Петербург

Глава 24

Как обычно, конец похода выдался самым сложным. До этого проблемы с природой, флорой и фауной, как голодной четырехлапой, так и с бедной двуногой — решались добрым словом, пистолетом и запасом веревок. А вот к концу апреля лед перестал держать телегу, впрочем, как и земля — пришлось сделать почти недельную дневку, тщательно экономя припасы и организовывая конные разведки по всем направлениям.

Потом испытали телегу в водоизмещающем режиме, оценивая ее весьма скромные плавательные свойства. К слову, переправа на телеге с загруженной в нее четверкой лошадей — это экстрим, покруче порога шестерки для зазевавшегося экипажа. Спасала только наша малочисленность — иначе лошади просто не влезли бы. Она же и губила, проблем образовалось больше, чем рук способных их решить. Лошади не хотели стоять спокойно, понтон вышел перегруженный, и сил гребцов не хватало для маневрирования среди льдин.

Пару раз думал, что каюк — не забывая, безусловно, покрикивать, что все идет как надо, и осталось совсем чуть-чуть. «Верной дорогой идете товарищи!». Лихорадочно набрасывал наметки, что и как надо поменять в понтоне. В бутылку, что ли, запихать записки? Мало ли…. Но нет бутылки — а плывущий по реке горшок, боюсь, будет не по устоявшимся традициям.

К Вавчугу подъезжали практически волоком. Грязи на колеса намотали больше, чем ее мог себе представить даже теоретически. Подумаю над изменением конструкции колеса — более узким его делать нельзя, а вот всякие выступы обода надо убирать полностью.

Предместья Вавчуга с земли огорчали. Раньше, большей частью, подходил к городку с воды — там картинка была вполне приятная. Теперь мы волочились через вырубки и горы шлака, с которых текли темные ручейки. Уж не буду говорить, как это все пахло. Про вырубки — задам вопрос управляющему — где посадки? Где лесники, которые за этим следят? Кого надо повесить? Так мало? Давай еще …. Впрочем — увлекся. Хотя, как выяснилось — это очень даже помогает. Совесть — цыц.

Со шлаком сложнее. Без понятия, как его в мое время утилизировали. На память только щлакоблоки приходят. И как следствие — нужен цемент.

До этого момента — прекрасно обходились кирпичами на связующем растворе из глины и извести. Но мы и без картошки раньше прекрасно обходились, сидя на репе. Видимо пришло время очередных козырей.

Что такое цемент? Да все та же глина и известь. Только ее не просто надо смешать, а смешать в определенной пропорции и прокалить при температурах выплавки стекла. Проблема только в том, что подробностями не интересовался. Однако запомнилось, из книг моего времени, иное…

Для меня слово «цемент» весьма однозначно. А вот для этого времени — слово цемент подразумевает собой совсем иное. Под этим словом маскировали клей. И знаете, какой самый надежный клей для керамики и камней? В жизни бы не догадался — это растертый в каменной ступке чесночный сок. Говорят, клеит намертво. Но не проверял.

Есть еще «горячий цемент» — смесь смолы, кирпичной пыли и воска, прокипяченные в воде. Кирпичи, соединяемые этим цементом должны быть горячими, и тогда цемент соединяет их намертво.

Есть еще «холодный цемент» — смесь овечьего сыра, молока, яичного белка и извести. Цемент дорогой и секретный. Более того, рецепты его большинство каменщиков хранят как семейную тайну. Кстати, каменщиков по-французски называли масонами. Любопытно, не правда ли — каменщики, тайны, масоны …

Любопытно и другое — по-русски, все, что затвердевает при строительстве — называют «камедь» от слова камень. Этот термин сложными путями у нас заимствовали другие народы, вместе с технологиями цемента на животных и растительных белках.

Почему у нас? Русские кирпичные храмы и кремли собранные на белковой камеди известны с 15 века. А в Англии и Италии подобные постройки появились только в 16 веке. Случайность? Отнюдь. Но на Руси, было не принято кичится знаниями, и авторские свидетельства у нас не выдавали. В результате, уже после Петра, по наторенной дорожке заимствования иностранных слов — в Россию из Голландии пришло слово цемент. А если подумать, и сравнить «cement» — cо старорусским «камедь»… да еще припомнить, что русские храмы использовали эту технологию на сотню лет раньше — закрадывается подозрение, что мы заимствовали слово, которое еще раньше заимствовали у нас. И в пылу повального подражания — этого никто не заметил.

Возвращаясь к цементу — не помню состав, но поверю мастерам этого времени. Они берут на одну часть глины половину части извести. Выходит, 66 % глины и 33 % известняка. Надо поэкспериментировать вокруг этого соотношения.

Далее, если все это перемешать и просто запечь — наверняка получим просто кусок спекшегося камня. Значит, в процессе запекания надо трясти печь, или крутить ее, что проще.

Для скорости затвердевания — в цемент можно будет попробовать добавить гипс — насколько помню, алебастр, а это тот же самый гипс — схватывался у меня при ремонте квартиры буквально за 5 минут. Думаю, добавляя его в цемент, можно ускорить затвердевание. К слову, и известняком и гипсом район Холмогор весьма богат.

Ну и возвращаясь к кучам шлака — стоит поэкспериментировать, добавляя шлак как наполнитель. Правда, вылезет проблема, что все это надо молоть очень мелко — насколько помню, цемент выглядит как тончайший, серо-голубой порошок — но тут можно попробовать позаимствовать технологии с пороховых мельниц.

Зато, если получиться — первым делом отольем фигурную брусчатку, мостить дороги от повальной грязи, затем, плиты перекрытия с железной арматурой и на закуску — шлакоблоки, утилизирующие гигантские следы доменных печей.

Надо будет еще провести исследования на раздавливание и слом полученных изделий — а то про номера бетона от 300 до 600 слышал, а как связана прочность с составом бетона — без понятия. Подозреваю, это цифры давления, которое выдерживает изделие, но подозрений для будущих инженеров мало — им надо знать точно. Будем восполнять пробелы.

А название, все же, оставлю — камедь. Так будет справедливо.

