Печать бога (СИ)

Глава 5. Лечение и похороны

Доктор Гошье Хази обитал в двухэтажном домике в Квартале Лекарей; первый этаж занимала приёмная, где он пользовал больных; на втором были, как водится, спальня и столовая. По соседству расположилась похоронная контора, которой также владел доктор. Над входной дверью, снабжённой серым шнурком, была прибита броская вывеска весёленькой расцветки. Буквы из осколков цветного стекла соединялись в слова: "Доктор Гошье Хази: приём родов, кровопускание, организация похорон". Содержание вывески, в некотором роде философское, заставляющее задуматься о конечности жизни, сразу не пришлось по нраву Давиду. Доктора Хази посоветовали ему ещё в столице как отличного диагноста, практикующего прогрессивные методы лечения, но святой охотник четырежды почесал нос и дважды затылок, прежде чем потянул за шнурок вызова.

Где-то в доме раздался мелодичный звон, послышались быстрые шаги, и дверь открыла миловидная женщина средних лет в чистенькой косынке и заляпанном кровью переднике. В левой руке она держала мясницкий нож, в правой руке - молоток. Она вопросительно уставилась на неожиданного посетителя. Крупные алые капли стекали с лезвия и падали на паркетный пол.

- Добрый день. Я могу видеть доктора Гошье Хази?

Женщина оглядела Адами с ног до головы, взгляд её задержался на рукоятке пистолета, торчавшей из-за пояса, и эфесе меча.

- По какому вопросу? - промолвила она сухо.

- Мне необходимо лечение, - не менее холодно ответил Давид и чихнул, приложив к носу мокрый платок.

Мускул не дрогнул на бесстрастном лице женщины. Она была похожа на статую бога справедливости Маадиля. Нож с молотком и запачканный кровавыми пятнами передник дополняли сходство с неподкупным небожителем.

- Как о вас сообщить? - шевельнулись тонкие губы женщины.

- Давид Адами, святой охотник Церкви Пророка.

Женщина оторвала от посетителя цепкий взгляд и позвала:

- Господин Хази! К вам больной, назвался Давидом Адами, святым охотником. Будем лечить или пусть гуляет?

- Давид Адами? - донеслось из глубины дома. - Проведи его, Жозефина.

Женщина посторонилась, пропуская посетителя, заперла за ним дверь и жестом пригласила следовать за ней. Она привела его в залитую солнечным светом просторную комнату и вышла. У стены стоял ряд кривых табуреток, напротив них сидел в обитом чёрной кожей кресле худосочный неопрятный тип с тростью, в шерстяных штанах до середины голени и помятом камзоле неопределённого цвета, на котором недоставало медных пуговиц. Плохо причёсанный, постоянно чешущий ногу, он производил впечатление неряшливого холостяка, покинутого друзьями и прислугой. Взор бесцветных выразительных глаз рассеянно блуждал по святому охотнику, доставляя последнему некоторое неудобство.

- Вы доктор Хази? - поинтересовался Давид, чтобы удостовериться, не ошибся ли адресом.

Неприятные водянистые глаза остановились.

- Совершенно верно. Вас что-то беспокоит, насколько я понял. Красный нос, шелушащаяся кожа, сыпь. На лице воспаление. У вас чешется нос, верно?

- Да, вы правы. И я чихаю. Это сводит с ума, не знаю, что с этим поделать.

- Лучшее, что вы можете сделать - отрубить себе нос вашим мечом или отстрелить, - сказал доктор. - Справитесь и без меня.

- Пожалуй, я отстрелю нос вам, а заодно отрежу злой язык, чтобы не молол чепухи, - ровно, без эмоций проговорил Адами. - Вы что-то имеете против меня?

Доктор достал из кармана коробочку, извлёк белую крошечную пилюлю, раскусил, выворачивая шею. Наблюдать подобный приём лекарства было жутко, Давид всерьёз обеспокоился, не решил ли доктор Хази покончить жизнь самоубийством таким необычным способом, как произвольное ломание шейных позвонков. Однако, Хази не рухнул замертво, чего в глубине души ожидал святой охотник, а выгнулся дугой, заскрипел остатками зубов и расслабился.

- Я пошутил, - сказал он безжизненным голосом. - Не примите на свой счёт, у меня специфический юмор.

- Ваша шутка оценена по достоинству, - угрюмо произнёс святой охотник. - От моего смеха дрожит ваш дом.

- А вы остряк, - заметил доктор. - Наверное, вы душа любой компании. Вы служащий Церкви, почему не обратились за помощью в храм Аксииля?

- Вы точно доктор Хази? По-моему, обязанность доктора лечить, а не допрашивать пациентов; допросы оставьте страже и Ордену Карающих.

