Переоделся я достаточно быстро, почему-то спорить с новым преподавателем не было ни малейшего желания. Я стоял перед Роше в обычном спортивном костюме, чуть ли не по стойке смирно, прижимая к груди свою одежду.
— А теперь положи свои тряпки на скамейку, — он продолжал стоять передо мной, заложив руки за спину. Мне даже показалось, что он не пошевелился ни разу за это время.
Разложив одежду так, чтобы она не помялась, я снова подошел к своему инструктору.
— Сейчас ты должен запомнить одну важную вещь, я буду заниматься с тобой не просто физической подготовкой, я буду давать тебе элементы рукопашного боя, созданного однажды Темными. Это нужно для того, чтобы попытаться тебя стабилизировать. Я разве не сказал, что могу сделать так, что ты не будешь каждый раз при прикосновении к тебе или просто приближении кого бы то ни было запускать свой мозг в режим сканирования чужого мозга? — нет, ты мне этого не говорил. Я сжал зубы так, что почувствовал во рту привкус крови. — Мне это будет сделать проще, чем любому другому, Нейман… — он запнулся, и покачал головой. — Вот ведь дилемма: Неймана не нужно было бы стабилизировать. А вот Фолта нужно. И что нам делать? Как мне тебя тогда называть?
— Вы можете называть меня просто по имени, раз для вас выбор моей фамилии представляет трудность.
— Это не для меня представляет трудность, это может вызвать определенные проблемы для тебя, если вдруг я ошибусь при свидетелях, — он снова улыбнулся, точнее слегка усмехнулся.
— Почему я сомневаюсь, что вы можете что-то перепутать?
— Интересно, на чем основана такая пугающая вера в меня, учитывая то, что мы практически незнакомы? Не отвечай, Деймос, — он проговорил мое имя практически по слогам. Похоже, сволочизма в полковнике хватит на десяток таких как я.
— Все преподаватели называют учеников по фамилии, при этом добавляя «мистер» или «мисс» — вот это от пола зависит, — зачем-то решил уточнить я.
— Проблема в том, что я не являюсь преподавателем этой школы, — он ответил мне сдержанной улыбкой, — я твой личный тренер, наставник, или просто репетитор, которого наняли ради твоего обучения, и я не связан моральными принципами, правильностью поведения, кодексом, или что там еще регламентирует отношения между учениками и учителями этой школы. Так что, пожалуй, твое желаемое «мистер» я опущу. Или ты хочешь, чтобы я называл тебя мистер Деймос?
В ответ я промолчал, еще больше стискивая кулаки. Ну крестный, не мог поприятнее преподавателя найти?
— Приступим, или у тебя есть какие-то вопросы ко мне перед началом наших с тобой занятий?
— Простите, сэр, а чем будет отличаться именно эта физическая подготовка от той, что преподается доцентом Уайтом? — я тихо задал интересующий меня вопрос, стараясь не выдавать накопившееся раздражение от пятиминутной беседы с этим полковником.
— Отличия существенные, Деймос. В мою задачу будет входить не увеличить твои бицепсы, не увеличить силу, скорость, гибкость… Это, конечно, все будет и так увеличено на первом этапе подготовки, но не будет являться основной целью, к которой мы будем приближаться. Основной целью будет выработка у тебя абсолютной координации, или умение так согласовать мышцы тела, чтобы выполнить поставленную перед ним двигательную задачу, причем независимо от сигналов мозга.
— Вы сказали, что это будет не первым этапом, а что будет первым? — я чувствовал, как колотится сердце, при этом оно колотилось где-то в районе горла.
— Первым этапом будет сделать так, чтобы ты не думал, — Роше позволил себе улыбнуться чуть более искренне. — Я буду увеличивать нагрузку пропорционально твоей переносимости так, чтобы никаких мыслей в голове просто не было.
— Но как же я тогда буду посещать другие занятия?
— Очень даже просто. Я узнавал, что на остальных занятиях вас пока будут учить дозировать ману. А для этого работы мозга не требуется, более того, она даже противопоказана. Поэтому я, как добрый самаритянин делаю целых два добрых дела: я пытаюсь тебя стабилизировать и подготовить к следующему этапу, и предоставляю тебя другим преподавателям в идеальном умственном состоянии, для выполнения тех задач, которые они перед тобой будут ставить. И запомни самое главное: основные враги координации на моих тренировках — неумение расслабляться и торопливость. Скорость будет увеличиваться постепенно. А сейчас что мы будем делать? А, Деймос, сумеешь угадать?
