Планета Горгоны (сборник, том 1)

МАРСИАНИН

Дик Левиски ждал какой-нибудь реакции от марсианина. Час тянулся, словно год, но похожее на мешок существо не шевелилось. Дик постепенно подходил все ближе, пока не оказался очень близко к марсианину. Но тот все еще не шевелился, не считая слабых вдохов и выдохов.

Черт побери, подумал Дик, получается, что мы с таким трудом построили корабль, чтобы я смог прилететь сюда и пялиться теперь на эту глыбу, которая не желает даже шевельнуться?

Он подошел к марсианину так близко, как только осмелился, и остановился, озадаченно уставившись на него. Ему не дали никаких инструкций для подобной ситуации. Так что приходилось решать все самостоятельно.

Он смотрел на марсианина, но не мог долго глядеть в три холодных глаза, смотрящих на Дика в ответ. После того как Дику показалось, что прошли часы такой вот игры в «гляделки», он сделал несколько фотографий существа и снова внимательно осмотрел его. Он отметил равномерные, хотя и нечастые, вдохи и выдохи, внимательно осмотрел оранжевую, словно бы гранулированную кожу. И снова посмотрел на безразличные глаза и подобный разрезу рот.

Первым, о ком подумал Дик после того, когда нашел марсианина, так это был старик. Кажется, его звали Мэннинг — или что-то вроде Мэннинга — он был преподавателем в Колумбийском университете или, возможно, в Нью-Йоркском. Мэннинг как-то подошел к нему после утомительной ночи на Манхэттене.

— Вы космический пилот? — резко спросил Мэннинг.

Голос его был сухой и отрывистый, и весь он был стар, очень стар. Редкие седые волосы облепили череп, лицо казалось сплошной массой морщин и шрамов, из которой светили, как маяки, глаза.

— Совершенно верно, сэр, — ответил Дик.

Тогда старик представился, причем очень просто: профессор философии. Вероятно, какой-то безвредный старый простак, закопавшийся в фолиантах по средневековью, решил Дик.

— Сколько вам лет, космонавт?

Дик посмотрел на старика. У этой древней развалины были совсем молодые горящие глаза.

— Мне двадцать три года, сэр, — ответил Дик.

— Двадцать три — прекрасный возраст, молодой человек. Жаль только, что нельзя навсегда остаться двадцатитрехлетним. Вы еще не знаете, но уже становитесь все старше...

Дик промолчал.

— Вы летите на Марс, не так ли? Первый человек, который полетит на ракете на другую планету. Это ведь большая честь для вас?

— Да, сэр. Очень большая честь.

— Как вы думаете, найдете ли на Марсе какую-либо жизнь? — спросил старик, не спуская с Дика пристального взгляда.

Глаза его горели, точно звезды в черной ночи.

— Не знаю, сэр, — ответил Дик. — Просто не знаю.

— Надеюсь, вы ничего там не найдете! — внезапно хлестнули его, точно ремнем, слова старика. — Надеюсь, вы обнаружите, что Марс столь же мертв, как и Луна. А знаете ли вы — почему, молодой человек?

— Нет, сэр, — сказал Дик и задумался о том, стоит ли попросить старика удалиться, прежде чем тот наговорит лишнего.

— Потому что вы уничтожите то, что найдете, космонавт. Вы убийца... И вы убьете того, кого там найдете. Человек всегда будет так поступать. Человек всегда будет уничтожать то, что не понимает, космонавт. Если вы попадете в ситуацию, когда не будете знать, что делать, то начнете стрелять в надежде на лучшее.

Дик видел, что старик все более возбуждается. Он встал и оглянулся в надежде увидеть кого-нибудь, кто сможет помочь.

— Но мы не военная миссия, сэр, — возразил Дик. — Я собираюсь заняться исследованиями и...

— Когда я был вашего возраста, — перебил его старик, когда Дик начал подталкивать того к двери, — у меня были такие же мысли. Ученые не убивают, они только изучают. Но нет, все люди одинаковы, если копнуть поглубже.

Дик открыл дверь.

— Запомните, — сказал старик, когда дверь уже закрывалась за ним, — человек всегда убивает то, чего не понимает!

Человек всегда убивает то, чего не понимает! Дик прошелся взад и вперед возле марсианского валуна, у которого лежал и смотрел на него этот мешок. Затем опустился на корточки, уставившись на носки своих сапог и удивленно царапая загривок, хотя и был в скафандре.

Что это? — подумал Дик. О чем оно думает? И думает ли вообще? Да и вообще, живо ли оно?

