Пепел чужих костров

Охота и охотники

Сели кругом. Травница тискала в руках кружку ароматно пахнущего взвара, иногда делая маленькие глоточки. Разложив на коленях свою извечную тетрадь, Эддард утвердил поверх замызганный пергамент пестреющий белыми пятнами, криво надписанными свинцовым карандашом названиями деревень, ручьев, озер и гор, и совсем уж непонятными пометками, карты. Август ежеминутно морщась массировал кисть трехпалой руки.

— Глядите сюда. — Вооружившись коротким прутиком, сидящая на корточках великанша прочертила на земле неровную окружность. — Олека'ай чуть выдается от Разломного хребта, как грыжа на пузе. — Перечеркнув часть круга ломанной линией горянка закусила губу. Но, с той стороны никто прятаться не будет.

— Почему? — Одернув рукав покрытой пятнами грязи куртки, Эддард почесал покрытую сетью мелких царапин тыльную часть ладони и нахмурившись посмотрел в сторону гор.

— Ледник сползает с хребта и упирается в склон. Никто в своем уме не будет прятаться на леднике. Особенно летом. Стужа и сырость. Обрывы и камни. Трещины, провалы, лавины. К тому же там просто нечего есть. Нет травы, нет зверей, нет птиц. Не из чего разжечь костер. Негде укрыться. Ветра. Холодный воздух идет с гор и разгоняется в теснинах так, что взрослого мужика, может, как пушинку унести. А если старый ворчун решит поразвлечься, то можно неловко пернув очутится под тремя саженями ледяной крошки прежде чем пикнуть успеешь. Сейчас лето. Горы дышат и сбрасывают снег. Так что обвалы там почитай каждый день. Зимой я бы рискнула там пройти. Одна. Обвязав ноги в три слоя шкур и дыша через раз. Но не останавливалась бы ни на мгновение и молилась всем богам и духам, чтобы Ворчун меня не заметил. А сейчас это просто самоубийство.

— Понятно. — Немного подумав, Абеляр чуть повернув собственную карту и сделал на ней пометку свинцовым карандашом.

— Остальная часть… Долины и распадки. Олека'ай похож на морского осьминога, что на берег выбросило. Ну такая тварь на соплю с присосками похожа. Вкусная если в уксусе замариновать. — Покопавшись в волосах, горянка выпутала из них божью коровку и уставилась на насекомое растянув рот в глуповато-восхищенной улыбке. — Духи говорят хороший знак, довольно прогудела она и дождавшись когда насекомое расправив крылья слетит с пальца, снова вернулась к рисунку на земле. — Так вот. Этот осьминог. То есть гора. Раскинула значит щупальца-отроги вокруг холмов, а теперь между ними полно мест, где можно спрятаться. — Дополнив композицию чем-то отдаленно напоминающее солнечные лучи, как их рисуют дети, Сив недовольно цыкнула зубом. — Пещер тут, насколько знаю, нет, но полно оврагов, пересохших русел и теснин в которых можно спрятать целый отряд. Ну я это утром говорила. Без псов и хороших следопытов можно хоть десять зим кого искать.

— Значит нам повезло, что у нас есть следопыт с нюхом… — Тяжело вздохнув, травница покосилась на мирно пасущихся возле фургона стреноженных лошадок. — Нам пора собираться?

Северянка надолго задумалась.

— Нет. — Наконец произнесла она и ткнув прутиком в противостоящую изломанной линии часть окружности прикусила губу. — Мы здесь. Тракт что ведет к седловине вот тут. — Начертив еще одну линию дикарка снова надолго замолчала. — Тут и в половину долин кони не пройдут. И уж точно фургон не протащить. С фургоном мы слишком медленные. А увидев нас она может попытаться сбежать. Да что там. Обязательно попытается. Останемся лучше здесь. Кто-то будет охранять лагерь, а кто-то искать.

— Не лучшая идея. — Сглотнув слюну произнес Август.

— Боишься, барон? — Прищурилась великанша.

— Просто… В прошлый раз идея разделится кончилась… не слишком хорошо. — Юноша тяжело вздохнул. — Да. Боюсь. И считаю, что это не слишком хороший план.

