Погоня за судьбой. Часть IV

Глава XII. Разделяя тепло

Громовые раскаты взрывались и бежали над водой, заставляя содрогаться каждую дверь, каждый камень. За окном на хмурый опустевший берег наскакивали хрустальные волны, на песке у самой воды лежала пара перевёрнутых и укрытых брезентом лодок, а сложенные пляжные зонты покачивались под порывами ветра…

Мы вымокли до нитки во время заплыва, поэтому вода нас более не страшила — сквозь заросли добрались до оживлённой части побережья и спрятались здесь — в полупустом прибрежном кафе прямо перед тем, как дождь сменился градом. Сидя у окна, мы уплетали обед и болтали обо всём подряд, а по крыше барабанила ледяная дробь.

За историями о юношеской любви, переживаниях по пустякам, забавных курьёзах из жизни время летело незаметно, и мы успели опустошить целый чайник ягодного отвара и объесться пирожными. Софи увлечённо рассказывала об устройстве криоботов, которые, расплавляя лёд, погружались в его толщу. О том, что учёные потеряли полдюжины дорогостоящих машин, пока добирались до подлёдного океана Энцелада, о чём мечтали с позапрошлого столетия. Шутка ли — пробить пятьдесят километров плотного льда?..

Я почти не слушала её — я только следила за движениями её губ, погружённая в размышления. Меня переполняло то, что она просто находилась рядом, на расстоянии вытянутой руки. Я была счастлива.

— Как в колыбели, — пробормотала я.

… — Что, извини? — Софи оборвалась себя на полуслове и, подняв брови, уставилась на меня. — Прости, я не расслышала.

— Человек настолько мал, а море настолько терпимо к человеку, что он чувствует себя в нём, как в колыбели.

— Мы все пришли из воды, — пожала плечами моя подруга. — Вода — это мать всего живого.

— Все мы появились в воде, а отец-ветер выбросил нас из её утробы на сушу.

Софи собралась было что-то ответить, но неожиданно в её зрачках мелко замерцали голубоватые отсветы.

— Кто-то звонит, — произнесла она, откинулась на стуле, и тут же её лицо озарила улыбка. — Алло… Привет, мелкий!.. Вот только вчера прилетела… Да, всё хорошо… Не одна. — Она посмотрела на меня и тут же — на часы. — Через часик, наверное… Да, давай.

Завершив разговор, она встретила мой вопросительный взгляд и пояснила:

— Брат узнал, что я приехала, и хочет пересечься. Он хороший парень, только совсем бестолковый… Ты готова ехать домой?

Я утвердительно кивнула.

— Тогда я пойду расплачу͐сь, — ответила Софи и поднялась с места. — Переждём град — и в путь…

Долговязый Игнасио Толедо полулежал, развалившись в кресле, и болтал без умолку, явно стараясь произвести на меня впечатление.

… — Ну, это у него… семейное, наверное. Дед — вояка, отец — пожарный, крутые ребята. Вот Белль в пятнадцать лет и придумал… Ну, не придумал, а основал с Фуком… систему! Фриран — это не просто беготня, а философия. Прямо как кодекс бусидо у самураев! — Он многозначительно посмотрел на Софи, затем снова на меня. — Способ существования! Адреналин, воля, мощь и грация… Романтика и эйфория!

Мы с Софи переглянулись, а Игнасио в запале продолжал:

— Занимаешься паркуром — и перестаёшь бояться. Ты преодолеваешь всё. Мы же в городе как? Нас по линиям водят, по клеточкам: тут забор, там стена, здесь тротуар. А паркур — это вырваться из всей этой разметки. Сломать рамки с их прямыми углами!

Софи деланно закивала, а я едва сдерживала улыбку.

— Эта философия живёт с людьми всё время, — сказал Игнасио, подавшись вперёд. — Недаром же с французского parkour переводится как «полоса препятствий». Кстати, в нём многое от японских ниндзя. Проникновение в здания, лазанье по стенам…

— И часто приходится падать? — спросила я.

— Регулярно! Вот, смотри!

Он задрал широкую штанину и показал огромную ссадину, а рядом — ещё одну. Покрытое татуировками тело было усеяно синяками и ушибами, свежими и не очень рубцами. То же самое было и с его руками, и лишь голова по какой-то счастливой случайности была цела. По крайней мере, визуально.

— Но падение — это не повод сдаваться, а наоборот! — продолжал он, активно жестикулируя руками. — Во время бега я сосредотачиваюсь на своей цели и говорю себе: «Я направляюсь туда. Быстро, стремительно, прямо, а не в обход. И ничто меня не остановит!» Иначе никак. Гравитация может мне помешать, но я должен с ней подружиться, если хочу преуспеть…

Взглянув на часы, он спохватился, вскочил с кресла и выпалил:

— Простите, но мне надо бежать. Чао!

С этими словами он открыл дверь балкона, одним прыжком оказался на перилах и скрылся из виду. Захрустели, затрещали влажные кусты, я выскочила наружу, перегнулась через перила и выглянула вниз — доморощенного ниндзя уже и след простыл.

— Шею вроде не свернул, — неуверенно заметила я. — Ну и братец у тебя, Софи…

— Да… Уж какой есть, братьев не выбирают. То безделье, то гульба — вот уж славная судьба.

— Это точно, — сказала я, вспомнив вдруг жизнерадостного Марка.

Если и был человек, который смог мне заменить брата, а отчасти и отца — то это был он. Однако, если у меня не осталось никого, то у Софи был и брат, и отец. Немного помедлив, я спросила:

— А ты не хочешь съездить к папе, поговорить? Я думаю, он оттаял после вчерашнего.

— Ты так думаешь?

— Конечно, — кивнула я. — Надо ценить время, которое у вас есть. Кто знает, что может случиться завтра?

— Ты права, — решительно ответила она. — Вообще-то, я и так собиралась съездить к родителям — нам ведь нужно доделать дело. Но я хочу, чтобы ты поехала со мной. Мне не помешала бы моральная поддержка.

Сердце подсказывало мне, что из этой затеи не выйдет ничего хорошего, но я согласилась. Софи позвонила матери, договорилась приехать на ужин, а затем вновь помогла мне сменить повязку. Расположившись в небольшой уютной кухне, мы проводили время за разговором, попивая чай и нагуливая аппетит. К тому моменту, когда нам нужно было выдвигаться, у меня уже бурлило в животе от голода, и я была мысленно благодарна часам, показавшим назначенное время…

Белый кабриолет неспешно катился по улице то на спуск, то в горку. Дорога петляла, поэтому Софи не торопилась, а я наслаждалась свежим ветерком и зеленью вдоль дороги. Что-то привлекло моё внимание, я кинула взгляд вперёд в тот самый момент, когда машина перевалила через очередной пригорок, и свет фар выхватил из полутьмы очертания какого-то животного, стоявшего посреди дороги. Софи среагировала мгновенно и ударила по тормозам, меня кинуло вперёд, и я едва успела выставить перед собой руки.

Огромный зверь прыгнул в сторону, шлёпнулся на мокрый асфальт, и только сейчас мне бросилось в глаза то, что такую тварь я раньше никогда не видела. В вечерней полутьме двумя рядами зубов белела огромная пасть, зелёный толстый хвост подёргивался, пока существо пыталось встать на четвереньки. Неужели это джангалийский рипер? Кто-то выпустил рипера на Земле?!