Мешок по-прежнему не шевелился, не считая редких вдохов и выдохов. Дик осторожно протянул руку, притронулся к существу, шкура которого чуть подалась под его пальцами, и тут же отдернул руку.

Мешок по-прежнему не шевелился, а Дик продолжал смотреть на него. Сколько он тут уже лежит? О чем думает? Как можно вступить с ним в контакт? Можно ли его осторожно перенести в ракету и увезти на Землю?

Дик вопросительно смотрел на марсианина, но марсианин не отвечал.

Короткий отпуск на Земле, в переполненном реками и озерами краю, он провел на зеленой травке, занимаясь рыбалкой, когда запищал видеофон, вызывая его из отпуска.

Рыбалка была лучшим отдыхом для утомленных работой инженеров. Так сказал ему Хэнсон, сидящий за соседним столом, и Хэнсон оказался прав. Но прежде, чем Дик успел встретиться с ним и поблагодарить за хороший совет, в комнату вошел представитель ООН.

Звали чиновника Кеннерсон, ему было около сорока лет, одет он был в красно-зеленый деловой костюм и ходил с таким видом, словно все это ему надоело. Оказалось, что ему нужен космический пилот.

ООН начала подыскивать пилота с того весеннего дня 1974 года, когда ученые объявили, что человек наконец-то готов отправиться в полет на другие планеты. Дик подумывал об этом, поскольку прошел курс астронавигации в Кэжл-Тече в 1973-м и имел не меньше знаний, чем любой другой. Но в добровольцы он не рвался.

Но вот теперь к нему приехали сами и спросили, не откажется ли он вести первый корабль на Марс. Дик прекрасно понимал, что это означает бросить дом, родителей, работу, девушку и, возможно, расстаться с жизнью, но все же принял данное предложение. Дурак ты, парень, говорили все вокруг. Но Дик не хотел упустить свой шанс полететь к звездам.

Затем на Дика набросились фотографы, корреспонденты и прочий газетный сброд и терзали его до тех пор, пока он не уехал в Нью-Йорк, где располагалась штаб-квартира ООН. Там ему пришлось проходить проверку за проверкой, пока он уже не начал бояться, что в итоге ему не разрешат лететь на Марс.

Но Дик стиснул зубы и упрямо проходил все медпроверки и процедуры. Это было нелегко, но он все выдержал.

Дик смотрел на рот-разрез и три глаза существа — без век, но с прозрачными крышечками, защищающими их от песка.

— Я приветствую вас в качестве представителя Организации Объединенных Наций Земли, — сказал он мешку. Никакого ответа.

Дик отвел взгляд вправо, поскольку больше не мог видеть этот холодный, вялый взгляд существа, лежащего перед ним.

Справа было несколько разветвленных палочек, в которых можно было узнать растения, печальные, измученные жаждой марсианские растения, которые все же нашли в себе силы вырастить по паре листков. Больше здесь не было ничего, кроме пустыни, скал и мешка.

Дик подошел к ближайшему растению и осмотрел его, краешком глаза наблюдая за неподвижным марсианином. Потом потрогал тонкие листочки — плоские, широкие, состоящие в основном из прожилок, тонюсенькие, вызывающие чуть ли не жалость. Затем взглянул на небо, словно надеялся там найти ответ. Небо было тусклое, темно-серое, с большим и неярким солнцем. Внезапно Дик почувствовал себя ужасно одиноким, а в голове вновь зазвучали слова старика.

После медосмотра пошли психологические тесты, и уж психологи поизмывались над Диком на славу — он в полной мере прочувствовал, что пусть к звездам не медом намазан. Уже через полтора часа он сломался и чуть было не зарыдал, но все же взял себя в руки и заставил успокоиться, после чего какой-то ласковый тип с козлиной бородкой сказал, что его реакция совершенно нормальная.

Дик ощутил холодок в животе, когда понял, что прошел второй барьер и теперь почти ничего не стояло между ним и космосом.

Затем наступили ночи одиночества. По ночам Дику хотелось пойти по переполненному толпами Манхэттену и любоваться звездами. Но много ли звезд можно было увидеть в Нью-Йорке, где их затмевали городские огни, хотя отдельные звезды все же прорывались сквозь блеск реклам. Но Дик так и не пошел. Он боялся, что окажется в постоянно толкающейся толпе совершенно один среди безразличного человеческого стада, которое навсегда будет приковано к Земле.

