Письма солдат

Глава 23 Санкт-Петербург

14 августа 1941. Князь Дмитрий.

— Проходи! Чай, кофе? — всевластный император Алексей Николаевич поднялся из-за стола навстречу своему порученцу.

— Добрый день. Мне как всегда кофе.

— Располагайся. Извини, что корабля на бал, — царь поднял трубку телефона. — Пожалуйста в кабинет чай с лимоном, кофе из последней партии, набор на двоих.

— Что случилось? По лицу вижу.

Алексей переложил стопку бумаг на край стола. Вид у царя мрачноватый, но в глазах светится огонек.

— Последние сводки читал? Нашим морякам чувствительно щелкнули по носу. Недооценили янки, вот и поплатились.

— Насколько серьезно? В газетах пишут о сражении и боях на островах. Оценки нейтральные и благолепные.

— Ты левацкую прессу не читал. Я тебе пришлю подборку. Посмеешься.

— Тебя опять именуют Дракулой, кличут кровопивцем?

— Пустое. Привык давно. Сам знаешь, я на самом деле буквально пью кровь русского народа. Вот только утром очередное переливание сделали, — Алексей рефлекторно потер сгиб руки.

Князь стиснул зубы, он слишком хорошо знал сюзерена, врагу бы не пожелал такое. Зависеть от врачей, бояться ушибов, малейших царапин и всегда возить с собой холодильник с консервированной кровью — хорошего в этом мало.

— За такие сравнения казаки молча зарубят, а работяги с заводов и верфей морду в кровь разобьют. Может не слышал, но в народе все твои доноры числятся твоими кровными братьями.

— Слышал. Как еще Наталья Сергеевна меня терпит такого несчастного. Постоянно в делах, месяц не могу ее с детьми на яхте дальше Кронштадта вывезти. Сидит со мной взаперти, как Мария Магдалина.

— Не наговаривай. Любит тебя императрица, ты ее любишь, иначе такого бы не говорил. Дурак ты, Твое Величество. Даже при друзьях такого бы не говорил. Тебя люди уважают, молятся за твое здоровье. И вообще, уныние смертный грех.

Император в ответ усмехнулся. Настроение с утра капитально испортили. Дмитрий не виноват, но попался под руку, потому услышал то, что царь старался держать в себе.

— С грехами сам разберусь. У меня целых три патриарха. Отмолят. Наши у Антигуа нарвались на горячий прием, сами виноваты.

— Серьезно вляпались?

— Не так чтоб очень. Большие потери в людях. Летчиков как косой проредило. Больше половины действующего состава эскадр встало на ремонт, собирают конвои чтоб перетащить калек на балтийские верфи. Болезненно, но не фатально. Янки по косвенным данным тоже кровью умылись.

— Баш на баш? — Дмитрий недоуменно приподнял бровь. — С нашим перевесом в силах удивительно. Американцы нашли второго Нельсона?

— Не сказал бы. Скорее мои адмиралы умудрились разыграть мистерию Максимилиана рейхсграфа фон Шпее.

В дверь постучали, затем слуга внес серебряный поднос с чашками, заварником, тарелочками и небольшим самоваром.

— Спасибо, — царь благодарно кивнул.

Дмитрий потянулся к кофе. Сам аромат бодрил, возбуждающе щекотал ноздри.

— Ну, как тебе?

— Недурственно. Мягкий, крепость чувствуется. Хороший кофе.

— Отстал ты от жизни. Это новинка сезона. Настоящий русский кофе.

— Если не ошибаюсь, у нас кофе под своими марками несколько десятков лет обжаривают, сушат и упаковывают.

— Верно. Раньше обрабатывали, но не выращивали. Эта партия с наших плантаций.

— Конго?

— Все верно. Какао у нас тоже теперь отечественный. Не одними ураном, медью и каучуком богата колония.

Царь сам пил крепкий черный чай. Как и его отец, предпочитал с лимоном. Дав гостю немного отдохнуть и взбодриться, Алексей отодвинул поднос и поставил локти на стол.

— Мне нужен совет. Беда у нас. Михаил Александрович отставку просит.

— Адмирал Кедров? — князь поддался вперед.

Император кивнул.

— Понятно. Со здоровьем у него неважно. Давно ожидалось.

— Потому и отпустил. Вчера подписал рапорт. Пенсия, право ношения мундира, придворный чин, дал поручение купить для Александра Михайловича усадьбу где пожелает. Знаешь, все равно грустно. Тяжело без его головы нам будет.

Император поднял глаза на собеседника.

— Как думаешь, может попросить дядю принять адмирала на Кавказе? Не помнишь, они дружат?

— Не знаю. Александр Михайлович был очень дружен с моим покойным папой.