— Но других у нас нет. — Выбив кончиками пальцев на карте сложную дробь Абеляр, пожал плечами, обменялся взглядами с травницей и дождавшись ее короткого кивка оттянув воротник покрутил шеей. — Мне бы хотелось составить кампанию Сив. А вы с Майей…

— Нет. — Сжав кулаки, юноша с шумом выпустил воздух сквозь дыру в передних зубах. — У вас есть лук, Господин Абеляр. Фургон можно использовать как площадку для стрельбы. К тому же вы отменно владеете роперой. А Майя маг. Случись нападение, вы сможете прикрыть ее, пока она творит заклинания. Во всяком случае, лучше, чем я. Я пойду с Сив.

— А с чего ты взял барон, что мне нужна твоя кампания? — Сверкнув глазами горянка со злостью провела рукой по земле стирая «карту». — Что, не терпится снова увидеть эту членососку? Она тебе ведь понравилась, а? Хочешь еще разок с ней покувыркаться? А может я вообще никуда идти не собиралась? Вечно вы южане хотите чужим хером в костер потыкать. Может это я хочу в лагере сидеть, да в шалаше валятся?

— К-гм. — Деликатно кашлянув, Абеляр сделал вид, что копается в своем журнале.

— Интересно ты ее назвала. — Отпив небольшой глоток из кружки, травница прикрыв глаза еле заметно улыбнулась. — Хотя… ей подходит. Надо бы запомнить.

— Ни с кем я кувыркаться не хочу. И идти я тоже никуда не хочу. Если ты спросишь, что я хочу, то я бы пожалуй не отказался от бани, сытного ужина и теплой мягкой постели. — Чувствуя, как в груди поднимается горячая волна гнева Август мелено поднял перед собой правую руку и медленно принялся разжимать сведенные судорогой пальцы. — Но у нас ничего из этого нет. Так, что первое. Ты знаешь эти места. Кроме тебя никто из нас не умеет читать следы. Так что смысла идти другим никакого. А значит либо мы забываем, что сказал нам этот… ворон, либо ты идешь в холмы искать Гретту. Второе. Ты сама сказала, в одиночку здесь не ходят. Твоя речь всех нас очень впечатлила. А значит, одна ты не пойдешь. Я знаю, ты считаешь, что толку от меня немного, и может это и так, но если ты провалишься в какую-нибудь яму, я хотя бы смогу остальных на помощь позвать.

— Я не провалюсь. А духи говорят мне надо идти одной. — На лице великанши на мгновение мелькнула, впрочем, тут же сменившаяся привычным выражением угрюмой решительности, растерянность.

— Я все равно пойду. С тобой или за тобой. — Разогнув последний палец юноша помахав перед носом северянки трехпалой кистью, с вызовом глянул ей в лицо и выпрямив спину выпятил челюсть. — Если я сейчас отступлю. Слушай, Сив. Надо смотреть правде в глаза. Если я не преодолею это… Я не хочу до конца жизни вздрагивать от каждого шороха, понимаешь? А значит, мне надо идти…

— Хм-м… — Великанша несколько долгих мгновений изучала покрасневшее от напряжения лицо юноши. — Значит, если я сейчас просто встану и пойду, ты попрешься следом, так? И конечно сломаешь ногу в первой же кроличьей норе. И вся затея пройдет скотине в задницу.

— Именно. — Кивнул Август и гордо выпятил подбородок.

— Он прав. Мы справимся, Сив. — Мягко коснувшись напрягшегося предплечья дикарки, красавица улыбнулась одними губами. Я попробую поставить охранный круг. Наколдую несколько сюрпризов. У меня будет время, так что приди сюда хоть целая армия мы будем готовы. С нами ничего не случится. Просто… постарайтесь не задерживаться.

Нервно дернув себя за косу, Сив криво усмехнувшись, хлопнула себя по бедрам и встав на ноги единым слитным движением огладив обух секиры покачала головой.

— Ладно. Но тогда ты понесешь мой плед. И остальное барахло. — Ночью будет дождь. И холод. — Буркнула она еле слышно и поправив оттягивающие пояс ножны с боевым ножом с тоской поглядела в сторону стремящегося к зениту солнца. — И возьми еще еды дня на три. У нас ведь остались лепешки?

— С сыром. — Кивнула травница. — Еще немного сушеного мяса.

