Петербург

Глава 37

Поход к Темзе вышел изматывающим. Такая родная и привычная качка выворачивала организм и мозги до беспамятства. И это оказалось еще мелочью. Крупным испытанием стала стрельба канонерок. Отдача орудий била прямо по голове, минуя откатник. Единственным, что спасало от беготни по стенам и потолку — это крупная цифра остатка боеприпасов, горящая перед мысленным взором, и постепенно уменьшающаяся. Ибо любую неприятность можно пережить, если знать, что она конечна.

Наверное, бой эскадры с остатками флота, собранными англичанами у северо-восточной оконечности острова Шеппей добил мою болезнь окончательно. После этой полусуточной стрельбы прямо над ухом, жившая во мне зараза сбежала, бросив обильно потеющее тело на руки консилиуму из двух лекарей, сбежавшихся с фрегатов. Можно сказать — повезло, а то уже полковой священник на Дух перебрался, явно замышляя недоброе.

Про бой на следующий день докладывал Памбург, явно пытаясь скрыть, что англичан он прошляпил. Как можно было не заметить десятки судов, прячущихся в устье реки Медуэй, не представляю. Берега тут пологие, с большими песчаными пляжами, особых холмов в округе нет. А вот, поди же ты — проморгал. Остается списать неожиданное нападение на мерзкую погоду и лес на берегах.

Впрочем, неожиданность оказалась единственным достижением противника, так и не реализованным в преимущество. И вроде все правильно сделали — атаковали брандерами, явно намереваясь вывести из игры пару идущих впереди канонерок, вышли линейным строем, разрезая нашу эскадру на две неравные половинки. Сам бы так сделал.

Вот только от мыса острова Шеппей, где они прятались, до проходящей на его траверзе нашей эскадры вышло около двух километров. 15 минут хода, из которых 10 минут англичане шли под огнем обоих канонерок и десяти фрегатов.

Этот бой особенно ярко показал превосходство нашего флота. Эскадра, которую застали врасплох, в невыгодном положении, просто отмахнулась от двух десятков тяжелых кораблей, и бритты потеряли гордость королевства — свой флот.

С флотом, безусловно, преувеличиваю — боевые корабли у королевства наверняка еще сохранились. Вся северная часть острова еще не подвергалась нашему вниманию, в Новом Свете у англичан целая эскадра еще оставалась. Так что, корабли у них точно есть. А флота нет. И ремонтных баз нет, точнее, сейчас дойдем до Темзы — и доков станет меньше.

Сутки стояли в устье реки. Гонец и фрегаты проверяли реку Медуэй и вяло переругивались с Рочестерским замком. Зря они снаряды тратят — нам мимо этой цитадели проходить не надо. Там дальше река не судоходная и верфей на ней нет. Увлекся Памбург.

Все эти мысли обдумывал, первый раз выковыляв на верхнюю палубу и усевшись на «голову боцмана» — не до примет пока. Акватория вокруг эскадры неторопливо шла навстречу вечеру. По левому борту Духа дымили несколько костров, выбросившихся на берег кораблей. Вдалеке, где устье Темзы сужалось воронкой к руслу реки, сновали паруса, за которыми следили стволами башни канонерки, и стоящих рядом фрегатов. Позади… позади только таяли дымы войны и уплывали в море обломки. Туда смотреть не хотелось. Хотелось курить, но пересилил это желание, сохраняя шаткое равновесие организма. Надо придти в себя, к моменту свидания с британской столицей. У нас есть, что сказать друг другу.

Ночь для флота прошла спокойно, после ужина растянули фрегаты редкой цепью через десять километров устья Темзы. Теперь, с дальних концов цепи, изредка слышались одинокие выстрелы, отпугивающие суда, пробирающиеся к выходу из ловушки.

Для меня ночь стала очередным, тропическим, то есть, душным и влажным, испытанием. Вспугнутая канонадой болячка пыталась вернуться на пригретое ей место.

Под утро на северном участке цепи началась активная стрельба. Дух снялся с якоря, и, тяжело вздыхая механизмами, двинулся вдоль цепи к левому берегу, выяснять подробности. Стрельба под берегом разрасталась.

Вмешательство канонерки практически не понадобилось. Крайний фрегат в цепи пытались взять на абордаж, прикрываясь клочьями тумана, ползущими по реке. Неплохая попытка. Орудия фрегата особо помочь не смогли, перепахивая берег и воду практически наугад. А вот абордажный наряд фрегата показал себя во всей красе. Лодки, прорвавшиеся через заградительный огонь орудий, бессильно стукались о борт корабля уже нашпигованные картечью и дробью морпехов. До рукопашной на палубах дело так и не дошло.

Для профилактики Дух прошел широкой спиралью по северному флангу цепи, положив полтора десятка снарядов в подозрительные места берега. Голова опять разболелась, но уже терпимо. Приеду домой, очень плотно займусь лекарствами. Особенно вытяжкой из ивовой коры.

Над устьем Темзы снова повисла тишина, разбиваемая только туманным колоколом, чей гул прокатывался от одного фрегата к другому, а потом переходил на транспорты эскадры. Слушал этот глубокий звук, напоминающий о вечном, и думал про союзников. Тяжело нам без них придется. Ночью, да в двух сотнях метров ширины Темзы, будем от абордажей как от комаров на болоте отмахиваться.

Велел лекарю звать Памбурга на лежачее совещание. Попробуем стать скачущими кузнечиками.

Эскадра снялась с рейда после обеда. До этого времени новую тактику доводили до капитанов и полка корпуса. В принципе, ничего выдающегося. Идем клином, на острие которого две канонерки, а по бокам фрегаты, отсекающие от транспортов, идущих внутри клина, все лодки, плоты или иные напасти, которые выдумают защитники. Самой большой проблемой во всей операции стала мизерная, для нашей эскадры, ширина реки. Зато укреплений, по ее берегам, как и ожидал — не оказалось. Несколько замков, которые не могли нас достать физически — не в счет. Старые, еще римские, укрепления вдоль левого берега Темзы, лихорадочно подновляемые новыми хозяевами — после Портсмута вызывали только печальную ухмылку. Даже сотки на них не стали тратить, обходясь шрапнелью с фрегатов.