Мобилизовавшись и включив кинетические усилители, я одним махом оказалась снаружи и вдруг услышала, как в кустах кто-то ломающимся голосом заорал:

— Амадо, ты опять проспорил!

Что за дьявольщина…

Амадо в костюме плюшевого динозавра сумел наконец подняться и неуклюжей трусцой поскакал в сторону отбойника. Оскаленная голова рептилии болталась, свесившись набок. Я застыл в идиотской позе, биотитановые кулаки сжаты до хруста сервоприводов. Сесть в машину? Или догнать этого Амадо, сорвать с него плюшевую зубастую голову, а потом и его собственную?

Амадо тем временем перевалился через отбойник и с шуршанием скрылся в кустах.

— Ничего я не проспорил! — обиженно проблеял в зарослях голос подростка. — Я бы успел отскочить, даже если бы она не остановилась!

— Будешь ты мне байки рассказывать… Гони мою сотню! И вообще, ты время-то видел? Пошли уже в город, а то на дискотеку опоздаем…

— Да, девчонки-то нас уже, наверное, заждались…

Шорох кустов и голоса постепенно стихли, а я неторопливо вернулась к машине, плюхнулась на сиденье и хлопнула дверью. Шумно выдохнув, повернулась к Софи и спросила:

— Может, надо было ему ноги переломать? Как думаешь?

— Не связывайся, — махнула она рукой. — Когда-нибудь они себе сами и ноги переломают, и шею свернут. Воспитывать их должны родители, а не ты, но, кажется, родителям не до них, они деньги зарабатывают.

— Почему так, Софи? Чего этим детям не хватает в жизни?

Она пожала плечами и нажала на педаль. Машина тронулась и покатилась под горку, набирая скорость.

— Родительского внимания и острых ощущений, наверное, — сказала подруга. — Всё остальное у них уже есть, они никогда не испытывали нужду. В этой части Жиро́на бедняков вообще не осталось — с тех пор, как Каталонию облюбовал и обустроил Космофлот, а засухи стали частым явлением на юге и западе… В Барселоне теперь огромный финансовый центр, а вся остальная Испания давно живёт в бедности. Население едва сводит концы с концами, но зато военным и банкирам живётся хорошо. Мне всегда бросалась в глаза эта несправедливость несмотря на то, что я сама из обеспеченной семьи. Но я ничего не могла изменить, поэтому всегда хотела отсюда сбежать… Это, кстати, ещё одна причина, почему я подалась во флот…

Вечные вопросы справедливости, перед которыми большинство задающихся пасует сразу, а остальные — чуть погодя, после осознания тщетности борьбы… Я вдруг вспомнила Евгению Павловну, бездомную старушку из Москвы, до которой никому не было дела. Как сложилась её дальнейшая судьба?

— Дай человеку пистолет — и он ограбит банк, — задумчиво протянула Софи. — Дай человеку банк — и он ограбит всех…

Грузный охранник на КПП при въезде в офицерский посёлок проверил документы Софи и пропуск на машину. На меня он не обратил абсолютно никакого внимания, зато я увидела в крошечной будке второго охранника, который беззаботно спал на кушетке, и отметила про себя безалаберность местной охраны. Без лишних вопросов сторож поднял шлагбаум и впустил нас внутрь.

Кабриолет неспешно ехал по тихим и пустынным улочкам.

— Софи, почему в этом закрытом посёлке такая дырявая охрана? — спросила я. — Сюда же любой злоумышленник может проникнуть.

— Папа заранее предупредил их о нашем прибытии, — ответила Софи, будто оправдываясь. — Поэтому ограничились формальной проверкой. К тому же, я тут частая гостья, и меня знают в лицо…

Через минуту мы остановились напротив опрятного двухэтажного дома, сложенного из тёмного камня. Софи заглушила двигатель и, погружённая в собственные мысли, вызвала контакт через нейрофон.

— Мелкий, ты приедешь на ужин к родителям? — спросила она, затем нахмурилась. — Соревнования? Жаль… Ладно, смотри, аккуратнее там. Я надеюсь, меня не съедят заживо. Давай… — Тяжело вздохнув, она повернулась ко мне. — Придётся нам с тобой вдвоём отдуваться. Ну, пойдём?

Выбравшись из машины, мы прошли по мощёной дорожке меж аккуратно остриженных зелёных туй и очутились возле массивной двери. Нажатие кнопки звонка, несколько секунд напряжённого ожидания — и дверь перед нами широко распахнулась. Пожилая, но прекрасно выглядящая черноволосая женщина с добрым лицом при виде Софи тепло улыбнулась и стиснула её в жарких объятиях.

— Моя дорогая Софи! — добродушно квохтала она. — Надеюсь, ты не сердишься на отца? Виделись только вчера, а я уже так соскучилась… Вы как раз вовремя, у меня почти всё готово. А это, должно быть, Лиза? — Взгляд проницательных глаз с морщинками в уголках встретился с моим, она приветливо наклонила голову. — Добрый вечер. Очень приятно познакомиться, можете звать меня Изабелла. Надеюсь, хорошо добрались?

— Здравствуйте, рада встрече, — улыбнулась я в ответ. — Добрались хорошо, но с приключениями. Нравы здешней молодёжи оставляют желать лучшего…

— Они всего лишь дети! — Изабелла Толедо взмахнула рукой и пожала плечами. — Подрастут, наберутся ума…

Если доживут, подумала я, но вслух ничего не сказала. Тем временем мы проследовали в гостиную, где уже был накрыт шикарный стол. Окружённые блюдами с салатами, в центре ансамбля изящной посуды возвышалась пара ажурных бутылок вина. Столовые приборы на пять персон были аккуратно разложены напротив массивных дубовых стульев.

Изабелла отправилась на кухню хлопотать с горячим блюдом, а я, заглянув в уборную, убедилась, что выгляжу вполне прилично, после чего заняла предложенное мне место за столом. Софи сидела рядом со мной в напряжённом молчании, и я, поддавшись порыву, протянула под столом руку и украдкой взяла её ладонь в свою. Она вздрогнула и затравленно посмотрела на меня, в её глазах читалось желание поскорее сбежать отсюда, и я попыталась безмолвно приободрить её, легонько сжав пальцы.

Где-то наверху хлопнула дверь, на лестнице послышались тяжёлые шаги, и в комнату вошёл папа Софи. Нет, не папа — отец. Начищенные до блеска ботинки, идеально выглаженные брюки с лампасами, строгий синий китель, благородное морщинистое лицо с седыми моржовыми усами и великолепная офицерская выправка…

Мне инстинктивно захотелось вытянуться по швам и отдать честь, но я сдержалась. Я всё ещё сжимала ладошку Софи под столом, а офицер подошёл к своему месту и вперил в меня изучающий взор своих пронзительных карих глаз. Я замерла под пристальным рентгеновским взглядом, боясь пошевелиться. Секунды растянулись в вечность, и наконец офицер твёрдо поставленным голосом отчеканил:

— Генерал Северино Толедо. Здравия желаю.

— Здравствуйте, — еле слышно пискнула я.

Софи решила меня представить и нарочито жизнерадостно прочирикала:

— Папа, это Лиза, моя подруга.

Генерал Северино Толедо опустился на стул напротив нас, сцепил перед собой руки и произнёс:

— Я заметил. Но, может быть, вы хотя бы в моём доме перестанете трогать друг друга?

