Пожиратель Империй. Часть 2

Глава 38

Плавно минуло ещё три месяца.

За счёт Укамвы, нового связного Аргиронта, я восполнил пробелы в знаниях относительно подчинённых блохастому организаций, появившиеся из-за того, что Сущность пожирания миров не смогла поглотить его воспоминания полностью.

Пережил ещё несколько попыток покушения от других заключённых, видимо подкупленных кем-то из бывших последователей Аргиронта. Передал прибывшему аватару Кримзона всю имевшуюся у меня информацию, чтобы тот потихоньку готовился к тому, что начнётся после моего выхода.

Вообще изначально план был совсем иным. Прикончить кошака и через Укамву объявить о том, что занимаю его место.

После этого мне бы пришлось разбираться с куда бо́льшим количеством желающих меня прикончить. Однако, справившись со всем этим, я бы сумел достаточно прочно закрепиться в статусе нового «крёстного отца».

Тогда, даже если бы какие-то подчинённые Аргиронту ветви отказались следовать за мной из излишней преданности или, наоборот, чрезмерной самостоятельности, это было бы не так важно. Мне, Кримзону, Тейе и Тарсии вполне хватило бы и тех ресурсов, что получилось бы выжимать из оставшихся в течение нескольких лет.

Однако активный отпор, который дал мне блохастый, настолько активный, что Янну пришлось принимать активное участие в его убийстве, закрыло для меня этот путь. Никто из преступного мира не стал бы подчиняться тому, кто убил Аргиронта при поддержке главы колонии.

Смерть Аргиронта отныне означала не смену власти, а обезглавливание теневого спрута. И его щупальца, лишившиеся управления, с каждым днём всё больше погружались в пучины агонии и хаоса.

Конечно, так было не везде. В некоторых местах нашлись достаточно сильные лидеры, способные удержать власть в рамках своих ячеек даже после смерти блохастого.

Но примерно в шестидесяти процентах тех организаций, что Кримзон и компания обнаружили четыре года назад во время поднятого мной бунта, на трон воссела Её Величество Анархия.

Аргиронт был не просто лидером, он был самым настоящим символом преступного противостояния системе. Сколотив себе поистине жуткую репутацию ещё до поимки, он сумел удерживать её почти неизменной на протяжение пятнадцати тысяч лет.

Для многих из тех, кто состоял в подчинённых ему организациях, Аргиронт был буквально живой легендой, которой они поклонялись и ради которой были готовы на всё.

А потом эта легенда умерла.

Те, кто начал заниматься всем этим нелегальным дерьмом по чисто меркантильным соображениям, могли махнуть рукой и сказать: «Ну умер и умер. Схемы дохода от этого не изменились, так что работаем».

Но на изнанке Единства, особенно среди Майигу, было огромное количество тех, кто выбрал путь грабежей, убийств и прочей мерзости по «идеологическим» соображениям.

Быть послушными и покладистыми они были готовы лишь до тех пор, пока знали, что служат САМОМУ. Когда сдерживавшая их непререкаемая репутация Аргиронта исчезла, исчез и контроль.

И так как я, объединившийся с Янну для того, чтобы убить легенду, уже не мог стать новым идолом, шансов на восстановление прошлой структуры организации блохастого не было никаких.

Вообще, я даже немного затянул с выходом из Форта. За эти три месяца многие ячейки, находившиеся под контролем Аргиронта, наверняка уже успели либо полностью исчезнуть, либо передислоцироваться, либо настолько измениться, что их уничтожение оказалось бы под большим вопросом.

Однако у меня были причины поступить именно так, и главной из них были осколки личности Аргиронта, засевшие в моём сознании. Пока я не был уверен, что мои мысли, планы и решения были исключительно моими, я был готов сидеть в Форте хоть до посинения.

На самом деле, даже после этих трёх месяцев я не мог быть уверен в том, что сумел полностью превратить Аргиронта просто в набор воспоминаний. На самом базовом уровне, куда было невозможно залезть даже в самой глубокой медитации, мы могли настолько смешаться, что отделить одно от другого стало решительно невозможно.

Тем не менее, теперь я по крайней мере не ощущал даже малейшей толики диссонанса в процессе мышления, что вполне можно было зачесть как успех.