К 18 часам поднялись по Темзе до самого Лондона. Подгадывали к этому времени, чтоб застать прилив. Дело в том, что морской прилив глубоко распространяется по Темзе, считай, до самого Тауэра. Римляне и заложили этот город на линии, где морские приливы и отливы сглаживаются. Тем не менее, в отлив течение Темзы набирает силу, и если атаковать нас будут на лодках, то природа добавит защитникам стремительности. А вот в прилив — течение замедляется, и лодки абордажа будут как мишени в тире.

Порадовало, что об этом нюансе на совещании заговорили сами капитаны, без моего напоминания. Приятно, что наука «об использовании особенностей местности» пошла им в прок.

Пока добирались до точки назначения, изучал берега. Впечатление город производил удручающее. Для начала, пахло от него похуже, чем от бомжа моего времени. По реке плыли все нечистоты, какие только можно придумать, начиная от коричневых, колышущихся островков и заканчивая дохлой рыбой. Историки моего времени говорят, что в Лондоне даже специальные «рыбаки» были, вылавливающие утопленников и сдающие их властям за 5 шиллингов. Понятно, что раз были такие службы — то работа приносила приличный доход.

Берега Темзы играли контрастами. То спускаясь к воде аккуратной лужайкой, в глубине которой стояли настоящие дворцы. То по берегу сбегали деревянные, черные от времени снизу, и серые сверху, мостки от покосившегося сарая. Еще берега радовали причалами, далеко нагнувшими в реку, на множестве опор.

Особо отмечал доки и склады, которые мы проскакивали, занося эти сооружения в список, и прикидывая план десантов. Но это будет позже. Сегодня у нас иная задача, формулируемая просто, и грубо. В мое время, подобная политика успела набить оскомину — мы шли запугивать и сеять панику. Не доходя до Лондонского моста, эскадра бросила якоря. Пугало прибыло на свое урожайное поле.

Единственный мост города выглядел необычно. С реки он вообще напоминал обычную городскую улицу, по недоразумению пересекшую реку. Опоры моста стояли настолько часто, что пройти под ними могла только некрупная баржа или лодка. От опор арками поднимались фундаменты домов, между которыми и лежал настил моста.

Дома тут стояли на любой вкус — таверны, трактиры, церкви, просто жилые многоэтажки. Сторожевые башни с самыми настоящими воротами прикрывали вход на мост.

По мосту сновали кареты, которые и породили левостороннее движение в Англии. Да-да, именно этот мост был виноват в необычном, для моего времени, устройстве дорожного движения на Британских островах. Мост построили узкий, и кучера, подстегивающие лошадей, часто попадали кнутом по толпе прохожих. Так как кнут обычно держат в правой руке, и замахиваются от правого плеча — власти города посчитали правильным, чтоб пешеходы находились слева от карет — вот и получилось левостороннее движение.

Кроме того, мост жил двумя уровнями — на верхнем уровне, лежал настил, шли горожане, и кипела обычная жизнь. А под настилом, между арок и опор текла жизнь городского «дна», описанная во многих произведениях моего времени, в том числе, упоминаемая у Марка Твена в «Принц и нищий».

Думаю — мост в это время являлся самой большой достопримечательностью города. И, к сожалению, был еще стратегическим объектом. Как не жаль, но …

Канонерки начали пристрелку к мосту и Тауэру, оставаясь ниже по течению, вне зоны поражения пушек. Понятное дело, оставались мы в этой выигрышной ситуации недолго — англичане подтянули к берегу артиллерию. Как и предполагал — расчеты смертников. Так как подкатить пушки на две сотни метров к фрегатам, и считать, что мы их не видим, говорит либо о глупости, либо об отчаянном положении противника. Англичан глупыми никогда не считал. Снобами — да, пообщался в свое время с ними. Но глупыми — нет.

К 19 часам стреляла уже вся эскадра, за исключением транспортов. Отпор нам дали знатный. Один бастион Тауэра взорвался, причем, без нашего участия — видимо канониры увеличивали заряд пороха в пушках, в надежде нас достать. Но не крепость стала самой серьезной опасностью. От моста сплошным потоком шли лодки с абордажем, и лодочные брандеры. Даже баржу с порохом на нас спустили, благо, эскадра встала расчетливо, и все, что на нас натравливали, выпуская между быков моста — имело слишком большое «подлетное время». Но чувствую, нас начали задавливать интенсивностью атак.

Этот час провел в боевой рубке Духа, тяжело опираясь на поручень и беспрестанно покашливая. Голова работала посредственно, но сделать выводы, о необходимости перерыва она смогла. Отдал приказ заряжать Сороки. Хотел отложить эту акцию устрашения на день высадки десанта — но планы для того и существуют, чтоб было что нарушать.

Пристрелочный залп Дух положил по левому берегу, а Гонец по правому. На две канонерки у нас имелся только один транспорт с ракетами, в связи с этим время обстрела ограничили полутора часами, за которые планировалось израсходовать половину всего ракетного запаса. Но это был, наверное, самые ужасные полтора часа Лондона, затмившие собой четыре дня «Великого пожара», случившегося здесь сорок лет назад, после которого выгорело две третьи города — около 12 тысяч домов. Тогда в огне сгорели, в денежном выражении, около десяти миллионов фунтов стерлингов. Много это или мало? «Фунт стерлингов» следует понимать дословно — один фунт серебряных монеток «стерлингов». Или, 350 грамм серебра примерно. В одном русском рубле 28 грамм серебра, вот и выходит, что Великий пожар Лондона унес 125 миллионов рублей. Чудовищная, по нынешним временам, сумма — 16 годовых бюджетов России. И быстрое восстановление Лондона, за сорок лет, очень громко намекает, на огромный потенциал Англии. Хотя, сказать по правде — англичане ныне в долгах, как в шелках. Плюс делаем им прививку абсолютной монархии. Ну и устраиваем повторение Великих трат. Все это должно дать фору России.