— Бегать, — довольно флегматично ответил я. А что тут гадать: все новые свершения в моей жизни начинаются с этого небольшого слова из шести букв.
— Абсолютно верно, бегать. Но перед этим нужно разогреть мышцы. Сейчас я покажу тебе упражнения, которые ты будешь делать перед каждым нашим занятием. Да, хочу предупредить, больше я с тобой разогревом заниматься не буду. Начиная с завтрашнего дня, ты будешь приходить за полчаса до начала основных занятий и разогреваться самостоятельно. Предупреждаю сразу, если начнешь халтурить, то все возможные травмы будут на твоей совести и являться уважительной причиной отмены или переноса занятий не будут. Как и неуважительной тоже. Восстанавливаться в случае твоей халатности будешь самостоятельно и в течение суток. Не сможешь? Твои проблемы — тренировки ради такой мелочи как, допустим перелом или растяжение связок, не будут отменены.
В этот момент я понял, что полковник не шутит и крайне серьезно относится к моему воспитанию. В голове пронеслась дикая и убийственная для меня мысль: это что же получается? Придется вставать раньше, чтобы успеть хотя бы позавтракать? Внезапно во мне проснулся протест. Он что издевается надо мной? Не буду я ничего разогревать по утрам!
Тем не менее, именно сейчас я выполнил все необходимые упражнения, хотя их выполнение вызвало во мне некоторое недоумение. А все потому, что разминочные упражнения были какими-то легкими что ли. Кроме растяжки. Вот она доставила мне массу проблем, потому что я впервые почувствовал боль в паху, и это было… некомфортно.
А потом мы бегали. Бегали мы вместе с Эваном, он бежал рядом со мной все время этой такой странной тренировки. Бегали мы долго, нудно, трусцой. Бегали мы почти все время, которое было нам отведено для занятия. При этом Роше строго следил, чтобы я, не дай Прекраснейшая, не ускорился и продолжал шаркать по спортзалу, наматывая круги со скоростью, едва ли превышающую скорость идущего человека. Усталость, конечно, была, но не критичная. Дыхание оставалось ровным, я не напоминал астматика, попавшего в парфюмерную лавку, но на очередном круге, я их уже даже не считал, я вдруг почувствовал вакуум в голове. Мыслей было мало, и текли они вяло почти с такой же скоростью, с которой мы бежали. Мне позволяли останавливаться каждые три-четыре круга, но только для того, чтобы поприседать или попытаться поотжиматься от пола. Последнее получилось очень плохо, большую часть времени я лежал, вяло барахтаясь на полу. Когда Роше видел, что я начинал жульничать, меня поднимали, заставляли приседать, а потом снова отправляли в положение лежа, повторить упражнения хоть как-то похожее на отжимание. А видел полковник мои попытки всегда, поэтому просто отлежаться не получилось ни разу.
Незадолго до окончания урока полковник меня остановил и заставил снова проделать комплекс упражнений, почти такой же, как и при разогреве.
— Ты, конечно, можешь сейчас переодеться, но советую сначала сходить в душ, — он в очередной раз усмехнулся, глядя на меня.
Я мысленно с ним согласился и вяло подумал, что будь передо мной зеркало, то я смог бы увидеть, что мой взгляд вряд ли сейчас отличается от взгляда Гаврюши, когда тот хрустел соломой в своем загоне.
Эван неспешно подошел ко мне и похлопал по плечу. Я посмотрел на него недоуменно, но увидел только, как он кивнул каким-то своим мыслям.
Совершенно не думая, я расстегнул олимпийку и почувствовал резкий запах. Я наклонил голову и принюхался, действительно — это пахну я сам, и далеко не розами благоухаю. Я резко застегнул кофту и вопросительно посмотрел на Роше.
— Тебе сколько лет, ребенок? — полковник вздохнул. — Нет ничего более отвратного, чем пот вступающего в половозрелый возраст юноши. Я же предупреждал, сначала в душ, а лучше в горячую ванну, если такая есть в вашей школе.
— Зачем?
— Это сейчас у тебя ничего не болит, но совсем скоро… — он снова усмехнулся. — Я удивлюсь, если ты завтра утром встанешь без боли. А ванна, она немного поможет. Да, я договорился с Патриком и другими преподавателями: так как это первое занятие со мной, ты на сегодня освобождаешься от всех остальных. И на ближайшую неделю тоже. Все равно примерно через час ты будешь ни на что не способен. Да и пока твое изнеженное тело не привыкнет к стабильной нагрузке, ты не будешь в состоянии заниматься чем-то еще. Ах, да, обезболивающие я тебе принимать запрещаю. До завтра.