Смутившись, я отпустила Софи и вынула руки из-под стола, положив их перед собой. Генерал пробежал взглядом по тускло поблёскивавшему биотитану и поинтересовался:

— Боевые ранения?

— Нет, вовсе нет, — пролепетала я. — Несчастный случай, результат обморожения на Кенгено во время «Великого исхода».

— Не знал, что всем пострадавшим ставили функциональные протезы с усилителями для спецподразделений, — генерал машинально провёл рукой по усам. — И как, это помогает вам в работе?

— Да, — честно ответила я. — Они очень помогают, если не сказать больше — они не раз спасали мне жизнь.

Генерал протянул руку, взял бутылку вина, откупорил её и разлил алую жидкость в бокалы — мне и себе, демонстративно проигнорировав Софи. Затем, сверля меня взглядом, спросил:

— И кем же вы работаете, позвольте узнать?

Замявшись, я не знала, что сказать. Правду? Как она будет воспринята здесь, этими благородными людьми в приличном доме? Софи нарушила затянувшееся молчание:

— Пап, она…

— Я разговариваю не с тобой, Софи, — отрезал генерал, и его голос стал плоским и холодным, как бронелист. — Будь добра не вмешиваться. Человек сам в состоянии ответить на заданный вопрос.

В этот момент из кухни появилась хозяйка с большой кастрюлей, от которой поднимался пар, и я испустила вздох облегчения — появлялась передышка, в ходе которой я могла подумать над тем, что ответить. Водрузив кастрюлю на стол, Изабелла взяла плошку и с улыбкой заявила:

— Паэлья получилась — пальчики оближете! Сегодня без добавки я из-за стола никого не отпущу! — Затем, оглядев стол, с грустью в голосе пробормотала: — Как жаль, что Игнасио не пришёл… И опять без предупреждения — мог бы хоть позвонить… Ну да ладно…

Дымящееся блюдо заняло наши тарелки, хозяйка унесла кастрюлю, а затем вновь вернулась и присоединилась к трапезе. Я с аппетитом за обе щёки уплетала шедевр кулинарии, Софи отрешённо ковырялась в тарелке вилкой, а генерал налил себе второй бокал вина.

— Софи, девочка моя, расскажи, как вы познакомились с Лизой? — беззаботно прощебетала Изабелла. — Вы были с ней в одном рейсе?

Немного оживившись, Софи ответила:

— Да, мы выполняли важное задание. Нужно было кое-кому помочь по доставке груза…

— Как интересно! — хозяйка всплеснула руками и подалась ближе к Софи. — А что за задание? Я слышала, сейчас какие-то проблемы на окраине, с одной из планет прекратилось сообщение…

— Мам, ты же знаешь, что я не могу болтать о работе. Нужно соблюдать режим секретности, — сказала Софи и украдкой взглянула на отца, который хмуро допивал вино, отведя взгляд, уворачиваясь от её глаз.

— Да-да, прости, дорогая… Иногда так хочется допросить тебя с пристрастием — что делала, где была, каких новых людей повстречала… Но потом спохватываюсь и вспоминаю, как когда-то Северино отвечал мне точно также, как и ты. Военные тайны… — Изабелла картинно понизила голос и сделала неопределённый жест руками. — Дочка моя пошла по стопам отца… Кстати, пока тебя не было, твой друг Диего все пороги обил. Ходил, таскал цветы, всё испрашивал, где ты. А что я могу ответить? На службе она, говорю, а когда приедет — не знаю… Ты ему не звонила ещё? Вот он, наверное, обрадуется…

Тут генерал фыркнул и едва слышно пробурчал:

— По стопам отца…

— Прости, дорогой, что ты сказал?

— Знаешь, что она сделала, Изабелла? Ушла из Ассоциации Вольных Пилотов! Я столько сил положил… У неё был потенциал, она показала себя одним из лучших инженеров Космофлота, а потом взяла и растоптала всё!

— Но… Так вот почему она вчера такая расстроенная была после вашего разговора… Ну и ладно, ну что ты так реагируешь? — растерянно вопросила Изабелла Толедо. — Она найдёт себя где-нибудь ещё…

— Где?! — хрипло воскликнул генерал. — На крыше, парапете, на заборе каком-нибудь, как Игнасио? Ноги себе будет ломать? А мы будем ежемесячно находить её в больнице?! А может и чего похуже!

Домохозяйка примирительно запричитала:

— Игнасио ещё ребёнок, он перед девочками красуется…

— Ребёнок! Здоровый двадцатипятилетний конь с яйцами! Так и Софи не отстаёт. Посмотри! — Он махнул рукой в мою сторону. — Я зуб даю за то, что Софи ушла из-за неё! Скажешь, нет?! Она сбегает с корабля, и тут же они приезжают вместе, ручкаются тут под столом, переглядываются…

— Дорогой, не надо так, — попросила Изабелла. — Она же приличная девочка, посмотри, уже почти всё съела…

— Приличная! — Северино Толедо грохнул по столу крепким кулаком, коротко звякнула посуда. — Я на таких «приличных» космических пиратов с волчьим взглядом и в боевых железяках за свою жизнь успел насмотреться! У меня чутьё, и оно меня никогда не обманывает! Либо воровка, либо бандитка!

— Пап, прекрати, пожалуйста, — дрожащим голосом попросила Софи. — Она никакая не бандитка, ты не можешь знать всего!

— Всего знать не могу, но того, что знаю — вполне достаточно, Софи! И уж поверь мне, старику, твоё новое знакомство не доведёт тебя до добра!

— Почему ты всю жизнь за меня всё решаешь?! — воскликнула Софи, еле сдерживая слёзы. — Неужели ты не дашь мне права самой выбирать собственную судьбу?!

— У меня перед глазами уже есть примеры, Софи, — обречённо прохрипел генерал, понизив голос. — Примеры, когда дети выбирают собственную судьбу. Твой троюродный брат Андрес, помнишь такого? Помнишь, что с ним стало?! А Эстебан, сын тёти Долорес… Ну да, откуда же тебе знать? Прошлым летом умер от передозировки… А эти твои однокурсники, которые отравились каким-то дерьмом на вечеринке… Да что далеко ходить?! Твой родной брат того и гляди себе шею свернёт! И ты хочешь, чтобы я позволил тебе выбирать свою судьбу?!

Софи вскочила, с грохотом уронив стул на деревянный пол, и, всхлипывая, выбежала вон из гостиной. Я не знала, куда себя деть, мне было страшно неловко, и я боялась даже пошевелиться. Захотелось сжаться в точку и исчезнуть из этого мира. Генерал Толедо тем временем налил себе третий бокал, вышел из-за стола и скрылся на тёмной террасе, хлопнув дверью.

— Что же это такое, — горестно протянула Изабелла. — Мой бедный-бедный муж… Он так переживает за неё, места себе не находит. Он ведь думал, что его сын продолжит семейные традиции, но Игнасио служба оказалась совсем неинтересна. Софи стала лучиком света в тёмном царстве, но вот ведь как получилось…

— У всех своя правда, — ответила я, не зная, что сказать.

Посидела немного, набираясь смелости, затем наконец собралась с духом, встала из-за стола, тихо открыла дверь на террасу и вышла в прохладный поздний вечер.

Генерал стоял ко мне спиной, взирая вниз, на расстилавшийся под террасой склон холма. Чуть дальше суша обрывалась отвесной скалой, разверзая бескрайнюю водную гладь, усыпанную бледными лунными бликами. На горизонте, прикрывая собой море, недвижимо стояли огромные сизые стены кучевых облаков.