Цинично? Да. Не горжусь этим, ибо нет никакой славы и чести в выжигании практически беззащитных городов ракетными залпами. И офицерам, надеюсь, внушил — что военные, это не парады и награды. Это, тяжелая, порой грязная и несправедливая работа. Ее не стоит стыдиться, но и украшать тут нечего. Рабочие на заводах, что в три смены работают, да в пороховых фортах жизнью рискуют — достойны похвалы ничуть не меньше нас, завоевавших победу их трудом. Впрочем, на философию меня навели крики радости, не смолкающие в рубке. Вот и пришлось напоминать подчиненным, что победа — слово колючее, и у него всегда есть горький привкус.

Лондон горел. Языки огня плясали над черными силуэтами домов, заволакивая темнеющее небо жирным дымом. Эскадра выбрала якоря и дрейфовала, помогая себе парусами, вниз по течению — отстреливаясь от яростно наседающих англичан. Где они взяли столько лодок? Большинство фрегатов уже подняли вымпелы о половинном боезапасе, а бой все продолжался. Лодки гибли десятками, фонтаны разрывов запрудили Темзу, но сквозь опадающие брызги лезли все новые и новые защитники. В ход шли плоты, бочки, куски настилов — все, что могло держаться на воде и нести защитников, пусть и по колено в холодной воде. С берегов лупили пушки, не наносившие особого вреда, но добавляющие нам раненных, а англичанам убитых.

Эскадра отступала. Второй раз за три года мы не стали упираться, предпочтя планомерный отход. Если честно — не ожидал такого отпора. Но и не расстраивался, представляя себя ядовитой змеей, уже нанесший свой удар, и теперь ожидающей, когда жертва ослабеет. Сколько для этого надо времени? День? Два? Великий пожар длился в Лондоне четыре дня, заставив большинство людей уйти из города. Тогда пожар начался с одного здания, которое, якобы, поджег прибывший из Франции агент. Кстати, после того, как агента повесили, выяснилось, что в Лондон он прибыл через два дня после окончания пожара — ну да кто на такие мелочи обращает внимания при поиске «справедливости».

На этот раз Лондон горел широкой дугой. Думаю, два дня ожидания будут достаточны.

Из реки, в расширяющееся к морю устье, вышли поздней ночью. Последний десяток километров шли ощупью, изредка подсвечивая прожекторами канонерок изгибы берегов. Англичане от нас отстали, а может, закончились — этого уже не видел, завалившись обратно в койку по настоянию обоих лекарей. День выдался нервный, а ночь, вновь, тропической, заснуть удалось только под утро, когда корабли просыпались, и начинали зализывать ссадины прошедшего дня.

Этот день так и прошел в «парковых» хлопотах. Наблюдатели докладывали про множественные дымы на горизонте, а дежурная пятерка фрегатов, заткнувшая русло Темзы, периодически потявкивала орудиями на жаждущих реванша. В целом, день прошел спокойно. Как и рассчитывал, сила духа англичан была обратно пропорциональна удалению от столицы, и те атаки, что около Тауэра не могла сдержать вся эскадра — на выходе из устья превратились в тонкие ручейки, удерживаемые пятеркой фрегатов.

Существовала опасность, что англичане завалят фарватер — но тяжелых судов на Темзе не осталось, мы прошлись по ним частым гребнем. А починить притопленные торговцы и вывести их в нужном количестве поперек Темзы — двух дней маловато будет.

После обеда проводили расширенное совещание, определяя точки десанта, опираясь на свои наброски, и наброски капитанов, что велел им делать перед боем. Основной проблемой, как и следовало ожидать, становился катастрофический недостаток людей — пришлось избрать тактику налетов, без удержания плацдармов. Будем высаживаться, выполнять план по мародерству и диверсиям, после чего сразу на корабли.

На следующий день Дух и Гонец выпустили по одному катеру в разведку вверх по Темзе, нагрузив их дополнительными бочками с горючкой и барабанами к картечницам.

Катера вернулись из разведки неожиданно быстро и со следами боя. Как выяснилось, англичане действительно не смогли затопить препятствия на фарватере, посему они перегородили Темзу лодками, через которые пропустили цепи. Да и сами лодки, похоже, нагрузили чем-то закрытым мешковиной. Чем именно — морпехам проверить не дали, за цепью скопилось немало защитников, а на берегах лихорадочно строят плоты и редуты под орудия.

Особой тревоги такая подготовка не вызывала. Даже если лодки полны пороха — нам же проще. Пришлось только скорректировать время выхода эскадры, с учетам короткой задержки перед наплавным препятствием. В остальном, новости разведки подтверждали план дальнейшего штурма. Огонь уже взял с города солидную дань, но часть столицы англичане отвоевали, разрушая дома на линии распространения пожаров. Самое время открывать второй раунд.

Ночью нас попытались выдавить с рейда, на этот раз организовав массированную атаку на плотах. Либо у англичан заканчиваются лодки, либо они посчитали, что от огня артиллерии плоты, да еще с брустверами, сложенными из бревен и мешков, выйдут надежнее. И действительно, темнота и неубиваемость плотов играли этой ночью на стороне англичан. Отличные у них командиры. Сообразительные. Даже шрапнельные залпы помогали мало. Пришлось выпускать все восемь катеров.

До самого рассвета темноту прорезали вспышки и грохот. Частый бой картечниц смешивался с залпами мушкетов, а иногда и с грохотом пушек. Орудия эскадры отмалчивались, опасаясь зацепить свои, неизвестно где рыскающие, катера — огрызаясь шрапнелью только на ближний радиус. Абордажным нарядам на кораблях опять привалило работы. Надо же, нас бьют нашим же оружием — темнотой, внезапностью и напором. Вот только оружие это англичане еще не освоили в полном объеме, да и силы слишком не равны. Был у них один момент, когда наши катера пошли на дозаправку и перезарядку — тут-то и нужно было давить всеми силами. Но противник использовал ослабление нашего отпора для перегруппировки, а потом было уже поздно.

Утром подсчитывали потери и провожали глазами вереницы уплывающих в море плотов, безвольно вращаемых водой и демонстрирующих груды тел защитников. Сколько же их было?! Боюсь даже представить.

Наши потери ограничились двумя десятками убитых и полусотней раненных. Еще повезло, что догадался приказать выстраивать полковые щиты вдоль бортов транспортов, которые после боя сверкали дырками от мушкетных пуль и картечи. Без щитов на транспортах жертв было бы гораздо больше — там народ очень плотно сидит, и практически каждая влетевшая в трюм пуля находила бы себе цель.

