Пиратский граф (СИ)

Глава 9

Во дворе наших домов, обнесённых растущей вверх каменной стеной, меня дожидался всадник, который при виде моей повозки направился к нам, едва не попав на копья весьма недружелюбно настроенных швейцарцев.

— Ваше сиятельство! — закричал испуганно он, — я просто хочу с вами поговорить! Это срочно и не терпит до завтра.

— Пропустите, — махнул я рукой и когда он подъехал я узнал старейшину еврейской общины города, и по совместительству их же раввина.

— Исаак Яглом, — сказал я, показывая, что узнал его.

— Совершенно верно ваше сиятельство, — радостно вскрикнул он, косясь на копья наёмников, — я тот человек, который благодарен вам за участие в деле Давида.

— Что вы хотите Исаак? — поинтересовался я, — время позднее, что такого не может потерпеть до завтра?

— Мой родственник нотариус, ваше сиятельство, — тихо сказал он, — рассказал мне совершенно удивительные вещи об одной заключённой недавно сделке.

Я тяжело вздохнул. Как я не уговаривал епископа не привлекать к нашему соглашению нотариуса, он настоял на своём и мне пришлось согласиться, поскольку в противном случае он отказывался вообще со мной говорить. И вот теперь я пожинал плоды болтливости этого нотариуса.

— Мне казалось ему заплатили достаточно, чтобы он держал язык за зубами, — спокойно сказал я, показывая Бартоло, чтобы вынес меня из повозки.

— Это так и есть, ваше сиятельство, — закивал головой иудей, — просто это дело касается всей иудейской общины города, а вы знаете как к нам относятся христиане, чтобы я мог пустить подобное на самотёк.

— Ханс, найдите этого нотариуса и отрежьте ему язык, — попросил я спокойно швейцарца, смотря за реакцией на это иудея.

Тот вздрогнул, но лишь на мгновение.

— Ваше сиятельство я сэкономлю вашим людям время, — сказал он, — я попросил Иосифа отправиться в длительное путешествие в Кастилию, так что думаю он уже как пару часов находится в пути.

— Проверь, — кинул я капитану и тот отошёл к своим людям, отдать приказ.

— Что же Исаак Яглом, — заметил я, показывая ему в сторону моего дома, — вы определённо завладели моим вниманием. Ужин?

— Не откажусь, но не буду есть не кошерную еду ваше сиятельство, прошу меня просить, — склонил он голову.

— С этим в моём доме проще, — хмыкнул я, — Бартоло позови Иосифа.

Парень кивнул и бросился внутрь, так что когда мы зашли в дом, нас уже ждал мой учитель.

— Синьор Иньиго, — он поклонился мне с вопросительным взглядом.

— Поделишься едой со своим братом? — спросил я его.

— Конечно сеньор Иньиго, попрошу вашего повара приготовить тоже, что он обычно готовит для меня, — поклонился он и пошёл на кухню, чтобы предупредить повара о необходимости дополнительной порции еды.

— Весьма необычно видеть в свите кастильского дворянина иудея, — осторожно заметил Исаак, пока мы проходили в гостиную и устраивались за столом.

— Это мой учитель, — ответил я переходя на иврит и видя, что это не стало для него удивлением.

— Прекрасное произношение, ваше сиятельство, — покачал головой Исаак, — мой дядя был прав.

— Дядя? — поднял я бровь.

— Авраам Сениор, или как мы его ласково называем Авраам-старший, — улыбнулся Исаак, — прислал мне письмо, где весьма красочно описал, какой вы замечательный человек ваше сиятельство и как он был рад знакомству с вами.

— Если вы были столь же рады, как и он знакомству со мной, — хмуро заметил я, вспомнив дедушкиного знакомого, с которого поимел сто двадцать шесть флоринов за перевод записки, — почему не пришли ко мне в первый же день?

— Ваше сиятельство, вы должны понимать, — еврей растерянно развёл руками, — мы все здесь в Аликанте связаны одной цепью. Так что я не мог прийти к вам первым, не рискуя всей общиной, а жизнь моих людей для меня является главным смыслом жизни.

— Какая ваша роль в этой схеме? — поинтересовался я.

— Банкиры, ростовщики, аукционеры, не более того, — спокойно ответил он.

Нам пришлось замолчать, поскольку стали вносить разогретую для меня еду, а ему принесли ещё горячую, только что приготовленную. И хоть мы разговаривали на иврите, я не хотел, чтобы была хотя бы малейшая возможность, что нас могли подслушать. Так что дождавшись, когда мне всё приготовят, я выпроводил людей из комнаты, снова оставшись один на один с евреем.