Я подошла ближе, но не на шаг — на полшага. Я готова была взять на себя всё. Готова к тому, что он прогонит меня, накричит или даже ударит — мне даже хотелось этого, ведь каждый его удар или злое слово не достигнут Софи, обойдут её стороной. Однако генерал молча стоял, словно не замечая меня — вторые сутки он носил в себе эту горечь, с которой никак не мог смириться.

— В ваших словах есть доля правды, — сказала я. Голос был чужой, ровный, будто кто-то толкнул меня в спину и заставил говорить. — Она действительно ушла ради меня, так что это я во всём виновата.

«Но не в том, что вы думаете. В том, что не смогла умереть вовремя, и теперь мне приходится жить чужой жизнью».

Он не повернулся. Смотрел вдаль, где скала обрывалась в воду, как будто сама земля устала держать этот город и решила свалить его в море.

— Я столько сил положил… — Северино Толедо тяжело вздохнул. — Чтобы она не повторила чужих ошибок. А она… Выбрала это.

*Это*. Я услышала, как звучит это слово в его горле — будто камень, который он не может ни выплюнуть, ни проглотить.

— Но и жизнь за неё вы прожить не сможете, — сказала я. — А если сможете — то это будет уже не её жизнь, а ваша, потраченная на страх…

— Они совершают ошибки, — горестно прорычал он. — У них нет того опыта, что есть у старших. Мы даём его, преподносим на блюдечке с голубой каёмочкой, но они отказываются его перенимать, выбрасывают на помойку!

— А что может быть доходчивее собственного ожога? Я обожглась. И всё равно тянусь к огню, потому что мне холодно.

— Я не знаю… Я не знаю, кто ты, и знать не хочу. Я лишь хочу быть уверенным, что с моей дочерью всё будет хорошо. Но я не могу быть в этом уверен.

Пауза. В ней пахло солью и старым вином. Офицер отпил из бокала, поставил его на парапет и понурил голову. Я не могла найти правильных слов, они все казались мне неподходящими.

— Знаете, — наконец произнесла я. — У меня не осталось ничего, кроме неё. И я принимаю её такой, какая она есть, потому что другой Софии у меня не будет. И у вас тоже не будет. И отца у неё не будет другого, кроме вас.

Он взглянул на меня потухшим взором, а потом вновь уставился вдаль и сказал:

— И ей, и тебе нужен мужчина, потому что без мужчины женщина перестаёт дарить жизнь.

— Мы и не собирались дарить жизнь, — сорвалось у меня, и от этих слов в горле встал ком. «Мы собираемся её отнимать», — думала я. — «У тех, кто её не заслуживает. Что бы ни было между нами, оно не для созидания, а для войны. Для того, чтобы не сойти в ума в окопе».

Он не обернулся, но я чувствовала, как он слушает. Пытается услышать невысказанное.

— Я не испытываю иллюзий, — призналась я — в первую очередь самой себе. — Наверное, нас с ней занесло, но это не путь. Это не любовь, о которой поют. Это плот, на который мы успели вылезти, пока не утонули окончательно. А у дружбы вообще много общего с любовью…

«И я даже не знаю, куда этот плот плывёт, но если слезу — я пойду на дно», — подумала я и продолжала:

— В моей жизни был человек, которого я искренне любила, но он погиб у меня на глазах. А потом погиб ещё один. И в тот час мне нужна была рука. Не сердце, не судьба. Просто рука, которая не отпустит. Софи протянула её, а я не могла не взять… Просто мы связаны не любовью или романтикой… Мы связаны шрамами.

Мне нечего было добавить. Я молчала, потому что дальше было только молчание. Молчал и офицер. Подождав с полминуты, я развернулась и открыла дверь, чтобы вернуться в дом. На пороге террасы я услышала тихо, будто не мне, а морю:

— Береги её.

— Я сделаю всё, что от меня зависит, — пообещала я и тихо вошла в помещение, прикрыв за собой дверь.

Изабелла шумела водой на кухне. Несостоявшийся ужин подошёл к концу. Мне не хотелось бродить по дому в поисках Софи, поэтому я решила выйти на улицу и подождать на свежем воздухе. Задумчиво уставившись в брусчатку, я отмеряла шаги возле белого кабриолета, а луна кидала на землю свой мертвенный свет, вытягивая и размазывая по асфальту мою худенькую тень…

Я не знала, сколько прошло времени, но наконец замок щёлкнул, входная дверь открылась, и на пороге появились Изабелла с дочерью. Обнявшись, они тихо расстались, и Софи направилась в мою сторону. Сделав несколько шагов ей навстречу, я стиснула и прижала её покрепче к себе, она зарылась лицом в мои волосы.

— Софи, твой отец — хороший человек, — сказала я, поглаживая её по спине. — Он всё понимает правильно.

— Я очень на это надеюсь.

— Едем домой? — предложила я.

— Поехали, — согласилась Софи, отстраняясь от меня. — Нам предстоит много работы.

— Какой ещё работы? Неужели мы не домой?

Софи обогнула кабриолет, открыла дверь и прыгнула за руль. Сунув руку в вырез кофточки, вынула уже знакомый пурпурный компакт-кристалл на цепочке.

— Я вытащила расшифрованные данные, — объявила она. — Теперь надо разобраться, что там такое, и как мы сможем это использовать.

Я смотрела на неё, на этот кристалл, и не знала, что думать. Её слёзы за ужином… Были ли они настоящими? Сердце говорило — да. Дорожки от слёз на щеках были настоящими, но что, если всё это было частью спектакля, чтобы выкрасть данные? В её глазах сейчас читалась усталая решимость — настоящая, неподдельная. Одно не отменяло другое, в этом была Софи — и в этом был весь ужас. Теперь я боялась усомниться в её искренних чувствах к себе. Что, если её слова, сказанные мне на маяке — тоже спектакль, только с другой целью? И страшнее всего было то, что даже если это и так, от этого не становилось легче. Мне нужна была эта ложь, если это ложь. Как воздух.

— Ловко ты это провернула, — тихо сказала я.

Софи хмыкнула, глядя на дорогу.

— Когда отец пошёл на террасу выть на луну, я поняла, что больше такого шанса не будет. Иногда нужно сыграть ту самую несчастную дочь, которой он хочет тебя видеть, чтобы перестать ею быть…

Через несколько минут после отъезда, когда машина неторопливо катилась по петляющей дороге, раздался звонок. Софи включила громкую связь.

— Ну, как прошло? — вопросил бодрый голос Игнасио. — Отец вас не побил?

— Бывало и хуже, — выпалила Софи. — А ты, предатель, мог бы и появиться.

— Нет, не мог бы, — возразил Игнасио, на фоне его голоса слышались какие-то крики и шум. — Он не хочет меня больше видеть, о чём прямо и сказал. И вообще, мне есть чем заняться вместо того, чтобы снова выслушивать нотации… Кстати, девоньки, приезжайте в парк, тут весело!

На заднем плане играла музыка, кто-то истошно визжал.

— Опять всю округу перебудить решили? — поинтересовалась Софи.

— Не всю, а только ту, что без хорошей звукоизоляции… Ну так что, приедете?

— Мы подумаем, — сказала Софи и сбросила звонок, повернулась ко мне и спросила: — Отвезти тебя на шоу прыгунов? Я бы тоже пошла, но мне нужно немного поработать.

