Погоня за судьбой. Часть IV

Глава IV. Рассвет

«Фидес» под маскировочным полем удалялся прочь от астероида. Диана решила не проверять И́ду, дабы снова не рисковать кораблём — кто-то мог прибыть на сигнал, отправленный охранным протоколом, а то и вовсе нас могла ждать очередная засада…

Действие стимулятора, который дал мне Василий перед выходом на астероид, постепенно сходило на нет. Возвращались последствия недосыпания, усталость плотной и бесформенной массой начинала давить на меня сверху. Шлем от моего скафандра лежал на стеллаже, а я, привалившись к огромной жёлтой станине робота-погрузчика, виток за витком срывала с проплавленного рукава скафандра хрустящий промышленный скотч, который помог на время сохранить герметичность. Я не спешила — пока стимулятор не выветрился окончательно, мне хотелось подольше оставаться в одиночестве, в равномерно гудящем спокойствии тёмного и пустого ангара…

— Всё прячешься? — словно из ниоткуда появился Василий, сел на соседний стальной контейнер и закурил. — Юмашева попросила сходить за тобой, намечается собрание… Ты не против, если я тут подымлю? Наверху на меня зожники сразу орать начинают…

— Дыми на здоровье, — равнодушно отозвалась я. — Как там Софи? Оклемалась?

— Это вряд ли. Она была в своей каюте, когда я спускался. Судя по тому, что она не хочет ни с кем общаться и ушла в себя, самочувствие у неё скверное. Видимо, винит себя за случившееся.

— Её можно понять, погибли её товарищи, но это не её вина. — Отодрав кусок ленты, я посмотрела на Василия. — Кто мог знать, что так выйдет?

— Да мне-то можешь не рассказывать, — махнул он рукой.

— Если уж на то пошло, это я потеряла хватку, расслабилась, — призналась я. — Следовало быть внимательнее и осмотрительнее. А вместо этого я просто выпала из процесса и никак не могу прийти в себя после Рамона. Боюсь, что я сломалась…

С задумчивым видом выпустив под потолок клуб дыма, Василий негромко произнёс:

— Были у меня два боевых друга — Лёха и Стас. Историю поведаю…

Снимая с себя скафандр, я превратилась в слух.

— Мы втроём прошли через два последних Балканских восстания. — Он бегло затянулся в последний раз и бросил бычок на пол. — Я уже и не вспомню, сколько раз мы вместе ходили в разведку, попадали под атаки дронов, освобождали заложников, прикрывали друг другу спины в боях с террористами… Три года в одном подразделении, полсотни успешных операций, по две медали на нос, и заслуженный выход на досрочную пенсию… Мы тогда были в расцвете сил — какая тут нафиг пенсия? — Взгляд его стал отрешённым, устремился словно внутрь. — Пока мы ползали на брюхе по Приштине, мой старый школьный приятель очень серьёзно поднялся на торговле северными ресурсами, и после моей демобилизации взял меня начальником охраны своей компании. А я забрал к себе в команду Стаса с Лёхой. Проверенные же люди, надёжные, как швейцарские часы…

Я уже выбралась из скафандра и безуспешно стряхивала с него липкую, наэлектризованную солнечным ультрафиолетом астероидную пыль.

— Нашего короля со свитой занесло в Берген по каким-то шельфовым делам, — продолжал Василий. — И по пути между точками кортеж попал в засаду. Вторую машину охраны, в которой ехали Стас и Лёха, подорвали. Просто в клочья разнесли, сталь горела и плавилась, как сахар… Они даже понять не успели, что произошло… А я потом стоял возле обугленного каркаса и думал — что же я скажу их жёнам? — Василий вынул из пачки ещё одну сигарету и вновь прикурил. — Алексей и Станислав защищали Родину? Или, может, спасали женщин и детей? Да ничего подобного, они просто охраняли большого человека за зарплату… К чему я всё это? Тяжело терять однополчан, но на войне ты к этому готов, поэтому что это война. Вот в мирное время всё совсем по-другому…

— Разве сейчас мирное время? — спросила я, бегло окидывая мысленным взглядом воспоминания последних лет. — Оно вообще когда-нибудь было мирным?