Оба замолчали. Дмитрий кивнул на пепельницу, получив беззвучное разрешение кивком, закурил. Упоминание папы, заставило князя дать себе зарок вырваться и съездить повидать маму. В последние годы Ксения Александровна жила в Крыму во дворце своего старшего брата. Мраморные стены Ливадии стали приютом для старшего поколения Романовых. Впрочем, царю Алексею мама Дмитрия приходилась родной тетей. Сам царь никогда никому не говорил, но именно его папа в свое время посоветовал обратить внимание на молодого родственника в МИДе. Не пожалел.

— Кого по твоему мнению лучше поставить верховным командующим?

— Интересный вопрос. Помнится, я прошлый раз был за Вержбицкого, а ты выдвинул Кедрова, — князь прищурился, глядя на закручивающиеся спирали сигаретного дыма.

— Это было в прошлый раз. Ты все правильно оценил, но не до конца.

— Кого сам Михаил Александрович предлагает?

— Молчит.

— Кто у тебя из молодых грамотных и энергичных?

— Много. Да хоть Калинина из Англии забрать. Не совсем молод, но Францию и Англию со своей армией прошел как нож по маслу.

— Если снова вспомню Григория Афанасьевича?

— Неплох, но тоже сдавать начал. На своем месте очень хорош, — поправился Алексей. — Боюсь, для него это пик, неуверенно рассуждает о морских делах.

— Кедров тоже армейскую изнанку не ведал.

— У меня вся война на море-океане.

Разговор вскоре ушел не туда. Князь с императором обсудили кандидатуры нескольких генералов и адмиралов. Увы, никто на глобального стратега не тянул. Очень удачно Алексею позвонили. Пока сюзерен разговаривал с министром, Дмитрий подошел к окну. Отсюда открывался великолепный вид на правительственный квартал. За зданиями министерств и ведомств в небо упирались три тучереза на Кузнецовской улице.

— Единственное что я могу посоветовать разумного, не спеши, — молвил князь. — Когда Михаила Александровича провожаем?

— Месяц. В середине сентября уходит. Ладно. Через три дня пришли мне список, кто по твоему мнению потянет.

— Нужно ли? Я не военный.

— Первое, ты генерал-лейтенант. Уже обязан разбираться в людях. Второе, кратко расскажи результаты поездки.

Император вошел в свое нормальное рабочее состояние. Негатив как святой водой смыло. Дмитрий поглядывал на часы. Увы, царь все воспринял по-своему. Время обеденное, а отказываться от совместной трапезы с сюзереном не-комильфо.

Уже когда оба собрались идти в обеденный кабинет, император вспомнил одну вещь:

— Дмитрий, ты мне сильно удружил с Иудеей. Патриарх обижается за то, что ты меня сделал наместником аж самого Спасителя.

— Зато небезынтересный ход, хороший шанс навечно узаконить твое и твоих наследников право на эту землю.

— Я не обижаюсь, — глаза Алексея светились весельем.

Сама задумка пришла в голову Дмитрию. Жаботинский отшлифовал. Нет, все даже очень неплохо, но с подковыркой. Царем Иудейским на веки вечные признавался сам Мессия. С чем возникала очаровательная двусмысленность.

Так как для иудеев Спаситель еще не пришел, нагрянет неведомо когда, для христиан уже приходил, а после второго пришествия вопросы власти в Иудее перейдут в разряд несущественных, местоблюстителем или регентом престола призывается император Всероссийский. Естественно у Русского царя и короля Иерусалимского обязанностей своих хватает, за него всю полноту власти принимает премьер-министр. Правитель, избираемый парламентом, а не назначаемый что характерно. Регент обязан благословить выбор народа. Но может и не утверждать, о чем Дмитрий четко прописал в секретных протоколах и неотъемных поправках к Иудейской конституции.

Благодаря ходу с царствованием Мессии, сам собой ушел на задний план вопрос Иерусалима. Господину Жаботинскому и его националистам меньше всего нужно пришествие истинного царя в обозримом будущем. И без того проблем полон рот равно как иные интересные места. Откладывание на бесконечность возвращения Иерусалима и восстановления Храма, исполнения иных пророчеств им на руку. Такая вот логика выгодная многим.

— Через две недели у меня встреча с патриархом.

— Московским?

— Да.

— Прилетает или приезжает?

— У него свой самолет, — нахмурился царь. Алексей искренне полагал, когда идет война и каждая минута дорога, грех в служебные поездки гонять машины или литерные поезда. Есть же аэродромы у каждого губернского и у многих уездных городов!

— Ты мне опять нужен как собеседник и советчик, если не возражаешь возьму на встречу.

— Слушаю, — князь наклонился вперед.

— Как ты знаешь, у нас сейчас целых три православные Патриархии, есть автокефальные дружественные церкви, ведущие свою непрерывную историю чуть ли не со времен до Христовых, с десяток протестантских церквей, католиков много, униаты. Очень влиятельны старообрядцы, — царь поморщился. — Эти господа много не говорят, но уже сейчас у старообрядцев больше трети наших банков и промышленности.

