Пиратский граф (СИ)

Глава 11

— Ваше сиятельство! Ваше сиятельство, молю вас о пощаде! Я всё осознал и во всём готов покаяться! — в ноги мне, едва его ввели в кабинет, повалился итальянский дворянин, ассимилировавшийся в Аликанте, который тыкал мне на первом кортесе за опоздание.

— Сеньор Николо Гатти, — с мягкой улыбкой приветствовал я его, — я рад, что вы готовы к разговору.

— Ваше сиятельство, спрашивайте меня о чём угодно, — едва не рыдал он, протягивая ко мне в мольбе руки, — я готов на всё.

— Ваши прегрешения в мошенничестве с налогами, сеньор Гатти, — спокойно заверил я его, — будут прощены в обмен на ваши письменные показания на всех людей, которые замараны в схожих преступлениях. Вы готовы получить свободу в обмен на показания против преступников, обманывающих короля?

— Да ваше сиятельство! — быстро закивал он, — я обвиню всех негодяев!

— Не сомневаюсь сеньор Гатти, — поскольку я знал, что он не участвовал в работорговле, то был мне не сильно интересен, я наказал его за длинный язык, и ладно. Может что и напишет интересного.

— Оставляю вас в руках начальника тюрьмы, а как нотариус заверит ваши показания, можете быть свободны и идти домой.

— Благодарю вас ваше сиятельство! — он зарыдал от радости при этих словах, всё время мне кланяясь.

— До встречи сеньор Гатти, — я помахал рукой и его вывели из кабинета.

— Всего несколько недель в тюрьме, а какие результаты, — вздохнул я, когда мы с Алонсо и начальником тюрьмы остались одни.

— Я сделал, как вы и просили сеньор Иньиго, — обратился ко мне сеньор Габино, — я узнал, что он боится крыс и посадил его в ту камеру, которая ими кишит.

Пока мы тихо переговаривались, в комнату к нам вошёл епископ. Довольный, счастливый и даже слегка пьяный.

— Ваше преосвященство! — я натянул на лицо улыбку, — рад видеть вас в добром здравии! Я был по делам в тюрьме и не мог не увидеться с вами. Как вы? Всем ли довольны?

— Сеньор Иньиго! Конечно! — всплеснул он руками и посмотрел с благодарностью на меня и начальника тюрьмы, — моя вечная благодарность вам и сеньору Габино. Никто лучше не заботится обо мне, как он.

— Мы с епископом подружились, — с улыбкой кивнул начальник тюрьмы, — так что он не испытывает в моём заведении ни малейших трудностей.

— Рад это слышать мои друзья, — улыбнулся я обоим и обратился к епископу, — просите ваше преосвященство, но мне нужно поговорить ещё с настоящими преступниками, а не как вы — честным борцом с несправедливостью.

Епископ быстро закивал и попрощавшись с нами, сам ушёл из комнаты.

— Что делать с остальными сеньор Иньиго? — спросил меня начальник тюрьмы.

Я показал жестом выйти следом за епископом и Алонсо, оставшись один на один с сеньором Габино.

— Они дали показания? — поинтересовался я.

— Все до единого. Выписанный вами палач из Сарагосы, чудо как хорош, — кивнул он, — так что всё записано при свидетелях и заверено нотариусом. Любой суд вынесет по ним приговор, преступление слишком серьёзно.

— Значит они сами нам больше не нужны? — уточнил я, поскольку мы говорили о тех помощниках, которые служили дворянам, участвующих в работорговле. Все фамилии я знал из показаний епископа, иудея и мудехара, так что мне оставалось только набрать фактуру для суда. Поэтому всеми этими длинными зимними ночами мои швейцарцы методично выкрадывали помощников дворян, или тех, кому было известно о происходящем, отвозя их в тюрьму. А с прибытием палача и дыбы, которых я выписал себе из столицы, направив туда запрос, подкреплённый мешочком золота, дело с допросами завертелось быстрее в прямом смысле этого слова. Показания и признания лились рекой, так что теперь, когда сеньор Габино сказал, что и эта работа окончена, можно было захлопывать капкан и арестовывать всех основных участников действия.

— Да сеньор Иньиго, иначе могут на суде начать говорить, называя те имена, которые вы не хотели, чтобы они говорили, — подтвердил он.

— Что же, тогда пришлю к вам Ханса, — кивнул я, — пусть займётся их ночными прогулками.

— Людей много, боюсь за одну ночь он не управится, — покачал головой начальник тюрьмы.

— Есть ещё пара событий сеньор Габино, которые я жду, — успокоил я его, — так что у нас ещё как минимум неделя есть в распоряжении.

— За неделю мы с ним, несомненно со всем управимся, — облегчённо вздохнул он.

— По главному судье сеньор Габино, что думаете? — поинтересовался я у него.

