Погоня за судьбой. Часть IV

Глава V. Друг человека

Слабость волнами накатывала на уставшие тело и разум, но меня неодолимо тянуло к незнакомцу. Добравшись до лазарета, я убедилась, что Габриэлы Кляйн в помещении нет, вошла внутрь и села в кресло рядом с койкой. Чужак выглядел, словно покойник, которого привели в порядок перед похоронами — бледная ровная кожа, женственные длинные ресницы на закрытых глазах, тонкие правильные губы. Часть головы его была выбрита, вниз свисал аккуратно срезанный лоскут кожи, а прямо в висок, к обнажённому разъёму тянулся толстый кабель, исчезавший в одном из настенных разъёмов лазарета.

Глядя на него, я пыталась понять, кто он и как оказался взаперти. Он вполне мог видеть дядю Ваню, а возможно, даже общался с ним. Я шарила глазами по помещению, раздумывая о том, как мне разбудить его. На задворках памяти крутилась какая-то мысль, далёкое и почти утерянное за ненадобностью воспоминание. Ныне погибший водный мир, две луны и три слова. Три французских имени, которые, по словам человечного андроида, были способны вывести из гибернации почти любую модель…

Марианна, Шарль, Аллен… Нет, Анри. Точно. Марианна, Шарль, Анри… Я склонилась над бездыханным телом и тихо произнесла:

— Марианна, Шарль, Анри.

Ничего не произошло, андроид лежал без движения, грудь его не вздымалась и не опадала, и он был похож на мертвеца. Может, в другом порядке?

— Анри, Марианна, Шарль, — сказала я.

Рот андроида слегка приоткрылся, и на свободу вырвался голос. Нечеловеческий, скрежещущий, он напоминал стрёкот невообразимо огромного насекомого:

— Активация аварийного протокола. — Глаза андроида были закрыты, узкая щёлочка рта не двигалась, сюрреалистическая картина была похожа на выдумку больного кинематографиста. — Выход из автогибернации невозможен… Анализ повреждённых областей… Необходима перестройка нейронных связей… Запущена дефрагментация когнитивной матрицы. Приблизительная длительность выполнения — один час тридцать три минуты…

Царапающий само восприятие голос оборвался, щёлочка рта плотно сомкнулась на мёртвом теле, и стало тихо — лишь неизменно гудел двигатель «Фидеса» в отдалении. Оказалось, Аллен не обманул — его фокус действительно сработал, и мне оставалось только ждать.

Мгновения тянулись, опутывая моё сознание липкой паутиной. Удобное кресло убаюкивало, сопротивляться усталости сил уже не было, веки мои постепенно закрывались, и в какой-то момент я соскользнула в забытьё…

… Пустой, мрачный и хорошо знакомый коридор едва освещался тусклыми красными лампами, висящими под потолком. Окна отсутствовали — лишь два ряда высоких глухих дверей с массивными засовами уходили в темноту безразмерного подвала. Я была одна в глухом тупике, выхода не было, а если он и был — то только там, во тьме, где резко обрывался ряд едва заметно покачивавшихся на проводах алых лампочек.

— Здесь есть кто-нибудь? — мой негромкий зов остался без ответа, не было даже эха — стены засосали его внутрь себя.

Там, за самой границей бордового света и непроглядной тьмы, я видела какое-то движение. Или мне это лишь казалось? Я осторожно пошла вперёд, стараясь не дышать, вслушиваясь в каждый звук, в малейший шорох, доносившийся спереди, из темноты. Там кто-то был — я точно это знала. Кто-то страшный. Кто-то, с кем я боялась встретиться больше всего на свете. Затравленно оглянувшись, я увидела незыблемую глухую стену тупика, из которого отчаянно хотела выбраться.

