23 октября 1941. Князь Дмитрий.
Как князь обещал, с Палестинскими делами он разобрался. Мятежей и переворотов в новом подбрюшье империи не планируется. Можно оставить дом под охрану гарнизона и собираться на аэродром. Большая часть людей князя уже уехала. На хозяйстве осталось трое специалистов, уже прикипевших к месту. Всех троих Дмитрий видел в формируемом правительстве Иерусалимского королевства, кроме основной работы, разумеется.
Прощание получилось скомканным. Из друзей лично пришли проводить комендант Иерусалима полковник Серов, да старая сволочь Зеэв Жаботинский. Оба с грустью смотрели на лучащееся в предвкушении возвращения на север лицо князя. Впрочем, на счет Жаботинского Дмитрий не обольщался. Премьер новоиспеченного царства уже круто взялся за дело, даже успел ввести и собрать со своих евреев первые налоги. Кредиты в российских банках он тоже взял, правда с негласного благословения господина Игнатьева, по просьбе князя Дмитрия и царя Алексея.
Жена и дети в столице, вагоны вещей князь за собой не возил. Отдать последние распоряжения, забрать ключи, сесть в машину, вот и все. Дальнемагистральный «Форпост» заправлен, моторы гудят на прогреве, личный казачий конвой грустит, но виду не показывает.
На трапе самолета Дмитрий обернулся и закурил. За спиной остается Вечный город. Грязная жемчужина, бриллиант в куче восточного колорита, предмет вожделения императоров и святых, удивительный город на стыке несовместимых культур, центр трех религий и город церквей.
Иерусалим уже меняется. Идет строительство, сносят трущобы, сквозь османскую застройку прорубают новые проспекты. Да, пока больше снос старого, но за клубами пыли уже проглядывает новое, русское европейское, современное.
Приходят новые люди, русские прикащики, купцы, рисковая молодежь. Открываются магазины и отделения банков, на улицах появились первые такси. Город сопротивляется переменам, ему комфортно в вечной азиатской недвижности и неге. Город пытается менять под себя новых людей. Тщетно. Холодный чистый ветер с севера выдувает в пустыню тысячелетнюю грязь и коросту, очищает, раскрывает настоящее, вечное. Последний Крестовый поход не завершился. Только он идет не землей и морем, а в душах и сердцах людей.
После взлета, князь поднял фляжку, отхлебнул терпкий кагор и устроился поудобнее в кресле. Очередной этап в прошлом, дела закрыты и опечатаны, можно спокойно выспаться пока радисты не принесли свежие ленточки радиограмм.
Хорунжий Михайлов осторожно подошел и набросил на князя черкеску, под голову подложил папаху. Дмитрий только подтянул под себя ноги и засопел во сне. На высоте в салоне прохладно, можно простыть и не заметить.
Петербург встречал снегом и ветром. Но зато после Палестины дышится легко, чистый влажный воздух. Небо кажется ближе.
Отпустив казаков, князь отправился прямиком домой. От Корпусного аэродрома рукой подать. Из квартиры порученец позвонил и доложил Алексею.
— Хорошо. Отдыхай. Завтра жду в Александровском.
— К какому часу прибыть?
— Не спеши. Выспись, отдохни и приезжай, — добродушно разрешил император. — Не забудь, форма одежды зимняя. У нас сам видишь, Рождество через месяц.
Только положил трубку, как шею и плечи обвили руки княгини. Марина соскучилась по своему единственному и высочайшему.
— Не смей думать о работе, сегодня ты мой, — прошептали губы супруги.
— Ты моя, — с этими словами Дмитрий подхватил княгиню на руки.
Дверь спальни князь захлопнул ногой.
Нет, приказ императора Дмитрий нарушил. Без всяких угрызений совести. Поднялся как по заведенному, благо часовой пояс с Палестиной один. После завтрака вызвал машину и поехал на работу. Людей надо повидать и ободрить. Хозяин домой вернулся.
В отличие от довоенного времени, секретари не откладывали ворохи документов на решение князя, сами разгребли весь текущий мусор, не ленились и не боялись брать на себя ответственность. Впрочем, многое решал сам Дмитрий по радио и телеграфу, не забывал о текучке во время набегов на столицу.
— У нас порядок, ваше высочество, — с достоинством заявил господин Ястржембский.
— Подготовьте материалы по нефтепереработке. Мне нужен топливный баланс по стране в разрезе видов топлива, с учетом внешней торговли и поставок с Ближнего Востока.
— Завтра к утру соберем, ваше высочество.
— Хорошо, Арсений Павлович. У меня в сейфе есть что чрезвычайное?
— По работе ничего. Личного плана есть.
Дмитрий довольно прищурился, глядя на спину Ястржембского. Приучил. По докладам личных агентов вместе с Романовым с работы последними уходят. Дмитрий набрал код на дверце второго сейфа, от которого никто ключей и пароля не имел, выбрал папки с личными делами нужных людей и сделал краткие пометки. Если пойдет без происшествий и серьезных ошибок, надо готовить прошения на пожалование орденами. Заслужили.