— Не было, но это мы с тобой знаем. Ты вообще из одной мясорубки ныряешь в другую, и тебя уже хорошенько повертело да пожевало — это видно невооружённым глазом… Ты привыкла ползать по земле, а эти ребята наверху… — Он указал пальцем на потолок ангара. — Только и делали, что летали. И лазить по тёмным подвалам — занятие для специально обученных пехотинцев да самоубийц вроде тебя, а не корабельных инженеров…

Закончив со скафандром, бесформенной грудой я свалила его в контейнер для отработанных расходников, и мы побрели к выходу из ангара. Василий отправился на капитанский мостик, а я прокралась в свою каюту, сбросила с себя термокомбинезон и приняла ультразвуковой душ. Затем расчесалась, облачилась в чистую и опрятную корабельную форму и последовала в рубку…

Весь экипаж был в сборе. Капитан Юмашева восседала в командирском кресле, Райкер и Дьяков притаились в уголке рядом со своим навигационным постом, Кардено и Кляйн молча глядели сквозь обтекатель в чёрную непостижимость космоса. Василий прислонился к стене возле двери, а посреди комнаты стояла Софи, сжавшаяся в комок, опустив взгляд в пол. Что они тут с ней без меня делали?

Висела напряжённая тишина — похоже, все ждали только меня. Когда дверь за мной затворилась, Диана нарушила тягостное молчание:

— Доктор Кляйн, что у нас с андроидом?

— Когнитивный модуль практически уничтожен ионизирующим излучением, — глухо отозвалась Габриэла Кляйн, не отрывая взгляда от тьмы за обтекателем. — Я пытаюсь вывести его из гибернации, но вероятность успеха слишком мала.

— Ладно, — вздохнула Юмашева. — Спасибо, что пришли, коллеги… Полагаю, вы понимаете, зачем мы здесь собрались. Миссия завершена. Экипаж нашего корабля понёс невосполнимые потери за последние дни — причём потери небоевые. Так много людей за такое короткое время мы не теряли никогда. Крис, Ричард, Оливер, Норман, Йоши, Герберт… Они были нашими друзьями, а кое-для кого — больше, чем друзьями… — Она взглянула на Габриэлу Кляйн, статуей застывшую у окна. — Едва оправившись от одного удара, мы получили другой. На этот раз — из-за неосторожных действий члена нашего экипажа. Софи…

Толедо заметно вздрогнула, а Юмашева, сделав небольшую паузу, продолжила:

— Мы долгое время были одной командой. Ты всегда знала и уважала правила, и в первую очередь главное правило — соблюдать все меры предосторожности. Но в какой-то момент всё изменилось. В результате грубого нарушения инструкций погибли двое наших сослуживцев, и был подвергнут опасности корабль. Ещё раньше ты устроила аварию с помощью робота-погрузчика, и если на это ещё хоть как-то можно было закрыть глаза ввиду угрозы крушения, то сейчас я не могу этого сделать… Софи, тебе есть что сказать в своё оправдание?

— Нет, — едва слышно произнесла Софи.

— Формально наш корабль не принадлежит к флотским соединениям, — проговорила капитан. — Иначе тебя, Софи, ожидало бы заседание дисциплинарной комиссии в широком составе с соответствующими последствиями. Считаю — достаточным будет исключить тебя из команды «Фидеса». У кого есть возражения или замечания?

Диана обвела взглядом экипаж. Все застыли в молчании, никто не смотрел на Софи, а навигаторы, казалось, решили спрятаться — в полутьме закутка их совсем не было видно. Василий вытянул руку.

— Слушаю вас, Василий. — Капитан Юмашева сцепила руки и выжидающе уставилась на него.

Едва он успел открыть рот, я отчеканила:

— Она действовала по моему приказу.

— Что, прости? — Диана подняла бровь.

— Лиза, не нужно, — попыталась возразить Софи. — Ты ничего не обязана говорить, это я во всём…

— Я надавила на неё и заставила включить питание базы, — твёрдо произнесла я. — Если вы ищете виновных в случившемся — это я.

— Я так и знала, — едва слышно пробормотала Кляйн, обернулась и вперила в меня полный ненависти взгляд. — С тех пор, как ты появилась здесь, у нас всё пошло наперекосяк. Под твоим началом погиб Крис — мой будущий муж! Из-за тебя погибли мои друзья! Да кто ты вообще такая?! Какое право имела вторгнуться в наш мир и раздавать тут приказы?! Кто тебя подослал?! Этот… Агапов? Безумный спаситель человечества?!

— Габриэла, успокойся, пожалуйста, — примирительно сказала Диана.