— Имена? — попросил я и он без запинки перечислил всех, кого мне упомянул епископ, добавив к ним ещё несколько неизвестных мне.

— Последний — это тоже мудехар? — решил уточнить я.

— Младший брат главы общины, отвечающий за связь с пиратами, ваше сиятельство, — кивнул он.

— Они как оба, вменяемые? — задумчиво поинтересовался я у него.

— Если вы о том ваше сиятельство, что они не захотят становиться на вашем пути, то да, они сразу вышли из дела, как только по городу поползли слухи о том, что ночам стали пропадать люди, — спокойно ответил иудей, — мне и им стало понятно, что рано или поздно вы подобными методами докопаетесь до правды. Так что уверен, что они тоже хотели бы получить от вас прощение.

— Как и вы Исаак, — задумчиво произнёс я.

— Конечно ваше сиятельство, это и есть цель моего разговора с вами, — согласился он, — я готов заплатить выкуп, чтобы роль евреев не была оглашена на суде. Скажите только вашу цену и я уверен, что мы можем с вами договориться.

— Да уж, представляю, если это вскроется, — хмыкнул я, — еврейские погромы по всей стране, выселение общин из городов и прочие прелести.

— Дядя меня об этом также предупредил, — спокойно согласился он, — и сказал, что не будет меня покрывать, поскольку своя община ему дороже.

Его слова заставили меня задуматься. Я и так собирался открыть в Аликанте одно дело, которое сулило стать началом моего капитала, а если уж привлекать к нему людей, то лучше сразу тех, кто на этом деле собаку съели, точнее ягнёнка. Так что перспективы подобного сотрудничества обещали быть весьма выгодными.

— Вот что я решил Исаак, — я перевёл на него взгляд, — ваша община заплатит мне выкуп в размере двадцати тысяч флоринов, чтобы я забыл о ваших прегрешениях в этом деле. Но это будет потом, после расследования и суда, а прямо сегодня вы разрываете любые связи с этой работорговлей и залегаете на дно. Можете говорить что угодно, главное держитесь от всего этого как можно дальше.

— Слушаюсь ваше сиятельство, я согласен, — серьёзно кивнул он, поняв, что сейчас решается не только его судьба, но и всех евреев в городе.

— А когда я разгребу эти Авгиевы конюшни, то мы и поговорим о награде, — закончил я, вызвав у него огромное удивление тем, что я отказался от лёгкого золота, которое он готов был мне отдать прямо сейчас.

— Вы пугаете меня ваше сиятельство, — его лицо окаменело.

Он тут явно намекнул, что я могу потом изгнать всех евреев из города, завладев их собственностью и имуществом.

— Даю вам слово Исаак, что если вы не разочаруете меня, то эта встреча запомнится вам на всю жизнь, — хмуро улыбнулся я, откладывая от себя ложку и нож, показывая тем, что встреча окончена. Он это сразу понял и поднялся.

— Поговорите с Аббасом ибн Фазихом, — попросил его я, — скажите, что я готов поговорить с ним и даю слово, что он останется живым после этой встречи.

— Конечно ваше сиятельство, — поклонился еврей, прежде чем я позвал Алонсо, чтобы его проводили до ворот, — был рад, что познакомился с вами лично.

Я лишь кивнул, отпуская его, поскольку мне нужно было подумать, что делать дальше.

Едва Исаак, вытирая холодный пот со лба, направил свою лошадь в сторону дома, как из подворотни вышли две тени, укутанные в плащи. Лошадь испуганно заржала, шарахнувшись в сторону и едва не сбросила всадника из седла. Только крепкие бёдра и природная ловкость позволила ему удержаться, и почти сразу лошадь схватили за сбрую, не давая ей шевелиться.

— Ты спросил за нас? — раздался голос с горловым акцентом.

Исаак облегчённо выдохнул, поскольку узнал его.

— Да Аббас, он готов поговорить с тобой и дал слово, что не тронет тебя, — тихо ответил он мавру, — но хочу дать тебя совет.

— Да Исаак? — удивился мужчина.

— Едва взойдёт солнце, будь у его дома, — ответил иудей, которого разговор с этим крайне странным ребёнком испугал до животного ужаса, — он и правда всё знает, так что как только об этом станет известно остальным, к нему помчатся предавать нас, все его братья по вере.

— Шакалы! — выплюнул ругательство араб, — а нас выкинут из города, если не мы поторопимся.