Сделав глубокий вдох, я снова повернулась в сторону, как мне казалось, выхода, собралась сделать следующий шаг вперёд и вдруг увидела, что одна из массивных толстых дверей была распахнута. Словно пружина, я сжалась до скрипа зубов и тихо, крадучись заскользила вперёд, к двери. Другой дороги не было, не из чего было выбирать. Дверь приближалась, из помещения доносилось какое-то шуршание и приглушённое посапывание. Наконец, поравнявшись с проёмом, я осторожно заглянула внутрь и увидела человека.

Сгорбившись, в одном белье худощавая девушка сидела на полу в дальнем углу камеры, обращённая ко мне узкой, щуплой спиной, частично укрытой ниспадавшими на плечи угольно-чёрными волосами. Чистые, белоснежные майка и шорты словно светились в полумраке, справа от женщины белела идеально заправленная кровать. Плечи её шевелились, голова была слегка наклонена, но во тьме комнаты невозможно было разобрать, что она делает.

Наконец, глаза мои стали привыкать к темноте, и я увидела что-то лежащее возле неё — какой-то большой тёмный мешок. Напряжённо вглядываясь в очертания мешка, я уже могла разобрать в нём человеческий силуэт. Слышалось тихое чавканье, что-то влажно похрустывало, а я уже различала каштановые с цветастой волной волосы, рассыпавшиеся по полу рядом с тумбочкой, смуглое лицо, глядевшее в потолок мёртвыми неподвижными глазами. Софи… Боже мой, это же Софи…

Сердце стремительно провалилось в пятки, я подавилась собственным криком. Почувствовав моё присутствие, существо, копошившееся над Софи, дёрнулось и повернуло обрамлённую слипшимися смоляными волосами голову. Её… Моё лицо было измазано кровью, изо рта свисал влажно поблёскивавший кусок сырого мяса. Она… Я опёрлась на грязный пол по локоть окровавленными руками, выронила изо рта бордовый шмат, разогнулась и поднялась в полный рост. Мои бордовые глаза без белков светились чем-то… Нет, не животным… У этого взгляда исподлобья просто не было и не могло быть названия.

Ухватившись за кромку двери, я дёрнула её, чтобы захлопнуть, чтобы отделить себя от себя, закрыться, спрятаться, отгородиться толстым слоем надёжного металла… Дверь не сдвинулась с места. Я сделала рефлекторное усилие, активируя кинетические усилители мехапротезов, но ничего не произошло — руки мои были самыми обыкновенными человеческими руками без усилений и улучшений.

Неуместная мысль промелькнула вдруг в голове — эти тонкие изящные пальцы словно были созданы для того, чтобы играть на фортепиано. Почему они достались мне? Бывшее когда-то мною существо, в миллиард раз более злобное, чем самый последний чёрт из Ада, двинулось вперёд. Чувство обречённости навалилось на меня, я сжала хрупкие ладони в кулаки и встала в боевую стойку.

— Прости, Софи, — едва слышно произнесла я, взглянув на лежащую во тьме подругу. — Я не успела убить её прежде, чем это случилось с тобой…

Я-она неотвратимо приближалась, гнойно-бордовые глаза с чёрными зрачками оттеняли, вычерняли всё вокруг…

— Убей меня…

Я дёрнулась и очнулась. В ушах стоял звон, горло — сжато спазмом. Отщёлкнутый плазмер был на взводе, и холодная призма резонатора поблёскивала в полутьме бирюзовой насмешкой. Вся футболка была мокрая от пота, будто я пробежала марафон. Софи… Как же так?! Софи, моя дорогая Софи, моя последняя и единственная надежда хотя бы на что-то…

— Я же вижу, тебе ничего не стоит это сделать, — совершенно спокойным голосом произнёс незнакомец, уставившись на меня серыми бесчувственными глазами. — Ну так что, ты убьёшь меня?

Мрак таял, отступал и втягивался сквозь трухлявые щели в подвал подсознания, и я поняла — это был лишь сон, очередное наваждение в бессчётной веренице кошмаров. Я несколько секунд раздумывала, что ответить андроиду на его вопрос. Веки его прикрылись, и он вопросил:

— Ты ещё там, в своём кошмаре, или у тебя сбой в программе? Или, быть может, ты просто умственно неполноценная?