Подволакивая колеса, продирались к Вавчугу со стороны завода. Завод продолжал меня удивлять. Настоящий Феникс. Сколько не обрезал у этого дерева ветки — оно все куститься, разрастаясь вширь. Проезжали мимо цехов, совсем новых, судя по свежим срубам. И эти цеха стояли уже весьма далеко от основного завода. Просто предместья какие-то. Более того, небольшие цеха, вынесенные с основной территории — окружали домики рабочего поселка, а сами цеха дымили трубами паровых машин. Причем, дымили скромно, без черноты — что говорит о наличии газогенераторов. Кроме того, у дороги стояли столбы, все еще отливающие белизной, поверх которых шли пучки проводов на фарфоровых изоляторах. А ниже проводов, горизонт отчеркивала труба шарового цвета, подозреваю, что газовая. Надо будет поговорить с управляющим по поводу газовой техники безопасности.

Но в целом — будто в другой век въехали. Умилился. Потом спрятался внутри домика, надеясь спокойно доковылять до заводоуправления и своего дома, где младенец, по моим расчетам, уже не должен был так заполошно радоваться жизни.

Наивный. Оказывается, охраняющие меня морпехи — личности не менее приметные чем их объект охраны. Еще на дальних подступах к телеге начал подходить народ, интересуясь у правящего телегой морпеха моим здоровьем и новостями, а потом еще долго идя рядом, придерживаясь рукой за телегу, и продолжая обсуждение полушепотом. Дело в том — что морпех сказал, будто князь спит.

Теперь постепенно собирающаяся толпа галдела весьма громким шепотом и цыкала на громогласных вновь прибывающих. Даже грудь сдавило. Не просто другой век — а еще и другой народ. Ермолай смотрел на меня осуждающе — а мне недоставало сил выйти, и со всеми поздороваться. Трус, наверное — но это не помешало мне мысленно готовить речь — «Мы на пороге войны, а через месяц на заводе будет государь».

День приезда стал наградой за всё наше «героическое преодоление» препятствий похода. И не стоит вспоминать — что мы сами не вовремя полезли. Зато провели отличную проверку оборудования.

Вспоминая мое время — если директора «Автоваза» заставили бы ездить только на серийной «Ладе», вместе со всем остальным руководством завода — наверняка, «Лада» стала бы совсем иной. Почему директор концерна, в который входит «Мерседес», ездит только на авто своего производства? Почему другие директора заводов по всему миру гордятся своими изделиями и обязательно их используют сами? Почему директора швейных или обувных фабрик моего времени и отечества — не носили свою продукцию, предпочитая иностранную? Откуда это пошло? От Петра? Возможно. Но теперь порублю эту корни в капусту! В Москве уже сейчас становятся более модны фасоны моего старичка-портного, чем веянья западных послов. Более того, судя по отчетам все того же портного — западные дамы и их кавалеры к нему в очередь стоят, да еще и пихаются, стараясь побыстрее проскочить на прием. Моя московская поточная швейная фабрика работает с перегрузом, что говорит и о высоком потреблении среднего сегмента — служек и приказчиков. Элементы новой военной формы уже видел на крестьянах — особенно им по душе пришлась стеганная зимняя подстежка, которую они носили отдельно. Как именно она к ним попала — это отдельный разговор — поставил эти факты на вид и Вейде и Липкинскому заводу.

Но факт остается фактом — Россия, медленно, кряхтя, обзаводилась своей модой, своими аксессуарами и своей гордостью за все это. Да, сценарии балов и этикет пока заемные — но уже озадачил творческую часть итальянского десанта. Пусть, для начала, Щелкунчика поставят — зря, что ли, корпел ночами над сборником сказок. Потом будет еще больше. Дам Ермолаю почитать «Мастера и Маргариту» в моем пересказе — интересно, удавит или нет? Коль живой останусь — Ермолай еще об этом не раз пожалеет…

Вечер прошел отлично. Мне даже дали попариться в бане. Сбывшаяся мечта …. Нирвана с гурией, пусть и с одной. Пар клубился под черным потолком, прилипшие к разгоряченному телу листики одуряюще пахли окончанием долгого пути. Веник вышибал из тела все сомнения, оставляя только расслабленность. Какие мысли о свеях?! Думы! Брысь из моей головы! Заходите завтра, и мы вас порвем.

Сегодня праздник единения! Кругом близкие сердцу люди, натопленная баня, жар по телу, и легкий холодный сквознячок по ногам. Жбан квасу, с черпаком, ничуть не меньшим того, который стоит в кадушке с заваренной можжевельником водой, для плескания на камни в парилке. Свежая льняная одежка приятно прилипает к еще влажному телу. Дома. Кузьма, незнающий, чем еще угодить. Ермолай, снисходительно взирающий на эту суету, и уже практически прописавшийся в моем доме. Надежда, хвастающая карапузом, который серьезно меня рассматривал и пробовал натуральность бороды. Тая, грустно глядящая на младенца, познающего мир тактильным способом.

Свеи? Считайте, нет более этой проблемы. Не дам порушить чувство дома всепожирающим пламенем затянувшейся войны.

А ведь у свеев есть такие же дома, где счастливая мать хвастает перед уставшим воином младенцем, тянущим пухлые ручонки.

И нет выбора. И мы, и они — «за Честь и Родину». Все правы. А виноват обычно стрелочник.

Куда деваться?! Кто в очереди на стрелочника последний? Никого? Значит, буду первым — но войну закончу быстро. Желательно одним ударом. Хотя, судя по стратегическим прикидкам — ударов будет три, разнесенных по времени. Но людей ляжет все одно меньше, чем от 20 лет войны. Только об этом никто не знает, и на стрелочника повесят особую жестокость и бесчеловечность. Не сейчас, так лет через 300.

Надеюсь, море меня примет — не хотелось бы, чтоб потомки плевали на найденную могилу.

На следующий день начался аврал. Нет, не так — начался Аврал.

Кто сказал, что в средневековье не было магии? Очень даже была. По крайней мере — заклинание «к нам едет государь» произвело ошеломительный эффект, хоть и звучало уже второй раз. И начался Ад. Но веселый, и с энтузиазмом.

Бронзовые винты не дают расчетной тяги? А кувалда нам зачем?! Бить кувалдой, по задней кромке лопастей, пока тяга не станет ожидаемой. Если и это не поможет — бить кувалдой литейщиков, которые подвели всех перед государем… Поможет отстукивание лопастей? Тогда не забудьте их потом отбалансировать и дать поправки к модели тем самым литейщикам.

