Зимой Владимир Рудольфович Соловьев наконец обзавелся второй студией, на стене которой он собственноручно выложил название программы: «Соловьев LIVE». Вот и пригодились прозрачные пластиковые вилки, пакет которых он нашел, блуждая по Кремлю от башни к башне. Эта студия располагалась ярусом выше, прямо над «Вечером с Владимиром Соловьевым». Симоньян волновалась напрасно — он чудно приспособился к одинокой жизни в поистине спартанских условиях.
Быт Владимира Рудольфовича был налажен так, чтобы как можно меньше отвлекать его от государственных забот. В небольшой железной бочке горел огонь, обеспечивая телеведущему комфортную нулевую температуру в шалаше, стоявшем прямо в студии «Вечера».
Шалаш был двускатный, утепленный лапником с кремлевских елей, полиэтиленовой пленкой и государственными флагами Российской Федерации, каковые имели удивительно низкую теплопроводность. Кроме того, в качестве внешнего утеплителя Владимир Соловьев использовал чучела своих постоянных экспертов, набитых хвоей, тряпками, травой и пакетами.
И пока Владимир Рудольфович спал, укрывшись еловыми ветвями и бархатным знаменем Кремлевского полка, над ним, словно волхвы над самым главным младенцем мира, склонялись генерал Гурулев, уже второй Карен Шахназаров, политик Александр Хинштейн, Яков Кедми (которого Соловьев использовал для битья) и другие известные личности, чей вклад в сокрушительную победу над криптопидорасами вопросов не вызывал.
О том, чтобы раздеться, речи, конечно, не было, но тулуп стал Соловьеву второй кожей, и он его просто не замечал. Отхожее место было оборудовано в дальнем углу студии: стояли холода, все замерзало буквально на лету, поэтому запахи были минимальны. В другом углу у Владимира Рудольфовича хранился запас мороженых крыс и голубей.
За снегом для кофе Соловьев выбирался или на стену, или на отводную стрельницу башни, где снега было видимо-невидимо. Вместо кофе телеведущий заваривал кирпичную крошку и лишайник со стен, но вкус был вполне приличный, почти как в «Макдоналдсе». А настоящий бумажный стаканчик из Starbucks добавлял антуража. Это к вопросу о важности сервировки. Конечно, сервировка влияет на вкусовые ощущения, еще как!
Время от времени, когда температура падала особенно низко, Владимир Рудольфович разворачивал камеры и вел эфиры прямо из шалаша. В таком случае не было необходимости таскать экспертов по студии.
На одной из самых светлых стен (с тремя узкими окошками под потолком) можно было разглядеть восемь человеческих силуэтов, нарисованных углем. Это были дети Соловьева. Телеведущий никак не мог вспомнить, куда они все подевались и почему он так давно с ними не виделся. Ничего, зато он регулярно с ними созванивался то по обломку кирпича, то по тушке голубя, то прям в эфире передавал им приветы. Он знал, что у его ребят все в порядке.
Невдалеке от Спасской башни бушевало веселье, Елена Борисовна Мизулина под аплодисменты героев СВО уже карабкалась на стол, чтобы исполнить для зрителей один молодежный танец из тик-тока, но телеведущий об этом даже не подозревал.
Он торопливо ужинал перед началом передачи, где собирался обсудить необходимость нанесения ядерного удара по Украине. Эту недострану надо было погрузить в каменный век. Оставить без света. Без тепла. Без воды. Без крыши над головой. И посмотрим, как они запоют. А потом то же самое надо повторить с Лондоном, думал Соловьев, яростно вгрызаясь в голубя и отплевываясь мелкими перьями. Крупные-то он обирал, а на мелочь и пух терпения уже не хватало.
Таким — разгоряченным, заросшим, с перьями и кровью на устах — его увидели беглецы, явившиеся в башню за фольгой. Поначалу Владимир Рудольфович решил, что его студию посетили сияющие ангелы с одинаковыми светлыми лицами. Затаившись в углу, прижимая голубя к груди, он зачарованно смотрел, как ангелы зачем-то снимают со стен его софиты.
Уж не собираются ли они заменить софиты собственным сиянием, думал Соловьев, с кротостью наблюдая, как ангелы обматывают друг друга фольгою, создавая из нее что-то вроде средневековых доспехов. Однако ж на шеях у ангелов болтались респираторы, поэтому Владимир Рудольфович усомнился в явленной ему благодати и прислушался повнимательней. Ангелы ругались матом, выражая беспокойство по поводу своих ангельских чресел, каковые они окружали фольгой с особым тщанием.
Владимир Рудольфович качнулся и вышел из тени. Ангелы подпрыгнули от неожиданности и синхронно выругались. Испугаться близнецы не испугались, поскольку дед был небольшой и один.
Владимир Соловьев был любимым телеведущим их мамки, она постоянно говорила, что не ложится спать, пока его не послушает. Ей нравилось, что он юморист почище Петросяна, особенно мамка смеялась, когда Владимир Рудольфович кривлялся и изображал немецкий язык. Но, к сожалению, братья не признали мамкиного кумира в мохнатом худом старикане. Они поторапливали и подгоняли друг друга, а телеведущего игнорировали, словно он был пустым местом.
Братья двинулись к лестнице, ведущей вниз и наружу, и Владимир Рудольфович догадался, что его обокрали. Старый каратист, он сунул свой снек за пазуху и преградил близнецам дорогу, приняв стойку дзенкуцу-дати. В этой стойке передняя нога, на которую приходится 60 % веса, должна быть согнута, а задняя вытянута, что обеспечивает стабильность и идеально подходит для нападения. Телеведущий приготовился к бою.
Один из ангелов простер длань и больно ткнул Соловьева в лоб средним перстом. Телеведущий упал.
Ангелы, шурша фольгой и переливаясь, удалились.