Я безропотно вышел из зала и поднялся с подземных уровней. Совершенно не думая, что делаю, я направился прямо к помещениям Первого факультета к себе в комнату и упал, не раздеваясь, на кровать. Боли я не чувствовал, зато ощущал усталость. Глаза закрылись сами собой, и я даже не заметил, как задремал. Проснулся я от того, что при попытке перевернуться во сне, все-таки почувствовал, определенный дискомфорт. Особенно сильно болели мышцы ног. А еще усилилось чувство дискомфорта в паху.
— Да чтоб тебя, — простонал я и сполз с кровати. Заглянул в туалет, чуда не произошло, душ все так же не работал. Придется шлепать в ванную, которая сейчас закреплена за Штейном. Зараза.
Вытащив чистую одежду из шкафа, я прихватил с собой мыло, шампунь и, подумав, мазь от угрей, потому что тот, который был на лбу начал доставлять определенные неудобства, натягивая кожу.
Ключ от ванной у меня был, поэтому я направился прямиком туда, не спрашивая разрешения у Штейна.
Сняв с себя потную спортивную одежду, я оценил то, что Роше говорил про юношеский пот. Действительно отвратительно. Поэтому я наскоро принял душ, и только потом принялся набирать горячую ванну. Пока в глубокую емкость текла вода, от которой поднимался пар, я внимательно осмотрелся. Что-то изменилось с прошлого года. Внезапно до меня дошло: в этой комнате, которая когда-то была закреплена за Дефоссе, стало гораздо больше всевозможных бутылечков, баночек и флакончиков. Открыв один из них, я почувствовал резкий запах парфюма. Неужели Штейн всем этим пользуется?
Пожав плечами, я выбрал бутылку с пеной для ванны, которая пахла нейтрально, какими-то то ли зелеными яблоками, то ли виноградом, и щедро плеснул в горячую воду. После этого я погрузился в обжигающее тепло, и закрыл глаза.
— Интересная татуировка, — я резко открыл глаз и увидел Ника Штейна, сидящего на крае ванны и внимательно меня разглядывающего.
— Что ты тут делаешь? — я почувствовал, что краснею под его пристальным взглядом, и это не имело никакого отношения к горячей воде. Пены было еще много, и я руками попытался равномерно распределить ее по поверхности воды, чтобы скрыть от взгляда Штейна свое тело.
— Это моя ванна, Нейман, — Штейн наклонил голову и, протянув руку, попытался дотронуться до моего обнаженного предплечья.
Меня передернуло. Я отстранился, почувствовав, что мне стало жизненно важно именно сейчас оказаться как можно дальше от Штейна, поэтому я действовал слегка безрассудно. Слегка сгруппировавшись, я схватил Штейна за рубашку и дернул на себя, одновременно поднимаясь из воды. Пока Штейн барахтался в пенной воде, я успел обернуться полотенцем и выскочить из ванны, схватив вещи.
В коридоре никого не было. Я вытащил ключ и дрожащими руками запер дверь ванной. Только после этого я насухо вытерся и быстро оделся. Нащупав в кармане штанов баночку с кремом от прыщей, я плюнул на забытое в ванной мыло и побежал в свою комнату. Ну вот, теперь еще и ванны у меня нет. И что теперь делать? Грязным, потным и вонючим ходить? Да еще и эти дурацкие прыщи.
Я сел на кровать и взял в руки книгу: «Загадки разума. Новейшие исследования в сфере ментальной магии».
— И кто интересно проводил новейшие исследования? — я покосился на Гвэйна, лежащего рядом со мной на кровати. — Надо сказать, чтобы нашего мерзкого префекта кто-нибудь выпустил из ванной.
Гвэйн заворчал и перевернулся на другой бок. Ну да, действительно, зачем кому-то говорить о таком небольшом недоразумении, которое произошло с нашим горячо любимым префектом.
Но я все равно заставил себя спуститься в пустую гостиную и расположиться с книгой на диване. Чуть позже ко мне присоединился Гвэйн, привычно растекшийся по дивану, и оставивший мне небольшой уголок сбоку, на котором я мог только сидеть.
