Пентагон должен быть разрушен!

139 Дополнительная плата

Герман Минаков размышлял. Еще он кусал губы. Что ему оставалось делать? Он оказался хреновым стратегом и никудышным тактиком. Он кусал в кровь собственную губу, потому что ни до чего более добраться было нельзя. Рассказывают, что какой-то индийский йог мог останавливать сердце по собственному желанию. Жалко, что в Благовещенске будущих офицеров не обучали такому нужному мастерству. Всему обучали: высадке-посадке в «Черную касатку», стрельбе по воздушным и наземным целям, даже китайскому языку, а вот этому нет. Как бы это качество пригодилось сейчас. Ладно, он не мог ничего сотворить во внешнем мире, но теперь он не имел возможности сделать что-то и с собой. Как бы стало сейчас благостно погрузиться в вечную, черную ночь. Прочь от происходящего вокруг кошмара.

Оказывается, он совершил в жизни несколько ошибок. Самое интересное, что все они нанизывались одна на другую и выстраивались в цепь. Да, естественно, он только что обнаружил эту подозрительную взаимосвязь. Но черт возьми, даже ведать не ведая о взаимосвязи, совсем недавно, считанные минуты или десятки минут назад, он мог прервать эти выявившиеся звенья. Тогда у него в руках была плазменная винтовка. К тому же, с не полностью разряженным аккумулятором. Кто мешал использовать ее по самому нужному поводу? Стрельнуть в собственную голову, что может быть проще? В настоящий момент он бы сделал такое не моргнув глазом. Ясно, что остановило. Перед этим требовалось убить Елизавету. Но ведь, господи прости, даже по негласной инструкции при неизбежности пленения на него налагалось именно такое проклятие. То есть не только по собственному разумению. Но рука не поднялась. Да, в принципе, и мысли особо не дернулись. Точнее, где-то там внутри что-то сверкнуло. Но потом обожглось и резко отдернулось, погрузилось в окружающую суету. Той, конечно, хватало. Требовалось искать цели и уничтожать врагов. Ну хотя бы не позволять им подойти.

Потом в винтовке кончился ток. Обычное явление, да только не имелось в распоряжении запасного источника питания.

Разумеется, наличествовал еще и десантный нож. Но во-первых, тут уже мысль точно не шевельнулась. Даже представить нельзя, как это взять и резануть по белому горлу Королевой? Вообще-то и времени уже не было. «Панцири» бегают быстро. Однако ведь если не любоваться их тяжелыми прыжками и уверенной мощью, время все-таки имелось. Сколько его надо-то? Секунда-две? На себя самого, естественно, тогда бы не осталось. Ну так мы ведь не самураи какие-нибудь, видели харакири только в кино. Главнейшее действие все-таки можно было успеть.

Так что, товарищ лейтенант Минаков, лишил ты себя возможности совершить самое страшное в жизни деяние, устранился от обязанности. А теперь ты тепличный зритель, присяжный в зале суда. Ты предал, взял незаконный самоотвод от должности палача. Ну что же, отныне это за тебя будут делать другие. Причем, в отличие от тебя, чистенького, делать это с наслаждением. К тому же не просто «бритвой по горлу и в колодец», а с чувством, толком, расстановкой. Вот она, Лиза Королева, «пульсаровская» Радистка Кэт. Уже раздета и готова. Нетрудно представить, что с ней сейчас сотворит не убитая тобой свора.

Правда, вначале тебе повторят вопрос. Очень простой вопрос, между прочим. Насчет того, где, в каком квадрате этого леса закопаны распроклятые бомбы? Ты можешь упираться, хранить верность заоблачному Центу Возрождения неизвестно чего; ты можешь вспоминать, что за эти самые радиоактивные сфероиды положена жизнь целого скопища твоих друзей и подчиненных; ты можешь сколько угодно изображать неприступного супермена, да только те ребята уже похоронены, там, недалеко от бомб, а вот Лиза, она живая, и глаза у нее как блюдца. И наверное, ей не только до ужаса стыдно — может быть, такое чувство в данных обстоятельствах уже затерлось, ей еще до жути страшно. Теперь ты можешь играться в героя, рассуждать о том, что даже если ты скажешь, с ней все едино сделают что задумано, однако ты знаешь, что там, под кляпом (который вынут, когда потребуется продемонстрировать сопроводиловку боли) она вопреки всякой логике убеждена, что если ты скажешь, ее помилуют, оденут и, может, даже отпустят.

Итак, играем в разведчиков, товарищ Герман.