Так шла неделя за неделей. Дик жил в отеле возле Здания ООН. Его продолжали преследовать газетчики, так что большую часть времени он проводил в номере — читал книжки и писал домой письма. Он тосковал по дому и то и дело думал о том, на что могла бы походить сейчас его жизнь, если бы он отверг предложение, сделанное ему чиновником из ООН?

Он рысью сбегал к кораблю, поел и снова вернулся, слыша как песок непривычно громко скрипит под ногами. Мешок по-прежнему был там, где Дик оставил его.

— Черт тебя подери, почему ты ничего не делаешь? — закричал Дик. — Почему ты не проявляешь никаких признаков жизни?

Мешок чуть заметно вздохнул, и все.

Наконец, была назначена дата вылета. Дик Левиски стал центром внимания всего мира. Четвертого декабря тысяча девятьсот семьдесят пятого года, в разгар лета в Западной Австралии, он поцеловал на прощание свою девушку, поднялся на корабль «Надежда» и покинул свой мир.

Развитие Человечества происходит не равномерно, а какими-то нерегулярными рывками. Безумный оптимизм конца сороковых годов заставлял людей думать, что Луна у них уже в кармане, но это быстро прошло, и преждевременное заявление американских военных о том, что создается проект постоянной космической станции, не помог укрепить веру, что Человек скоро проникнет в космос. Это длилось все пятидесятые и шестидесятые годы — бесконечное ожидание, когда взлетит первая ракета с человеком на борту. Уже стало казаться, что этого вообще никогда не случится.

Наконец Организация Объединенных Наций нашла средства, чтобы финансировать интенсивное изучение космоса, и внезапно в конце шестидесятых беспилотная ракета достигла скорости одиннадцати с хвостиком километров в секунду и вырвалась из плена гравитации Земли. Она долетела до Луны и взорвалась достаточно ярко, так что была хорошо видна с Земли.

Затем началась эпоха карликов, и несколько храбрых космонавтов высотой не больше метра каждый повели на Луну первые ракеты с людьми. Некоторым даже удалось вернуться живыми. Но казалось, это был конец завоеваний Человеком космоса. Несмотря на всевозможную модернизацию двигателей, их подъемная способность все равно была ограничена, и они не смогли бы поднять достаточно большой корабль, способный полететь на Марс. Все гордые надежды Человечества — колонизация Луны, полеты на другие планеты — были перечеркнуты неумолимой математикой.

Затем наступил семьдесят третий год, и в сотый раз возник конфликт между рядом стран. А в тысяча девятьсот семьдесят четвертом началась война. Продлилась она всего три недели, затем сдулась, как проколотый воздушный шарик чистой глупости. Единственными ее результатами были разрушение атомной бомбежкой большого американского морского порта да российского промышленного центра, и выжженные атомом равнины до сих пор остались безжизненными, как подарки заключительной войны.

Война закончилась так же быстро, как и началась, и лидеры воюющих стран выглядели смущенными, словно мальчишки, которых застукали за начертанием на заборе неприличной надписи. И где-то в том же самом семьдесят четвертом году, работая над очередной бомбой, вместо нее вдруг придумали принципы двигателя нового типа, что и открыло путь к другим планетам.

Поэтому Дик Левиски получил возможность полететь на космическом корабле, и весь мир следил за его полетом на Марс.

— Ну почему ты не мог быть десятиногим монстром? — в сердцах сказал Дик марсианину. — Почему ты просто валяешься тут и игнорируешь меня, словно я какое-то насекомое? Почему ты не делаешь ничего?

Он поднял маленькую обкатанную ветром гальку и бросил ее в марсианина. Камешек отскочил от бока мешка и прокатился несколько метров по песку.

Дик ненавидел каждую минуту своего перелета на Марс, хотя никогда не позволял, чтобы даже намеки на его истинные чувства попали в сообщения, которые он ежедневно отправлял замершему в ожидании миру. У него было одно большое преимущество перед пионерами ранних эпох. Он мог наслаждаться огромной библиотекой книг на пленках — роскошь, которой не могли побаловать себя прежние путешественники из-за большого веса бумажных книг. Но преимущество это было единственным.

Большую часть времени Дик бездумно парил в каюте космического корабля. Он чувствовал себя почти лишним, потому что кораблем управлял кибернетический мозг, контролируя весь полет. На корабле были мониторы, регуляторы, цепи управления и прочие необходимые устройства и механизмы. Вот только космонавт был кораблю совершенно не нужен, и Дик помнил об этом каждую минуту полета.