А ещё, справившись с настолько масштабной и сильной личностью, как Аргиронт, я стал куда лучше разбираться в самом процессе поглощения чужой личности. И выяснил довольно интересную и полезную для себя закономерность.

Использование абсорбции на ком-то, сравнимом с Аргиронтом по объёму жизненного опыта и силе характера, было для меня по-настоящему опасно. Причём чем больше таких персоналий я бы собрал, тем больше была вероятность заработать расстройство личности.

С другой стороны, слабые личности, которых можно было без особого труда подавить, наоборот, могли принести пользу. И речь шла не о хранившейся в их памяти информации.

Грубо говоря это можно было сравнить с едой. Огромные порции чего-нибудь очень тяжёлого, жирного и солёного скорее навредили бы организму, чем насытили бы его. Тогда как маленькие тарелочки с салатами, постным мясом, фруктами и всем подобным, усваиваясь плавно и постепенно, оставили бы за собой лишь лёгкость и пользу.

Злоупотреблять абсорбцией в любом случае не стоило. Заигрывания с такой сложной и хрупкой штукой, как сознание и личность не могли привести ни к чему хорошему.

Однако в ближайшее время мне предстояло захватить множество всё сильнее отдалявшихся друг от друга ячеек, ранее контролировавшихся Аргиронтом. Информация, полученная из воспоминаниях блохастого и от Укамвы с каждой неделей, если не с каждым днём, становилась всё менее актуальной.

Использование в таких условиях абсорбции, чтобы выуживать из пойманных преступников сведения о других ячейках, выглядело как убийство двух зайцев одним выстрелом.

Впрочем, прежде чем реально браться за дело, покинув Форт тысячи висельников, я всё-таки позволил себе несколько дней отдыха во всё ещё находившейся в режиме максимальной боевой готовности Тарсии.

Хотя, пожалуй, настоящим отдыхом можно было назвать лишь тот день, что мы с Эллисой провели в постели, отрываясь за те четыре с лишним года, что я провёл в колонии. После этого, хотя я и не был занят чем-то серьёзным, дела всё равно валились на меня одно за другим.

И главным из всех, разумеется, было исцеление Мо.

Она ждала меня в состоянии, максимально близком к смерти, больше тридцати лет. И, наконец, пришла пора вернуть её в мир живых.

К сожалению, быстрым этот процесс назвать было нельзя. Используя Сущность нерушимой основы, я очень осторожно, чтобы ни в коем случае не повредить ставшее невероятно слабым тело, начал «откатывать» миллиарды и миллиарды микроскопических разрывов, вызванных перенапряжением от одержимости сразу восьмью Руйгу.

В общем счёте у меня ушло больше шестидесяти часов только на то, чтобы изменить состояние Мо с «критически опасного» на «показывающее тенденцию к улучшению». Но теперь, по крайней мере, я мог оставить Мо спокойно лежать в кровати, не беспокоясь о том, что ей начнёт становиться хуже в моё отсутствие.

Потому что полное исцеление в любом случае было невозможно провести в один присест. Во-первых, оно должно было оказаться раз в тридцать дольше. И это если говорить только об абсолютном времени. С учётом тонкости работы даже у меня не было столько сил и концентрации.

А во-вторых, из-за того, что тело Мо было слишком слабым, а также уже успело «привыкнуть» к повреждениям, я не мог лечить её в режиме нон-стоп. Организм девушки должен был постепенно адаптироваться к изменениям.

Так что, после первого, самого затяжного «сеанса» лечения, оптимальными были час-полтора восстановления и затем несколько дней отдыха. Чем лучше ей будет становиться, тем больше можно будет делать сеансы и тем меньше — перерывы.

Тем не менее, даже если всё пройдёт без осложнений, очнётся она лишь месяцев через шесть-семь, а до полного исцеления должно будет пройти несколько лет.

Если бы я превратил Дар жизни в Сущность, больше связанную именно с исцелением, всё удалось бы закончить куда быстрее. Однако даже в лучшем случае срок исцеления исчислялся бы месяцами. Быстрее было невозможно: тело Мо просто не выдержало бы.

Знание этого давало очень чёткое понимание того, насколько же сильно Амала и её прихвостни ей навредили. И от мыслей об этом во мне поднимались всё новые и новые волны гнева.