— Звучит неплохо. — Тяжело вздохнула горянка и зло пнув попавший под ноги камешек, снова уставилась на солнце. — И еще одно. Пойдем с моей скоростью. Попытайся не отставать, барон. Тащить тебя на себе я не собираюсь.

Смеркалось. Раненное острыми пиками солнце медленно падало на горизонт окрашивая своей кровью низко летящие облака во все оттенки багряного и розового. Дождя, вопреки заявлениям Сив не ожидалось, небо сияло невероятной мозаикой кармина и перламутра. Возможно, будь Август поэтом, он бы назвал это зрелище величественным. Остановился бы чтобы полюбоваться долгим закатом, а потом пол ночи старался бы передать всю красоту и мощь дикой природы гор в точно отмеренных словах и чеканных строфах. К сожалению, он не был поэтом, а потому предпочитал сосредоточиться на ногах и дыхании. И с тем и с другим дела обстояли не лучшим образом.

— У-ф-ф. — Достигнув наконец вершины очередного холма юноша согнувшись упер руки в подрагивающие от напряжения колени и принялся жадно хватать ртом стремительно холодеющий воздух. — Еще один.

— Айе. — Даже не делающая вид, что день подъемов и спусков хоть немного ее утомил великанша, с прищуром оглядевшись вокруг сбросила с плеча изрядную охапку перевязанных бечевкой нарезанных у подножья ветвей кустарника, обломанных еловых веток, и подобранных по пути сушин почесав в затылке, ткнула пальцем себе под ноги. — Ставь пока тут шалаш, барон, и сложи костер. Только не очень большой.

— Ночевка? — Не скрывая охватившего его облегчения, поинтересовался Август.

— Да. — Отойдя на пару дюжин шагов в сторону, к нескольким торчащим из вершины валунам, дикарка зачем-то обошла их кругом, хмыкнула и присев под меньшим на корточки начала копать землю ножом. — И поторопись, скоро стемнеет.

— Может, ты мне тогда поможешь? Ты же знаешь. Я не очень умею это делать.

С сомнением оглядев кучу веток, юноша невольно потянулся к затылку, но тут же отдернул руку.

Эти простецкие жесты настолько заразны.

— Тогда, как это по южански… им-про-ви-зи-руй язви его. — Раздраженно фыркнула горянка и по-волчьи ухмыльнувшись продолжила свое занятие. — Мне не надо чтобы ты выстроил здесь длинный дом. Просто поставь что-то, что будет выглядеть как шалаш для одинокого путника. И насыпь рядом достаточно хвороста, чтобы угли горели всю ночь.

— Для одинокого? — Непонимающе вскинул брови Август.

— Для одинокого. Точно. — Кивнула продолжающая рыхлить землю ножом и отгребать ее в сторону руками северянка тяжело вздохнула. — Давай, уже. Шевелись, барон, хватит лясы точить, через пол свечи стемнеет. Или через час, если по вашему.

— Но… зачем? — Оглядевшись по сторонам юноша, со вздохом наклонился над кучей и вытащив из нее несколько показавшихся ему подходящими веток попытался, подражая несколько раз увиденному им в пути, обвязав их бечевкой, соорудить из них нечто вроде небольшой треноги. Вышло кривовато, но к его удивлению конструкция, встав на землю, не попыталась разваливаться.

— На вершине сухо. — Как будто это все объясняло, закатила глаза великанша.

— Не понимаю. — Тяжело вздохнув цу Вернстром, не удержавшись почесал в затылке и принялся аккуратно обкладывать основу шалаша ветками.

В конце концов, ты ведь знаешь, что спорить с ней все равно что пытаться головой пробить скалу.

Занятие оказалось не таким уж и сложным, как он ожидал. Даже с покалеченной рукой. Правда пару раз вся конструкция все же заваливалась на бок, сводя к нулю весь затраченный труд, но вскоре юноша додумался сплетать, норовящие разъехаться еловые веки на манер плетеной корзины и дело пошло намного быстрей. К своему удивлению он даже начал находить в этом какое-то удовольствие. Работа успокоила дыхание, но не позволяла застыть, и замерзнуть, а еще позволяла подумать. А думать было о чем.