Оптики перепортили кучу стекла, пробуя разливать заготовки сразу в формы линз? Гм. Хорошо, что это было не мое указание — теперь можно с умным видом начать разбираться — где ошибка. Хотя, думаю — все те же проблемы быстрого остывания и каверн. Надо попробовать держать в печи для медленного охлаждения. В итоге еще неизвестно, какой способ окажется дешевле и производительнее — шлифовать вручную или отливать, долго выдерживать, а потом все равно шлифовать вручную. Тем более что «вручную» — это уже метафора. Мои труженицы оптических цехов давно напоминают гончаров, с персональными гончарными кругами на механической тяге.

Сварщики хвалились высоким качеством труб — пришлось устроить им показательные испытания давлением и гидроударом. С давлением была самая большая проблема — рабочее давление коловратников планировали на 10 атмосфер. А для испытаний нужно было больше. Попробовали испытывать трубы паровым котлом с зажатым предохранительным клапанном — выяснили только, что труба получилась прочнее котла. Печально. Но радует, что эту важную информацию добыли без жертв — контузия не считается.

Что касается жертв — этот вопрос начал курировать отдельно. А то «тихой сапой» выяснилось, что на заводе уже почти сотня инвалидов, накопившаяся за весь период его работы. Большей частью покалеченные живут по своим домам — получая четверть своего прежнего жалования. Меньшей — в рабочем поселке, если им некуда идти. Более того, в рабочем поселке обнаружились и жертвы тренировок Двинского полка. Хоть и менее десятка человек — но мне ведь и об этом никто не докладывал! Где моя шашка?

Поручил Тае подыскать место в Холмогорах под военный госпиталь, с «инвалидным» отделением. А вообще, похоже, пришла пора запускать мои давнишние задумки по пенсиям. Да, не вовремя. А с другой стороны — в самый раз — солдаты хоть увидят, перед отправкой на фронт, что их будущим озаботились, какое бы оно не было.

Вообще, это мое посещение Вавчуга больше склонялось к решению социальных вопросов, чем технических. Никаких новинок не вводил, хоть и очень хотелось. Всю энергию завода вложил в скоропалительный спуск канонерок, подготовке их снабжения и дополнительно — снабжение полков. Это все поверх основной задачи — снабжения северного флота. Выпуск диковин дозволил несколько уменьшить, но не прекращать — все одно многие специалисты по диковинам в оборонных цехах были лишние — а рынки сбыта для этого узкопотреба всегда найдем. Османов побалуем, в крайнем случае.

Канонерка…. В ее эллинг первый раз входил с трепетом. Воображение рисовало то, что чудилось все дни, пока корпел над проектами. То, что увидел — вызвало желание прибить хоть кого-нибудь. Наверное, это от рухнувших ожиданий. Хотя все было не так и страшно.

Уже через месяц аврала, стоял, прижавшись лбом к форштевню, и мысленно заклинал возвышающийся надо мной на пять метров гордо задранный нос — «не подведи». В эллинге одуряюще пахло краской, особенно под крышей, которую, чихая, разбирали рабочие, готовясь к установке складных мачт канонерок. Пока мачты лежали на козлах, гордо демонстрируя сплав дерева, металла и технологий.

Сплошные новинки. И это пугало больше всего. Есть такая примета — если в автомобиле больше 20 % инноваций — ему предстоит долго болеть доводками. А у меня почти 100 % этих новинок. И нам не по дороге ехать, а прорываться сквозь шторма. Мдя. Вот ведь … просил море меня принять, а оно и радо стараться.

Вздохнул, отрываясь от серой махины «Святого Духа». Окликнул бригаду механиков на палубе — велел начинать подготовку к холостому прогону машин. Как только разберут крышу — так и начнем. У задних ворот эллинга разгружали с телег вонючие бочки с топливом для канонерок — обещал выкупать в топливе того, кто прольет хоть каплю на свежую краску. Будь неладен этот аврал.

Пошел на полигон, где тренировались пушкари канонерок. Собственно, начал свой обычный многоугольник — верфи, полигон, полк, завод, пороховые форты и снова по кругу. Карусель.

8 мая 1702 года в Вавчуг прибыла флотилия Петра. Как всегда — «зима наступила неожиданно». Если раньше думал, что кругом цейтнот и аврал — теперь вспоминаю эти дни с легкой грустинкой — это был почти отпуск.

Еще хорошо, что заботы о размещении государя со свитой взял на себя Осип, а временное размещение войск — Боян. Мне хватило быть экскурсоводом для этого тайфуна. Хотя, Петра понять можно — он явно Такого не ожидал. Про то, что он посещал новые цеха в Туле и Липкинский завод — мне докладывали. Но флагман нашей промышленности стоял на голову выше. Как тут не сунуть шаловливые ручонки под паровой пресс? А токарные станки? Это вообще любимый Петром инструмент…

Единственное, что спасало — государь внимательно слушал прихорошившихся мастеров и соблюдал некое подобие технологической карты при пробных работах. Детали он, конечно, запорол — но тыкать в это его никто не стал. Хотя, пару образцов он сделал неплохо — правда, даже подмастерье сделает аналогичную деталь раза в два быстрее. Но, с другой стороны — человек со стороны не сделает и так, как вышло у Петра. Молодец. Хвалил вполне искренне. А вот повторить подвиги государя никто из его свиты не решился.

Стоит заметить, что свита прибыла весьма внушительная — 118 знатных персон не включая обслуживающего люда. Тут были все: Меньшиков, Ромодановский, Трубецкой, Нарышкин, Зотов, Шаховский …. Был даже польский резидент Кенигсек. Ну и наш резидент, в смысле шпион, в смысле разведчик Василий Корчмин, утверждавший, что Орешек изучил вдоль и поперек. Из остального списка ВИП персон дернула ухо фамилия Чаадаев. Тот самый? В смысле, предок? Впрочем, какая разница, боюсь, что уже вся моя история с ног на голову встала. А может с головы на ноги? Кто ж теперь ведает.

Однако говорить с этой массой народа особо было не о чем. Слушать их восхваления пира, который им устроили в Вологде? Вот ведь подвиг, умять 215 щук, два десятка баранов и остального без счету. Это намек, что у нас пир вышел скромнее? Так Вологда и побольше будет — она не сильно то уступает Архангельску, по крайней мере, одних купцов в «гостиной сотне» там две с половиной тысячи. Кстати, выбор Вологды, как пункта отправления лодочной эскадры Петра был вполне понятен. Эту лодочную эскадру еще сделать надо было. И к чести вологодцев — они с этим делом справились. Впрочем, как и оба предыдущих раза, когда Петр отправлялся на север. Хотя, в этот раз потрудиться пришлось особо — государь шел с армией. А вслед за ним пойдут еще полки морского корпуса. Не завидую Вологде.