— Я с ним договорился, — ответил иудей, — желаю тебе того же.

— Спасибо Исаак, я этого не забуду, — кивнул араб, отпуская лошадь и снова уходя со вторым мужчиной в день подворотни.

Когда всадник уехал, он повернулся к брату.

— Ты слышал его, остаются дни до того, как все побегут каяться в своих грехах к новому хозяину города.

— Мы узнали брат, куда пропадают люди, — тихо ответил тот, — малыш Адиль ночью прокрался мимо патрулей и проследил, как люди графа вывозят какого-то человека к скале за городом. Он увидел, как после пыток, мёртвое тело сбросили затем в море.

— Тогда после сегодняшнего покушения, время пошло не на дни, а на часы, — кивнул головой Аббас, — послушаюсь совета неверного и утром буду у порога этого карлика.

— Будь осторожен брат, — смуглая рука легла на плечо мужчины, — я не хочу, чтобы и ты пропал.

— Все говорят, он человек слова, будем просить Аллаха, чтобы это коснулось и нас, — ответил Аббас, — идём, у нас ещё есть дела.

Утром, едва мне доложили, что у ворот меня ждут два мудехара, я сразу сказал, чтобы меня одели, а их провели в дом. И вскоре лично встретил безоружного высокого араба, который осторожно, словно загнанный в ущелье волк, озирался по сторонам.

— Тебе нечего бояться в моём доме Аббас, я сам пригласил тебя, — сказал я на арабском, обращаясь к нему, — и как говорил пророк Мухаммад, да благословит его Господь и приветствует: — «О люди! Приветствуйте друг друга миром, кормите и угощайте, молитесь ночью, когда другие спят, — и вы благополучно войдете в Рай».

Если бы сейчас из соседней двери вышел Папа и прочитал краткую молитву перед ним, он не был бы так поражён, как от моих слов. Всё его изумление, и просто ошеломление было написано на лице и понятно без слов.

— Прошу за мной, — показал я в сторону гостевой комнаты и араб, с трудом приходя в себя, пошёл за Бартоло, у которого я сидел на руках. Бернард был ещё очень слаб и пока отлёживался у себя в комнате, страдая, что не может быть мне полезным.

— Садись Аббас рядом, — показал я ему место рядом собой за столом, поскольку сел на стул лицом к двери.

Тот вздрогнув сел, куда я сказал. Вошедшие слуги, испуганно косясь на мавра, расставили тарелки с нарезанными и очищенными маринованными фруктами и овощами, что ещё больше вызвало его удивление.

— Я попросил повара приготовить телятину специально для гостя, — сказал я, — так что можем пока покушать фрукты и поговорить.

Он, подражая мне взял пару долек замоченных в рассоле яблок, поскольку на дворе была зима и свежих было неоткуда взять, и осторожно их пожевал. Я последовал его примеру, больше налегая на капусту.

— Вы знаете наш язык господин Иньиго, наши обычаи, — медленно заговорил он, — это непривычно для меня.

— Я человек мира Аббас, — пожал я плечами, насколько это мне позволил горб, — учусь то тут, то там, чтобы лучше понимать людей.

— Вчера я говорил с иудеем, господин Иньиго, — араб внимательно посмотрел на меня, — он сказал, что вы хотели говорить со мной.

— Да, если хочешь, чтобы с твоей общиной в этом городе ничего не случилось, — улыбнулся я ему, — то расскажи мне пожалуйста обо всём, чем ты занимаешься. Меня интересуют имена, дни поставок живого товара, капитаны пиратов, с которыми вы работаете. В общем всё, чтобы понять, где я оказался, а главное, как мне с этим поступить.

— Сначала я бы хотел получить от вас гарантии того, что с правоверными ничего не случиться, — покачал он головой, — ставки слишком высоки.

— Именно поэтому всё что я тебе дам Аббас, это моё слово, — мило улыбнулся я ему, — и то я считаю, что это возможно слишком много, поскольку ты пришёл ко мне даже не вторым. Я могу всё узнать от вас в застенках палача.

Араб вздрогнул от моих слов, и кивнул.

— Тогда я согласен на ваше слово господин Иньиго, — согласился он и почти сразу стал рассказывать, открывая мне многие детали, о которых почему-то «забыл» упомянуть иудей. Роль евреев сводилась не только к разруливанию денежных потоков, но ещё и подделке документов. Что добавляло к их сожжению на костре за работорговлю христианами, ещё и вначале смерть через повешение.