— Ничего нового. Русские протестанты.

— Верно говоришь, водку не пьют, роскошью брезгуют, зато работать умеют. Дмитрий, ты знаешь, что у старообрядцев еще со времен моего дедушки чуть ли не поголовная грамотность?

— Сейчас у всех русских полная грамотность. Твой папа постарался.

— Начальная школа это одно. Я веду речь о том, что старообрядцы одна из самых влиятельных страт в нашем отечестве. Мне подали записку от МВД. Так вот, пусть после уравнивания всех вер в правах кто-то и перешел в церковь Патриарха, да многие остались в расколе. На сегодня у нас старообрядцев двадцать три миллиона человек обоего пола.

Дмитрий закашлялся.

— Перепись говорила о двух с половиной миллионах?

— Перепись, князь. Перепись, — терпеливо повторил император. — МВД дает совсем другие цифры. Я склонен им верить.

— Проблема, — Дмитрий сходу сообразил, к чему его подводил сюзерен.

Влиятельная, богатая и очень многочисленная группа. Все чистые русские, православные, однако, лояльностью группа не отмеченная. Виной тому политика предков сюзерена. Николай Второй много сделал для сглаживания последствий Раскола, но старая рана еще побаливала. Что уж говорить, сенатский период истории православия на Руси, когда Петр превратил церковь в министерство Веры, до сих пор аукается.

— Так вот, у нас вроде бы большинство граждан русские, христиан еще больше, а единства нет. Из этого постоянно вылезают, — царь хмыкнул, — разные нехорошие дела. Министр Куровский подал одни интересный прожект. Предлагает законодательно, моим личным Указом уравнять все церкви, обязать полюбовно принимать всех христиан вне зависимости от обряда и уклона. Заставить всех признать истинность таинств и обрядов других церквей.

— Тебя на костре сожгут.

— Если дуриком переть, Россия взорвется. А если с умом все сделать, может толк выйти.

— Только не во время войны. Помнишь, твой папа все реформы переложил на послевоенный 18-й год. Новый алфавит, европейский календарь, уравнял крестьянское сословие с мещанами. Патриарха разрешил избрать.

— Не считай меня дураком. Мне сейчас надо подготовить патриархов и епископов, поставить их перед неизбежностью принятия. Понял?

— Хорошо. Что требуется от меня?

— Так лучше. Поможешь при разговоре с Анастасием. Начну с него. Суть: полюбовное признание обрядов и таинств всех христианских церквей в моей стране.

— Почему с него? Лучше будет поставить задачу Куровскому обработать вождей раскольников, а тебе начать с лютеран.

— С Анастасием проще. Он второй Патриарх после Синода. Он еще не совсем настоящая Церковь. Всегда могу надавить, напомнить, что у меня целых три патриарха. Могу и подвинуть.

— Согласен. Сложное дело. Но ты прав. Уравнять все церкви, убедить признавать чужие обряды и таинства хорошая идея.

Дмитрий подпер щеку кулаком. В голове князя уже рисовались фантастические перспективы. Да, очень сложно. Да, многие сразу не примут. Да, застарелые обиды тысячелетней давности. Однако, результат того стоит. Медленно, постепенно, но все русские церкви встанут в один строй, в несокрушимую стену щитов.

— Лютеранин сможет подойти к причастию в православной церкви, а венчаться в католическом костеле?

— Суть ты уловил. Жениться сможет на православной, а детей крестить в той церкви, что им двоим ближе. Однако, с протестантами и католиками еще сложнее, чем с православными. С православными они помирятся и расцелуются, а между собой еще долго будут ножи точить. Думаю, если не мой сын, то внук увидят такую чудную картину, я же только положу второй камень в фундамент.

— Что с меннонитами делать будешь?

— Как и со всеми, лаской и отеческим принуждением. Пусть крестятся и молятся как угодно, главное, чтоб в Бога верили и Святую Троицу. Не хотят брать в руки оружие? — Можно понять. У меня и без них только частичная мобилизация. Впрочем, немцы меннониты идут служить санитарами и фельдшерами. Тоже воюют, жизни моих людей спасают.

От императора Дмитрий ушел в состоянии задумчивом. Ни на какую работу он не поехал. Люди не дети. Проживут еще один день без начальника. Машина с охраной ждала у бокового крыльца. Дмитрий попросил отвезти его в Сергиевку. Если семья ждет, работа подождет. Странное дело, но князь оказался совершенно прав. Остаток этого дня его не беспокоили, зато с утра началось. Самое первое — навалились кадровые дела по итогам неудачного сражения у Антигуа. Вплоть до того, что пришлось устанавливать канал связи с флагманским линкором и запрашивать вице-адмирала Макарова.