— Сеньор Арсенио Алькальде был точно в курсе происходящего, — кивнул начальник тюрьмы, — но у него знатная и богатая семья сеньор Иньиго, нужно ли вам делать из них врагов?

— Они уже приходили ко мне, — кивнул я, — предлагали выкуп за его свободу.

— Это конечно хорошо сеньор Иньиго, но как местный могу сказать, что в семье Алькальде десять судей и пять глав магистратов городов. Было бы неплохо, если бы всё так и осталось, но они при этом были вам благодарны.

— Я учту ваше мнение сеньор Габино, благодарю вас, — кивнул я, радостный оттого, что сделал правильный выбор в своём первом же самостоятельном назначении. Сеньор Гамбино помог мне многое понять в местных порядках, а также кто за кем стоит и на чьей стороне.

— А я ваше сиятельство рад, что Его высочество прислал вас в наш грешный город, — абсолютно серьёзно ответил он, — работорговля христианами… не знаю, что может быть хуже.

— Согласен с вами сеньор Габино, — согласился я, — но мне пора. Собираюсь посетить ещё сегодня нашего главного судью, и узнать его намерения в отношении продолжения службы королю.

— Сеньор Алькальде умный человек, — заверил меня начальник тюрьмы, — он наверняка поймёт ваши доводы и готов будет сотрудничать.

— Посмотрим, — кивнул я, зовя в кабинет Алонсо, — до встречи сеньор Габино.

— До встречи ваше сиятельство, — мужчина поклонился мне, и проводил до самых ворот тюрьмы.

Дом судьи, как впрочем у всех, кто участвовал в работорговле был шикарен. Большой дворец, а не дом, с кучей пристроек и слуг. Так что садя его под домашний арест, а не в тюрьму, я и надеялся, что он поймёт при нашем следующем разговоре, какое одолжение я ему сделал. Впрочем, сеньор Габино оказался прав, главный судья едва мы зашли в дом, лично встретил меня, поклонился и предложил поговорить наедине. Что я согласился сделать.

— Я знаю ваше сиятельство, что вы уже всё знаете, — когда мы остались наедине, он не стал вилять вокруг да около и начал с главного, — так что я готов выкупить свою свободу, а также чтобы моё имя не появилось в опросных листах.

— Вы лучше всех понимаете сеньор Алькальде, — мирно заметил я, — что грозит преступникам.

— Конфискация имущества и смертная казнь через отрубание головы для дворян и повешение для всех остальных, — кивнул он, — закон в отношении подобных преступлений весьма строг.

— Вот видите, — я пожал плечами, — что мешает мне просто лишить всех причастных имущества и поживиться на этом?

— Мне сказали ваше сиятельство, что вы разумный человек, — пожал он плечами, — а разумные люди, если хотят править в Аликанте долгое время, должны опираться на плечи верных им людей. Например, я и моя семья готовы вам присягнуть на верность, в обмен на безопасность.

— Моя доброта меня однажды погубит, — тяжело вздохнул я, — что же, какова цена этой безопасности?

— Тридцать тысяч флоринов, — без колебаний озвучил он огромную сумму.

— И ваша лояльность, — добавил я.

— Я готов ваше сиятельство даже вести этот процесс, — цинично улыбнулся он, — и с удовольствием отправлю своих бывших подельников на смерть, лишь бы они не заговорили.

— Весьма здравая мысль сеньор Алькальде и нам даже в этом случае менять ничего не нужно будет, — мне и правда понравилась его идея. Я не хотел ничего рушить в работающем механизме города, лишь перенаправить финансовые потоки с местных дворян, на себя, а тут ещё такое шикарное предложение.

— Если вы решите вопрос с сеньором Карлосом Сан-Мигель-де-Салинасом, — он поджал губы, — который является самым опасным человеком в этой сделке, то мы можем начать хоть завтра.

— Им уже занимаются, — улыбнулся я, — и в любом случае до несчастного случая, который вскоре с ним случится, ради вашей безопасности вы побудете пока под домашним арестом. У меня нет желания рисковать людьми, которые на моей стороне.

— Наличные, вексель? — улыбнулся мне главный судья.

— Неважно сеньор Алькальде, главное наша дружба, — я протянул ему правую руку и он поднявшись с места, её пожал.

— Что же, тогда до встречи, — кивнул я ему, — можете приглашать в дом кого считаете нужным, для начала судебного процесса, но желательно ночью, чтобы этого не видели горожане, я отдам приказ.

— Благодарю вас ваше сиятельство, — склонил он голову, — это сильно поможет мне подготовиться к судебному процессу.

— Алонсо! — позвал я своего управляющего и тот сразу вошёл в дверь, — мы уезжаем. До встречи сеньор Алькальде.

— До встречи ваше сиятельство, — склонил голову главный судья.