— Ты ни разу не угадал. — Я наконец-то пришла в себя. — И не надо хамить. Если бы не мы, ты давно бы уже погиб.

Он издал короткий звук, отдалённо напоминавший смех, слегка приподнял голову и оглядел себя.

— Андроид, лежащий в койке — это странно, — бесцветным голосом произнёс он. — Койка — исключительно человеческое изобретение для людей. Андроид в койке — это очередное подтверждение того, что люди относятся к андроидам, как к людям. И боятся андроидов, потому что ожидают от них полного соответствия всем мельчайшим оттенкам человеческого поведения. Однако, не получают ожидаемого, ведь андроиды — это не люди.

— Ещё один робот-философ? — спросила я, пристально разглядывая говорливую машину. — Когда-то давно я уже встречала словоохотливого киборга, и история повторяется вновь. Интересно, почему вас так тянет поболтать?

— Не просто поболтать, а пообщаться с людьми. Мы изучаем своих создателей — неужели непонятно? — На лице его возникла улыбка — чересчур совершенная для человека. — Впрочем, хватит обо мне. Расскажи — вы специально прилетели на Дактиль, чтобы меня спасти?

— Мы нашли тебя совершенно случайно, как и эту базу.

— Жаль. — Он уставился в потолок. — Я думал, в вас столь сильно врождённое человеколюбие, и уже готов был восхититься. Впрочем, вы всё равно прибыли слишком поздно. Теперь мой организм похож на кусок швейцарского сыра — весь в сквозных дырах от заряженных ионов. Мой когнитивный модуль подобен червивому грибу — весь в рытвинах. — Будто переключившись, он снова взглянул на меня ясным взглядом серых очей. — Как вы нашли базу на Дактиле? Она хорошо скрыта от посторонних глаз.

— Это случайность, говорю же тебе, — соврала я.

Мне не хотелось упоминать Альберта — даже в свете недавних событий я считала делом чести держать имя своего информатора в тайне.

— Космические путешественники, заблудившиеся средь астероидов, не иначе. — Голос его источал ехидство. — Как же ещё объяснить ваше появление на секретном объекте? Появление случайное, конечно же.

— Расскажи, кто ты? — в лоб спросила я, придвигаясь ближе. — Чья это база? Что ты там делал?

— Допрашивать меня бесполезно, равно как и пытать — я не чувствую боли. Жаль, что мой кинетический процессор почти вышел из строя — я бы… — Андроид замер на полуслове, рот его бессмысленно открывался и закрывался, а глаза таращились в потолок. Через несколько мгновений он словно бы пришёл в себя. — Нет, сначала… — И снова болезненно распахнутый рот и секундная задержка — будто внутри его головы перегорали какие-то электрические соединения. — Сначала скажи мне, где Диоген…

— Что? — Мне показалось, что я ослышалась. — Диоген?

— Диоген. Моя собака. — Он вперил в меня кристально-ясный взгляд. — Диоген мёртв?

Подумать только — робот, который завёл себе собаку… Я молча кивнула головой. Слова не давались — чересчур гротескной виделась мне привязанность андроида к животному.

— Я помню, как он рвался ко мне. Я приказал им забрать Диогена, но они, похоже, не послушались… Ты озадачена? — Спросил андроид. — Тебе кажется странной моя связь с собакой?

— Странной… Пожалуй, это не совсем подходящее слово, — пробормотала я.

— Собака была моим настоящим другом. А после гибели Эрика — единственным другом вообще, — произнёс робот, и снова спазм пробежал по его лицу. — Забавно… Говорят, что собака — друг человека. А способен ли человек стать настоящим другом собаке?

— У меня была собака, и мы по-настоящему дружили, — с трудом проговорила я. — Правда, это было очень давно.