Сосредоточиться на книге не получилось. Боль в теле начала усиливаться, а непонятная пустота и одновременно легкость в голове не давали вникнуть и соединить написанные слова в логически построенное предложение. Не делало это простым и то, что книга написана была очень нудным языком с невероятно сложными для понимания оборотами речи. Для моего текущего состояния это был набор ничего не значащих слов.
Когда гостиная начала заполняться студентами, и шум, создаваемый ими, превысил допустимый для меня порог, я захлопнул книгу, в которую бездумно пялился уже минут десять, рассматривая картинку мозга, оплетенную серебристыми нитями. Знакомые нити, кстати, я такие где-то уже видел.
Скоро ужин, а потом необходимо встретиться с моими друзьями. Я попытался встать с дивана, но с первой попытки у меня это не получилось. Неимоверная тяжесть в ногах усилило земное притяжение, и я с громким стоном плюхнулся обратно на насиженное место, прищемив Гвэйну хвост. Раздался душераздирающий вой испуганного и обиженного волка, привлекая внимание всех собравшихся в этой гостиной. Наступила недоуменная тишина, а потом по рядам студентов раздались неуверенные смешки, переходящие в полноценный хохот.
Это было так обидно, что я подорвался с дивана и буквально вылетел из гостиной, чуть не прищемив Гвэйну нос дверью, которой я со злостью хлопнул, оставив этого паникера в гостиной. Буквально через несколько секунд порыв, заставивший меня вскочить, прошел, уступив место уже привычной пустоте и тянущей, такой же нудной как сегодняшняя тренировка боли в каждой мышце моего тела.
Как в тумане я добрался до столовой, где постепенно начали собираться страждущие до еды. Я обнаружил Ванду и Рея, сидевшим за нашим столом, напряженно о чем-то перешептывающихся и вяло ковыряющихся вилками в тарелках с рыбой. Я плюхнулся на свободный стул рядом, краем сознания думая о том, что сначала хорошо было бы взять еды, а потом уже опускать свое бренное тело на спасительный стул. Я посмотрел в сторону раздаточной и тяжело вздохнув, аккуратно, не повторяя ошибок гостиной начал подниматься на ноги. На удивление это получилось довольно быстро и даже почти не больно. Получив свою порцию еды, я вернулся к друзьям и понял, что все это время они молча и взволнованно наблюдали за мной.
— Кто-то умер? — вяло пошутил я.
— Почему тебя не было на занятиях? — спросил Рейн, опуская глаза.
— Меня освободили от них на первое время по причине моей занятости на других, о которых я вам говорил, — в животе заурчало, я и буквально накинулся на еду, практически не ощущая ее вкус.
— И как Уайт повел себя? Очень был зол? — Ванда выдохнула и продолжила ковыряться в своей тарелке.
— Ну, я его сегодня не видел, директор по причине моего изменившегося статуса нанял мне няньку для персонального обучения, наверстать, так сказать то, что я пропустил по своей лени и вредности в прошлом году, — немного замявшись проговорил я. Если друзья и заметили неловкость в моих словах, то виду не подали.
— Ты не очень хорошо выглядишь, — подвела итог Ванда.
— Собственно, как и вчера, — я усмехнулся, отодвигая от себя тарелку в сторону. — Не ждите, что я превращусь в красавца за один день.
— Я не это имела ввиду, — смутилась девушка.
— Я понял. А что вы тут так занимательно обсуждали с мрачными лицами?
— Мы переживали, почему тебя не было на занятиях, — пожала плечами Грей.
— Что надеялись, что я плюнул на все и позорно дезертировал из школы, оставив тут вас одних на растерзание знаниям? Не дождетесь.
— Ну мысли такие конечно были, — не стал возражать Рейн. — Но это не главное. Ты здесь: жив и относительно здоров, поэтому переживать не о чем. Мы тут еще кое-что обсуждали, и нам нужно твое мнение. В общем, Ванда решила к нам присоединиться в плане дополнительных занятий. Ты не возражаешь?
— Вы что издеваетесь надо мной? — я прищурил глаза. — Я на протяжении всей нашей практики заставлял ее присоединиться к нам. Почему я должен сейчас-то возражать?
— Ну мало ли…
— Много ли, — перебил я друга. — Пойдемте в кабинет уже, а то обсуждать такие вещи на глазах у всех мне не очень по душе.