Перестроившаяся эскадра входила в Темзу под стук молотков ремонтных команд. Несмотря на тяжелый бой, откладывать штурм не стали — команды отоспятся за время нашего неторопливого подъема по Темзе, а повреждений, снижающих боеспособность, нам не нанесли. Пришло время ответного удара.

Второй подъем по реке давался тяжело — неудобный ветер, узость, скученность кораблей. Может, действительно стоило подождать погоды? А если англичане еще что придумают? Карабкались, медленно отвоевывая километр за километром. Хорошо еще прилив нам помогал, а то точно закисли бы посередине Темзы.

Наплавную защиту англичан вынесли почти сходу, обработав орудиями берега, с недостроенными редутами, и выпустив катера для уничтожения лодок-поплавков. Не обошлось без сюрпризов. Несколько лодок в цепи были брандерами, а остальные создавались непотопляемыми поплавками, набитые плавающим мусором. Подрыв лодок-брандеров не вызвал разрушение цепей, как рассчитывал — англичане предусмотрели и это, обойдя брандеры цепями, свободно под ними провисающими. Подрыв брандеров привел только к увеличению длины цепей, и строй лодок вытянулся поперек Темзы полумесяцем. Остальные лодки-поплавки горели, после серий попаданий в них картечницами катеров, но тонуть не собирались. Пожалел, что все пловцы остались на беломорской и черноморской базах — с ними мы бы эту цепь брали совсем по иному.

Самое обидное — мины считались оружием пловцов, и на кораблях их не было. Недоработка. Пометил в блокнотик, в раздел комплектации корабля.

Рвать это импровизированное боновое заграждение канонеркой опасался — пришлось колдовать над снарядом от сотки, приспосабливая к снаряду взрыватель от гранаты, да еще приделывая боек на длинной веревке, чтоб у «саперов» имелось хоть чуток побольше времени, чем три секунды.

Конструкция вышла убогой, но на один раз должно хватить. Начал было объяснять морпехам, как собрать цепи в жгут и заминировать его, но потом махнул рукой и полез, кхекая, в катер — не время для лекций.

Замечу, что стоять перед заграждением спокойно нам не давали. Обстрел не смолкал ни на минуту. Когда орудия фрегатов подавляли место очередного залпа мушкетов, ориентируясь на дымы — немедленно следовал залп из другого места. Ширина реки, в районе заграждения, делала мушкетный огонь хоть и не катастрофическим, но довольно опасным. На катере меня прикрыли щитами со всех сторон, и все равно ухо различало среди звона свинца по железу жужжащие звуки перекормленных шмелей, стремящихся передать привет от островитян.

Пройдя на катере вдоль заграждения, выбрали место, рядом с очередным горящим поплавком. Минут десять заняло выбирание цепей на связку из двух бочонков и стягивание звеньев в плотный жгут. На наш катер набросилось несколько лодок, ранее курсировавших в отдалении за преградой — но тут хорошо сработали пушкари фрегатов. Третий раз нахожусь под обстрелом нашей артиллерии, когда снаряды пролетали где-то совсем рядом, и бухали в нескольких десятках метров впереди. Глядишь, так и привыкну стоять, покручивая ус, под огнем.

Пока стоять не получалось — сидел и хрипел морпехам, что делать. Снаряд под цепями закрепили надежно, отделавшись при этом только одним раненным. Повезло. У меня сложилось впечатление, что по нам стреляли все англичане и все наши корабли. Вода вокруг просто кипела, мешая работать.

Закрепив снаряд катер рванул к эскадре, быстро набирая скорость и разматывая с кормы бухту веревки. К моменту, когда натянувшаяся веревка ударила по капсюлю бомбы, мы набрали уже скорость, гарантирующую, за три секунды работы замедлителя, разрыв дистанции.

За кормой бабахнуло без особых эффектов. Ожидал большего, видимо, привыкнув к подрывам стенобитных мин. Катер начал дугу разворота для контроля подрыва, но приглядевшись к медленно расходящимся поплавкам заграждения махнул рулевому следовать на Духа. Все и так ясно.

Уже на канонерке обдумывал, как бы сам делал боновое заграждение, с учетом полученного опыта. Надо будет каждый поплавок якорить, и цепь не по поверхности пускать, а заглубить на метр-другой. И мины-ловушки. Впрочем, до минных банок мы еще не дошли — нечего противнику дурной пример показывать. Для нас мины пока неактуальны.

Большую часть дня отлеживался, после, не бог весть какого, напряжения. Пот лился ручьями, над головой грохотали орудия, прикрывая высаживающиеся десанты, а лекари мне разрешали только до сортира ковылять, по стеночке, да и то только потому, что была необходимость освобождать место для очередных литров отваров. Алхимики.

Хотя, никто не помешал мне проложить маршрут к сортиру через боевую рубку канонерки, и быть в курсе событий. Операция развивалась хоть и не по самому оптимистичному сценарию, но тотального сопротивления десанты не встречали. Памбург прогнозировал, что минимум три часа у нас есть, пока не подойдут основные силы, а для десанта по правому берегу давал еще больший запас времени, так как защитников еще переправить через Темзу надо.

По результатам корректировки огня эскадры, сделал вывод, что нам нужен дальномер на марсе. А то наносить удары по данным наблюдателя — «на ладонь левее шпиля и метров на 300 за ним» — напоминало стрельбу «на кого бог пошлет». А для этих целей у нас другое оружие есть. Велел заряжать Сороки и ждать концентрации противника.

Город изменился неузнаваемо. В нашу первую атаку вправо и влево от Темзы разливалось море крыш, перемежаемое шпилями и высокими трубами. Теперь остались только трубы. Город стал напоминать скелет, или сгоревший лес, где почерневшие стволы стоят посреди пепелища. Но город сгорел далеко не весь — пожарища тянулись длинными языками, следуя за дувшим тут ветром. Некоторые районы выглядели совершенно не тронутыми, и мало пострадала набережная, видимо, благодаря близости воды. Не перепало и докам с верфями — теперь десантники исправляли это упущение.