— Молодец, большое дело провернул, — после рапорта порученца император довольно улыбнулся.
Беседовали в кабинете. Как обычно без сторонних участников. Царь по заведенному обычаю потребовал чай и кофе, в честь возвращения порученца достал из погребца бутылку мутного стекла с трофейным коньяком эпохи Александра Первого.
— Мне нужно время навести порядок у себя на службе, ознакомиться с положением дел, прочитать последние отчеты.
— Успеешь. На нефтедобыче внимание не акцентируй, кризис давно забыт. По романовским предприятиям держи руку на пульсе. Твой Ястржембский неплохо справляется. Урановый проект не теряй из виду. Мне докладывали, опять твои ученые не в ту степь коней погнали. Что именно, сам не понял.
Дмитрий внимал императору. В голове крутилась одна мысль. Даже не одна, за ниточкой тянулись другие ниточки, колесики цеплялись за колесики. Вещь за пределами обязанностей князя, но косвенно задевает и его тоже.
— Хочу спросить. Мне в Иерусалиме неоднократно докладывали, среди еврейских переселенцев много выкрестов. Мы же выдавливаем только иудеев, или ошибаюсь?
— Сам и ответил на свой вопрос. Какие они христиане, если в церкви не каждый год бывают, зато еврейскую пасху празднуют и обрезаются? Полиция Сергея Александровича ни на кого особо не давила, только намеки и пожелания. Кто хотел, разорвал все связи с общинами, дал отворот раввинам и родне, и остался, кому Моисей ближе Христа, а клан ближе русской нации к твоему Жаботинскому едут.
— Догадывался, но решил спросить.
— Почитай про испанских маранов. Очень пользительно для прочищения мозгов. У Санхурхо до сих пор сильны кланы выкрестов, закрытые общины со своей моралью, своими интересами, своей тайной верой, неприязнью к простым испанцам, подкупом властей и большим влиянием на банки. Подумай, зачем мне такое?
— Программа не на один год.
— Я не тороплюсь. Пусть все идет своим чередом.
— Связано с твоей национальной политикой, — констатировал Дмитрий.
Князь специально не погружался в вопросы, но замечал многое из того, что проходит мимо обывателей. Так Дмитрий не только догадывался, что национальный вопрос в стране только внешне пущен на самотек и земское самоуправление. Когда нужно, власть аккуратно вмешивается и поправляет общество, причем так, чтоб избежать крови. Но если требовалось, империя не стеснялась, на помощь народным дружинам приходили армия и казаки. На первом месте давно и прочно интересы своих, русских и других европейских народов, вестимо.
Царь следил за выражением лица порученца. Они оба ровесники, но Алексей очень рано повзрослел. Сохраняя душевную доброту, теплое отношение к людям оставался настоящим циником, когда дело касалось людских пороков и слабостей.
— Не моя. Только продолжаю.
Ответ удовлетворил князя. Он много катался по стране, общался с простыми людьми. Империя велика и сложна. Не так-то было просто выстроить правильную внутреннюю политику, чтоб не в ущерб национальному большинству и не обижая не по делу меньшинства. Все люди разные. Не все банально способны понять и принять мир дальше чем видно от порога юрты или сакли.
Царю же требовалось выговориться. Видимо, больше для себя проговорить важные вопросы вслух.
— Россия русская и христианская страна. Сам видишь, в Думе большинство у архангеловцев господина Дроздовского, с ними блокируется Союз Русского Народа. Вместе они уже дают почти половину голосов. В чем разница и почему я привечаю Русский Союз Михаила Архангела? — Они за национальную солидарность против межклассовой розни господ марксистов и социал-демократов. Они более гибки и открыты новым веяниям, не догматики, не зацикливаются на славянофильстве в его худших проявлениях.
«Союзники» более наивны в крестьянском вопросе, до сих пор пытаются отменить право собственности на землю, они упертые ультраправые националисты. Это не хорошо и не плохо, важно чувство меры. Все же люди все разные.
РСМА ближе по духу моему и папиному курсу. Для них все христиане свои, но русские на первом месте. Опять же, народные дружины архангеловцев хорошо себя показали. Не знаю, почему вдруг либералы и демократы этого боятся, а я очень давно понял, наш народ должен быть вооружен. В фундаменте нашей власти свободный русский крестьянин и русский горожанин с оружием в руках, как при первых Рюриковичах.
Знаешь, ты должен помнить, во время Туркестанского бунта туземцы убивали всех встречных безоружных, не делая различий на сословие и происхождение. Останавливали погромщиков казачьи станицы и вооруженные крестьяне. Потом уже подтянулась армия. Генерал Куропаткин навел порядок, замирил Туркестан. Но без народного ополчения, одними инвалидными командами ничего бы он не сделал. Вот так.