Мы вышли из столовой и направились уже к практически нашему кабинету. Пока мы шли, разговор не клеился, и я не мог понять, почему это происходит. Будто что-то изменилось в отношении ко мне или друг к другу за прошедший месяц.
— Рейн, что происходит? — спросил я напрямую, когда мы заняли места за одной партой. Друг долго молчал, разглядывая крышку стола. Потом наконец перевел взгляд на меня.
— Понимаешь, мы не знаем, что теперь будет с нами. Твой изменившийся статус в обществе может, так сказать, помешать нам общаться, процентов шестьдесят, что ты покинешь школу и будешь заниматься семейными делами, и… — не в первый раз за этот долгий для меня день смутился Рейн, — двадцать процентов на то, что из-за как раз семейных дел ты перестанешь общаться с такими как мы. Вот.
— То есть, ты считаешь, что я похож на этих снобов-аристократов и просто могу вот так вот предать дружбу? Ради денег? Рей, ты головой не ударялся недавно? Ты меня ни с кем не путаешь? — от возмущения я начал говорить шепотом.
— Я боялся. Просто все, что произошло в последнее время так неожиданно, и было непредсказуемо.
— Ты еще не полноценный эриль времен Империи, ты только учишься, — усмехнулся я и похлопал друга по плечу. — Это было обидно, между прочим. То, что вы обо мне подумали. Но я благодарен, что ты в этом признался. Спасибо, друг.
— Дей, — тихо окликнула меня девушка.
— Что?
— Обижаешься?
— Я что маленький, чтобы на такую глупость обижаться. Да я только из-за вас сюда вернулся. Хотя меня очень настойчиво хотели запихнуть в какую-нибудь школу во Фландрии, или вообще не пускать ни в какую школу. Лучше расскажите, как лето провели? А то все обо мне и обо мне. Будто на мне свет клином сошелся.
— Да особо рассказывать то нечего, — первая ответила девушка. — Помогала отцу в лавке. Ничего интересного, что могло бы переплюнуть нашу практику.
— А я тоже провел дома, помогая по хозяйству. Я даже не думал, что так сильно соскучился по родным, — улыбнулся Рейн. — Родители гордятся моими успехами. Они не думали, что я смогу раскрыть в себе семейный дар, который почему-то очень долго ни в ком из семьи не проявлялся. Я правда не рассказал о том, что дар можно вернуть в полной мере, хотя бы мне.
— Вы о чем? — девушка непонимающе переводила взгляд с меня на Рея и обратно.
— Это долгая история, — отмахнулся Дилан, — когда мы получим хоть одну подсказку мы все тебе расскажем.
— Ладно, — недовольно пробурчала она. Но что-то в ее взгляде мне подсказало, что после того, как они вернутся к себе в гостиную, он так просто от нее не отделается, и ему все придется рассказать. Хотел бы я на это посмотреть. Ванда настырная и прет к своей цели как танк, не обращая внимания на такие мелочи, как попавшие ей под ноги людишки. Я улыбнулся своим мыслям.
— Так что делать то будем в этом учебном году, господа студенты? — обвел я взглядом собравшихся магов-недоучек.
— Я думаю сейчас целесообразно будет дополнительно заниматься тем, чему нас учат на занятиях. Развиваться свою силу, отмерять ману и больше себя контролировать.
Мы ненадолго задумались, а потом синхронно приняли этот план. Контролировать свой дар — это очень важно. Я теперь это понял. Мы решили долго не засиживаться и плотно начать заниматься с завтрашнего вечера. Все равно после моих индивидуальных занятий с полковником, браться за что-то более сложное не представляется возможным. Я сомневаюсь, что смогу сейчас сказку прочитать и понять, о чем в ней говорится. Когда решение было принято единогласно, Ванда утащила Рея, видимо в комнату для пыток, оставив меня в одиночестве.
Я же вместо того, чтобы пойти в направлении Первого факультета, направил свои стопы в кабинет к директору. Дойдя до него, я постучался. Мне ответили, что я могу войти, и я вошел.
Крестный сидел, склонившись над огромной стопкой бумаг и что-то сосредоточенно читал. Нехотя, как мне показалось, оторвавшись от своего увлекательного занятия он, наконец, обратил на меня внимание.
— Деймос, я сегодня чертовски занят. Если у тебя ко мне срочное дело, то давай решим его поскорее.
— Ну дело буквально на несколько секунд. Мне нужны ключи от твоей ванны.
— Что?