— Хочешь сплавить меня, чтобы я не лезла под локоть?

— Да, — немного помедлив, ответила Софи. — Мне нужно будет сосредоточиться, а тебе не помешает развеяться.

— Хорошо, — согласилась я. — Вези меня туда…

Ночной городок встретил нас буйством огней. В чернеющем небе сверкали лучи прожекторов, резали тьму острые, суетливые линии лазеров, а рой крошечных беспилотников с подсветкой устраивал яркое светопреставление, складывая огни всех цветов радуги в причудливые извилистые узоры.

Задрав голову, я завороженно смотрела, как в тёмно-синей вышине яркий вращающийся лингам плавно трансформировался в двух сражающихся воинов. Вот они слились воедино — и образовали парящего в небе величественного орла. Несколько взмахов широкими крыльями — и орёл стал пикировать, превращаясь в стремительную ракету. Откуда-то сбоку вынырнула разноцветная планета, вокруг которой сквозь пространство понёсся космолёт, перевоплощаясь в человекоподобную фигуру. Силуэт воедино слился с планетой, и в воздухе возникло многорукое божество в позе лотоса…

Двигаясь по оживлённым ночным улицам мимо шумных компаний, манящих огней многочисленных прилавков, трещащих моторикш, несущихся невесть куда легковушек и автобусов, я уже слышала приближение громыхающих басов вычурной электронной мелодии. Впереди и чуть левее показались высоченные каменные эвкалипты, белоснежные стволы которых освещались разноцветными пульсирующими вспышками. Мелькали сотни и сотни движущихся людских силуэтов — вечеринка была в самом разгаре.

Софи остановила машину, приобняла меня за шею и прокричала в самое ухо, стараясь перебить раскатистую ритмичную музыку:

— Не теряй голову, побереги себя и постарайся на дискотеке надолго не задерживаться! Будь с Игнасио, а я к вам чуть позже присоединюсь! Ладно?!

Кивнув, я и выпрыгнула из машины. Кабриолет развернулся прямо посреди проезжей части, набрал скорость и скрылся за изгибом дороги.

Размер парка определить было невозможно, я находилась на самой его окраине, но уже отсюда, среди деревьев мне была видна огромная светящаяся конструкция, со стороны которой, отражаясь от деревянных стволов и стен домов, текли завораживающие прогрессии. Первичный шок от светошумовой атаки прошёл, и я постепенно привыкала к гулкой вибрации в теле.

Взяв себя в руки, я направилась по дорожке в глубь парка, вливаясь в полноводную человеческую реку. Люди обгоняли меня и шли навстречу, они кричали и о чём-то говорили, звуки сливались в какофонию. Группа молодёжи собралась возле скамейки, рядом с которой пара сумрачных типов в балахонах доставали из карманов и раздавали всем подряд небольшие белые свёртки. Чуть поодаль, на траве лежало тело, а рядом, в обнимку с мусорным ведром — ещё одно.

Все шли мимо, никто не останавливался — никому не было дела до лежащего человека. Я осторожно подошла к незнакомцу, пощупала пульс и заглянула ему в лицо. Совсем молодой бледный парень был жив и, судя по всему, спал, пуская слюну из уголка рта. Запаха алкоголя не было — он был под наркотиками…

Постепенно я приближалась к открытому месту. В глаза били яркие сполохи, звуки отдавались в груди, всеобщее оживление окружающих поглощало, заражало меня, вызывая ощущение подъёма. Здесь всё становилось неважным, второстепенным. Был только этот, единственный момент, который я проживала здесь и сейчас.

Передо мной развернулась широкая площадь, по углам которой высились огромные полупрозрачные статуи, странные округлые образы, не вызывающие никаких ассоциаций, пропускающие через себя свет, разбивая его на спектр, преломляя и разнося по всему пространству. Чёткие, прекрасные, неистовые зарницы света прорезали наполненную дымом темноту, заполненную людьми. Молодые парни и девушки размахивали руками, белоснежно улыбались и извивались, двигаясь под музыку. Сердце моё билось в такт секвенциям, я закрыла глаза, отдавшись звуку, а тело, будто само, уже размеренно следовало за потоком мелодии.

Музыка входила в ритмическое напряжение, мигали стробоскопы, выхватывая из темноты счастливых людей вокруг меня. Сияющие лица, устремлённые к звёздам, расплескавшиеся в прыжке разноцветные волосы, грациозные движения, покадрово возникающие на сетчатках моих глаз с каждой вспышкой… Волна экстаза овладевала мной, мозг раз за разом впрыскивал в кровь торжествующие эндорфиновые реляции, а я словно слилась в единое целое с окружавшими меня юношами и девушками, превращаясь в звук, в вибрацию басов, в чистую энергию…

Наконец, пик интенсивности прошёл, а мелодия приобрела мерность солёного морского бриза… Воды мира были рассечены траекториями огромных грузовых судов — «Рэйпид Транс», «Пацифик-Лайнс», «ДжиЭйТи»… Сквозь бесконечный океан ползло столь же бесконечное мусорное пятно, словно бессмысленная разноцветная пластилиновая клякса, размазанная по воде, не дающая ей дышать и жить… Где-то далеко тёмные волны бились об остовы утонувших зданий… Средь побитых временем свай брошенной пристани давно уже никто не бывал — там лишь возится рак-отшельник в поисках новой раковины…

И я распахнула глаза. Видение рассеялось, будто морской туман поутру, обнажая цель. Я вспомнила, зачем пришла сюда изначально, и решила найти Игнасио.

Аккуратно обходя танцующих людей, я направилась в сторону окраины площади. Вокруг меня предавались экстазу пьяные и обсаженные молодые люди, проживающие свой последний день — изо дня в день продлевающие его. Будущее настало, и оно выглядит именно так — вычурно, нелепо, дебильно, под оглушительный гул басов. Однажды мир треснет пополам, расколотый этим гулом — таким манящим и притягательным…

Заприметив на парапете группу парней с бутылками в руках, я подошла к ним и, стараясь перекричать шум дискотеки, спросила:

— Вы не знаете, где тут соревнования по паркуру?!

— Вон там, за углом! — Один из них махнул рукой куда-то назад.

— Спасибо! — крикнула я и пошла в указанном направлении.

Я ловко лавировала между людьми, двигаясь сквозь поток. На газоне под деревом, на границе света от фонарей, бесстыжая троица без стеснения предавалась плотским утехам. Тут и там в траве лежали, не в состоянии уже подняться, подростки. Ускорив шаг, я добралась до дороги, перешла улицу и обогнула здание закрытого торгового центра. Сразу за ним, посреди пустыря — голого, без единого деревца, — рядом с высокими разрозненными конструкциями кучковалась компания людей. Я решительно направилась прямо к ним.

Конструкции были хорошо освещены прожекторами снизу. Какой-то парень с кошачьей грацией с разбегу взял штурмом препятствие, тут же перепрыгнул на другое, подтянулся, и через считанные мгновения оказался на самой вершине узкого парапета. Несколько стремительных движений — и он уже вновь стоит на земле. Его сменил щуплый мальчишка и проворными обезьяньими движениями взмыл вверх…

Кажется, я начинала понимать, о чём так увлечённо говорил Игнасио, лёжа в кресле и забросив ноги чуть ли не себе за уши. Мощь, грация и скорость, из которых была соткана его философия, разделённая этими ловкими ребятами, действительно производили впечатление. Приблизившись к компании, я разглядывала лица в поисках брата Софии, и почти сразу от одной из групп отделилась сухощавая фигура.