Не важно, чего это будет мне стоить. Я позабочусь о том, чтобы эти восемь ублюдков горько пожалели о том, что сделали.

Помимо исцеления Мо мои дела в Тарсии были скорее рутинными. Я знакомился с самой этой маленькой страной, купленной Кримзоном у Единства. Оценивал масштаб приготовлений, что успел за четыре года сделать Руйгу Тейи.

Даже смотался в саму Тейю, чтобы повидаться с друзьями и посмотреть на новшества, что Кримзон ввёл, используя полученные в Единстве товары и ресурсы.

И самым неожиданным нововведением стала обновлённая система призыва героев.

Я успел почти позабыть о ней из-за того, что, когда масштабы нашего с Палемом противостояния достигли масштабов всего мира, герои перестали играть хоть сколько-нибудь значимую роль.

Невозможно было контролировать силу призванных героев и они не могли подниматься по ступеням силы, как коренные одарённые Тейи, а шанс на то, что удастся призвать героя уровня хотя бы восьмой ступени, был в районе одной десятой процента.

В качестве стратегического ресурса малых стран герои были очень неплохи. С вероятностью где-то один к двадцати-тридцати можно было за раз заполучить одарённого, сравнимого с сильнейшими магами кланов, тренировавшимися десятилетиями.

Но для крупнейших королевств призывы героев были похожи на абсолютно бесчестную гачу, когда для получения реально крутого «покемона» зачастую приходилось тратить на призывы в разы больше ресурсов, чем потребовалось бы для развития обычного одарённого той же силы.

Так что ни во время той войны между Большим Союзом и Палемской империей, в которую я вклинился, вернувшись из мира Драконьих Островов, ни тем более после, о призывах героев почти никто не вспоминал.

Однако умельцы Единства давным-давно улучшили эти призывы, превратив их из азартной рулетки в систему разумных «взрослых» вложений.

Теперь силу героев (читай, попаданцев, каким был, к примеру, Шиито), можно было довольно точно контролировать. При этом, чем бо́льшая требовалась сила, тем более ценные и редкие ресурсы нужно было использовать в ритуале призыва.

Например, чтобы призвать мага с силой пиковой для людей тринадцатой ступени нужно было потратить материалов на сумму, эквивалентную где-то сотне тысяч тонн иммолита. Это не говоря о том, что далеко не все необходимые материалы в принципе можно было купить, даже имея необходимые деньги.

Так что настолько дорогой призыв был абсолютно нерентабелен. А вот девятые ступени стоили сравнительно недорого. В денежном эквиваленте — что-то около миллиарда пизау.

И это было действительно немного, с учётом того, что годовой оборот даже не самых крупных преступных ячеек из тех, что я собирался уничтожать десятками, исчислялся в триллионах пизау.

Тем не менее, даже несмотря на то, что призывы героев в версии Единства были куда выгоднее, чем в версии Тейи, в Единстве ими всё равно почти никто не пользовался ровно по тем же причинам. Сила героев была фиксирована, и цена призыва была выше, чем стоило развитие одарённого той же ступени.

Однако у меня был свой способ, как превратить даже самого слабого героя в настоящего монстра, почти буквально. Так что, с необходимыми инвестициями и подготовкой я мог создать настоящую армию. Впрочем, этим стоило заниматься уже после того, как я разберусь с теневой сетью Аргиронта.

Двадцать определённых Эргалом лет были одновременно и не слишком длинным, и не слишком коротким сроком. Даже если сейчас я был готов смириться с тем, что устранение преступных организаций в приоритете, рассусоливаться, откладывая захват Аллеи, было нельзя.

Тем не менее, прежде чем отправляться туда, я должен был как минимум полностью исцелить Мо. Так что несколько лет в запасе у меня было.

И, разобравшись с требовавшими моего немедленного внимания делами в Тарсии и Тейе, я, наконец, занялся тем, ради чего и отправлялся в Форт тысячи висельников. Благо, система порталов, связывающая города и регионы внутри самого Единства, была достаточно развитой и удобной.

Восемь следующих лет прошли, можно сказать, в рутине.