- Простите мою назойливость. Вы правда пришли за лечением и ничем более?

- У вас проблемы, доктор? - в лоб спросил Адами; ему надоело играть словами, он чихнул.

- Уже нет. Покажите язык, будьте любезны.

Давид высунул язык. Лекарь потрогал его горькими пальцами, потянул, постучал по нему ногтем, затем попросил открыть рот пошире.

- Что скажете, доктор?

- Раздевайтесь, больной.

Хази послушал сердцебиение через трубку, надавливал в разных местах и спрашивал об ощущениях. Святой охотник честно отвечал, ничего не утаивая, и вскоре лекарь разрешил ему одеться, сам помыл руки в жестяном тазу. Вода в нём была мутной; не возникало сомнений, что экономный доктор использовал её неоднократно.

- Вы больны, больной, - сообщил Хази равнодушно, - и не знаете, насколько основательно. У вас воспалены миндалины, гланды, язык, и ещё с десяток симптомов почти неизлечимых болезней. У вас есть деньги, чтобы заплатить за лечение?

- Есть. Сколько?

- Много, очень много. Я исследовал вас и пришёл к выводу, что вы смертельно больны грибком носоглотки - крайне редким заболеванием. Без квалифицированной помощи вам остаётся жить максимум два часа - налицо опухоль воспалённой носоглотки. Жозефина, подойдите сюда! - женщина явилась по первому зову, образец покорности и безмятежности. Молотка с ножом при ней не было, зато передник измазался алым пуще прежнего. - Знакомьтесь, это Жозефина, моя экономка, подрабатывает помощницей. Она занимается оздоровительными процедурами и будет лечить вас по моему рецепту. Жозефина, вы закончили операцию по удалению зубов?

- Да, доктор Хази.

- Больной заплатил?

- Да, доктор Хази, всё до последнего медяка.

- Вы умница, Жозефина. Слушайте внимательно и запоминайте. Этому господину сделайте промывку горла спиртом, устройте кровопускание в ротовой полости. Вам кровопускание обычное либо пиявочное? Предупреждаю: пиявочное дороже. Нет, сейчас лучше обычное, чтобы не терять времени. Кстати, вы нуждаетесь в немедленной госпитализации. Когда опухоль сойдёт, я применю к вам новейший метод лечения - полное очищение организма с помощью полутораведёрной клизмы.

- Что??? - Давид сгрёб квелого доктора за грудки. Экономка-живодёр рассудительно попятилась к выходу, бросив господина лекаря на волю святого охотника.

- Опять грубость и недоверие! - возопил Хази. - Я рассчитывал, что имею дело с честным человеком, а вы как тот вчерашний горбун! Не дышите на меня!

- Горбун? О чём ты толкуешь? - прорычал Адами.

- Отпустите, я скажу! - Давид усадил доктора обратно в кресло.

- Говори, - коротко приказал он.

- Вчера ко мне завалилась толпа странных личностей во главе с уродливым горбуном. Он сказал, двум его людям нужна помощь в избавлении от лишней волосатости, а одному от лишнего веса. Мы не сошлись в цене, и он заставил купить у него волшебную половую тряпку за две тысячи золотых. У меня не было столько денег, и они ограбили меня! Вынесли мебель, забрали деньги и лекарства! Три дорогих письменных стола, три очень дорогих набора стульев иноземного производства, двенадцать костюмов, целебные порошки, эликсиры! Полторы тысячи руфориев! Я ещё должен остался, горбун взял с меня долговую расписку и обещал вернуться за золотом! Он угрожал мне телесной расправой, если я расскажу о них страже!

- Что за волшебная половая тряпка? - святой охотник скалой навис над скукожившимся доктором.

- Подделка чистой воды! Горбун говорил, она обладает лечебными свойствами, потому что ею мыли полы в небесном дворце бога Аксииля, и она звездой упала с небес. Её, мол, надо прикладывать к больному месту, а в крайне тяжёлом случае облизывать. Я проверял, нет в ней ничего лечебного! Вон она, в углу, возле ведра со шваброй!

Лекарь указал кивком в угол. Там вправду валялась грязная половая тряпка. Адами расчихался, у него разболелась голова, распухший язык еле помещался во рту.

- Мы продолжим разговор позже, - с трудом произнёс он. - Ничего не выбрасывай, я приду за тряпкой и распиской.

Глаза слезились. Неистово растирая нос, Давид направился к двери.

- Погодите! - окликнул его Хази. - Вам нужна помощь! Если вам не полегчает в течение часа, вас уже никто не вылечит. Возвращайтесь тогда ко мне - я ведь ещё и организацией похорон занимаюсь.