— Я не смогу успокоиться, пока она дышит со мной одним воздухом! — Доктор Кляйн сорвалась с места и стремительно покинула помещение.

Феликс Кардено, будто оправдываясь, виновато пожал плечами и молча вышел следом за ней. Я вздохнула — спорить, ругаться и пытаться кому-то что-либо доказывать абсолютно не хотелось. Терять мне было нечего, начало было положено, поэтому я решила закрепить результат:

— Да, та история с маткой мирметеры — это тоже моих рук дело. Я подбила Софи, чтобы она вытолкнула контейнер наружу. Она ведь об этом не рассказала, да?

Диана задумчиво смотрела на дверь, закрывшуюся за Феликсом.

— Нет, не рассказала… Софи, она говорит правду? Ты по её наущению сбросила контейнер с маткой?

Софи молча кивнула, а Юмашева встала с кресла и заложила руки за спину. Неторопливо, будто хищник вокруг замершей добычи, она обошла Софи и встала у окна. Произнесла вполоборота:

— Похоже, мой экипаж не настолько сплочён, как это было раньше. Я теряю контроль над ситуацией. И я должна признать, что ты, Лиза, являешься катализатором противоречий. Элементом хаоса…

— Я многим не нравлюсь, — пожала я плечами, — но уж какая есть.

— Дело не в том, нравишься ты кому или нет. Дело в том, что такими темпами нас всех скоро истребят без какой-либо пользы для дела. И даже если бы в последних событиях не было ни капли твоей вины, наш экипаж уже разобщён и расколот. К тому же… Я не хотела об этом говорить, но от меня не ускользнул тот факт, что ты пыталась разгерметизировать корабль по пути к Дактилю. Я не могу помешать тебе добровольно уйти из жизни, но я обязана оберегать экипаж. — Она устало приложила ладонь к глазам. — Вернее, то, что от него осталось. Поэтому нам придётся с тобой расстаться, Лиза.

— Раз это необходимо, — сказала я, стараясь держаться как можно более невозмутимо.

— В таком случае, ты свободна. Завтра днём мы будем на Земле, и с момента схода за борт ты будешь предоставлена сама себе. А теперь — вольно.

— Слушаюсь, капитан…

Развернувшись на каблуках, я вышла из помещения и направилась прямиком в каюту, в своё временное пристанище, которое вскоре должна буду покинуть. Возле самой двери меня настигли чьи-то быстрые шаги, и я обернулась. Передо мной стояла Софи, с покрасневшими от слёз глазами на осунувшемся лице — ей нелегко давалось всё происходящее.

— Неужели ты позволишь ей сделать это? — спросила она неожиданно ровным голосом.

— А какой у меня есть выбор? — ответила я вопросом на вопрос.

— Я не знаю. Может, мне попробовать убедить её изменить решение?

— Забудь, ты сама под ударом. К тому же, она права, я — элемент хаоса. Вас уже достаточно поубивали. — Я пожала плечами. — Хватит уже. За мной по пятам следуют смерть и разрушения, и я не в силах этому помешать.

— Все мы бежим от себя, — Софи нахмурилась. — Но ведь ты сама не веришь в средневековую чушь, которую несёшь…

— Я не знаю, во что мне верить. — Голос мой дрогнул, сердце заполняла тоска и предвкушение одиночества. — Самое лучшее, что я могу сделать — это исчезнуть. Забиться в какой-нибудь угол, чтобы никто больше не видел и не слышал…

— Я знаю. Ты не ищешь спасения, но ищешь тишину. Где не будет его лица, да?

Софи схватила меня за руку и мягко, но настойчиво потянула в сторону коридора. Я не сопротивлялась и последовала за ней. Несколько торопливых шагов — и мы оказались в её каюте, а дверь бесшумно затворилась за спиной. Я могла бы остановиться. Одно слово, один шаг назад к моей каюте — и этот безумный поток прекратит движение. Но я молчала. Мне нужно было, чтобы кто-то другой стал той силой, что сметёт мою волю. Чтобы решение было не за мной. Чтобы хоть в чём-то перестать быть виноватой…

Я впервые оказалась в каюте Софи. И в последний. Я это знала. И не хотела знать.