Но и у нас положение не сахар — завод работает в три смены, а на завтра государь назначил спуск канонерок на воду. Мама! Лишь бы они не утонули сразу, не кильнулись и не переломились при спуске. И чтоб им винты не оборвало, а то начали строить, по привычке, носом к воде. И чтоб … а впрочем, ладно. Кому суждено утонуть — того не повесят. Но ночь все одно проведу на верфи — буду уговаривать канонерки быть паиньками.

Утро спуска выдалось ясным, солнечным и каким то радостным, звенящим. Что в корне не вязалось с моим состоянием. Взирал как нахохлившийся филин, мыргая глазами, на украшение канонерок флажками. Все никак не мог прочитать, что они там вывешивают. Похоже, просто белиберду повесили, исключительно для симпатичности. Ох уж эти технари. Могли ведь и у специалистов спросить. Но давать команду на перевешивание не стал — надоели лозунги. Пусть историки гадают, разглядывая старинные фотографии.

Вообще — денек не задался с утра. Лавина мелочей портила нервы с середины ночи. И это радовало. Гораздо страшнее, если все идет гладко, а потом, на спуске кораблей каааак …

Постепенное устранение шероховатостей давало надежду, что спуск пройдет как по маслу. Точнее как по салу, которым намазывали направляющие.

Над городком звонко голосил колокол церквушки, сзывая к заутрени. Все, время вышло.

Поднимающееся солнце высвечивало волнующееся море голов, растянувшееся вдоль берега Двины. Все наличные плавсредства крутились неподалеку, впрочем, не подплывая близко к эллингам. Как никак — это не первый спуск с верфи, а на этот раз обещал, что судно будет более тяжелое.

Петр, с ближним кругом, занял коронное место у носовых тычков, всем своим видом выражая готовность выбивать стопора. У остальных упоров суетились празднично одетые мастера, перекрикиваясь о готовности. Петр не стал дожидаться полной легенды, вышибив первый из носовых стопоров. Благо, мастера подошли к вопросу более ответственно, и корабль пошел без перекосов. Закрыл глаза. От меня теперь ничто не зависит. Хорошо быть верующим — всегда есть на кого переложить ответственность.

На громком плеске не выдержал — подглядел как там дела.

«Святой Дух» загреб Двинской воды, перелив волну через нос на палубу, будто купающийся слон. Теперь он, величественно отходил от берега, чуть покачивая сложенными мачтами и разматывая с кормы хлысты канатов, которые, сдирая щепу со свай, через которые они были пропущены, постепенно притормаживали канонерку. Что же. Неплохо. Киль держит уверенно. Что там под ватерлинией — потом посмотрим.

Народ ликовал. Да и мне картина нравилась. Петр так вообще в выражениях особо не стеснялся, хотя и до брани не дошел. Повторим? Ладьи облепили канонерку, и по оставленным на ней штормтрапам наверх уже карабкались швартовые команды.

Отчего же не повторить? Сейчас Духа оттащат и продолжим.

Подошел Петр, возбужденный до трясучки.

— Ну каков корабль! Хорош мерзавец! Диво как чуден. И ходок, вестимо, отменный. Так князь?

— Так государь. Он и при ветре хорош, и без ветра может конного в галопе обогнать.

— Читал, читал твои описи. Терпежа нет испробовать.

— Не можно сразу государь — корабль как жеребенок новорожденный, ему, да и команде его время надо дать ходить научится.

— И это в пояснениях твоих читал, дотерплю уж до Архангельска, где корабли твои и испытаю. Но уж тогда не обессудь, подхлестывать буду без всяких скидок.

Мысленно тяжело вздохнул еще раз. Нам бы еще дойти до этого Архангельска без поломок. Хорошо, что Петр завтра уедет к устью Двины — будет полегче латать огрехи.

— Ну а второй то корабль когда спускаем, и как его назвали?

Из государя бил фонтан нетерпения. Упс. А как мы вторую канонерку назвали? В народе их обе называли «Духами». Название на бортах не написали, так как хотели сделать позолоченные буквы, а с этим авралом все украшательства отложили на потом. И как теперь выкручиваться?

— Второй спустим сразу, как «Святой Дух» отведут в сторону. А имя … окажи честь, государь. Поименуй корабль.

Петр поведал, как ему это «любо» и задумался, заставляя меня напрячься. Сейчас как выдаст нечто наподобие названия своего корабля «Гото Предестинация», который он лично заложил в Воронеже, рядом с морской школой….

Пожалуй, это был последний корабль старой кораблестроительной школы, заложенный в России. Построенный скорее не по необходимости, а по воле Петра, желающего доказать самому себе свое корабельное мастерство. К слову, оригинальных решений в корабле было много. Да и 58 пушек при обороне порта лишними не будут, так что, приняли это «Божье провидение», как переводиться название, в состав Черноморского флота. А куда деваться. Надо будет, кстати, перегнать его в Севастополь, пока там форты не отстроят.

— Говоришь, быстрый корабль?! Так быть ему «Быстрым Гонцом», дабы споро нес вести супротивникам о нашем неудовольствии!

Мдя. Сам пошутил, сам посмеялся. Гонец, так гонец. Махнул рукой ликующим мастерам, всячески одобряющим наименование корабля государем. Думаю, они и на «Предестинацию» ликовали бы. Не важно, как назвали — главное кто назвал.

Праздник продолжался, мастера занимали места у новых рядов стопоров. Скоро эллинг опустеет. Но ненадолго. Петр весьма впечатлился заводом, а особенно кораблями. Вот покажу ему канонерки во всей красе и основательно растрясу казну. До дна, если получится. Будем закладывать на соломбальских верфях «большие канонерки». У мастеров дух захватывает — больше сотни метров длинной и сотня миллиметров толщиной обшивки. Правда, не везде, но это уже нюансы.

Гонец резво побежал в свою родную стихию. Доброго пути вам, вторуши. Помните про первенца.

Дальше было ликование, восхваление и прочие кружева. А у меня пошел откат, глаза слипались, и организм требовал кровати в виде аванса. Но Петр еще не наигрался. Он вбил себе в голову, что именно эти корабли потащит волоком в Ладогу. Пришлось разубеждать.