— Привет! Рад, что ты решила заглянуть к нам на огонёк! — Игнасио обворожительно улыбался двумя рядами ровных белоснежных зубов.

— Я, честно говоря, подумала, что вы там, на дискотеке…

— Нам и отсюда всё прекрасно слышно. — Он усмехнулся, сделал приглашающий жест рукой, и мы неторопливо пошли в сторону компании. — Но там немного другой контингент. Они закидываются всякой гадостью и пьют, а мы здесь — за здоровый образ жизни… Как там Софи поживает?

— Она сильная — справится, — сказала я. — И папа ваш однажды поймёт, что невозможно сделать из детей копии себя.

— Это вряд ли, он очень упрямый человек, — возразил Игнасио. — Впрочем, не будем о грустном… Зацени лучше нашу полосу препятствий! Целый месяц возводили. Как тебе?

Раскинув руки в стороны, он взглядом обвёл ансамбль конструкций, по которым уже ловко прыгал очередной паркурщик, выписывая в воздухе умопомрачительные пируэты.

— Интересно вы придумали, — заметила я. — А вот это, я смотрю, имитация окна?

— Да, за идеальное проникновение в форточку — сразу пять очков.

— А почему вы не соревнуетесь на настоящих зданиях?

— Ночью? — Он прыснул со смеху. — Ты шутишь? Мы же не идиоты вроде малолетних рибблеров, у которых, кажется, одна цель — переломаться наиболее идиотским способом. Здесь у нас отличное освещение, открытое и безопасное место, много людей. Да и музыка под боком играет…

Игнасио производил впечатление разумного человека, и пока он рассказывал об особенностях соревнований, я постепенно убеждалась в том, что не всё ещё было потеряно для молодёжи в этом городе. Отсмотрев блиц-выступления ещё нескольких человек, Игнасио предложил мне поучаствовать, но я вежливо отказалась. Абсолютно трезвая компания тем временем собралась вокруг судьи, который вслух подсчитывал очки участников.

Со стороны колотящегося музыкального сердца дискотеки кто-то заорал пьяным голосом, и я мельком взглянула на часы. Ничего себе! С тех пор, как Софи высадила меня за углом, прошло почти два часа!

— Игнасио, ты можешь позвонить Софи? Она обещала прийти, но, кажется, запаздывает.

— Конечно, легко. — Он вызвал контакт через нейр и выжидающе замер. Затем вопросил: — Сестрица, ты где пропадаешь? Мы тебя уже заждались… Так… Хорошо, мы тебя встретим.

Лицо его стало совершенно серьёзным. Отвечая на мой вопросительный взгляд, он сказал:

— Говорит, за ней идут какие-то подозрительные типы. Она минутах в десяти отсюда.

— Тогда не будем терять времени.

Махнув на прощание рукой своим товарищам, Игнасио направился в сторону улицы, а я последовала за ним. Я быстро шла по тротуару, оставляя за спиной низкие дома, пьяных подростков и кучи мусора. Игнасио несколько отстал и двигался чуть позади, и вскоре из очередного тёмного проулка я услышала мужской голос.

… — Даже юбка ниже колена — это харам! — вещал могучий бас, эхом раскатываясь по пустому переулочку. — Мы учим вас, что нужно прикрывать аврат, но вы не понимаете! Мы позволяем вам носить юбки, а они становятся всё короче! Вы погрязли в хамре, пьёте и нюхаете дрянь, как не в себя…

Возле зарослей темнели фигуры — несколько мужчин в разноцветных камисах возле придомовой ограды обступили жмущийся в тень хрупкий силуэт. Мимо переулка шли редкие прохожие, в основном молодые люди — с уличной дискотеки или наоборот, с намерением присоединиться к веселью. Опасливо поглядывая в полутьму, в сторону грозного голоса, они прибавляли шаг, ведь происходящее никак не касалось их. И моё шестое чувство безошибочно подсказывало, что Софи именно там…

В несколько шагов я покрыла половину расстояния между мной и сумрачной компанией, обступившей мою подругу.

— Что здесь происходит? — стальным голосом вопросила я.

Группка молодых мужчин, как по команде, обернулась. В полутьме сверкали белки глаз, чернели курчавые бороды.

— Здесь творится грех! — многозначительно сказал один из них.

— Ещё одно дитя греха, изменившее своё тело, — негромко сказал второй, указав на меня пальцем.

Подскочил запыхавшийся Игнасио. Там, в темноте, где Софи сжалась в комочек страха, что-то едва различимо блеснуло. Треснула рвущаяся материя, и бас с придыханием произнёс:

— Это станет для тебя уроком! Запомни навсегда — свои ноги ты можешь показывать только своему мужчине!

— Нет! — взвизгнула Софи, раздался звонкий шлепок. — Отпусти! Не смей меня трогать!

Некогда загнанные во тьму, чёрные волосатые пауки почуяли свободу и теперь выбирались откуда-то из смрадных глубин моего подсознания, ползли по дрожащему от перенапряжения телу, а в груди моей разгоралась сверхновая звезда, разгоняя кровь, поднимая вверх нечеловеческую ярость. Вспыхнуло, словно спичка, оплетённое было паутиной здание разума, кровопийцы врассыпную бросились кто куда. Кулаки сжались, ненависть огненным факелом хлынула отовсюду, и в следующую секунду, не осознавая себя, я оказалась рядом с противником и нанесла удар.

Нога встретилась с челюстью, что-то оглушительно хрустнуло, и один из «праведников» полетел в темноту. Бешеный галоп сердца, вторившая ему пульсация в ране от укуса мирметеры, вспышки ослепляющего света во тьме — и, потеряв счёт времени, я просто двигалась.

Я чувствовала лишь толчки в биотитановые костяшки, напряжение в локтевых сгибах, взмахи лопаток, словно на них выросли крылья; слышала вскрики и похрустывания ломающихся костей, перезвон упавшего на асфальт металла, чей-то пронзительный визг, громкий и отчаянный вой собаки в отдалении…

Через несколько секунд кровавая мгла рассеялась, ярким сиянием плазменного факела вырывая меня из забытья. Я сидела верхом на смуглом бородатом здоровяке, всем весом вдавливая в асфальт его волосатую руку. Сквозь разрыв в рукаве наружу торчала окровавленная кость, а из призмы резонатора в землю упирался белоснежный луч, расплавляя асфальт — капли жидкого битума сверкали в пламени, похожие на слёзы. Нос здоровяка был словно сорван и торчал куда-то в сторону, кровавые сопли стекали по щекам, а сам он смотрел сквозь меня полными ужаса глазами и неразборчиво бормотал что-то. То ли просил о пощаде, то ли молился всевышнему.

— Я спилю твою жалкую лицемерную голову, поганый арахнид, — прошипела я, брызнув слюной на лицо здоровяка.

Тот закрыл глаза и принялся бормотать с удвоенной силой, а надо мной раздался тихий, наполненный дрожью голос Софи:

— Умоляю тебя, остановись…

Я подняла взгляд и увидела белоснежные кроссовки и загорелые лодыжки… Софи стояла рядом со мной, её короткая плиссированная юбочка едва покачивалась на ветру, белая кофта была надрезана, обнажая плечо. До побелевших костяшек она стискивала в ладонях крошечную сумочку на цепочке, а позади неё в ступоре стоял Игнасио, сжимая и разжимая кулаки.