Играла негромкая музыка. Гермостворка обзорного окна, забранная в лёгкие занавески тёплых тонов, была поднята — сквозь ферропластик в крошечное помещение проникали и струились по стенам серебристые отсветы звёзд, смешиваясь со спокойным желтоватым огоньком настольной лампы на тумбочке. Мягкий приглушённый свет выводил очертания огромного панно, висящего над идеально заправленной кроватью — величественный олень склонился над ручьём, а позади него в голубые небеса вздымались заснеженные горные пики. У дальней стены возвышался стройный стеллаж, уставленный разнообразными статуэтками на магнитных основаниях — изящный силуэт девушки из розового стекла, деревянная фигурка медведя, корабельный штурвал, хрустальный колокольчик… На нижней полке небрежной кучкой была сложена небольшая стопка книг…

Блуждающий взгляд встретился с её внимательными карими глазами, и только сейчас я ощутила, как крепко она стискивает в ладонях мехапротез моей руки.

— Пойми, мне просто нужно уйти, — выдавила я из себя. — Другого пути нет.

— В этом мире всё создано только для того, чтобы сломаться, — прошептала она, ладони её сжались ещё крепче. — Но я хочу быть с тобой рядом. Я не дам тебе уйти…

Я пыталась понять, что всё это значит, и не могла. Что ей нужно от меня? Почему она не хочет оставить меня в покое?! Во мне вдруг вспыхнула бессильная злость на нас обеих. Я вырвала руку из её ладоней и отвернулась к стеклу — тут же в плечо под повязкой больно кольнуло.

— Ты хоть знаешь, кто я? — сдавленно спросила я. — Я — убийца! У меня нет родных, нет друзей. Все они погибли, а одного из них я прикончила своими руками. — Я обернулась и подняла биотитановые ладони, сжав их в кулаки. — Вот этими! Знаешь, сколько на них крови? Целое море, бесконечный океан! Наверное, счёт идёт на сотни убитых и искалеченных — я давно уже сбилась… А ты… Твои друзья правы, когда рассказывают обо мне всякие ужасы, так что держись от меня подальше подобру-поздорову! Ясно?!

— Они мне не друзья, и никогда ими не были! — воскликнула Софи и попыталась взять меня за плечо — я инстинктивно отшатнулась. — Это просто экипаж из чужих людей! И мне плевать, что в твоей жизни было раньше! Я не знаю, каково это — убить человека, я никогда этого не делала. Но я точно знаю, что этими руками ты спасла мне жизнь… Я знаю тебя!

— Не обманывай себя, ты совершенно меня не знаешь, — отмахнулась я и снова уставилась в космическую пустоту.

Тихо гудел двигатель, игравшая фоном ненавязчивая музыка теперь лилась отовсюду, постепенно заполняя изношенный, потрескавшийся сосуд моего утомлённого разума. Нежная скрипка, смиренная виолончель и робкая губная гармошка трогали душевные струны, вызывая эмоции, которых я всегда боялась и сторонилась. Зазвучал дуэт мужского и женского голосов:

… И то, что было, набело откроется потом,

Мой рок-н-ролл — это не цель и даже не средство;

Не новое, а заново; один и об одном,

Дорога — мой дом, и для любви это не место…

Софи приблизилась, обняла меня за талию, и я вздрогнула. Не от прикосновения, нет. От того, что мне стало тепло. А тепло — это всегда начало конца, начало разложения. На своей шее я почувствовала её невесомое дыхание, словно её нежная душа выходила из лёгких и дарила мне своё ласковое… Тепло?

… Прольются все слова как дождь, и там, где ты меня не ждёшь

Ночные ветры принесут тебе прохладу,

На наших лицах без ответа лишь только отблески рассвета –

Того, где ты меня не ждёшь…

— Ты много раз спасала меня, поэтому не отвергай меня, пожалуйста, — едва слышно, почти шёпотом, сказала она. — Я в долгу у тебя, и сделаю всё, чтобы избавить тебя от кошмаров… Сделаю всё, что могу и не могу, чтобы помочь…

Но я не хочу, чтобы ты была в долгу. Я хочу, чтобы ты была, но ты не будешь. Потому что я — это не будущее. Я — это трещина, в которую ты сейчас залезаешь.

Мне не нужна помощь! Мне просто нужно, чтобы меня кто-то держал, даже если это — не тот. Даже если это — неправильно. Даже если это всё, что осталось. Но мне никто не нужен — все вокруг меня обречены на смерть! Мне хотелось убежать, но не осталось сил, да и некуда мне было больше бежать…

— Я разделю эти кошмары с тобой, — ласково проговорила София. — Но я не смогу сделать это без тебя.