Несмотря на всю жестокость плана по поджогу столицы — он сработал. Повторилась история Великого пожара, когда от огня погибли десятки, от силы сотни человек, но большая часть населения, ушла за город и разбила там временные лагеря. И в этот раз, под перекрестным огнем десантников и защитников, не бегали условно мирные жители, уже покинувшие столицу. Совесть грызла червячком, утверждая, что потерявшие кров жители долго не протянут. Здравый смысл настаивал, что сорок лет назад они справились, и задавал встречный вопрос, что будет с этими же жителями, останься они в городе, когда французы и испанцы пройдут десятками тысяч по столице чужой, и не любимой ими державы. Пока здравый смысл и совесть спорили, на верхней палубе ударили по площадям Сороки. От воя множественных стартов спорщики замолкли, признавая дальнейшую полемику бессмысленной.

Еще через час перестрелки на берегу начали стихать. У города не осталось сил сопротивляться, и победивший хищник принялся рвать вздрагивающее тело, пока не набежали остальные плотоядные.

Этой ночью стояли на Темзе. Берег патрулировался капральствами корпуса, в башнях фрегатов посменно дежурили канониры, высматривающие через прицелы, на фоне красных отблесков пожаров, хвосты сигнальных ракет. В то, что Лондон полностью сдался — не верил никто. Наверняка, за городом концентрируются войска. Выигрывать сражение за Лондон мне совершенно не улыбалось — эта победа должна быть Якова, а он вцепился в этот несчастный Дувр, как … эээ… самодержец.

Скорректировал для Памбурга стратегию — продолжаем грузить транспорты самым-самым …, а как только дальние дозоры засекут подход крупных сил — грузим десант и уходим. Свою основную задачу мы выполнили.

После нервной ночевке на Темзе, команды выглядели хмурыми. Мир вокруг пропитался дымом и гарью, добавляя к специфическому запаху реки нотки плохо совместимые со здоровьем. Теперь каждый на флоте осознал истинный вкус и запах победы. Кашель достал меня капитально, приходилось постоянно напоминать себе, что сам назвался груздем. Скорее бы все закончилось.

Днем флот отстрелял по пять снарядов на ствол, накрывая характерные красные точки мундиров англичан, накапливающихся выше по течению Темзы за мостом. Странно, но за все это время так и не увидел в действии английскую конницу. Может это только мои фантазии, но литература моего времени создала устойчивую ассоциацию Англии с железнобокими рыцарями. Даже серьезно сомневался, возьмут ли пули штуцеров рыцарскую броню, и с какой дистанции будет эффективен Дар.

Загадка конницы решилась только на следующий день, ко второй его половине. Именно тогда поднявшаяся на канонерке суета выдавила мое любопытство с больничной койки.

В боевой рубке уверенно командовал Памбург, рассылая вестовых. Отойдя в сторону от люка, присел на лавку посыльных, с удовлетворением рассматривая четкую работу адмирала. Здорово. А что, все-таки, случилось?

Случилось пришествие конницы англичан, но не просто злой, а злой и потрепанной — без артиллерии и сопровождающей пехоты. Даже без дара Касандры видно — англичане вышли из боя, причем недавно. А из этого вытекали еще два вывода — Яков не поплыл по морю, как мне думалось, а пошел по земле, преодолевая сотню километров между Дувром и Лондоном привычным способом. А во вторых — конница уж больно удобно встала на правом берегу. Кучно и на дистанции чуть больше километра. Памбург отдал приказ сжечь весь остаток ракет, явно жалея, что осталось их от силы на пяток залпов. Впрочем, у нас и снарядов осталось по два-три десятка на ствол, и зарядов у морпехов от силы на полчаса огневого контакта. Поиздержались мы основательно. Верно, опытные солдаты говорят — патронов много не бывает.

Залпы Сорок возвестили начало эвакуации нашего десанта на заметно осевшие транспорты. Зря мы ганзейцев в Портсмут отправили. Но с другой стороны, где Портсмут, там и Саутгемптон — транспортов всегда мало, как и патронов.

К вечеру весь десант благополучно отошел на корабли, подорвав за собой заранее заминированные порохом стратегические объекты. Над Лондоном вновь пылали пожары.

Ночью в городе слышались крики и грохотали скоротечные перестрелки. С кем они там воюют?! На всякий случай предложил Памбургу провести перекличку по флоту, уж не забыли ли мы кого впопыхах.

Что за война шла ночью в городе — так и осталась тайной. Пара предположений имелось, но бездоказательных. Вот утром война пошла серьезная — в город вошли французы, судя по мелькающим, зеленым, синим, белым и темным точкам мундиров. Правда, кто там французы, а кто испанцы разбирал, наверное, только Питер, внимательно рассматривающий диспозицию в бинокль с верхней палубы. Все. Пост сдал — пост принял.

Не тут то было. Третий раз Лондон накрыла волна штурма. На этот раз тотального. Ушел в каюту. Слабость меня доконает.

Уж не ведаю, по обычаю, или так вышло — но войска потрошили Лондон три дня, в течение которых улочки города наполнились мельканием непонятно кого, выстрелами и криками. Моя совесть признала некоторые доводы разума, но все одно продолжила меня покусывать, ссылаясь, что у нее работа такая.

Вечерами Памбург ездил совещаться с союзниками, и возвращался от них на бровях. Особо его радовали знаки уважения, оказываемые ему, как адмиралу. Тревожный звоночек, видимо Яков начал политическую многоходовку. Как мне надоел этот гадюшник.

Про меня, на всех встречах говорилось о тяжелой и продолжительной болезни, что было чистейшей правдой. Нормальные политики в правду не верят, в результате, мне, с глубочайшими соболезновании о моем нездоровье, прислали французского лекаря. Взглянул с интересом на его пыточный инвентарь и категорически отказался пускать себе кровь. Впрочем, эскулап и не настаивал — задачу ему явно поставили не лечебную, а разведывательную. Звание эскулап, для этого худого, глазастого француза — подходило как нельзя лучше. Ведь врачей стали называть эскулапами в честь бога Асклепия, и это всегда пробуждало у меня улыбку. Дело в том, что по преданию, родителей Асклипия сожгли, и воспитывал будущего бога кентавр Хирон, обучая медицине. Чему может научить специалист, состоящий на две трети из коня и только на одну треть из человека? Вот и появилась у меня устойчивая ассоциация — «эскулап — коновал». По легенде все было, само собой, не так — Асклепий изучил все тонкости медицины, стал бессмертным и научился воскрешать людей, за что и был убит богами, превратившись, после смерти, в созвездие Змееносца. В наследство людям остался посох Асклепия, обвитый змеей — этот символ так и дошел до моего времени, с некоторыми модификациями на значках медиков.

