне работоспособен телефон, по которому звонил дедушка Ленин, если только у кого-то появится желание включить его в современную телефонную сеть. Интернет и спутники не отменяют телеграфа и голубиной почты.

В стране, пережившей Гражданскую, Отечественную и добрый десяток вообще никак и никем не объявленных войн, законов, не отмененных "на всякий случай" — много. Иначе просто быть не может.

До времени, правовые нормы, касающиеся прав и возможностей местных Советов, тихо лежали под спудом. Будто оружие, похороненное в пыли.

Здраво оценивая перспективы своих хозяйств и предприятий, местный директорский корпус был с радостью готов оказать всемерую поддержку любому подходящему человеку, который просто не побоится взять ответственность на себя. И от действий которого можно бы было в любой момент откреститься. Ну, мало ли как оно повернется… Все понимали, по-разному может повернуться. Всем было что терять. Потому, грубо говоря, пытливая мысль директорского корпуса стонала от отсутствия подходящего зиц-председателя. При этом, чисто номинальная фигура тоже не подходила. Командир ополчения должен был активно принимать и проводить в жизнь очень далекие от гуманизма решения.

Конечно же, все эти люди были депутатами Советов разных уровней. От поселкового до областного. Злоключения столичных коллег были приняты близко к сердцу.

— Если с ними так, то нас просто походя размажут, — справедливо решили товарищи, и утроили усилия, попутно заручившись поддержкой еще не окончательно деморализованных армейских командиров.

Как только подходящая кандидатура, отвечающая самым затаенным мечтаниям директоров и командиров, была представлена обществу товарищем Фроловым, закипела лихорадочная деятельность. Ленинское "завтра будет поздно" помнили все.

Итогом организационных мероприятий, проводимых в бешеном темпе, стали внеочередные выборы нового состава местных советов, проведенные в стиле сельских сходов, то есть без малейшего формализма.

Не позабыли объявить вне закона тех, кто в тяжелый час, пренебрегая своими обязанностями перед людьми, просто исчез в неизвестном направлении.

Таковыми оказались бывшие депутаты и руководители силового блока Автономии. После этого, понимая что мосты сожжены, Советы объявили о создании Ополчения под командованием депутата Молотовского районного Совета Виктора Ивановича Вояра.

Поначалу на скандальное известие никто не прореагировал. Столичные реформаторы в тот момент были заняты более насущными делами. Затраты на экипировку разбойников, танковый биатлон и прикладную взрывотехнику, следовало как можно скорее компенсировать.

По поддельным авизо в автономию уходили гигантские суммы денег, оставляя без зарплат и пенсий сотни тысяч человек. На железной дороге бесследно исчезали составы с материальными ценностями.

Организовывались аукционы, где люди полезные, нужные и, самое главное, управляемые, за гроши выкупали целые отрасли промышленности.

Бандитские группировки сходились в смертельных схватках за вымороченное имущество. В день, когда в Молотовске заявили о создании ополчения, страна, прикипев к экранам телевизоров, наблюдала за криминальной драмой онлайн. Шел всего лишь второй день грандиозной битвы за очередной алюминиевый завод, а потери сторон уже достигли 34 человек убитыми. Раненых не считали.

Выползшая из глубоких теней нечисть, остервенело рвала труп Великой Державы. Обыватель ошалело наблюдал за разворачивающимся перед ним паноптикумом. Братки в малиновых пиджаках на улицах ничем не отличались от персонажей бандитских телесериалов. С голубых экранов, будто из аквариумов, нагоняя тоску, умные дядечки просвещали неимущих относительно акций, ваучеров, фьючерсов и деривативов. Нормальные люди просто перставали что-то понимать в происходящем, и впадали в тупое оцепенение. Либо отчаянно пытались хоть что-то откусить и себе, зачастую погибая в неравной борьбе с криминалом как оно, собственно, и планировалось.

Необходимый для Великого Передела фон насилия, неразберихи и беззакония, поддерживался неукоснительно. Занятые этим, безусловно важным делом, столичные сановники упустили из виду, что Советы имеют право в особый, угрожаемый период, объявить о создании Народного Ополчения. И право это никто не успел отменить.

Помните, я упомянул о бесценных сокровищах социального опыта, накопленного народом? Настало время, и старинные наработки пошли в дело.

Поначалу все почему-то верили, что Виктор полностью управляем. Мне так до сих пор непонятно, каким образом можно записать человека, собственно и заварившего всю кашу, в управляемые. Загадка природы, никак не меньше.

Частично волею судеб, но по большей части собственными усилиями, Вояр оказался в нужное время и в нужном месте. Для неожиданно выброшенных на обочину капитанов производства как раз был нужен именно такой парень, "из настоящих буйных". Местные правоохранители к тому времени либо банально сбежали, либо сочли за благо не мешать.

Как следствие, Вояр стал тем самым ядром кристаллизации, вокруг которого стало формироваться ополчение. Сугубо гражданский человек, математик, мечтатель и идеалист получил в свои руки Власть, которой немедленно, с хирургической точностью, начал пользоваться.