Один, либо с поддержкой в лице Фиантира и оперативного отряда гвардейцев, по сути нужных мне лишь для того, чтобы официально засвидетельствовать нарушения закона теми, кого я ловил, я совершал налёты на базы группировок, относившихся к «семье» Аргиронта.

Убивал тех, кто был слишком силён и слишком активно сопротивлялся и вырубал тех, кого мог вырубить. После чего кого-то оставлял Фиантиру для заключения под стражу и отправки за решётку, а кого-то по-тихому скручивал и отправлял в Тарсию.

Обчищал сейфы, склады и сокровищницы, пряча всё ценное в накупленные Кримзоном пространственные хранилища. Освобождал жертв, если таковые были, сжигал запасы разнообразной мерзости, если таковые были, равнял с землёй всё, что эти ублюдки строили.

Уже за первые шесть месяцев я успел навидаться такого дерьма, что перекрывало все предыдущие шестьдесят лет моей жизни. Так что довольно быстро из банальной схемы заработка на дальнейшее развитие и косвенной мести Амале это всё превратилось в мой личный крестовый поход.

Было не удивительно, что Фиантир и Башня Стали в целом с таким трудом ловили этих ублюдков. Заметать следы и подчищать все связи они наловчились почти идеально.

Практически невозможным представлялось, даже разобрав одну базу по кирпичику, выйти хотя бы на одну соседнюю. А на допросах захваченные сволочи молчали как лучшие партизаны, прекрасно понимая, что будет со стукачами.

И потому для этой шушеры я стал настоящей немезидой.

У меня были воспоминания Аргиронта, точные и подробные, касавшиеся огромного разнообразия информации. Расположение баз, пути поставок, схемы формирования отрядов, техники поиска новых жертв. Блохастая сволочь была настолько дотошной, что помнила такие незначительные мелочи, как имена, характеры и уязвимые точки даже самых малозначимых членов группировок.

Даже спустя годы после смерти Аргиронта эта информация не полностью потеряла свою актуальность, позволяя мне накрывать всё новые и новые картели, притоны, базы, склады, нелегальные рынки, плантации, питомники…

А когда знаний блохастого становилось недостаточно, в ход шла абсорбция.

Я допускал, что, возможно, чересчур пристрастился к использованию этой силы. Не раз и не два в потоке своего сознания я спотыкался о чужие мысли и идеи.

Но, хотя я ни в каком смысле не мог назвать самого себя святым, ту мерзость, что эти ублюдки творили при Аргиронте и продолжали даже активнее творить после его смерти, я никак не мог простить или спустить на тормозах. И потому, утыкаясь в тупик, с каждым разом всё с большей лёгкостью позволял себе использовать абсорбцию.

Из-за этого моя сила также стремительно росла, захватывать базы становилось всё проще. А из-за того, что после стольких лет их количество естественным образом снизилось с нескольких тысяч до нескольких сотен на всё Единство, поиск каждой новой становился всё сложнее, и к абсорбции приходилось прибегать всё чаще.

Остановился я только после того, как в один «прекрасный» момент понял, что не могу вспомнить, что делал в предыдущие где-то сорок часов. Полтора дня, в которые я не просто лежал колодой, а продолжал заниматься поиском новой базы, попросту выпали и лишь спустя где-то неделю я смог восстановить их в памяти.

Это стало достаточно явным звоночком, просигнализировавшим о том, что на какое-то время с меня хватит. Сообщив Фиантиру о том, что прекращаю свою деятельность летящего на крыльях ночи ужаса, я вернулся в Тарсию.

Небольшая страна с пятимиллионным населением за эти восемь лет серьёзно разрослась. Отчасти за счёт иммигрантов из Тейи, которых Кримзон активно поддерживал и после переселения в новый мир обеспечивал всем необходимым для жизни.

Отчасти благодаря деятельности самого Руйгу, который, после того, как я стал известен на всё Единство и компашка Амалы лишилась возможности настолько явно ставить мне палки в колёса, развернулся на полную катушку.

Отчасти банально благодаря всем тем деньгам, что я забирал у преступников и отдавал Кримзону. Как минимум, используя эти деньги, за восемь лет он шестнадцать раз приобретал новые и новые территории вокруг изначальной.