— Государь! Слишком тяжелы корабли эти. Мало того, что гать под ними провалиться, хоть в десять слоев ее накрывай, так еще и не вытащить их на берег будет. Коль мне не веришь, спытай сам, обратно по подготовленному и оборудованному слипу корабль на верфь втащить. Но прошу тебя, не рви люду жилы понапрасну. Все одно не сдюжить.

Настроение Петра опять изобразило маятник, но так стало даже проще.

— Так что ж ты … сын мне флот в Ладоге обещал?! Как твои слова понимать!

— От слов своих не отказываюсь. Дозволь государь показать, что ты в поход возьмешь.

Петр вновь выглядел заинтересованным, и пока мы шли к старому эллингу — успел набраться нетерпения.

— Вот государь! Это малые корабли, суть, копии больших. Эти кораблики мы называем катера, и их несут канонерки в своих отсеках на палубе. Для защиты твоего похода отдаю все восемь катеров, запас горючего к ним и несколько боекомплектов зажигательной смеси. Ты не смотри, что пушчонка у них одна. Зато палит она не хуже, чем бортовой залп малого фрегата. А снаряды в комплекте идут дюже злые — ими любой корабль спалить можно, хоть целый линкор. Хотя с ним придется повозиться. А еще катерам парус не надобен, и они могут виться вокруг супротивника как мошки — в них не попасть, а они закусают до смерти. И не уйти от них, и на мелях не укрыться. Коли восхочешь ты корабль целым взять — с катерами пойдут абордажные команды, на эти суда обученные и к абордажу привычные — морпехи Двинского полка. И главное, по волоку катера пройдут легко, мы ноне и колеса для них готовим специальные. Будь спокоен государь — катера тебя не подведут. А как в них нужда отпадет — канонерки их к себе на борт подберут. Уже в устье Невы.

Последние фразы говорил в спину Петра. У государя появилась новая игрушка. Да, не такая крупная, как канонерки — но выглядит внушительно, а главное, по волоку действительно пройдет.

Возможности картечниц, установленных на катера, может, слегка и преувеличивал. Но 50 мм мины, забитые под завязку фосфором, собранным холмогорской школой, действительно показали неплохие результаты. Отдам все, что успели сделать за зиму и сделаем за лето. На приличный флот деревянных кораблей точно должно хватить. Плюс еще обычный набор — картечь и осколочные мины. Этого добра накопилось уже прилично, особенно после того, как наладились поставки свинца.

Провели еще полчаса в старом эллинге за разговорами. Вокруг слышался приглушенный шум толпы. А мне хотелось спать. Но день обещал быть длинным.

День так и прошел под эгидой Петра. Толстая, сытая змея его свиты вилась по верфи, заполняя ее значимостью, которой тут явно раньше недоставало. Чего мне стоило обойтись без порок мастеров — отдельный разговор, и результат предварительной политинформации.

Голова змеи, быстрым и широким шагом Петра, постоянно отрывалась от толстого тела, заскакивая во все щели и плюя на заводскую секретность. Впрочем, государь внял моим придушенным стонам, и свита в закрытые цеха не заходила — а то в ней, что не западный гость, то шпион с фотоаппаратом под мышкой — обидно, фотоаппараты нашего же производства.

Относительно успокоился государь, только облазив Духа и Гонца, после чего, до обеда, пытал меня о машинерии канонерок. Больше всего меня поразила его осведомленность, что и для чего стоит на кораблях. Шок — не шок, но поставил еще одну жирную зарубку в памяти — от завода Петр получает очень подробные отчеты.

С другой стороны, пояснять государю можно было только особенности, без деталировки каждой фразы. Это радовало не только тем, что Петр набрался информации о «высоких технологиях», но еще и сокращением пояснений, приближающим меня к вожделенной койке.

Почему котлы на канонерках маленькие?… мдя, можно подумать, было куда большие всунуть…. Так они только для экономичного хода! Старик Фруд подробно рассчитал, как быстро может идти корабль, определенной длины, затрачивая минимум сил. Вот на эту скорость котлы и рассчитаны. А боевой ход обеспечивают жаровые трубы внешнего сгорания. К сожалению, трубы эти прогорают быстро, и до топлива излишне жадные. Но во время боя это не важно, а после боя и экономичного хода хватит, в помощь парусам. Поверь, государь — все лучшее в корабли вложили, выше нам пока не прыгнуть. Можем только корабли сделать больше, прочнее, да чтоб их пушки супостата не брали… Да, совсем не брали … и крепостные тоже. Вот только стоить пара таких кораблей, бронью покрытых, будут как весь южный флот и еще чуток сверху…. Да, государь, броненосцами их и обзываем, когда с мастерами над чертежам меркуем… Хотел с тобой о деньгах опосля показа кораблей во всей красе — но коль ты первым речи завел — да, готовы закладывать два броненосца на Соломбальской верфи.

Сидели с Петром, и парой его ближников, не считая тезки, в беседке, на насыпном острове, который братья Баженины специально для дорогих гостей организовали. Вид отсюда был чудесный, особенно в свете притихшего дыма от завода. Обедали уже третий час. Точнее, слуги уже два часа как таскали нам вместо блюд то бумаги, то мастеровых, за которыми посылали, и мы потребляли уже пищу духовную.

После еды разморило, говорить не хотелось, да и на душе становилось все тяжелей — посыльные с верфей уже второй раз приносили «сказки» процесса швартовых испытаний канонерок. Там все было отнюдь не так радужно, как излагал давеча Петру — текли дейдвудные трубы, причем у Гонца по правому гребному валу просто откровенно лилось. Зато испытали и систему водоотлива.

Те мелочи, которые «зачистили» еще на стапелях, вплоть до запотевания стен и стекол рубки, опять вылезли. И так далее.

Впереди еще были ходовые испытания, а внутри меня зарождалась мысль, наперекор сказанному Петру, затащить обратно на стапель хотя бы Гонца.

На этом фоне разговоры с Петром «за жизнь» сильно напрягали, пока он не перешел к действительно интересным вопросам. Сколько надо денег прямо сейчас на закладку броненосцев? Ээээ … при водоизмещении почти в пять тысяч тонн, одного железа для пары кораблей надо почти на 600 тысяч рублей. Так что, государь — надо миллион. И это только для начала… Да именно пару будем закладывать — так плиты броневые лить легче и дешевле. Технология у нас такая, карусельная.