— Мыться то мне надо где-то, — решил я немного прояснить ситуацию. — А учитывая, что я плотно занимаюсь, по твоей милости, с полковником, мне очень нужно где-то мыться, а то своим амбре, которое я издаю после тренировки, я распугаю половину населения в замке, а студенты Первого меня просто задушат ночью во сне и выкинут как дурно пахнувший мусор медленно разлагаться на Болоте.
Крестный некоторое время сверлил меня взглядом, потом, достав со стола какую-то папку, вытащил из нее листок и протянул мне.
— Вот заполни, и завтра мы подключим тебе твой душ.
— Это что? — я взял протянутый листок и увидел какое-то очередное заявление.
— Это бумажка, которая говорит о том, что все траты на ремонт ванной комнаты ты берешь на себя. — Улыбнулся Алекс.
— А ты не обнаглел? — взвился я. — Я это даже подписывать не буду.
— Значит будешь так ходить, — он пожал плечами и вырвал у меня заявление из рук.
— Ты знаешь, кто ты?
— Я? Директор школы, который отвечает за каждый медный империал, потраченный на расходы этой самой школы. Если не хочешь ждать, когда в министерстве рассмотрят твое заявление, сделают проект и разыграют конкурс на поставку материалов, то заплатишь сам. И это будет делать каждый, кто принесет вред имуществу моей школы. Ты думаешь один такой? Нет, в этой школе больше двух сотен учеников, каждый из которых хочет что-то отломать и отвинтить. А отчитываться и клянчить денег должен я.
— Но я…
— То, что ты мой крестник не дает тебе права все крушить направо и налево, а мне унижаться и восстанавливать тобой сломанное по первому твоему желанию.
— Ты мог мне просто дать мыться в своей ванной. — Я выдернул листок из его рук и начал заполнять заявление без разрешения садясь за стол.
— Мог бы. Но такое великолепное понятие как ответственность, в том числе и за финансовую составляющую твоей жизни, должна понемногу входить в твой разум, а ты должен научиться им пользоваться, в идеале на подсознательном уровне. Написал? Свободен. Завтра, пока ты будешь на занятиях, тебе все починят. Счет отправится прямиком к твоему поверенному, и, зная гномов, могу предсказать тебе длинное возмущенное письмо насчет совершенно неуместных трат, в котором тебе будут пророчить скорое разорение, если ты не прекратишь так себя вести.
Я практически кинул написанное заявление на стол крестному и удалился из его кабинета, аккуратно прикрыв дверь за собой. Крестный конечно прав, я поступил безответственно, но мог бы он обо всём об этом сказать сразу после произошедшего инцидента?
В гостиной было немного народа, небольшая группа студентов, собравшаяся в кучку возле Штейна. Интересно, кто его выпустил? Мы встретились с ним взглядом, и он мне подмигнул. Меня передернуло. Я посмотрел на Гвэйна и пошел к нему извиняться.
— Ну не обижайся. — Я погладил волка по носу. — У меня очень тяжелый день выдался. — Я продолжил его гладить и, откинувшись на спинку дивана, закрыл глаза, проваливаясь в дремоту. В этом состоянии слух обострился, и я слышал каждое слово, которое произносил Ник.
— Так вот, я не знаю, что это и как выглядит, но Кэмелу это очень важно. Он поставил такое условие: если кто-то достанет информацию про артефакт «Разум Волка», то тот присоединится к нам без вопросов. Известно только то, что он надежно спрятан, причем спрятан он на территории Школы. Мне нужно место. Не нужно искать его самостоятельно, достаточно информации.
Гвэйн дернулся и слегка прикусил меня за руку. Я резко вынырнул из дремоты и уставился на оборотня. Он еле слышно рычал, глядя в сторону того кружка по интересам.
— Ты чего? — шепотом спросил я у озлобленного волка. Он перестал рычать и повернул голову в мою сторону. В глазах оборотня я прочитал интерес и обеспокоенность. — Тебя заинтересовали слова этого дегенерата? Ну раз заинтересовали, то давай тоже поищем, что же это за артефакт и зачем он нужен этому Кэмелу. Но, «Разум Волка»? Да что все на волках-то помешались? Интересно, а руководитель независимой военизированной группы под названием «Волки» за артефакт сойдет? — я истерично хихикнул, чувствуя, что смешок получился очень нездоровым. — Вот только, что-то мне говорит, что если Кэмел протянет ручонки к этому артефакту, никто уже к нему не присоединится. Не к кому будет присоединяться.