Вокруг были разбросаны неподвижные тела — четверо, не считая того, которого я собиралась прикончить, а у выхода из проулка постепенно собирались зеваки — тараща глаза, они испуганно перешёптывались.

— Пожалуйста, — пролепетала Софи. — Я не могу видеть тебя такой…

Всё вернулось обратно… Нет, оно никуда и не уходило, всегда было запрятано где-то в тёмных закоулках души — все эти чудовища, монстры, сшитые из обрывков воспоминаний. Вечный каптейнский ливень низвергался в моей душе, и я знала — так будет всегда. Разбитую вазу можно склеить, но трещины останутся навечно…

Я выключила резак и кое-как поднялась на ноги. Колени дрожали, руки тряслись — тремор мехапротезов стал для меня чем-то диким, новым и совершенно неожиданным.

— Прости меня, — пробормотала я. — Кажется, меня догнало прошлое…

Я сделала пару шагов навстречу Софи, и та инстинктивно отшатнулась. Её большие глаза блестели на бледном лице. Я видела в них не благодарность, а животный ужас, который когда-то стоял в глазах моих жертв. Я подошла вплотную и обняла её, дрожащую — такую маленькую и беззащитную, словно потерявшегося ребёнка. Всё было позади, но она тряслась в моих руках, как загнанная в угол мышь.

— Всё позади, всё уже закончилось, — лепетала я.

— Ничего не закончилось… Я боюсь тебя, — прошептала Софи.

Меня прошиб холодный пот. Она боится меня. Неужели это конец всему? Неужели это то, чего я так боялась все эти дни?! Эти три слова обжигали, разбивая вдребезги хрупкий мирок, построенный на взаимном спасении.

И в эту же секунду сразу отовсюду донёсся многоголосый собачий вой — из соседних домов, снизу по улице, из тёмных глубин малоэтажной застройки…

— Он нас нашёл! — воскликнула я, мелко дрожа от страшного осознания, свалившегося как снег на голову. — Мы должны уходить!

— Это невозможно, — бормотала Софи. — Это просто невозможно, такого не бывает!

— Ты сама всё видела тогда, в лесу! Ну не стой же столбом! Бежим!

— Что происходит? — наконец подал голос Игнасио. — Что тут, чёрт возьми, творится?! Кто ты вообще такая?!

— Некогда объяснять. Софи, мы обязаны уйти, слышишь? — Схватив Софи за руку, я потянула её в сторону освещённой улицы. — Нам надо затеряться, и мне кажется, я знаю, как.

— Пойдём домой, — оправляясь от первичного шока, робко предложила она. — Я позвоню папе, чтобы прислал кого-нибудь из военной полиции…

— Нет, нельзя домой, там он точно нас найдёт. Идём!

Сорвавшись с места, я дёрнула Софи за собой и услышала сзади растерянный голос Игнасио:

— А мне что делать?

— Будь на связи! — вполоборота крикнула Софи, и мы побежали.

Зеваки расступились, а мы что было сил припустили в сторону дискотеки. Пульсирующими басами она накатывалась на нас вдоль улицы, сполохи света были всё ближе и всё ярче, беспечных людей вокруг становилось больше. Крепко держась за руки, мы маневрировали среди беззаботных прохожих, сталкивались плечами, продирались сквозь сходбище выросших, но не повзрослевших детей.

Слева, через заполненную людьми дорогу между деревьев пульсировали огни, вновь восходящая электронная мелодия поглощала пространство. Соскочив с тротуара, мы пересекли дорогу, а слева, из-за изгиба показались белые фары стремительно приближавшейся машины. Каким-то звериным чутьём я поняла, что это за нами, и прибавила ходу.

— Лиза, погоди, я не поспеваю! — крикнула Софи, поскользнувшись на какой-то бутылке и чуть не загремев на брусчатку.

Толпа густела, музыка становилась всё громче, а позади, на освещённой улице пронзительно завизжали тормоза. От огромного аспидного джипа отделились несколько смоляных силуэтов с оружием наперевес и в полной экипировке. Следом вторая машина заехала на тротуар, чуть не сбив группу ребят, бросившихся врассыпную.

Вперёд, только вперёд! Не останавливаться! Не оглядываться!

Через несколько мгновений мы оказались на площади посреди сверкающего и гремящего безумия. Звуковые волны пробирали меня насквозь, я увлекала Софи в центр площади, в сонмище скачущих и горящих от счастья извивающихся тел, чтобы затеряться там, среди зашкаливающих людских эмоций, где он нас не найдёт. Расталкивая плечами встречных — потных, лоснящихся и хохочущих, — я рвалась вперёд, как вдруг — пустота. Скользкая от пота ладонь Софи выскользнула из моей.

Остановившись, я принялась оглядываться — в синем сверкающем безумии стробоскопов лица сливались, смешивались.

— Софи! — что было сил крикнула я, то осматриваясь вокруг, то бросая напряжённые взгляды туда, откуда мы пришли.

Чёрные силуэты группой приближались к площади, разбрасывая в сторону тех, кто попадался им на пути. Ослепительные вспышки света скрадывали лица вокруг меня — одно вдруг сменялось другим, руки мелькали, как в замедленной съёмке. Я потеряла Софи… Неужели я потеряла её?!

— Софи! — завопила я в лицо какой-то хохочущей, оглохшей от звукового напора девушке, возникшей рядом со мной. — Где ты?!

Вокруг сжималось кольцо из танцующих людей, тьма неумолимо приближалась, а я потеряла свой единственный свет в конце туннеля. Я тщетно оглядывалась по сторонам. Туннель, глотая последние лучи света, уже почти померк, как вдруг мне на плечо легла рука.

— Лиза! — Родные и любимые глаза сверкали в безумной карусели стробоскопов.

— Идём, скорее! — Не помня себя, я вновь схватила её и устремилась прочь из людского кольца, из какофонии, на ту сторону площади.

Недвижимым стражем мимо проплыла световая статуя, и мы побежали по траве, между стволов деревьев, огибая лежащих и сидящих в темноте подростков, уворачиваясь от шатающихся пьяниц. Я изо всех сил старалась не бояться — я была не одна. Мы всё преодолеем, Софи! Мы справимся и уйдём от погони, потому что мы — вместе!

Свет фонарей проливался сверху на ещё одну пешеходную улицу, мы пересекли ещё одну толпу и нырнули в тёмный переулок. Тяжёлое дыхание подруги позади, мелькающие едва освещённые окна домов, пьяная гогочущая толпа навстречу — и мы ныряем в оживлённый крытый базар. Вокруг галдели продавцы и покупатели, по прилавкам были разложены сладости, висела одежда, в витринах сверкали часы и драгоценности.

Толчки, удары, возмущённые вскрики и вспотевшая ладонь Софи — величайшая в мире ценность, которую я сжимала изо всех сил, — всё смешалось в движении… Вскоре базар остался позади, мы выскочили на оживлённый проспект и понеслись вдоль припаркованных машин, огибая гуляющие пары и группы туристов, пронизывая тени меж высоких фонарных столбов.

Я потеряла счёт времени и не знала, сколько мы пробежали, а позади послышался слабый запыхавшийся вскрик:

— Стой, Лиза… Подожди! Я больше не могу… Не могу бежать…

Софи обессиленно уселась прямо на брусчатке и тяжело переводила дух. Присев рядом, я оглядывалась по сторонам. Погони не было, редкие пешеходы с интересом разглядывали нас, группа женщин в хиджабах по дуге обогнула странную парочку.