Поговорили о деньгах. Не то, чтоб Петр жаловался, но его тоскующий взгляд напомнил мне разговор из магазина моего времени — «Мама, купи мне игрушкууууу!!! Сынок, подожди до зарплаты…. Хочу сейчас!!! Хочуууууу!!!!»

Даже глаза прикрыл, так живо это прозвучало. А организм, не будь дурак, моментально переключился на режим сладкого посапывания, оставив на дежурстве одну только паранойю.

Вот она и подала сигнал, что за бортом не все гладко и требуется присутствие разума, канувшего в глубины сознания.

Пока паранойя делилась последними услышанными фразами с выдернутым из нирваны разумом, хлопал глазами, пытаясь найти обтекаемый ответ на заданный мне вопрос. Потом решил, что для политики еще недостаточно проснулся, и буду говорить почти правду.

— Прости государь, сморило меня после ночи тревожной, да разносолов богатых. Спрашиваешь, где денег взять? Так они у тебя есть, ты их просто не получил в казну.

Излишне говорить, что топтание по самому чувствительному органу боярства — то есть по кошельку — немедленно вызвало требования объясниться. Что же, извольте.

— По сказкам, что наместники тебе дали, выходит, народу в государстве и пяти миллионов нет. А вот по отчетам факторий, которых еще слишком мало — получается, что в тех же местах, про которые наместники сказывали — мужиков податных вдвое больше обитает. А коль так, то и остальным сказкам веры нет. Думаю, не 5 миллионов у тебя под рукой, а все 10, а то и 12 миллионов, и это без земель казацких, крымских, да и сибирских по большей части. Хоть указ о новом уложении налогов и принес тебе в казну, заместо двух миллионов, почти четыре — вот только должен был он принести все семь, а то и девять миллионов рублей. Считай, половина казны по мошнам разбежалась…

Договорить не дали. Петр вскочил, под ропот застольных приближенных, которые даже новомодные, стальные вилки с витыми ручками побросали, навалился на стол, воткнув в меня хмурый взгляд, и поинтересовался шипящими интонациями, откуда мне о том ведомо.

Хорошо быть полусонным, все эмоции как сквозь вату. Пожал плечами, скорее даже передернул ими, как от озноба

— Специально в Москве сказки сравнивал, что от факторий да от наместников поступали, а потом еще и проверил тут на месте, в каких сказках об этих землях правды больше. И это еще благодать, что фактории совсем новые, фискалов в них бояре прикормить не всех успели. Вот увидишь, год другой пройдет, и сказки как с одного голоса сказаны будут.

Глубоко вздохнул, пользуясь повисшей тишиной, в омут, так в омут.

— Воруют, государь, на Руси. То и тебе ведомо. Но половину казны в карманы рассовать — то уже грех смертный, как мне думается. И не бояться местечковые ставленники грозных указов — они видят, что никто к ним не приходит, ответа строгого спрашивать. А коль приходит, так от таких они и откупиться могут.

— А это тебе откуда ведомо!

Петр уже дошел до состояния выхватывания шпаги, усы на его лице зажили собственной жизнью, а правая щека начала слегка подергиваться, выдавая нешуточное бешенство.

Ну не говорить же ему, что чиновники во все времена одинаковы. Еще на заре нового летоисчисления римский поэт Ювенал, отточивший искусство оратора, цитируя с трибун свои книги с едкой сатирой, вопрошал — кто будет сторожить сторожей? При этом, добавляя, что «запах прибыли одуряюще приятен, отчего бы он ни исходил». Кстати, именно он говорил — «в здоровом теле, здоровый дух», «суд прощает воронов, но не прощает голубок «и много всего в этом же духе — что актуально было две тысячи лет назад и актуально сейчас. Особенно зная, чем кончила Римская Империя.

Может, все это говорили и до него. Даже наверняка говорили. Но он умудрился донести свои слова до потомков. Будто бы нам сие не ведомо. Эхх. «Добродетель хвалят, но она мерзнет» — это еще одно его высказывание «не в бровь, а в глаз».

— Фактории, что тут заложены должны были быть — уже подкупленными пришли. О том князь-кесарь поведал, по результатам допросов ослушников. Уж не знаю, отчего тебе он о том не докладывал.

Петр перебил нетерпеливо.

— Докладывал, и что? Людишки гнилые попались и вся недолга.

— Да нет государь. Не в том дело. Вот возьми ты крепкий кол, окори его, да в сыру землю забей. Сгниет? Сгниет! И не кола в том вина, и даже не земли сырой. Коли восхочет мастер изгородь ставить, он колья высушит, пропитает, да еще смолой покроет. Смола без кола делу не поможет, как и кол без смолы — а вместе они долго стоять будут, их только изредка подменять надо.

— Что-то не пойму твою аллегорию. Говори яснее!

Ну вот, только на поэзию пробило, а тут такой пассаж, нетерпеливым голосом главного мастера страны.

— Нет пригляда на местах и за посаженными в управы, и за фискалами разрастающимися. О том Ромодановскому докладывал, да схемку Следящего приказа ему давал, а к ней еще схемку приказа внутренней безопасности. Вот только вместе с приказом земской стражи у нас выходит потребность в сотой части работников от всего населения России. Это же считай сто тысяч грамотных да делу преданных набрать надо. Высмеял меня князь. Да только дело то так на месте и замерло. Укорил он меня, будто нахлебников целую армию набрать желаю. То верно. Коль они дело справно исполнять не будут — нахлебники и есть, которым даже мужик от сохи воды дать побрезгует. А коль дело справно идти будет, то они тебе, государь минимум три миллиона рублей заработают. Как? Да просто. На их жалование уйдет полтора миллиона рублей. Да, больше чем на армию той же численности! Зато сказки податные исправят, как есть, коль конечно приказ следящих не оплошает. Тати в городах и на трактах притихнут, что торговлю оживит, и опять же барыш казне принесет. Впрочем, подробно все в листах князю-кесарю изложил.

Петр на середине монолога поправил шпагу и уселся обратно за стол, сменив раздраженный вид на задумчивый, что, впрочем, у него выходило примерно одинаково.

— Ты эти листы дай-ка и мне просмотреть. Задумка эта не нова, да у тебя обычно складно все расписано — глядишь, и выйдет чего на этот раз.