Быстро спровадив эскулапа, продолжили с флотскими лекарями, эксперименты над моим телом. «… Выпей княже отвар иван-чая с сосновыми почками, да приляг, мы тебя гусиным жиром разотрем…».

На четвертый день относительной тишины и неподвижности удалось договориться с организмом о компромиссе. Он больше не будет отключаться, а с моей стороны пришлось пообещать, никуда не лезть… Да, и трещины на плитах корпусов канонерок не проверять… и износ стволов не оценивать, и … словом — ничего нельзя. Зачем тогда, спрашивается, мне здоровье?!

В стволы, все же, заглянул. Мрачно там все. Надеюсь, хоть теперь Россия получила передышку, ибо флот свой боевой ресурс значительно потратил, и его восстановление у нас займет минимум года два. Но об этом не сказал даже Памбургу — мало ли, сболтнет случайно на фуршете. Для себя сделал еще одну пометку в блокнотике — плохо у нас подготовлены офицеры и пушкари. Почему мне не доложили, что стволы расстреляны в хлам?! … И хорошо, что не доложили, а то мало ли кому они еще доложат.

На пятый день мне надоел запах победы. Вспомнилась песня Тэм.

…

Первый раз за эти дни, сел к столу, и потянул чистые листы бумаги, готовясь изрисовывать их узорами слов, донося до Якова простую мысль — вы тут хозяйничайте, а нам пора.

Сбежать не вышло. В ответ меня завалили письмами, пожеланиями и чуть ли не приказами. Хорошо, что на ковер не …эээ… приглашали. Видимо сделали правильные выводы из предыдущей переписки и перебранки.

Еще радует, что Яков не встал в позу, будто мы сожгли его столицу. А то мне захочется встать в еще более эффектную стойку, но у нас кончились ракеты и предельно мало снарядов.

Вопрос о наших перегруженных транспортах Яков так же не поднимал, посему, на остальные вопросы пришлось отвечать вежливо и договариваться полюбовно.

Сильно поредевшая эскадра ушла из Темзы только через неделю. Средиземноморскую эскадру в десяток фрегатов, во главе с Памбургом, пришлось оставить в устье Темзы, как временную меру защиты королевства с моря. Интересно, от кого они собрались защищаться?

Перед прощанием провел с Памбургом несколько вечеров, расписывая возможные ситуации и предостерегая от утечек технологий. Впрочем, шила в мешке не утаить. По крайней мере — долго.

Обе канонерки уводили с собой все транспорты и один патрульный клипер. Транспорты сидели в воде чуть ли не по самый фальшборт, эскадра, выйдя в Северное море, двигалась медленно и печально, курсом на север. Почему не на восток, где лежал проход в Балтику? Просто спешил до осенних штормов разгрузить транспорты, и решить последнюю задачу, запланированную на эту кампанию — эскадра шла к небольшому рыбачьему поселку Леруик на Шетландских островах. Этой осенью твердо решил замкнуть северную дугу военно-морских баз — Висбю — Леруик — Тромсе позднее добавив в эту дугу Сальтхольм. Южная дуга баз на Мальте и Гибралтаре пока не требовала расширения — у нас просто столько кораблей и персонала нет. Правда, для Леруика тоже нет ни того, ни другого — но больно случай удобный, такого случая может позже и не представиться.

Юридически у меня на руках был согласованный план кампании, по которому Шетландские острова отходили России. И то, что это все вилами по воде писано — меня уже мало волновало. Надеюсь, пару лет у нас есть, чтоб там закрепится — а потом пусть попробуют нас сковырнуть. Острова там большие, с удобными каменистыми бухтами, климат, благодаря Гольфстриму, должен быть вполне мягкий. Например, находясь на широте Петербурга, острова не ведают зимы — снег там падает, но быстро тает, при этом температура редко когда опускается ниже ноля, держась обычно от +5 градусов до +20. Откуда такие подробности про богом забытые острова? За это отдельное спасибо Ганзе — они, в пору своего расцвета, успели отметиться и там. Вообще, в архивах Ганзы имелось столько стратегических, хоть и устаревших, сведений — что только ради них можно считать оправданными все вложение в эту организацию.

Эскадра шла вдали от берегов, добавляя работы навигаторам, тщетно выглядывающим небесные ориентиры на затянутом облачностью небосклоне. Шли по счислению — даже интересно, попадем или нет — острова то относительно небольшие, около тысячи квадратных километров всего. Для примера — дойти от Темзы до Леруика это как стрелять из лука со ста метров по мишени диаметром полметра. Попасть, теоретически, можно, но есть один нюанс — стрела эти сто метров будет лететь седмицу, и как за это время поменяется ветер — ни один предсказатель не поведает. Вот в этом и таиться основная проблема навигации этого времени. Компас да секстант. А если облака на небе сплошной пеленой? По компасу? Так компас ведь не покажет, что течение корабли вбок тащит.

При этом опытные капитаны как-то умудрялись ходить вне видимости берегов и приходить куда надо. У них вырабатывался личный, биологический компас — видимо в седалище. Вот этим и занимался, гоняя навигаторов и заставляя, по очереди, разные корабли прокладывать курс, обещая всем, что если промахнемся мимо островов — зимовать будем во льдах.

Почему, тогда, было не пойти каботажем вдоль побережья британского острова? Не хотелось нарваться на корабли англичан из не зачищенного Эдинбурга — снарядов у нас оставалось только торжественный салют им отдать, а сбежать от противника помешают наши транспорты — проще было не рисковать.

Тем не менее, чужие паруса иногда мелькали на границе видимости, но к нам не приближались — плаванье проходило скучно и размеренно. По крайней мере, от устоявшейся размеренности, у меня создалось впечатление, что по моим походам в сортир стали сверять корабельные склянки. Лекари организовали поточное производство отваров, систематически обчищая все суда эскадры, а мне приходилось потреблять все эти литры, чтоб добро не пропадало.