В Румелию и Эрзенкскую губернию колонисты ехали с «мосинками» и «манлихерами». Потому заселение прошло мирно, спокойно, почти без эксцессов. Опять же господа социалисты дали нам хороший урок, с одними кулаками и дубинкой против профессиональных революционеров идти, только кровью умыться. Папины министры это понимали, оружие для архангеловских дружин из фронтовиков выделяли прямо с армейских магазинов.
Дмитрий слушал внимательно. Внутренней политикой он интересовался от случая к случаю, в работе «Русского собрания» участвовал, как положено патриоту, но от случая к случаю. Так получилось, даже последние выборы в Думу прошли мимо внимания князя, на повестке дня стояли куда более интересные и важные дела. Как выяснилось, сюзерен не считал парламентаризм делом третьей степени важности, он только привлекал к этой работе других людей.
— У инородцев нет избирательного права, — иронически заметил князь.
— Оно им и не нужно. Уже проходили не один раз. Россия инородцев защищает, оберегает их уникальные культуры, национальные обычаи и образ жизни, традиции, помогает противостоять давлению цивилизации, защищает от соблазнов нового времени, но лишнего не требует.
— Каждому по силе его.
— Запомнил. Вон у нас РСДРП постоянно требует дать всем равные права. Так на последних выборах граждане дали им провести целых шесть депутатов, — лицо царя светилось миной довольства.
— Про равные обязанности господа коммунисты стабильно забывают.
— Не без этого. Потому граждане их бывает и бьют.
Князь показал взглядом на бутылку и разлил по бокалам на палец. Пили без тостов, глотками, смакуя благородный напиток, наслаждаясь букетом и ароматом.
— Дмитрий, ты обратил внимание на вопиющую несправедливость? В Новом Свете воюем мы и немцы. С нами дерутся французы. Между прочем, освобождаем английские колонии. А где флот моего родственника Георга? Это несправедливо. — Кратная лекция закончилось, царь сразу перешел к делу.
— Тогда может быть, завоеванные колонии поделить заново между теми, кто работал? Так будет справедливо.
— Идея интересная. Немцам тоже понравится. Вот с этим ты и полетишь в Англию после Рождества. Время восстановиться, привести себя в порядок мы англичанам дали. Пора им впрягаться в общее дело.
— Переговоры вести с королем?
— Не спеши. Начни с Черчилля. Если старый боров попытается вилять, снимешь его через Георга.
— Может лучше повесить?
— Решай сам. Мне разницы нет.
Самое главное, ради чего Дмитрий и приехал в Царское Село заняло от силы пару минут. Можно было передать по телефону, но царь предпочитал давать такие поручения лично с глазу на глаз, следя за реакцией доверенного человека.
Дмитрий пошутил про «повесить», но сейчас не мог понять, шутит царь в ответ, или серьезен. Решил не переспрашивать. Огромная власть, это огромная ответственность, она меняет людей. Алексей уважает букву закона, но пикантность в том, что в Британии Конституции нет, цивилизованная римско-германская система права не прижилась, а прецедентное право штука вельми интересная. Прецеденты в этой стране бывали разные.
Вечером князь вернулся домой, а на следующий день уже участвовал в совещании Ставки в «Красном замке». Как всегда, царь пригласил его в качестве независимого наблюдателя и критически мыслящего человека.
Что ж, доклад вице-адмирала Макарова звучал как приключенческий роман. Точно, образно, без излишних технических загромождений, но зато доступно даже сухопутным генералам. Вот выводы из доклада многим не понравились. Увы, Россия готовилась к европейской войне. Перебрасывать и снабжать армии через океан мы пока учимся. А без этого наступление прямо-таки обязано захлебнуться в ближайшие недели. Реально, мы атакуем полками против дивизий, вытягиваем за счет концентрации сил. Рано или поздно, придется остановиться.
Флот может доминировать в океане, но на суше противник несоизмеримо сильнее. Банально, он перебрасывает дивизии по железной дороге, пока мы везем полки через Атлантику.
Касательно несвоевременного начала сражения за Алеуты Макаров поддержал решение командования флотом. Как смогли подготовиться, так и начали. Чай не турецкие эскапады времен Екатерины Великой, одними удалью и героическим наскоком ничего не добьешься, только людей погубишь за зря.
— Спасибо за правду, Вадим Степанович, — молвил император. — Я правильно понял, что настоящие конвойные битвы нас еще только ожидают?
— Все верно. Потому, Ставка и просила изменить кораблестроительную программу. Нам нужны эскортные эсминцы и много малых авианосцев. А еще нам требуются армады дешевых транспортов.
— Как мне известно, многое уже решается, заказывается явочным порядком. Григорий Афанасьевич, у вас есть что добавить?
— Есть. Добавить обязан, умалить не имею права.