— Коль за делом ты лично, государь, приглядывать будешь — выйдет обязательно. Ну, хоть не за всем делом, а только за приказом Следящих. Пусть они при тебе будут гражданской гвардией. Коей и почет большой, но и спрос особый. Удел их, не в столице сидеть, а по землям колесить беспрестанно, да приглядывать, чтоб все указы твои исполнены были и по духу и по букве. Указ, он ведь силу набирает не тогда, когда его на бумагу записали, да на торжках зачитали — а когда люди верные за его исполнение спросить могут каждого. Не одного из тысяч, а именно каждого, без скидок и отговорок. И главное, государь, чтоб окромя тебя иных людей не было, с кого «следящие» спрос учинить не могли бы. Очень важно, сие. Как важно и то, чтоб «следящие» лично пред тобой отчет держали. Много им воли давать не след, да и кару за их неверные решения очень суровую ввести надо — но один пастух разросшуюся отару не соберет, а вот со сворой верных псов…

Петр ухмыльнулся. Видимо с пастухом несколько перегнул, но это от вечных проповедей Ермолая про пастырей. Настроение государя, как обычно, качнуло стрелку его барометра в сторону «ясно».

— Так есть у меня такая гвардия — бояре мои за тем следить и поставлены!

Довольно зашумевшие сотрапезники подтвердили монаршую мысль вполне однозначно.

Переждал бурные одобрения государевой мудрости и задал короткий вопрос.

— И как, государь? Уследили они за пополнением казны? А за татями московскими, что в столице едва меня живота не лишили?

Над столом повисла тишина. Видимо, неприятные вопросы монархам задавать было не положено.

Петр начал набивать трубку, постепенно теряя веселость, но вроде не переходя к раздражению. Видимо этот вопрос он себе уже задавал.

— Гвардия говоришь.

Мне даже курить не хотелось. Отстали бы только — еще ведь к «Духам» идти надо, потом из черновиков новый комплект бумаг для Петра рисовать, потом мастера наверняка пристанут — они и так месяц сдерживались, работая исключительно на приезд государя. Дурдом словом. Причем концентрированный, и собранный в одно место.

Петр выпустил под крышу беседки клуб дыма, следя взглядом, как слабый ветерок выносит серую вуаль из-под резного оформления скатов, и отплатил мне другим неприятным вопросом.

— Углядел ноне в цехах твоих мастеров, что двумя перстами крестились. Да и работный люд себя так осенял. Что скажешь на это?

Вот ведь …. Искренне надеялся, что нашего прошлого разговора на эту тему было достаточно.

Начал осторожно.

— Мастера эти, государь, корабли великие для тебя построили. Армиям оружие сковали. Тебя ждали с радостью. Встречали государя поклонами и с чистым сердцем. Что их теперь, казнить за верную службу тебе? А иноверцев, коих во флоте не мало, куда?

Петр, на удивление спокойно слушал мою путаную речь, не подавая виду, куда мне следует идти по этому минному полю.

Когда перечисление заслуг староверов перед отечеством себя исчерпало, в беседке повисла тишина. Петр докурил трубку, и отдал ее тезке на прочистку, вглядываясь в вид дальних берегов Двины.

Будто проснувшись, Петр вновь развернулся к столу, и начал говорить, будто с самим собой.

— Думка у меня есть. Негоже раскол в землях моих ширить. Уже, считай, пять десятков годков как ересь изживаем, и коль она до сей поры не изведена, то знать у неё свой путь. А раз людишки староверные на благо земли работать готовы, да бунты не учиняют — то и не след их каленым железом жечь. О том еще с Афанасием переговорю, но мнится мне, для земли нашей будет лучше, коль клятвы Московского Собора отменены будут, яко не бывшие.

Петр задумчиво вздохнул, покивал своим мыслям. Видимо представляя, какой поднимется ор. После паузы продолжил.

— Уже полтора года, как патриарх Адриан преставился — все перекрестились и осуждающе на меня глянули, будто в его смерти есть и мой след — нет единения в церкви православной, не вижу в ней опоры замыслам моим. Всяк на себя одеяло тянет. Стефан Явронский, что место патриарха блюсти поставлен был, сказался вовсе не так хорош, как поначалу думалось. Он хоть и образован, но больно уж трусоват — и нашим и вашим угодить пытается. Подумываю даже совсем упразднить патриарший престол, ибо не вижу достойного патриарха.

Бывают минуты, когда человеку надо поговорить с самим собой. И не в одинокой постели, а прилюдно, чтоб от слов своих потом отказаться стыдно было.

Вот и Петр задумчиво вещал о своих сомнениях. Можно сказать, честь оказывал. Тем не менее, спать хотелось все больше. Что можно ответить государю? Хочет Афанасия прокачать на предмет патриаршества? Флаг ему в руки. Наша бабушка, божий одуванчик, архиепископа вроде как вытянула из северной хандры и кхеканья, кстати, в том числе и одуванчиками. Думаю, лет десять еще Афанасий будет вполне активен, особенно в менее суровом климате и у теплой печки. А коли травница его не оставит, глядишь, Афанасий и до ее возраста доживет — даже боюсь спрашивать, сколько же ей лет, так как выглядит она на сотню, а по опытности и зловредности — на две сотни лет.

Встревать в монарши думы про старообрядчество? Сплюну три раза — главное, чтоб от завода отстал. Ведь рассказывал ему, что, как появился в этом времени, думал, к старообрядцам попал. Не изжили их за три сотни лет, и клятвы Собора все одно отменили. Чего тянуть то? Ведь Петр сам говорил — по делам о человеке судить … Хотя, цари никогда не отличались последовательностью. Двойные стандарты, отнюдь не изобретение моего времени.

В беседке опять повисла тишина. О деньгах поговорили, о религии тоже. О чем еще? Только о бабах и об оружии. Последнюю тему лучше не поднимать, тогда точно застряну тут надолго, да и рыльце у меня в пушку. В смысле, прикрываю недостачу Тульских заводов и утаиваю последние образцы.

— Государь, сестра твоя, Наталья Алексеевна, оказала внимание идеям моим — благородных девиц искусству ревизоров обучать. И учителя идеей прониклись — знатное дело для молодых дворянок выйти может. Им ведь казнить на месте не надобно будет, только нарушения выявить, да тебе доложить. Чем не служба для дворянского рода, где сыновей нет. Это то, о чем ты вопрошал меня еще в Москве. Вот только весомости им надо добавить, чтоб от царских ревизоров отмахнуться нельзя было! Может с них и начать гвардию гражданскую собирать?