В середине пятого дня похода по левому борту проступила земля. Навигаторы начали клясться, что для нашей цели еще рано, и консилиум постановил, что видимая земля это «нос» Шотландии, далеко выступающий в Северное море. Навигаторы покаялись, что переборщили с поправками на течение и заверили, что уж теперь то они сделают все, как надо, благо появился ориентир для корректировки. Все это время про себя ухмылялся — вот всегда так с навигацией. А кто сказал, что это был «нос»? У нас ведь лоций побережий нет, силуэты сравнивать некому.

Тем не менее, эскадра бодро довернула на северо-восток, и вяло побежала по волнам, продираясь сквозь постепенно усиливающийся ветер, приправленный дождевыми зарядами. Как не удивительно, мне, при этой погоде, стало лучше. Мне вообще в море становится лучше. Надо будет записать в завещании, чтоб похоронили в океане.

Переход от «носа» до Леруика занял чуть меньше трех суток — уж очень медленно шли. Опять промахнулись мимо островов, оставив их по левому борту — благо, остров вытянут в длину вдоль нашего курса и нас просто сдуло на его побережье.

Согласно картам ганзейцев, Леруик стоит в проливе между основным островом архипелага из более чем сотни островков, и большим островом, прикрывающим пролив с востока. Между островами пролив еще и расширяется в бухту. Не удивительно, что первый поселок встал именно в этом месте, несмотря на колоссальное множество бухт, и заливов в архипелаге.

Все, что нам оставалось — идти вдоль восточного побережья основного, и самого крупного острова, поднимаясь на север, пока не найдем бухту.

Острова радовали. Уже два десятка километров по лагу мы шли вдоль побережья, то вздымающегося крутыми высокими горами, то раскидывающегося лугами. Мои некоторые сомнения, что базу тут будет дорого содержать, постепенно успокаивались — пшеницу тут может, и сложно растить, но картошка и барашки с коровами приживутся однозначно. Не говоря уже про то, что рыбы в море полно. Будем, как в Норвегию, возить сюда зерно и вывозить шерсть с рыбой. Посмотрим.

Из своей истории, про острова почти ничего не знал. Более того, и узнал то про них только когда собирался заводить собаку. Ведь именно на этих островах вывели специфическую породу — шетландскую овчарку. Не шотландскую, а именно шетландскую. Разница в размере. Шотландцы вывели знаменитую колли, а шетландцы вывели не менее знаменитую шелти — колли в миниатюре. Тогда еще, помню, хихикал, что на шетландских островах колли было нечем кормить, и островитяне вывели породу помельче, которая ест немного, но во всем остальном не хуже колли — такая же сообразительная, меховая и ласковая, способная служить отличным пастухом, как овцам, так и детям. Самое то для островных пастбищ, не имеющих крупных хищников, и малогабаритных квартир моего времени. Шелти тогда так и не завел, а память об островах осталась.

Теперь, высматривая в бинокль особенности местности, думаю, что не так уж и нечего есть островитянам. Если завезти на острова тысяч двадцать крестьян — они запросто прокормят тысяч десять контингента базы, то есть, найдем место примерно на полтора десятка судов и два полка морпехов, дежурящих в нескольких фортах. А форты тут, судя по прибрежным утесам, можно сделать абсолютно неприступными, вплоть до выдалбливания в скалах казематов и установке сверху броневых колпаков башен орудий береговой обороны. Рядом с ними еще несколько щелей ДОТов — и штурмовать базу можно будет до второго пришествия или окончания боеприпасов. Вот уж, воистину, твердыня может получиться. Лишь бы ей припасов хватило до подхода основного флота — что опять упирается в проблему радиосвязи. Мне вообще, с этими войнушками, дадут поработать спокойно?!

Леруик нашли очень удачно, еще засветло. Ходить по этим акваториям в темноте и без лоций чревато скоропостижным свиданием с Нептуном. Камни тут торчат везде, где нельзя — живо напоминая акваторию Аландских островов. Записал в планы оставляемых на базе навигаторов — обследование островов с составлением подробных карт, в том числе и карт акватории. Как они это будут делать, при постоянно закрытом облаками небе — их дело. Пусть хоть линейкой меряют от опорных точек. Главное, чтоб результат был. Перечитал этот пункт, в планах работ, и решил не строить из себя самодура, а прислать на базу еще и бригаду топографов. Задумался, где мне ее взять. Только если со строительства Петербурга снимать. С кадрами просто катастрофа. Нормально и планомерно расширяется у нас только Уральский завод — остальные предприятия постоянно обираются, с них выкачивают специалистов, и заводы лихорадит. Надо попробовать убедить Петра, что на сегодня вопрос кадров у нас самый больной — не решим его, и страна обвалится, под набираемым политическим и экономическим весом без всяких противников, при этом армия с флотом нам ничем не поможет. Хотя … если демобилизовать часть обученной армии, то частично закроем кадровые дыры. Но подозреваю, Петр не даст расформировывать самые боеспособные части.

Леруик выглядел как рыбацкая деревушка среднего пошиба, которой он собственно и являлся. Полторы сотни жителей, несколько десятков лодок и низкие, почерневшие, деревянные домики, говорящие, что лес на островах есть.

Сопротивляться высадке? Ну, это во мне дух книг будущего витал. Какое сопротивление?! Этим рыбакам было глубоко наплевать на всех монархов — у них еще козы не доены и сети не чинены. Несколько человек пришли поглазеть на высадку полка, и этим участие поселка ограничилось. Тем не менее, попросил капралов найти мне главного в поселке и пригласить, вежливо, его на ужин. Ужин — ключевое слово.

Главных нашлось несколько, у них тут совет родов рулил. Посидели очень неплохо, у меня уже был опыт «Васюков», после Петербургского аукциона, и главы родов слушали толмача, буквально капая слюной. Причем, врать не пришлось — действительно, если наладится снабжение базы, и развернется программа самообеспечения — то рыбаки будут только в выигрыше. Уходя, старейшины обещали завтра обсудить с родами заданные вопросы и вечером дать ответы. Какие вопросы? Простые. Где под форты удобные места, где под артели земельные. Местные свои острова лучше всех знают, что, безусловно, не отменит тщательной проверки указанных ими точек.