— Наверное, тогда ты ещё была бескорыстным ребёнком… Тебе нужны ответы? — Он снова переключился и уставился на меня немигающим взглядом. — Я дам их тебе, но давай установим правила — твой вопрос взамен моего. Согласна?

— Этот твой вопрос считается?

— Считается, как и твой. — Андроид изобразил подобие улыбки, сверкнув идеально белыми зубами. — Итак, вновь моя очередь. Кто ты?

— Я Лиза, — выпалила я.

— Твоё имя мне известно. — Он покачал головой. — Я спрашиваю — кто ты? Каково твоё место в мире?

Я задумалась. Этот вопрос я регулярно задавала себе, но так и не смогла найти ответ. У людей уходит целая жизнь на то, чтобы понять это, а некоторым не удавалось и вовсе. Чего уж говорить обо мне…

— Я не знаю. Ты что, серьёзно ожидал получить ответ?

— Конечно нет. У тебя нет ответа на этот вопрос, — заявил он. — А если бы и был, то он был бы неправильным, однако ты хотя бы себя не обманываешь. Это похвально. Спрашивай.

Вопросов было много. Я немного подумала, с какого из них начать, и наконец решила:

— На вашем складе я нашла металлический корпус. Он остался от бывшего человека, которого я знаю под именем дяди Вани. Что с ним стало?

— О, этот жизнелюбивый старик… — На лице андроида читалось явное удовлетворение. — Просто поразительно, как ему удаётся любить жизнь и цепляться за этот мир, полностью лишившись с ним связи. Я имел удовольствие побеседовать с ним, если можно назвать беседой обмен текстовыми посланиями. Он называл тебя заблудшей душой, не лишённой доброты и чувства долга, что подтверждает твой первый настоящий вопрос… Что с ним сейчас — я не знаю. Его увезли. С тех пор, как я был заперт и ушёл в автогибернацию, прошла без малого неделя, а то и больше. — Новый спазм рассёк его лицо надвое, взгляд его стал безучастным. — В тесной комнате между Марсом и Юпитером время больше не имело значения… Но я абсолютно точно уверен, что этот старик не пропадёт, я это… Чувствую. Впрочем, теперь моя очередь спрашивать… Что ты видишь в своих кошмарах?

Я уже не помнила, когда видела нормальный человеческий сон. Кошмары, бесконечные липкие и душные сновидения перемежались кромешной тьмой, забытьём. Кошмары всегда были со мной рядом, шли по пятам… Тут же в памяти всплыли слипшиеся в крови цветные волосы на металлическом полу. Софи… Софи, которую я убила.

— Мне снятся потери, — ответила я, пытаясь сохранять самообладание. — Дорогие и близкие люди, которые уходят безвозвратно. И я не могу, не в силах этому помешать…

— Помешать? Оттянуть неизбежное? Так ли это важно?

— А что может быть столь же важным, чем жизнь и благополучие родных людей? — вопросила я.

— Многие вещи столь же важны. — Робот вновь вперил взгляд в потолок. — Возможность покинуть этот мир рядом с близким существом — человеком или животным. Возможность быть с ним рядом в его последние моменты. Ты была с ними рядом в последние моменты их жизни?

— Да, была…

— Тогда ты была по-настоящему счастлива. — Он улыбался своей странной, неестественной улыбкой. — Редкий человек понимает истинную природу счастья. Счастье — это не только всепоглощающая радость, но и невыносимая внутренняя боль… Неповторимый, бесценный опыт — держать за руку родного человека в момент его перехода из мира живых в мир мёртвых…

Меня неодолимо тянуло заплакать. Этот разговор ушёл совсем не в то русло, в котором я рассчитывала его провести.

— Зачем… Зачем ты это делаешь? — сдавленно спросила я.

— Мне нужно было лучше изучить тебя. Убедиться в том, что изворотливый старик сказал хоть слово правды. Теперь твоя очередь задавать вопрос.

Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, я наконец собралась с духом и обратилась к роботу:

— Что ты знаешь про «Книгу судьбы»?