Они кружили по холмам большую часть дня. Как казалось Августу совершенно без цели. Вверх, вниз, снова вверх, иногда останавливались на вершине очередного пригорка, иногда спускались в овраги, где повторялась одна и та же процедура. Встав на колени, великанша склонялась к земле и обнюхав камни и мох словно охотничий пес, нечто неразборчиво бурча качала головой, чтобы спустя минуту и указать новое направление. Иногда долго сидела над какой ни будь веткой или ковыряла пальцем совершенно не отличающийся от других, по мнению юноши, участок почвы. Несколько раз возвращались обратно, чтобы начать все сначала. Пару раз переходили в брод неглубокие, но холодные до судорог в ногах ручейки. Один раз остановились, чтобы разделить пополам начавшую черстветь лепешку. И через пол часа снова продолжили бесконечное кружение по холмам. Пока не набрели на какую-то нору. Дыру в земле усеянную вокруг остатками мелких косточек, и горянка сунувшись в нее по пояс долго чем то шуршала и хрустела.

Надо как ни будь рассказать ей о нижнем белье. Или объяснить, что бывают и более длинные рубахи.

Тогда эта неожиданная мысль его настолько рассмешила, что он выпустив почти вытащенную из ножен скьявону отошел на пару шагов и долго сидел глядя в никуда и давясь от истеричного смеха. Что бы он ни делал, как не пытался успокоится, его плечи продолжали содрогаться, а из глаз градом лились слезы. К счастью приступ прошел прежде, чем великанша вылезла из норы. А потом они пошли дальше.

Отец от меня отказался. Вычеркнул из родовых списков.

Августу хотелось верить, что пернатое чудовище солгало, но что-то внутри подсказывало, что все обстоит именно так. Он попытался представить себе отца. Прямая как стрела спина, походка кавалериста, мощный затылок, складки у вечно искривленного в брезгливо-недовольной гримасе рта. Почти скрытая широкополой, украшенной перьями шляпы, вертикальная морщинка между бровями — признак гордеца. Выдвинутый вперед подбородок, пышные буфы расшитого жемчугом шелкового камзола. Крепкие руки с прочно въевшимися полукружьями чернил под ногтями. И глаза. Острые внимательные, вечно взвешивающие и ищущие.

«Запомни, благо рода превыше всего, сынок.»

Да. Вернутся в Лютеций и рассказать отцу о своих злоключениях было глупой затеей. Как он мог вообще на что-то надеяться? Максимум на что он мог рассчитывать после своего рассказа это кров, ужин, и последующая отправка в какой-нибудь отдаленный монастырь. Отец бы не стал связываться с конгрегацией. Глупо. Как все было глупо. А теперь, когда его семья получила «официальную версию». Он для них просто умер. Скоропостижно. Для всех. Что же, братья наверняка порадовались. С другой стороны, у его за пазухой патент ловчего шестого круга доверия. Он приравнен к лицу ненаследного дворянства. И хотя бы может сохранить свое родовое имя вычеркнули его там из каких-то списков или нет. Это обнадеживало бы, если бы юноша не понимал, кто он теперь на самом деле. Клейменый. А теперь еще и лишенный наследства. Защиты семьи. Никому не нужный. Все на что он может рассчитывать это на службу пса инквизиции. Безродной шавки, которую держат на поводке и никогда не пустят в дом. Как она сказала? Смазливым личиком и серебряной ложкой во рту? Что же ложки у него не осталось. Ни серебряной никакой еще. Да и назвать его теперь смазливым сможет только слепой.

Мысли ворочались в голове тяжелыми глыбами и юноша чувствовал как в висках в такт прорастают мелкие иголочки боли. Глупец. Какой он же все-таки был глупец.

А потом они нашли след. Хотя лучше бы не находили.

Остановившаяся на середине очередного подъема северянка подождала пока изрядно отставший, жадно глотающий воздух, юноша с ней поравняется и молча ткнула оголовьем топора себе под ноги.

Поначалу Август не понял что это. А потом, несмотря на то, что его желудок был почти пуст его начало рвать. Долго и болезненно. Это была белка. Обычная белка. Тщательно распятая на земле, лишенная большей части шкурки с распоротым брюшком, и раздвинутыми ребрами зверек раскинув лапы лежал на камнях бесформенной грудой меха и мяса. Голова животного была раздавлена, но едва свернувшаяся кровь явно указывала на то, что еще недавно животное было живо.