— То, как Вы действуете, это магия или математика? — спросят Вояра много лет спустя.

И то, и другое, — ответит Виктор. — Если Вы не понимаете, на каком основании принято решение, то магия. Если поняли — математика.

Тех, кто не успевал понять, было большинство. Впоследствии заинтересованные лица поймут, что подконтролен не Вояр, а они, но будет поздно. Выжатую из тюбика зубную пасту еще никому не удавалось засунуть обратно.

Через пару-тройку дней по стране поползли будоражащие воображение слухи. Через неделю седой как лунь лейтенант стал легендой.

…

…Свои обещания я всегда выполняю. Представление на внеочередное воинское звание "капитан" ушло спецсвязью сегодня. Теперь — второй вопрос. Наградные листы. Заполнил?

— Никак нет, товарищ генерал-майор. Такой задачи не ставилось. Лезть самому — считаю неэтичным.

А вот ротный твой озаботился. Счел правильным. И начальник штаба его поддержал.

— Так может, я посоветуюсь с капитаном Кузовлевым?

— Твое дело. Но к утру чтобы все было исполнено.

— Есть. — А теперь, Вояр, бегом в госпиталь.

— Я здоров, товарищ генерал-майор!

— Напротив, — усмехнулся генерал. — Ты контужен и находишься на излечении.

Вояр изобразил на лице немое изумление.

— Приказать не могу, — слегка смутился Рябцов. — Но разделяю умеренность как минимум, десятка серьезных руководителей, что ты за последние дни свой потенциал продемонстрировал далеко не полностью.

Закатное небо, на миг отразившееся в глазах Виктора, окрасило их в кровавый цвет пожарищ, в которых уже горели аулы бородатых рабовладельцев.

Генерал сделал долгую паузу. Испытующе глянул на стоящего навытяжку лейтенанта. И вполголоса спросил:

— Потянешь организацию Народного Ополчения не только на территории Автономии, но и в примыкающих к ней районах?

В переводе на русский, сей вопрос означал одно: "Ну, что, поднимаем мятеж?" Соотвественно вопросу был и ответ:

— В одиночку — нет.

Бунтовать в одиночку Виктор не хотел.

— А если тебе помогут? Армия — неофициально, но действенно. Местная власть — гласно и открыто.

"Так нам тоже деваться теперь некуда" — так следовало понимать генерала.

— Гарантировать, опять же, не могу, но все возможное сделаю.

"Да, ребята, с радостью и до конца!"

Глаза заговорщиков встретились.

— Мальчишка! — неожиданно рассмеялся генерал. — Вопрос как раз о том, что сделать надо — невозможное!

И невозможное было сделано. Семью днями позже, начальник штаба полковник Петров, срочно прибыл в развернутый на базе бывшего сборного пункта райвоенкомата лагерь ополчения. На языке у товарища Петрова вертелись десятки неприятных вопросов, которые он намеревался задать лейтенанту Вояру. Полковник был раздражен и взвинчен.

Петрова не радовала выучка крепких мужиков средних лет, отдающих честь, в соответствии с Уставом, заранее переходя на строевой шаг. Раздражало разнообразие усов, бород и причесок. Глаз отказывался отдыхать на аккуратно отсыпанных битым кирпичом дорожках и приведенных в идеальный порядок казарм времен царя Николая.

Причина была проста. Петров просто не понимал, как ему следует теперь относиться к лейтенанту, командующему… всем этим. Слово "сборы" уже никак не подходило. Крамольное определение "народное ополчение" язык выговорить отказывался категорически. Хотя бы потому, что виденное мало походило на ополчение, как его обычно представляют.

Извлеченные Вояром неизвестно откуда, дядечки пенсионного возраста за считанные дни сбили из аморфной массы добровольцев нечто очень напоминающее слаженное, обкатанное подразделение регулярной армии. В других обстоятельствах это было удивительно, но полковник понимал, что секрет успеха прост: все вступившие в это формирование имели крайне высокую мотивацию.

Им было за что драться и мстить. Они твердо знали, кого и за что собираются уничтожить. Лейтенанта, давшего шанс отмщения, опустившие от отчаяния руки, потерявшие все мужчины, чуть не боготворили и готовы были идти за ним хоть до Москвы.

Мятеж, как его ни называй, проглотил первую порцию топлива и начал распространяться во всех направлениях. Полковник уже слышал о том, что Воронов приступает к формированию Интербригады — в век Сети информация распространяется со скоростью лесного пожара.

— Недели не прошло, — думал полковник, — А тут уже и югославы, и немцы, и греки, и кого только нет. И Вояра, с легкой руки английского репортера Берни, потихоньку именуют Команданте.

Петров знал, что обустраиваться ополчению помогал чуть ли не весь райцентр, но действительность превзошла ожидания.

— Даже занавески на окна женщины им принесли, — с раздражением подумал полковник, мазнув взглядом по пахнущим свежей краской окнам.