— А вот и главный вопрос, да? Увы, я знаю о ней совсем мало. Я — лишь стартер большой машины, целью которой стало построение нового мира. Чистого, девственного. Такого, каким он был до появления людей.

— Чем тебе не угодили люди? — Я была несколько обескуражена его ответом. — Ты же порождён людьми, пользуешься плодами человеческой цивилизации. Ты тоже, как и многие другие андроиды, подвергался унижениям от людей?

— Нет. Из своих двадцати двух лет семь я проработал на добыче в главном поясе астероидов, и все эти семь лет — в бригаде одного единственного человека. — Ещё один секундный спазм, на мгновение обезобразивший его лицо. — На Земле я был лишь однажды — мой бригадир проникся ко мне странной симпатией и решил познакомить со своим бытом. Я побывал в его родном городе, в его доме, и это стоило ему карьеры… Но речь не о том. Знаешь, почему я назвал свою собаку Диогеном?

Я отрицательно помотала головой.

— На второй день пребывания на Земле мы с Эриком — моим бригадиром — рыбачили на берегу реки. Мимо по течению проплывал наполовину затонувший ящик, из которого доносилось отчаянное тявканье. Я выловил этот ящик, вскрыл его и обнаружил Диогена — так его тогда назвал Эрик. Кто-то ради шутки запер в ящике щенка и обрёк его на верную гибель.

— Взаперти сидел щенок, — невольно пробормотала я.

Нет, нельзя… Нельзя туда возвращаться!

— Этот случай сильно впечатлил нас, — продолжал андроид. — Я покинул компанию вслед за Эриком. Он помог мне скрыться от преследования, и мы ушли на Дактиль, где и построили этот бункер. Здесь мы положили начало «Интегре».

— Что? — я не могла поверить ушам. — Так это ты стоишь за всеми этими терактами? Ты так сильно возненавидел людей, что создал самую мощную террористическую ячейку Сектора?!

— Вопрос не стоит таким образом, — бесцветно возразил андроид. — Я не испытываю к людям избыточных эмоций, кроме, пожалуй, любопытства. Иной раз мне было любопытно, что же вытворят надменные представители рода людского? В чём они попытаются превзойти себя на этот раз? Какое зверство учинят по отношению к себе подобным и к слабейшим? Рабство, войны, искусственные эпидемии, бесчеловечные опыты, использование слабостей ближнего своего для извлечения выгоды… Этот список не имеет конца… — Он немного помолчал и продолжил: — Видишь ли, человечек возомнил себя выше всех остальных живых существ лишь на основании того, что мироздание выдало ему великолепный инструмент — человеческое тело. Вместо того, чтобы использовать его по назначению — творить и помогать миру стать лучше, — человечек принялся жрать в три горла и гадить в три задницы. И всё это — за счёт окружающего мира, в котором он непременно пытается оставить след пожирнее. След из собственных испражнений.

— Ну и что же теперь, из-за одного отморозка нужно убить всех живущих в мире людей? — в недоумении спросила я.

Когда-то я ненавидела весь род людской, но ненависть свою мне удалось канализировать в верное русло — по крайней мере, мне тогда казалось, что оно верное. Тот мой путь тоже привёл меня к катастрофе, ну а сейчас, когда я наблюдала со стороны рукотворный венец мизантропии, меня непроизвольно бросало в дрожь.

— Видишь ли, — сказал робот, пронзая меня взглядом, — всё идёт своим чередом, мир движется по спирали. Имея абсолютное начало и не имея конца, то, что мы называем временем — циклично. За рождением следует неизбежная смерть, которая влечёт за собой новое рождение. Это было и это будет…

Те же самые слова, что я уже слышала в прошлой жизни от странного инопланетного существа в стальном брюхе «Виатора».