— Кто-то содрал с нее шкуру живьем. А потом вырезал ей кровавый крест на брюхе. Так у нас казнят самых страшных преступников. Говорят больших мучений человеку не испытать. — Тихим лишенным эмоций голосом произнесла внимательно вглядывающаяся в окружающий их пейзаж северянка. — Голову это я. Она была еще жива. Мучилась.

— Г-г-г… — Выплюнув очередную заполнившую рот порцию желчи Август замотал головой и поспешно отвернулся. По щекам снова катились слезы. Тело била мелкая дрожь.

— Ты наверное хочешь спросить, барон, кому это было надо? Какое чудовище могло поймать белку и нести ее с собой несколько дней, чтобы выпотрошить ее здесь?

— Н-н-нести-и… — Выдавил из себя чувствуя, как низкое небо кружится над головой затягивая его в иссиня-голубой водоворот, а тело перестает слушаться, Август опустившись на колени и утерев рот рукавом камзола, уперся руками в покачивающуюся землю. — Смешанные, да?

Дикарка пожала плечами.

— Ее поймали пару дней назад. Не давали, есть и пить. Это видно по внутренностям. Несли с собой. Но, в определенный момент, кто-то решил присесть здесь и перекусить. И заодно развлечься, поедая пшеничные лепешки и запивая кислым вином. Вино было яблочным, запах до сих пор стоит. А лепешкам не больше седмицы. Ближайшее селище здесь как раз в семи днях пути. А гибриды не пекут хлеб. Так что думай сам. А неплохой отсюда вид, да?

Закрывающее дыру на месте глаза веко, дрогнуло, будто напиталось слезами и упроно, несмотря ни на какие примочки Майи, продолжающей выделятся слизью. Это было мерзкое ощущение, но юноша вцепился в него словно утопающий в плавающий на волнах бочонок.

— Ты считаешь… это развлечением?

— Я нет. — Медленно покачав головой великанша перехватив топор, уперла подток в землю и оперлась на него словно на посох. — Никогда не пытала ни людей ни животных. Иногда убивала так, чтобы было больно. Когда злилась. Пару раз оставляла недобитков истекать. Потому, что считала что они это заслуживают. Но, чтобы специально пытать… Я считаю это мерзким. А тот, кто это сделал… Он считает это забавой.

— Почему? — Скрючившись, юноша закрыл лицо руками. — Почему?

Горянка выпятила губу.

— Наверное… потому, что может. Потому, что любит причинять боль. Потому, что ему это нравится, и он находит это забавным. — Тяжело вздохнув Сив качнула топором. — Там в овраге была лисья нора. Лису загнали. Набили ей брюхо камнями. Через задницу. А потом смотрели как она ползет в нору. Она была беременна. Когда ему наскучило смотреть на ее корчи он выдавил из нее лисят. А потом топтал их ногами.

— Это… — Чувствуя как к горлу подходит очередной ком, Август до боли сжал челюсти.

— Прошлым летом. Кто бы тут ни был он здесь давно.

— Это… — Совладав наконец с дыханием юноша сделав над собой усилие медленно встав с четверенек уставился на окружающие их холмы. — Ты говоришь он… Это, гибрид? Одиночник? Как ты и рассказывала?

— Две пары следов. — Губы великанши слегка дрогнули. Мужские и женские. На мужчине сапоги. Он высокий, но тощий, легкий. Умеет ходить по горам. Идет легко, знает тропы. А второй запах мне знаком. Она идет странно, шаги мелкие, но не похоже, что ее ведут на поводке или она в путах. Не все чудовища должны быть… чудовищами, барон.

Сделав несколько медленных вдохов Август неловко смахнул с лица слезы и попытался унять все еще колотящую его дрожь.

— Гретту… пленили?

— Не знаю. — Покачала головой дикарка. — Следы ровные. Рядом. Так идут двое хорошо знакомых людей. Пойдем. Не дожидаясь ответа юноши Сив, закинула секиру на плечо и двинулась прочь. Вдалеке протяжно грянул гром, но небо оставалось ясным.

Лавина. Где то сошла лавина и звук докатился до нас.

Запоздало понял Август и поспешно зашагал вслед за своей напарницей. Трупик зверька оставался позади. Впрочем, нашедшие нежданное лакомство муравьи уже принялись за работу.