За два дня полк выгрузил все необходимое для зимовки, и немного догрузил сверху. С местом под основную базу еще не определились, но несколько вариантов приглянулись. Оставил за коменданта базы полковника, выдав ему несколько листов с планами работ. Оставили на базе и клипер, с наказом обследовать острова, но при этом не угробить корабль на камнях. Вроде все.

Приближались осенние шторма, и задерживаться с отправкой разгрузившихся от десантов транспортов не стоило. Они хоть и «всплыли» избавившись от заскучавших морпехов, вырезающих штык-ножами на бортах трюмов своеобразные петроглифы, но загружены трофеями суда были еще значительно. По крайней мере, сидели они низковато для сильного шторма.

Полковнику обещал, что следующим летом привезу на базу много крестьян, с лопатами, овцами и дочками, так что, полку надо только перезимовать культурно и в строительном угаре, а дальше мы ему быт наладим.

Домой эскадра вышла в составе одних транспортов, ведомых двумя канонерками. Шли на юго-восток, и на этот раз промахнуться было сложно, навигаторы расслабились. Скорость корабли держали приличную, и уже через пять дней слева по носу замаячили крутые скалы юга Норвегии — мимо Скагеррака мы все же промахнулись, уйдя севернее.

Далее, каботажно и без приключений дошли до Кронборга, служащего воротами Дании. Вот тут, после незамедлительного ответа крепости на наше пушечное приветствие, серьезно задумался. С одной стороны, налицо изменение отношения данов к России — в прошлый раз нас так пышно не приветствовали. С другой стороны — снарядов на канонерках не просто мало, а хватит только на приветы. С третьей стороны, ковать железо надо пока оно в шоке.

Над этими сторонами одного непростого вопроса думал всю дорогу к Сальтхольму. В итоге просто побросал монетку, пока она случайно не выдала, что от нее хотел.

Канонерки проводили транспорты через мели Сальтхольма и отправили их в самостоятельное плавание, твердо наказав капитанам не сдаваться пиратам на рыбачьих лодках — а то у пиратов может случиться разрыв сердца, когда они увидят, чем наполнены трюмы транспортов. Негоже так с людьми поступать. Посему — не сдаваться. Сдаться только нашей дежурной паре, когда транспорты ее встретят.

Дух и Гонец, надраенные командами до праздничного состояния, с затертыми выхлопами Сорок на верхних палубах, двинулись назад, к Копенгагену. С дружеским визитом.

Умышленно входили в бухту на моторах, демонстрируя канонерки во всей красе. Даже команды велел построить в парадном строю, что не отменяло боевое дежурство канониров в башнях. Рейд города порадовал парусным столпотворением. Даже завидно стало — у русских причалов судов поменьше крутится. Пока.

Канонерки лихо сманеврировали по рейду, виляя между датскими и купеческими судами, закончив показательное выступление у нашего бывшего причала. После перехода русского флота на Готланд, наши причалы и склады в Копенгагене перешли постепенно к ганзейцам, и теперь тут была очередная фактория Ганзы, а значит, самое подходящее место якорной стоянки канонерок. К самому причалу вставать не стали, чтоб уменьшить количество нежелательных визитеров — ими и так быстро заполнялся берег и лодки, торопящиеся пощупать поближе новинку. Можно считать, начало визита удалось.

С момента, как монетка выпала визитом к Фредерику, думал над посланием для него. Наглеть, безусловно, не стоило, короли, они субстанция тонкая, ранимая, могут и на принцип пойти. А у нас снарядов и ракет мало. Правда, мы об этом никому не скажем.

Если отбросить все придворные завитушки, то постарался быть честным, расписал Фредерику прошедшую кампанию против англичан, не особо приукрашивая. Дал понять о политическом раскладе. Только потом перешел к тому, что, согласно воле моего государя, несколько обидевшегося на то, что наш лучший, верный друг и союзник, король Дании, пропустил в прошлом году эскадру англичан и голландцев в Балтику — мы создали русскую базу на Тромсе. Приложил выкопировку карты, с новыми границами.

При чем тут Тромсе и англичане? Так у нас около Англии теперь есть база, и нам необходимо иметь несколько способов ее снабжения и, при необходимости, подхода помощи. Отчего же именно Тромсе? Ну, альтернативным вариантом будет Берген — с него все указанное делать будет еще удобнее — но мы же друзья! Государь мой не желает чинить неудобства союзнику, и готов терпеть некоторые неудобства, проведя новую границу у Тромсе, по земле, которая королевству Дании несет одни убытки, облегчая ношу союзника. Но если уважаемый король Фредерик считает, что границу по Бергену будет провести сподручнее, то мой государь только приветствует этот дружеский жест. В окончании письма добавил, что дружеским жестом от Фредерика станет, так же, подарок русскому государю в виде бесплодного и бесхозного островка Сальтхольм, который Петру Алексеевичу дорог как память об историческом сражении, произошедшим у его берегов. Намекнул, что все эти дружеские жесты желательно сделать как можно быстрее и будет у нас мир и покой на все времена. Утопил канву письма в тоннах дифирамбов, отдал листы толмачам, пусть они мучаются.

С готовым посланием отправил капитана Духа, бывшего в прошлом году старпомом, и участвовавшем в устранении «оплошности» датчан. Для солидности ему в свиту добавил десяток морпехов, в парадном облачении — то есть, в постиранной и отлежавшейся форме.

Вернулись посланцы только поздним вечером — весь день они занимались «игрой по станциям», постепенно переходя от чиновников адмиралтейства к чиновникам дворца и набивая ценность послания, своими действиями, намеками и недоговорками — словом, все по плану.

На всякий случай объявил на канонерках готовность номер раз — с пушкарями, дежурящими в башнях вместе с заряжающими, обнимающими последние снаряды. Потянулось время ожидания. Отбиваться пока приходилось только от любопытных датчан и торговцев. Велел наблюдателям внимательно следить за перемещением кораблей на рейде — если нам будут перекрывать выход, отчаливаем немедленно.