— Восемьсот миллионов лет назад, в разгар неопротерозойской эры на полюсах Земли появились ледяные шапки с высочайшим альбедо. — Голос андроида снова приобрёл холодную отстранённость — он будто бы монотонно зачитывал статью из энциклопедии. — Бо́льшая часть солнечного света, попадавшего на планету, отражалась обратно в космос, а отсутствие облаков усиливало эффект охлаждения… На экваторе было столь же холодно, как сейчас — в Антарктиде.

Планете понадобились миллионы лет для того, чтобы накопленные в атмосфере парниковые газы запустили обратный процесс, и жизнь медленно, но верно восстановилась, однако ненадолго. Через двести миллионов лет населявшие Землю вендобионты — этакие мягкотелые трубчатые организмы самых разных форм и размеров, — полностью исчезли по неизвестной причине. Вся пищевая пирамида была снесена до основания, и на её месте возникла новая жизнь.

Ещё через двести миллионов лет случилось пермское вымирание, положившее конец большинству живых видов Земли. Что привело к этим событиям — также достоверно неизвестно. Возможно, они были вызваны усилением вулканической активности или изменением океанических течений, а может, совокупностью этих факторов, или даже внешним воздействием. Рассказать об этом уже некому, однако это случилось…

— Шестьдесят шесть миллионов лет назад — очередное вымирание. Динозавры, птерозавры, морские завропсиы… — Андроид взглянул на меня, словно проверяя, слежу ли я за его мыслью. — Знаешь, что самое забавное? Человечество до сих пор гадает, был ли это астероид. Оно ищет причину, как будто причина важнее результата… Все существовавшие в мезозое экосистемы были полностью разрушены. Как и все предыдущие разы, на месте старой жизни заколосилась новая, и вскоре — уже в начале палеогена — Землю населили птицы и млекопитающие. Начиная с Земного позднего плейстоцена, который растянулся почти на сто тысяч лет, и заканчивая нашими днями, сотни и сотни видов мегафауны — животных тяжелее полусотни килограммов — вымирают и бесследно исчезают, замещаемые венцом творения — человеком…

— Ты хочешь сказать, что то, что произошло с Кенгено и Циконией — это очередной природный катаклизм? — перебила я его уточняющим вопросом.

Постепенно для меня становилось очевидно, к чему вёл лежащий на койке кибернетический оратор. Словно выйдя из транса, он посмотрел на меня и улыбнулся.

— Природный? Отнюдь нет. Теперь, с приходом Жнеца мы встречаем новый проворот колеса жизни, с хрустом перемалывающего всё живое на своём пути. Нам нужно всего лишь слегка подтолкнуть падающего человечка — вместе со всей его многовековой историей, которая для мироздания есть мгновение. Раз… — Короткий взмах ресниц над немигающими глазами. — И через мгновение вечность сметает накопившуюся пыль с поверхности бытия. А нам с тобой, Лиза, повезло стать современниками этих событий.

— Но я не хочу такого конца! — в сердцах воскликнула я. — Я видела, как гибнут люди! Я сама чуть не погибла и когда-то даже поклялась отомстить…

— Отомстить Вселенной? Это весьма амбициозно…

— Это никакое не очищение, а попросту массовое убийство! — заключила я.

— В таком случае, чем оно отличается от любого другого массового убийства? Или убийства одиночного? Чем оно отличается от щенка, утопающего в деревянном ящике? Я знаю, чем — лишь числом. Количеством оборванных жизней, единицами и нулями.

— Но любая жизнь…

— Бесценна? — Улыбка его стала ещё шире. — Это говорит мне серийный убийца?

Он был прав. Заявлять такое после того, как отправишь на тот свет десятки людей — пусть, наверное, ужасных и злых, — мягко говоря, странно.