— Нам надо где-то спрятаться, чтобы они нас не нашли, — восстанавливая дыхание, сказала я. — Подальше отсюда, от города, от цивилизации…

— Нужно переждать эту ночь, завтра мы покинем город, — прохрипела Софи и сплюнула на камни густую слизь. — Давай сойдём с дороги… У меня есть пара мыслей, где мы могли бы укрыться, но тебе там вряд ли понравится.

— Без разницы — главное, чтобы подальше от этих людей… Кем бы они ни были.

Я помогла Софи подняться, и мы заковыляли под горку, во тьму, где дорога преодолевала низину, делала поворот и исчезала среди зарослей. После яркого света глаза постепенно привыкали к темноте, уши отходили от контузии басами, и я различала какое-то журчание. Софи пересекла просёлочную гравийную дорожку и направилась в сторону кустов. Через полминуты мы, продираясь через колючие заросли, спустились к бетонному жёлобу ливневой канализации. Следуя вдоль небольшого ручейка — пережитка дневной грозы, ползущего откуда-то с холмов, — мы пробрались под гудящей проносящимися автомобилями дорогой и прошли по темноте почти наощупь ещё сотню метров.

Ливнёвка закончилась столь внезапно, что я едва не свалилась с многометровой высоты — Софи успела ухватить меня покрепче и уберечь от падения. С отвесного обрыва вода с шумом обрушивалась вниз, в искусственный каплевидный залив, а на горизонте над куцыми кустами и редкими деревьями всё так же безмятежно мерцало огромное тёмное море…

По ушам ударил уже знакомый незримый и неслышный камертон, зазвенел вибрацией в черепе, и я поняла — они уже близко.

— Они не отстали, Софи, — сказала я. — Они всё ещё гонятся за нами, я это чувствую.

— Надо спуститься, тут сбоку есть лестница, — неуверенно пробормотала она, глядя вниз, в журчащую и шелестящую тьму.

Позади, на мосту, пронзительно заскрипели тормоза, очертания антрацитовой машины замерли под иссиня чёрным небом.

— Нам надо прыгать, — сказала я, схватив её за плечи. — Это единственный выход.

— Тут высоковато…

— Нам нечего бояться, потому что мы вместе!

Софи уверенно кивнула, мы схватились за руки, взяли короткий разбег и, посильнее оттолкнувшись от бетонного края, сорвались в пропасть…

Мокрые волосы облепили плечи, было прохладно, но нас одаривали робким теплом угли от потухшего кострища. Привалившись к потрескавшейся бетонной стене, мы сидели под замызганным покрывалом. Софи, дрожа от холода, прижималась ко мне, а я снова пыталась её согреть. Ноги её были ободраны кустами, ссадины ныли после заплыва в солёной морской воде, но она стоически держалась, не издав ни звука.

Пятый этаж заброшенной гостиницы — первый, если считать от уровня моря, — торчащий над водой, продувался прохладным морским ветром насквозь, что, впрочем, не мешало местным бездомным использовать его в качестве убежища. Они обустроили себе здесь дом, обложились картонками, натаскали дров с помощью невесть где украденной лодки, и когда мы с Софи, запыхавшиеся, мокрые до нитки, вылезли из затопленного лестничного пролёта, они нисколько не удивились.

Их было четверо — трое заросших мужчин и одна худая, словно спичка, женщина. Привыкшие ко всему, на нашу просьбу остаться на ночлег они просто пожали плечами, выдали нам покрытое какими-то пятнами покрывало и продолжили пить свою бормотуху, как ни в чём ни бывало. Грязные и ободранные, они не пытались с нами заговорить, не собирались нас грабить или убивать — они просто сделали вид, что нас нет. Ни нас, ни остального мира для них, наверное, уже давно не было…

— Оно всё это время выжидало, — пробормотала Софи. — Подкрадывалось, искало нас. Теперь у него есть… Сообщники. Люди с оружием. Неужели оно нас в конце концов найдёт?

— Не знаю, — тяжело вздохнула я. — Но мне кажется, я поняла, как оно нас находит. Оно чувствует эмоции — сильные, захлёстывающие. Оно настраивается на самое глубинное, что есть в нас — и во мне оно нашло страх. Ничто во мне не было столь сильно, как страх… Никогда. Никогда до последних дней — когда я повстречала тебя, — но оно как-то настроилось на этот страх и идёт по следу.

Софи прижала ладонь к моей груди. Не ласка, а рефлекс. Кажется, она хотела убедиться, что сердце ещё бьётся.

— А что ты ощущаешь сейчас? Ты чувствуешь страх? — спросила подруга, взглянув мне в глаза.

— Нет, — ответила я, глядя сквозь прямоугольную дыру окна наружу — где-то там, скрытый во тьме, возвышался полузатопленный маяк. — С тобой я не боюсь. Я отдам за тебя жизнь, если потребуется. И если это неизбежно — нет никакого смысла бояться неизбежности.

— Я не хочу, чтобы ты отдавала за меня жизнь, — тихо сказала она.

— А я не хочу, чтобы ты выбирала между мной и нормальной жизнью. Выбор-то пока ещё есть… К тому же, жизнь — опасная вещь, я успела в этом убедиться. Кому-то приходится её отдавать. — Перед глазами пронеслась вереница лиц близких мне людей, которых больше не было рядом. — «Здесь» — это не дом. Это просто ночь, плесень на стене и чужое покрывало. А завтра будет утро, и придётся вставать. И рисковать.

— Я тоже боюсь, — полусонно прошептала Софи. — Но пока мы здесь, я не отпущу. Попытаюсь оградить тебя от страха. И они нас тут не найдут…

— Очень на это надеюсь, — негромко сказала я.

Шли минуты. Полусидя у стены, я размышляла о том, сколько же можно убегать. И как далеко? Я знала, что утром мы проснёмся перед выбором — либо погибнуть, либо сбежать. Далеко-далеко, туда, где никто и никогда нас не найдёт. Где мы сможем начать новую жизнь. Наверное, я бы запросто смогла сделать это, но Софи вставала ещё перед одним выбором — либо я, либо её родной дом, брат, родители… Интересно, что она выберет?

Задремав, моя беззащитная Софи что-то беспокойно бормотала во сне. Я нежно погладила её по макушке, поцеловала в лоб, и она успокоилась. Было тихо — лишь потрескивали тлеющие угольки, и доносился плеск воды, сумрачными волнами гулявшей этажом ниже. Дыхание подруги выровнялось, стало тихим и ровным, и в этом дыхании была вся хрупкость нашего мира. Я знала: чтобы его защитить, мне снова придётся стать монстром. И, возможно, навсегда остаться для неё той, кого она боится…

… Грянул выстрел, я вздрогнула и распахнула глаза. Где-то вдалеке дружным раскатистым рёвом заголосили моторы, удаляясь, растворяя над морем выхлопы.

— Это всего лишь стритрейсеры, — успокаивающе пробормотала Софи, ласково гладя меня по лицу. — Вдоль берега тянется заброшенная дорога, они часто устраивают тут гонки…

Стритрейсеры… Я чувствовала щекой тепло мягкого прикосновения. Усталое ватное тело вновь потащило меня вниз, в царство Морфея, и веки закрылись сами собой…