Тишина в беседке стала еще глубже. Даже мороз по коже пробежал. Петр вообще глядел прицеливаясь, будто на вкус меня оценивал.

— Бабье войско? Да у меня из гвардии офицеры сбегут, краснея от позора! Думай, что сказываешь!

— Наоборот, государь. Захотят показать, что они лучше. Впрочем, можно ведь и иначе твоих представителей назвать. Коли в армии есть лейб гвардия, дословно «личная охрана», то ревизоров можно назвать «личными проверяющими», лейб аудитор, чтоб и весу добавить, и с армией не спутать.

Петр слегка прихлопнул по столешнице ладонью

— Ладно, поговорю с Натой, что вы там удумали. А пока давай о делах более важных сказывай …

Ну вот, добрался государь до любимой армии и ее вооружения — «ховайтесь суслики по норкам».

Начинало вечереть. Пронзительно синее небо раскрашивало красным низкое солнце, подсвечивая инверсионные следы перистых облаков. Ветерок стих, и через гул завода стал отчетливее слышен звон вампиров, собирающихся к ужину.

Сидел в опустевшей беседке, лениво похлопывая себя по шее и по щекам. Петр ушел было в дом, оставив меня отходить от экспресс допроса, но с полпути вернулся, уже один, сел напротив напрягшегося меня.

— Сказывай князь, что тебя так гнетет. Вижу ведь, не любо тебе свеев воевать, но и трусом тебя назвать никто не может. Правду сказывай! Не то тут тебя оставлю.

Вот почему так всегда? Все требуют правды, а когда ее услышат, начинают шашками размахивать, или кричать, что все ложь. Кому эта правда нужна? Вот ее адаптированный и приглаженный суррогат — примут с удовольствием. А чистая правда, она как ежик — и держать в руках больно, и выбросить жалко — вот и смотрят ненавидящими глазами на принесшего этот подарок.

— Не в свеях дело, государь. Иное меня гнетет. Вот своюем свеев, а там и иные границы притягательны станут, а за ними еще и еще. Война, она как чума — расширяется быстро, да людей прибирает много. А земля наша еще от прошлой, настоящей чумы только отходить начала. Страшно, государь, мне на Руси узреть пустые города и заброшенные поля, как мы видели в Посольстве. Завод мой пустым наполовину, баб за станками, мальцов, что с отцовской лодкой управится на море пытаются. Ты правду требовал? Вот она и есть. Страшно мне, что война эта не просто за Ижорские земли пойдет, а победы только аппетит разожгут — и будет война бесконечна.

Петр поднялся, правда, вроде без резких жестов, заложил руки за спину и начал мерить беседку шагами. Все же в беседе один на один он гораздо спокойнее.

— Экий ты конец света рисуешь. Впору голову под крыло прятать.

Петр остановился напротив меня и опять навис над столом

— А супротивники, думаешь, смиряться с победами нашими? А может им все отдать сразу, чтоб мужиков не трудить? Али думаешь, наши земли под свеями не опустеют? Так те земли, что мы в Посольстве зрели и были под ними!

Пустой это разговор. Зря затеял. Даже такая полуправда вон как Петра распаляет. Чувствую, он еще долго вещать может.

Дождался паузы в речи монарха.

— Все так государь. Даже больше скажу — есть такая поговорка — «кто не хочет кормить свою армию, тот будет кормить армию завоевателя». Про иное говорил. Вот ты к роскоши не тянешься, да и траты на двор в два раза умерил. А ведь с землей та же история. Уже ныне Россия огромна, земли твои, считай, от моря до моря простираются. Можешь мне не верить, но с Сибирью и землями на Дальнем Востоке сейчас под твоей рукой шестая часть всей суши. А с колониями в Америке, может и пятая часть, а то и четверть. Римская империя, государь, в три раза меньше была. И ее сгубили новые земли и новые завоевания. Что измениться, коли прирежешь ты к этой громадине еще один надел? Он как капля в море. Выходы к морю потребны, не спорю с этим. И места стратегические занять надобно. Да только война для того не всегда нужна. Вон, Мальта считай уже наша, и средиземный флот с нее не уйдет. Коли с испанцами связи наладим, так и Гибралтар оседлаем. А главное, силы да деньги, что на прирезание маленького надела войной потребны будут — гораздо больше выгод принесут, коли их на земли уже имеющиеся приложить. Татей извести, заводы поставить, дорогами все земли связать, да чтоб они и по весне проходимы были. Казнокрадов на местах, да и при дворе прижать — одно это казну в два раза богаче сделает. А армию и флот надо иметь просто сильными. Чтоб даже мысли у супостатов не возникало, на земли наши набегать.

Петр уже отошел от стола и вновь начал мерить шагами беседку. По его виду сложно было судить о реакции, но все больше склоняюсь к мысли — пустое это все. Иметь игрушки и не побряцать ими? Даже американцы в мое время не удержались и сбросили ядерные бомбы на населенные города. А в этом времени еще и ценности иные.

— Складно опять сказываешь. Но коль отцы наши по наделу бы не прирезали, так и не было бы ноне той державы, что по твоим словам шестую часть земель заняла. И нам то отцы завещали — приумножать!

Прикрыл глаза. Внутри все ныло. Организм сопротивлялся переходу к плану «Б», так как чувствовал основанием, чем этот план закончится.

Надо сворачивать этот пустой спор.

— Приумножать, государь, по-разному можно. Зачем пастуху с тремя овцами поле до горизонта? Пока пастух валит деревья, еще больше поле расчищая, волки и последнюю овцу зарежут. Впрочем, прости государь, что не в свое дело лезу. Не сомневайся, флот тебя не подведет, выполнит все справно. И раньше тебя не подводил, и далее так будет.

Петр постоял, посверкал глазами — то ли сказать что хотел, то ли раздумывал. Потом кинул на ходу «Добре» и ушел темным силуэтом в сторону россыпи светлых окон.

Отвратительно поговорили. Как обычно есть два мнения — монарха, и неправильное.

Вытащил из внутреннего кармана тонкую прямоугольную шкатулочку с трубкой, повертел ее в руках. Значит — план «Б»…. Не хочется то как…

Курил, просто отдавшись умиротворяющим звукам вечера, вытянув ноги и устроив голову на резное дерево ограждения беседки. Ладно, все это лирика, пора идти на причалы, где расцвеченные огнями, под не умолкающий грохот и извивающиеся змеи загрузки, стояли канонерки. Жизнь продолжается.