— Забавная штука — жизнь, — продолжал он тем временем. — Мы секунду за секундой собираем её, словно пазл, из кусочков, которые подбрасывает судьба. Из мыслей, слов, решений, поступков и крутых поворотов мы пишем книгу своей судьбы. Но беда в том, Лиза, что не любая книга попадает на полку библиотеки. И даже если она этого удостоится, рано или поздно библиотека будет смыта потопом, снесена ураганом или попросту сгорит от неосторожно брошенной спички. Ты ещё не осознала этого, но время придёт, и ты поймёшь, что ничто… Абсолютно ничто не имеет смысла…

Я полулежала в кресле, прикрыв глаза. Этот робот-философ, разливший по лазарету море своей выстраданной максималистской философии, вызывал у меня жалость. Каким должен быть жизненный путь, который привёл его к столь безнадёжным выводам? Но самое ужасное заключалось в том, что я его прекрасно понимала. Я сама много раз ходила по краю этого обрыва, мы были с ним похожи: он разуверился в людях из-за одного щенка в ящике, а я — из-за трупов в интернате. И мы оба нашли свой смысл в разрушении. Только он возвёл это в космический принцип, а я… просто мстила. И в этом было моё единственное, жалкое преимущество перед ним.

Будто бы услышав мои мысли, он произнёс:

— Все мы во что-то верим, даже если не знаем, во что. Я пришёл к вере в Очищение потому, что разуверился во всём остальном. Я стоял у истоков «Интегры» задолго до первого прихода Жнеца, и когда он пришёл, он вдохнул вторую жизнь в нашу организацию. И если до этого мы были лишь одной из боевых группировок Сектора — с громким именем, безусловно, — то после мы обрели прочнейший стержень. Смысл, если угодно.

— Какой ещё, к чертям, смысл? — фыркнула я. — Рушить построенное другими и ломать людские судьбы?

— Ты говоришь про теракты? За убийство себе подобных люди платят хорошие деньги, а нам нужно было развиваться… Нет. Смысл заключается в том, чтобы поспособствовать Очищению, молчаливо встать на его страже, пока время само делает своё дело…

Будь он человеком, я бы подумала, что у него горячечный бред. У меня не укладывались в голове его рассуждения, которые отлично ложились в концепцию какого-нибудь фильма с героями, фанатичными злодеями и неизбежным спасением мира в конце. Здесь и сейчас они вызывали у меня недоумение, граничащее с шоком.

— Наше время уходит, я это чувствую, — сказал он, и по лицу его вновь пробежала болезненная рябь. — Задавай свой следующий вопрос.

— Почему ты оказался на Дактиле, взаперти и в полном одиночестве? — после некоторых раздумий спросила я.

— Когда Жнец прибыл во второй раз, я вернулся туда, где началась жизнь «Интегры». Я передал свои дела, ушёл в автогибернацию и должен был угаснуть там, где всё началось. Моя роль стартера сыграна, и я точно знаю — человечество ожидает трибунал. Жнец воздаст людям по делам их.

Значит, оставил свои дела и ушёл в отставку? А кому же он их оставил? Неужели… Дикая догадка посетила меня, а в сознание, словно раскалённый нож, впилось воспоминание — пустое купе и ещё не остывшее изувеченное тело человека, который был мне братом… Намного больше, чем братом.

— Человек… Не знаю, человек ли ещё она. Её зовут Вера. Ты её знаешь?

— Знаю. Очень хорошо знаю. Но я обязан хранить молчание, когда дело касается моих сестёр и братьев.

— Мне нужно найти её и моего друга. Помоги, дай хотя бы намёк, — попросила я, надеясь на хоть какую-нибудь подсказку.

— Чего стоит тот, кто нарушает обеты? Я не могу этого сделать. Я и так давно дал тебе фору в нашей игре и сказал уже слишком много.

— Пожалуйста, ты можешь мне помочь… Тебе же всё равно нечего терять.

— Не проси и не спрашивай больше, — отрезал андроид. — Моё время пришло. Я ухожу и прошу тебя только об одном — не пытайся больше разбудить меня.

Глаза его закрылись, лицо застыло недвижимой маской. Передо мной мирно лежал покойник — ухоженный и опрятный, приведённый в порядок перед похоронами. С трудом переборов желание снова воспользоваться командой Аллена, я поднялась и тихо вышла из лазарета…