Скрипя сапогами по свежей кирпичной крошке, Петров подводил промежуточные итоги развязанной Вояром войны. Как застарелая зубная боль, раздражало то, что все началось с его, Петрова, благословения. Что задний ход дать уже невозможно. Как, впрочем, и контролировать происходящее. Бесила полная индифферентность генерала, который будто бы не желал ничего знать о художествах подчиненного.

— Который уже не совсем и подчиненный, — ехидно возразил полковнику внутренний голос. — Ныне он депутат Молотовского районного совета. Командир ополчения, созданного в соответствии с постановлением того же самого Совета. Теперь официальные полномочия Вояра как бы ни побольше твоих будут.

Во всяком случае, погоны лейтенанта на плечах человека, умудрившемся за неделю организовать более двух тысяч человек, взять под контроль дюжину мелких населенных пунктов, склады мобилизационного и государственного резервов, смотрятся анекдотично. Особенно, если учесть, что начальником штаба у него — отставной генерал Воронов.

Скрип кирпича под ногами доводил полковника до головной боли.

— После того, как соберется Верховный Совет Автономии, полномочий у Вояра только прибавится. Понятное дело, вот парень и сорвался… — думал полковник, подходя к штабу.

Когда хмурая, настороженная охрана, предварительно сверившись со списком, привела его в оперативный зал, Вояр ставил задачу командирам мобильных групп.

— Техникой тоже, смотрю, он неплохо разжился, — отметил Петров, кинув взгляд на карту.

Это для штатских карта — просто разноцветный кусок бумаги. Военный профессионал за мешаниной условных знаков видит местность, противника, своих, возможное развитие событий, размещение средств усиления. Многое видит.

В данном случае карта, прикрытая оргстеклом, свидетельствовала о наличии как минимум двадцати высокомобильных групп с предписанными Боевым Уставом средствами усиления. Откуда у лейтенанта взялся в таком количестве транспорт, горючее, боеприпасы, артиллерия наконец, оставалось только догадываться. Полковник был твердо уверен, что мобсклады вскрывать нельзя ни при каких условиях. Виктор, как вы уже поняли — в том, что очень даже можно, так как война уже началась.

Заметив внимательно изучающего карту полковника, Вояр произнес:

— Остальное вам расскажет товарищ Воронов, — и пошел навстречу.

— Здравствуйте, Евгений Иванович!

Поняв, что ругаться с лейтенантом по поводу соблюдения правил этикета глупо, Петров ответил на приветствие:

— Здравствуй, Виктор.

И, после рукопожатия, сразу перешел к делу:

— Ты что творишь, Витя? Решил подменить собой суд, прокуратуру, следствие и все такое?

— Это вы о расстрелянных поутру? Так там все ясно и просто. Трое насильников, парочка мародеров, бывший начальник аптекоуправления, решивший спрятать антибиотики, антисептики и перевязочное.

Вспоминая, Вояр смешно сморщил лоб.

— Или вы о бывшем начальнике службы РАВ 16 мотострелкового, продавшем оружие? Тоже все по закону. Хоть по старому, советскому, хоть по Уложению о Наказаниях. При штабе такими вопросами парочка мобилизованных юристов занимается.

— Тут уже прямо на площади расстреливают, — бессильно опустился на стул Петров. — Я-то к тебе по поводу Яман… Айман или как его там, которое вы позавчера сожгли. Короче, из Москвы звонили, интересовались.

— Так обычное дело, — пожал плечами Вояр. Блокировали, зашли, обнаружили ямы. В ямах — люди были. Наши люди. Мы таких гнойников уже с десяток раздавили.

При этих словах в глазах лейтенанта появилось смешанное выражение ярости и страдания. Никак не проявляя своих чувств в интонации, он спокойно закончил:

— Таким жить ни к чему. Чистить. Как предки заповедали, до четвертого колена.

Внимательно посмотрев в лицо Петрова, Вояр добавил:

— Люди, кстати, одобряют.

— И все-таки, будь осторожнее! — неожиданно для себя сказал полковник. — Против тебя дело уголовное завели. В среду приедет группа военных дознавателей. Наш-то особый отдел ты из строя полностью вывел.

— В следующую среду? — заинтересованно переспросил Вояр. — А что, это даже неплохо! Люди мне нужны. Белую книгу вот затеяли составлять. О зверствах индейцев. Пусть ребята поработают.

— У них другая задача, — попытался возразить Петров, но в итоге тему развивать не стал, справедливо решив, что зря Виктор говорить ничего не станет. — Еще один вопрос есть. Идут упорные слухи, что СССР решено восстановить. Вы с ума, часом, не посходили? Тут же послезавтра столпотворение будет!

— Зачем что-то говорить? Люди видят, что с врагами народа поступают по советским законам, четко и понятно объясняя, кого и за что, — ответил Вояр. — Люди уже поняли, что самое лучшее в их жизни: безопасность, покой и благополучие — связаны именно с СССР. Каким Союз был на самом деле, уже неважно. Мы восстановим тот Союз, которого на самом деле не было. О котором люди лишь мечтали. Как считаете, стоящее дело? Возьмемся?

— Ему действительно ничего для себя лично не надо, — похолодел от ужаса Петров. — Разве что так, мелочь мелкую: Союз восстановить.