В результате пять миллионов человек превратились почти в четыреста, три тысячи Майигу — в пятьдесят тысяч, а площадь Тарсии стала сравнима с площадью Палемской империи времён моего прибытия в Тейю.

Впрочем, в масштабах всего Единства это по прежнему было не слишком много. Владения Катриона состояли из нескольких сотен миров, некоторые из которых были в тысячи раз больше по площади, чем Тейя или Земля. Человеческое население Единства исчислялось квадриллионами, население Майигу — многими сотнями миллиардов.

Тем не менее, Тарсию уже можно совершенно честно называть страной. Причём страной довольно развитой со всех точек зрения.

Огромными денежными вливаниями, почти не иссякающими из-за моего личного крестового похода, Кримзон распоряжался очень грамотно и умело. Не просто накупал всякой высокоуровневой магической хренотени, а старался равномерно развивать все сферы жизни населения, чтобы нигде не было серьёзных отставаний или просадок.

Получалось, конечно, не идеально. Всё-таки даже такой гений, как Кримзон, пусть он и был способен размножиться на несколько десятков аватаров, не мог уследить за всем.

Около сорока процентов продуктов питания импортировались, Тейя не успевала обеспечивать стремительно растущее население Тарсии.

На оборонных системах, активно строящихся по всей стране с расчётом на уже не раз случавшиеся вторжения моих недругов, катастрофически не хватало квалифицированных операторов, из-за чего не только Майигу, но и люди были вынуждены работать почти без сна.

А уж что творилось в сфере законодательства, где Кримзон был вынужден лавировать между законами Тейи и Единства, и вспоминать не хотелось.

Впрочем, для страны, что существовала всего каких-то двенадцать лет, Тарсия была прекрасна. И, оставшись в ней достаточно надолго впервые за восемь лет, я наконец смог понять, насколько.

От того было только больше жалко, что насладиться этой красотой с чувством, толком и расстановкой я не смогу ещё как минимум несколько лет. Потому что, хотя с зачисткой недобитков Аргиронта я и закончил, оставалась ещё Аллея Кошмаров.

И к её захвату я должен был подготовиться куда более тщательно. Как минимум потому, что по плану участвовать в этом предстояло не мне одному.

Йирро и Вайла с Фейро были освобождены мной из Форта уже довольно давно. Однако использовал эту троицу я до сих пор лишь в качестве охранников, защищавших Тарсию от вторжений, пока меня нет. Так что как минимум я задолжал им возможность размять косточки.

Эллиса, выполнявшая роль королевы Тарсии на протяжение двенадцати лет почти без перерывов и отдыха, тоже заслужила право развеяться. Как и Мо, которую из-за долгих отсутствий я сумел окончательно вылечить лишь в прошлом году.

Шиито с Зайвом до сих пор пропадали неизвестно где в поисках вдохновения для обретения Сущностей, так что о них речь не шла. Руби так и не вылезала из столичных тусовок, хотя бы денег уже почти не просила, открыв с несколькими новыми знакомыми небольшой бизнес.

Лой вполне устраивала её позиция советника, тем более что её силу было невозможно развить также, как Дары или Сущности. Рейн, несмотря на то, что почти ежедневно питался дорогущим пропитанным мировой аурой мясом, до сих пор оставался Нейрагу, так что в Аллее Кошмаров ему было нечего делать.

А вот Гвурек, похоже, успел подустать на своей официальной должности представителя и жаждал битвы, против чего я, разумеется, ничего не имел. В результате из «старой гвардии» собралось шестеро, не считая меня самого.

Однако это было далеко не всё. Из пятидесяти тысяч Майигу и четырёхсот миллионов людей за последние восемь лет набралось немало ценных и перспективных кадров, достойных того, чтобы я к ним внимательнее присмотрелся. К тому же, как бы активно Кримзон ни тратил предоставляемые мной ресурсы, их осталось более чем достаточно, чтобы воплотить в жизнь отложенный когда-то план по массовому призыву героев.

От двадцатилетнего срока, отмеренного Эргалом, оставалось одиннадцать с половиной лет. И полтора года из них я собирался потратить, во-первых, на восстановление целостности своей личности, а во-вторых, на создание того единственного, чего мне до сих пор так не доставало.

Собственной армии.