Нам пришлось прерваться, когда принесли куски мяса молодого телёнка, затомлённые в рагу из муки и собственных мясных соков, а также хлеб. Мы поели немного, успокоив желудки и затем продолжили разговор, макая хлеб в подливку и подъедая куски мяса руками. Точнее одной правой, как я помнил, и видя сейчас как ест он, ещё раз убедился, что не зря учил арабский и эту культуру у сеньора Жозе. Эти знания мне пригодились в совершенно неожиданном месте.

Аббас всё видел и всё замечал, даже то, что пью я из уважения к нему не из своего привычного кубка, а наливая настой в пиалу.

— Всё очень вкусно господин Иньиго, — поблагодарил меня он, наконец отодвигая от себя блюдо, где не осталось ни крошки хлеба, — благодарю вас за еду.

— В общем так Аббас, — я посерьёзнел, — ваша община мне должна двадцать тысяч флоринов, за свои преступления и связь с работорговцами. Готовьте деньги, а пока разрывайте пока все связи с местными, но не с пиратскими капитанами и залегаете на дно, причем так глубоко, что когда я всё дерьмо подниму на поверхность, вас среди него не должно быть.

— Я всё понял господин Иньиго, — кивнул он, — а почему мне не нужно разрывать отношения с пиратами?

— У меня для тебя и них будет другое предложение, — улыбнулся я, — путь и не такое прибыльное, как торговля рабами, но зато абсолютно законное.

— Понял господин Иньиго, я предам им это, — согласился он.

— Тогда приходи ко мне в гости снова Аббас, — сказал я, — когда всё закончится.

Он тут же поднялся и поклонился мне.

— Погоди я провожу тебя, — остановил я его, — побуду для тебя гостеприимным хозяином до конца.

— Я это уважаю господин Иньиго, — кивнул он и я позвал Бартоло, вскоре пошёл с ним вниз.

— Это тебе и брату, что с таким волнением ждёт тебя за воротами, от меня подарок, — я показал Бартоло передать арабу два серебряных неапольских перстня с рубинами.

Тот удивился, но с поклоном взял их.

— Хочу, чтобы ты знал Аббас, — мой голос похолодел, — я всегда добрый с теми, кто со мной честен, а вот с другой стороной моего характера, как говорил один мой хороший друг, я никому не советую познакомиться.

— Я понял господин Иньиго, благодарю вас за гостеприимство, — араб поклонился, поблагодарил меня ещё раз за приём в столь ранний час и вышел, спокойным шагом идя к воротам. Где одним движением вскочив на коня и они с братом быстро поскакали вдоль улицы в сторону порта.

— Брат? — мужчина краем глаза смотрел на бледное лицо едущего рядом с ним всадника, — ты напуган?

— Он говорит на нашем языке, знает сунну Пророка, мир ему и благословление Аллаха, у него много золота и крепких воинов, — Аббас хмуро посмотрел на брата, — это самый опасный кафир, которого я знаю Наиль.

Мужчина удивился.

— Я не узнаю тебя брат, не ты ли водил на абордаж всего десяток правоверных, когда вам противостояло пятьдесят трусливых христианских собак?

— Ты не говорил с ним, — покачал тот головой, доставая два перстня и показывая их брату, — подарок. Как видишь, он даже знает, что нам нельзя носит золото и шёлк.

— Я не оставлю его у себя брат, да и думаю ты тоже, — покачал головой Наиль, — лучше продадим и выручим за них золото. Я даже отсюда вижу, что они дорогие с большими камнями.

— С подарком от другого кафира, я бы так и поступил брат, — покачал головой Аббас, надевая один из перстней себе на палец, — но с ним, лучше сделаю вид, что принял его дар. Ты если не хочешь, можешь продать свой, я не буду тебя неволить.

— Не понимаю тебя брат, — Наиль взял дорогую вещь и спрятал её в кошель, — не понимаю.

— Я сам пока не понимаю, но чувствую сердцем, что поступаю правильно, — ответил Аббас, поскольку, как только перстень оказался на его пальце, ему сразу стало легче, а своим инстинктам он привык доверять.

— Смотри сам, я продам свой, не хочу иметь ничего общего с этим карликом, который отчего-то тебя напугал, — легкомысленно сказал Наиль и пришпорил своего скакуна, радуясь, что удалось раздобыть драгоценность, не прилагая к этому никаких усилий. Перстень тянул не меньше, чем на триста полноценных флорентийских флоринов, а это значило, что сегодня он с ребятами знатно повеселиться. Настроение сразу от этих мыслей пошло вверх.