Я не хочу разделять, я хочу забыть! Но не могу забыть, поэтому разделяю с тобой. Вместо него…

Развернув меня к себе, она мягко уложила мою механическую ладонь на свою изящную талию. Я прикрыла глаза, мелодия пропитывала всё моё естество, и я уже сама не замечала, как плавно скользила рядом в медленном подобии танца в такт движениям её тела…

… А дальше — это главное. Похожа на тебя,

В долгом пути я заплету волосы лентой

И, неспособна на покой, я знак подам тебе рукой,

Прощаясь с тобой, как будто с легендой…

Внутри меня что-то встрепенулось, нечто давно уже забытое. В груди задрожала, забилась смесь безотчётного панического страха и обессиливающего возбуждения, покоряя меня, вырастая в новую безымянную эмоцию.

— Всё это не имеет смысла, Софи. — Я сделала последнее усилие, сопротивляясь сокрушающему, невиданному ранее чувству. — Моя жизнь не имеет смысла, я не могу его найти…

— Нельзя отыскать то, чего нет, — выдохнула она мне в лицо, и я почувствовала нежный аромат каких-то ягод — малины… Земляники… — Но то, чего нет, можно создать…

… На наших лицах без ответа лишь только отблески рассвета –

Того, где ты меня не ждёшь…

Я распахнула глаза. Красивое лицо с тонкими изящными очертаниями было совсем рядом. Две бездонные пропасти очей, длинные влажные ресницы… По её смуглой гладкой коже двигался отсвет далёкого Солнца — корабль неспешно разворачивался, покидая поле астероидов, и брал курс на Землю…

Её беззащитная тонкая шея в свете звезды была открыта. Уязвима. А скрипка возносила меня куда-то ввысь, с каждой нотой убивая и оживляя, каждым движением смычка разрезая неистово колотящееся сердце на части.

— Что ты делаешь со мной… — задыхаясь, прошептала я, не в силах больше сопротивляться.

Во рту пересохло, я почти теряла сознание, не воспринимая происходящее. В висках стучало: «Беги, ты убьёшь и её», но её губы были единственным тёплым местом в этой Вселенной. Я впилась в них не с нежностью, а с яростью утопающего, хватающегося за соломинку. Наши сердца бились не в унисон, а в панической аритмии двух затравленных зверей. Это был не поцелуй, а акт удушья…

… Не новое, а заново, один и об одном,

Дорога — мой дом, и для любви это не место…

Я уже не видела её, но видела его. Их. Убитых и погибших. А потом — уже не видела никого, только тепло. Лишь тьму. Весь мир растворился в жарком пьянящем дыхании с ароматом лесных ягод.

Я не дышала, я падала и знала: это — не полёт. Это — прыжок вниз, и я до смерти боялась приземляться…

Кровать была непривычно мягкой. Она была не моей, но чужой, и я знала, что никогда не смогу быть здесь по-настоящему. Я лежала на спине, чистая свежая повязка стягивала плечо, а голова моя покоилась у Софи на коленях. Она медленно поглаживала мои волосы, задумчиво глядя во тьму сквозь окно.

Я боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть хрупкое мгновение — я понимала, что она впитывает его всем телом. Её ласковая ладонь, словно ветерок в волосах, тепло бархатистой кожи, которое я чувствовала затылком, её глаза надо мной, взгляд которых был устремлён в бесконечность… Но я не впитывала. Я притворялась, что это возможно. Что это не конец.

Сердце моё пульсировало и металось, распирая грудную клетку изнутри. Быть может, где-то бесконечно далеко бушевали войны, кипели ураганы и штормы, полыхали звёзды. Быть может, здесь, в тишине корабельной каюты сквозь безграничное пространство неслись две души, которым — пусть даже на короткое мгновение, — удалось достичь гармонии. И я отчаянно надеялась, что эта гармония останется со мной подольше…

Ну а слова… Слова были бессильны, а всевластие этих бесценных, неповторимых мгновений не знало берегов. Я провела холодным биотитаном по её горячей ладони. Контраст был неприличным, почти кощунственным. Её кожа вздыбилась мурашками. Каково это — чувствовать прикосновение руки мертвеца? Я вспоминала, как на ощупь искала пульс на шее Рамона. Той же холодной сталью. Только тогда я искала жизнь, а сейчас — имитировала её. Встрепенувшись, она взглянула на меня сверху вниз.

