Теплые, законопаченные совместными усилиями комнаты Теремного дворца находились на четвертом этаже. Все остальные этажи оставались холодными, их пробегали бегом, шубы снимали непосредственно в Проходных сенях. Тяжелые резные двери этих самых сеней были не только плотно затворены, но и занавешены коврами, чтобы сберечь драгоценное тепло. Тех, кто забывал закрыть дверь, били и отправляли за дровами к Шойгу.
Сергей Кужугетович так долго ждал своего ареста, что в итоге не выдержал и арестовал себя сам. Он посадил себя в подклет Теремного дворца и приговорил к высшей мере наказания, которую после апелляции заменил на пожизненное заключение, но вроде как планировал подавать на УДО.
Подклет и летом-то был местом довольно прохладным, а уж зимой там стало совсем ужасно. Но Сергей Кужугетович был счастлив, что мучительное ожидание закончено, поэтому всякий, кто спускался к нему в темницу, получал не только аккуратно напиленные дрова, но и заряд позитива.
Рассказывали, что на стенах исправительного учреждения лежала изморозь толщиной в палец, но заросший до невероятия Сергей Кужугетович, одетый в теплые бурки и доху из Оружейной палаты, холода как будто бы не замечал. Радуясь возможности искупить вину перед Родиной, он денно и нощно пилил мебель, которую собирали по всему Кремлю и сбрасывали ему вниз. Когда пилить было нечего, Сергей Кужугетович пел и играл на дошпулууре, изготовленном собственноручно. Также он сделал и бубен дунгур с колотушкой для проведения шаманских обрядов.
Шойгу был абсолютно безопасен для окружающих, но нежные впечатлительные натуры вроде Мединского спускаться к нему боялись. Скорее от непривычки к горловому пению, что встречало визитера, отражаясь от стен, чем по каким-либо иным причинам. Хотя вот сенатор Матвиенко рассказывала, что слышала, как Сергей Кужугетович пел женскую партию «Песни ста горных ручьев», и это было совершенно замечательно.
Болтали также, что после помазания Императора будет проведен еще один обряд, тайный и секретный, и вроде как с духами уже есть железная договоренность. В жилах Шойгу текла тувинская кровь, и за неимением других представителей тувинского шаманизма духи стали тесно общаться с Сергеем Кужугетовичем, хоть его папа был ни разу не шаманом, а вовсе и секретарем Тувинского обкома КПСС.
Частой гостьей в застенках Шойгу была Маргарита Симоновна Симоньян. Не то чтоб главред RT планировала как-то серьезно отпасть от православия, скорее диверсифицировала портфель. В качестве подношения духам она использовала ковровые дорожки, которыми были покрыты мраморные лестницы и коридоры дворца. Дорожки шли на строительство теплейшего чума: в условиях зимы кровь великого древнего народа, упомянутого в летописях аж шестого века, взяла верх над невнятными обкомовскими мутациями в генах Сергея Кужугетовича.
Маргарита Симоновна веровала в нетворкинг, оттого и засиживалась с Сергеем Кужугетовичем в его уютном жилище: он наигрывал на дошпулууре и что-то пел, а она молча сидела рядом и наслаждалась тувинской музыкой.
А может, ей не очень хотелось возвращаться в тесноту — наверху было не протолкнуться. Только в опочивальне Начальника жило с десяток человек, а это была совершенно малипусенькая комнатка, где и вдвоем-то не разойдешься толком. У нее в Княжьем Озере гостевой санузел и тот был просторнее Царской спаленки. Озеро, озеро, думала Симоньян и тут же отскакивала от этой мысли как ошпаренная: нет, вспоминать не надо.
Иногда Маргарита заставала у Шойгу миллиардера Алишера Усманова. На свое счастье он вернулся из-за границы за несколько дней до окончательной победы Русского мира, а потом неслыханная удача улыбнулась ему еще раз, и он попал сначала в Большой, а затем и в Малый Кремлевский бункер. К Сергею Кужугетовичу он обращался за помощью в подледном лове, и духи довольно часто давали ему толковые советы.
Уху Алишер Бурханович варил себе в отдельной маленькой кастрюльке, что, если честно, создавало ненужное напряжение среди бомонда, который питался вскладчину. Кроме того, Алишер Бурханович ввел народных избранников в соблазн натурального обмена, где основной валютой выступала сушеная и свежая плотва, и теперь из-за курса плотвы возникали бесконечные некрасивые скандалы. Бизнесмен — он и есть бизнесмен.
Ну да бог с ним, с подклетом, давайте-ка вернемся в тепло.