Дик выучил намертво вид каждой заклепки. Он пересчитал все гаечные ключи и прочие инструменты. Он все время считал сколько минут и секунд остается до конца полета. Дик просто не знал, чем еще можно заняться. Как-то раз половину «дня» он простоял у иллюминатора, глядя на необозримое пространство, лежащее за ним, и наблюдая, как медленно растет Марс. При этом он думал, что ждет его там. Чудовища? Люди? Этого Дик не знал, и неизвестность буквально изводила его.

Правда, во время полета было несколько приятных моментов. Мир трепетал перед телеэкранами, когда Дик пролетал мимо Орбитальной станции и передавал ее изображение на Землю. Солнце вспыхивало на ободе Станции, что особенно поражало воображение. Но это было всего лишь на второй день пути. Затем он миновал Луну, и полет стал совсем уж монотонным и бездеятельным. Дик думал, что с ума сойдет от скуки, пока корабль неуклонно мчал его к Марсу. Но он никогда не говорил Земле, как здесь скучно. Скучно и одиноко.

Земля снова пришла в ужасное волнение, когда он наконец подлетел к Марсу и двенадцатого апреля тысяча девятьсот семьдесят шестого года объявил, что лег на орбиту и готовится к приземлению. При этом Дик знал, что он ничего такого не делает. Корабль готовился к посадке сам.

Кибернетический мозг, управляющий им, точно и аккуратно посадил корабль в пустыне, такой же пустой, как и та, с которой он отправился в полет. Только эта была красноватой, а не пыльно-коричневой, как Большая Песчаная пустыня в Австралии. Дик медленно и осторожно вышел из корабля — давно он не разминал по-настоящему ноги, а маленькие тренажеры на борту не удовлетворяли требованиям его привыкшего к спортивным нагрузкам тела.

Затем ликование смешалось с разочарованием, когда Дик взял пробы песка, как того требовали инструкции. Он наполнил несколько пузырьков сухим, рассыпчатым песком и на корабле аккуратно промаркировал их.

Прошло три дня усердных поисков, прежде чем Дик нашел марсианина.

Пустыня простиралась во все стороны до самого горизонта — красная, песчаная, сухая и совершенно плоская. Насколько хватал глаз, Марс, казалось, был покрыт пенопластом, иссушенным, почти совсем рассыпавшимся, из которого местами торчали небольшие скалы. Озираясь, Дик опять осторожно приблизился к мешку.

Он подумал о Земле, этом громадном человеческом улье с миллиардами обитателей, а затем о безмолвном Марсе с его молчаливым, терпеливо ожидающим чего-то жителем.

Ты не сможешь понять его, снова раздался в голове Дика резкий, как терка, голос старика. Все люди одинаковы, стоит только копнуть поглубже.

— Нет! Нет! Это не так! — Дик почувствовал горячие слезинки, замершие в уголках глаз, но не мог стереть сомнение, все растущее у него в душе. — Кто ты? — закричал он неподвижному марсианину. — Почему ты не просыпаешься?

Марсианин по-прежнему молчал.

Дик выхватил пистолет и дважды выстрелил вверх, и два громких хлопка ударили его по ушам, нарушая извечную тишину, висящую над пустыней. Выстрелы тоже не возымели никакого эффекта. Марсианин все так же лежал на песке и даже глазами не двинул.

Несколько ужасных секунд Дик в упор глядел на него, взвешивая в руке пистолет. Он начал потеть, и скафандр специальной губкой обтер ему лоб. Дик вскинул пистолет, затем опустил его, но тут же снова отчаянно поднял. Секунду он колебался, целую долгую секунду, прежде чем пустить пулю в средний глаз марсианина.

Удар пули словно высвободил напряжение, все это время копившееся в душе Дика, и оно улетучилось, точно воздух из проткнутого воздушного шарика. Стоя на внезапно ослабевших ногах, Дик наблюдал, как поврежденный пулей глаз закрылся пленкой, но почти тут же вновь открылся, целый и невредимый. А в пустыне по-прежнему царило Красное Безмолвие.

Дик бросился на колени, схватил горсть красного песка и позволил ему просочиться сквозь пальцы обратно на землю. И тут напоминающий разрез или шрам рот марсианина внезапно сморщился и открылся. И Дик услышал слова, хотя так и не понял, исходят ли они изо рта марсианина. Гораздо позже ему уже стало казаться, что с ним заговорило само Красное Безмолвие. Но они навсегда запечатлелись у него в памяти.

«Улетай домой, маленький человечек. И когда-нибудь возвращайся... но только не скоро».

The martian, (Imagination, 1955 № б).

Пер. Андрей Бурцев.