— Тебя что-то тревожит? — тихо спросила я, чувствуя, как она напряглась под моим затылком.

Она долго молчала, её пальцы замерли в моих волосах.

— Я боюсь, — наконец выдохнула она, и в её голосе дрогнула та самая струна, что вибрировала во мне всё это время. — Боюсь этих чувств. Они… слишком большие. И совсем не те, что должны быть.

Я закрыла глаза. Вот оно. Признание в её устах звучало, словно приговор.

— А я уже не боюсь, — прозвучал мой голос, будто из соседней комнаты. — Вернее, боюсь только одного — что во мне ничего не осталось. Что я сожгла всё дотла. А то, что ты принимаешь за чувства, это… это просто температура. Жар на пепелище.

Она не стала спорить. Её ладонь снова заскользила по моим волосам, и это поглаживание походило на прощание.

— Мой отец… — начала она, и голос её стал тихим, мечтательным, уносясь куда-то далеко. — Он всегда говорил, что будущее — в детях. Что только любовь мужчины и женщины даёт жизнь. А всё остальное… — Она запнулась. — … Всё остальное — это тупик. Красивый, может быть. Но тупик.

— Твой отец — умный человек, — выдавила я, ощущая, как нечто холодное и грузное разливается внутри. — Я — и есть тот самый тупик. Я не несу жизни, Софи. Я разношу смерть. Всё, к чему я прикасаюсь, рассыпается в прах. И то, что происходит сейчас… Это не начало. Это красивые и яркие похороны. Последний всполох перед темнотой.

— Да не говори ты так! — Её пальцы вдруг вцепились в мои волосы — не больно, но отчаянно. — Ты не понимаешь… Я столько лет прожила по его правилам. Выбирала «достойных» мальчиков, шла по нарисованному маршруту: Космофлот, Ассоциация… Я была идеальной картинкой из его головы. Но внутри была пустота!.. Пока я не встретила тебя.

В её голосе прозвучала та самая надежда, хрупкая, как первый лёд. Она видела в нашей связи не грех, а спасение. Освобождение. И в этом была её трагедия.

— И что же ты нашла? — спросила я, поворачиваясь к ней. В полумраке её лицо было бледным пятном с двумя тёмными безднами глаз. — Смотри на меня, Софи. Смотри, не отводи глаза! На меня, настоящую! Я — ходячее напоминание о том, что всё, чего ты хочешь — иллюзия! Там самая тьма, от которой твой отец пытался тебя уберечь…

Я вскинула мехапротез руки — и Софи зажмурилась, ожидая удара. Моя ладонь легла на её щёку. Контраст был шокирующим: холодный, мёртвый металл на её горячей, живой коже. Она вздрогнула, ресницы её прикоснулись к моим пальцам.

— Живые движения холодной стали… — прошептала она, и в её шёпоте было не отвращение, а болезненная нежность, которая резала меня острее любого ножа. — Стали, направляемой горячим сердцем… Так непривычно…

И тут я поняла. Всё это хуже, чем я думала. Она не просто цепляется за меня. Она видит в этом — в нас — какую-то извращённую, трагическую красоту. Она готова была принять и мою боль, и мои шрамы, и мою обречённость, возводя это в ранг любви.

И от этого вдруг стало до тошноты страшно. Не за себя, а за неё.

Это было невыносимо. Её тепло, надежда, эта вера в чудо — они прожигали насквозь больнее, чем плазма резака. Я — могильщик. Я не могу быть тем, во что она хочет верить.

Резким движением я поднялась с кровати, разрывая этот хрупкий, батистовый порочный круг.

— Я ухожу.

— Ты куда? — растерянно спросила Софи.

— В лазарет, — отрезала я, натягивая футболку и шаря по полу в поисках ботинок. — Хочу посмотреть на того робота с астероида — может быть, Кляйн удалось его реанимировать. В этом случае обидно будет уйти, не поговорим с ним, ведь он может знать, где искать моего друга.

Дверь закрылась за спиной, отсекая меня от тёплого мира с ароматом ягод. В стерильном свете коридора я вновь стала собой — ходячим трупом, отслужившей своё машиной для убийств. В горле стоял ком. Не грусти, не раскаяния или страха. Ком брезгливости. К себе. К той слабости, что позволила на минуту притвориться человеком, которому можно. Но этого больше не повторится — ведь я не имею на это права…