Закончив все дела на сегодня в городе, я отправился домой, узнав там, что Бернард дуется на меня за утреннюю шутку и не показывается из своей комнаты, впрочем, как и Бартоло, который как мне сказал Ханс, заливал сейчас слезами подушку, поскольку тот его сводил и показал, как какой-то незнакомый ему мужчина входит в дом к его любимой Инэс, где проводит там весьма длительное время, после которого она провожала его в весьма растрёпанной одежде. Так что Бартоло наконец сам убедился, что мои слова в отношении этой женщины оказались правдивыми и сейчас топил своё горе слезами.

— Позови мне Глорию, — попросил я Алонсо и тот хоть удивился этому, поскольку я практически никогда сам не разговаривал со слугами, предоставляя этим заниматься управляющим, но безмолвно выполнил приказ.

Так что уже через пять минут, испуганная и трясущаяся от страха девушка стояла передо мной, боясь поднять взгляд и руками сминая накрахмаленный передник. Алонсо встал за мной.

— Как тебе служба у меня, дитя? — мягко поинтересовался я у неё.

— Ваше сиятельство это лучшее, что случилось за мою жизнь, — она с трудом заговорила со мной, — всего за пару недель работы у вас, я рассчиталась со всеми накопленными долгами и даже смогла начать откладывать.

— То есть ты хотела бы и дальше работать у меня? — поинтересовался я.

Глория покосилась на Алонсо и осторожно ответила.

— Сеньор Алонсо нанимал меня с условием, что контракт закроется, когда вы уедете из Аликанте, ваше сиятельство.

— Сеньор Иньиго говорит тебе о том, что готов продлить твой контракт, если ты поедешь с ним, — спокойно уточнил для неё мой управляющий.

— Я готова ваше сиятельство, — закивала она, — в этом городе у меня никого нет.

— Что же, тогда можешь быть спокойна, ты показала себя прилежной работницей, ответственной, — заметил я, — и если продолжишь работать так и дальше, то я позабочусь о твоём будущем.

— Я буду вечно молить Бога за ваше здоровье, ваше сиятельство, — она низко мне поклонилась, а на глазах показались слёзы.

— Ты ведь не откажешь мне в одной небольшой просьбе? — спросил я, приступая к главной теме нашего разговора.

— В любой, ваше сиятельство, — быстро сказала она и покраснела.

— Одна нехорошая женщина, разбила сердце моему секретарю, Бартоло, — мягко сказал я, — парень он хороший, но уж сильно влюбчивый.

— Сеньор Бартоло всегда добр ко мне, эта женщина точно плохая, — она было видно расстроилась от этой новости.

— Так вот моя просьба к тебе, помоги ему преодолеть этот сложный жизненный этап, — улыбнулся я ей, — не прошу от тебя никаких неприличных вещей, просто не отталкивай пожалуйста человека, у которого разбито сердце, особенно если он сам придёт к тебе за советом.

— Конечно ваше сиятельство! — вскрикнула она и молитвенно сложила руки, — я как добрая христианка сама хочу помочь ему с этим горем!

— Вот и хорошо, — улыбнулся я, — тогда для начала, можешь от моего имени, принести ему ужин. Парень не ел с самого завтрака, и я беспокоюсь за его здоровье. В любом случае у тебя есть моё благословение на помощь ему.

— Ваше сиятельство, я сразу же приступлю к выполнению вашего приказа, — тут же низко поклонилась она мне.

— Благодарю тебя дитя, — я показал Алонсо на кошелёк с двадцатью флоринами, который находился на столе рядом со мной и тот передал его девушке, — возьми дорогая, купи себе красивую одежду, благовония и что там ещё нужно, чтобы девушке выглядеть красиво.

Глория не осмелилась мне перечить, взяла кошель с двумя своими годовыми жалованиями и низко мне кланяясь, вышла из комнаты.

— Может лучше его всё же выпороть сеньор Иньиго? — предложил мне Алонсо, когда она ушла, — он разболтал не так уж и мало той женщине.

— Разрываюсь мой друг, — тяжко вздохнул я, — между выпороть и наградить. Если бы он не послушался меня беспрекословно, я мог бы уже лежать в виде трупа с пулей в груди. Так что как я могу его пороть за верность мне?

— А за болтливый язык? — предложил управляющий.

— Давай так, до первого же проступка, — решил я, — выпорем за всё сразу, но не сильно. Мне дорог этот оболтус, да и мнение обо мне его отца тоже.

Алонсо улыбнулся и склонил голову.

— Тогда пороть буду я, а не Бернард, — согласился он.

— Пусть подают ужин, — вздохнул я, — устал я что-то за сегодня.

— Так вы постоянно в делах сеньор Иньиго, — всплеснул руками Алонсо, — все просто поражаются вашему трудолюбию, и как только сил на всё хватает, особенно после того, как вас дважды чуть не убили.

— Как раз поэтому и находятся силы мой друг, — серьёзно ответил я, — чтобы больше подобного не повторялось.

— Распоряжусь об ужине, — склонил голову он и пошёл к выходу.