Святой охотник не слушал рачительного доктора. У него оставалось мало времени, а успеть нужно было многое.

Благо, до храма бога целительства Аксииля было рукой подать; он возвышался над кварталом лекарей коршуном, выслеживающим добычу. Адами старался не тревожить монахов-целителей по пустякам, да и, к слову, накладно было бежать к ним из-за каждой царапины, полученной в бою с нечестивыми. У поклонников Аксииля имелся собственный маленький орден, увеличивавший их целительную силу, они считались лучшими целителями королевства, и Давид надеялся на благополучное излечение от мучившего недуга.

Изнемогая от чесотки и головной боли, он еле добрёл до бронзовых ворот храма. На них был изображён священный символ ордена целителей - издыхающая змеюка, испробовавшая святой воды из Чаши Здоровья. Чаша символизировала бога Аксииля, Подателя Жизни, обвившая чашу змея с вывалившимся языком олицетворяла болезни, травмы и вообще вредный образ жизни. Святой охотник взялся за массивное медное кольцо и постучал им по воротам.

Бом! Бом! Бом! - разносилось по округе.

- Уже иду, уже иду, - донеслось из дворика храма. В воротах лязгнуло, появилось зарешечённое смотровое окошечко, в нём - розовощёкая, гладко выбритая физиономия монаха. - Что-то случилось?

- Открывай, человек погибает, - сквозь зубы процедил Адами, стукнув по створке кулаком.

- Назовитесь, уважаемый, и преподнесите в дар храму посильное добровольное пожертвование, - елейным голоском пропел слуга Аксииля, высунув тарелочку для пожертвований. Пошарив в карманах, Давид положил на тарелку один золотой. - Жадность есть один из тягчайших грехов, бог Аксииль не любит скупых, - надулся монах. Взрыкнув раненым зверем, святой охотник кинул набитый монетами небольшой кошелёк. - Славься, славься Аксииль, делающий скупых щедрыми, больных здоровыми! - запел монах, просовывая назад тарелку. Он задвинул ставенку окошка, отвалил щеколду и распахнул ворота, приветствуя Давида: - Милости просим в обитель здоровья духовного и телесного!

Дворик храма был ухоженным, чистым местом. Мимо подстриженных газонов вела выложенная жёлтыми камешками дорожка, в центре дворика журчал стилизованный под водопад фонтан; вода скапливалась в неглубокой чаше зелёного мрамора. Под сенью каменного козырька, поддерживаемого увитыми плющом колоннами, темнело пятно входа. Возле него стояла скамья для хворых и убогих; сейчас она, впрочем, пустовала. К козырьку была прибита табличка с изречением Маргариты Воскресительницы, ученицы Пророка. Надпись на табличке призывала: "Лечиться, лечиться и ещё раз лечиться! Здоровых людей не бывает!"

За входом располагалась каморка, где добрые монахини стояли у прилавков со святой водой и разнообразными целебными эликсирами и маслами на основе святой воды, чудодейственными фигурками бога Аксииля, отгоняющими нечистых духов болезней, и всякой полезной в хозяйстве мелочью вроде веников, мыла, бритв и тому подобного. Через узкий низенький проём, занавешенный зелёным сукном, Адами попал в полупустой молельно-лечебный зал. С потолка, из-за нарисованных облаков выглядывали постные физиономии богов с крылышками и святых без крылышек, меж облаков мерцали звёзды вделанных в потолок золотых и серебряных светильников. Цветные витражи огромных стенных окон под потолком пропускали много света; голубые, розовые, белые блики играли на полу, из которого, словно стволы деревьев, вырастали мраморные колонны, зелёные с белесыми прожилками. В противоположном конце зала на трёхступенчатом возвышении располагалась искусно выполненная статуя Аксииля в три человеческих роста. Алебастровая фигура плачущего юноши-бога с развёрнутыми крыльями окуривалась благовониями, сотни свечей горели по всему пьедесталу. Слёзы, капая с подбородка статуи, катились по серебряным желобкам и собирались во вместительную чашу, стоявшую перед изваянием и представлявшую собой белокаменный алтарь; посреди чаши на выступающей из святой воды платформе лежала раскрытая книга - Святое Писание.

К охотнику подошёл лысый грузный клирик в зелёной бархатной одежде - зелёный цвет издавна был цветом целителей. На груди его светился золотой крест, инкрустированный изумрудами разной величины.

- Что привело тебя в храм бога Аксииля, сын мой? - спросил он вкрадчиво. - Уж не хворь ли с тобою приключилась?

Вместо ответа Давид закашлялся.

- Нос чешется, трудно дышать, носоглотка опухла, - пояснил он ситуацию.

- Дай-ка поглядеть на тебя, сын мой. - Святой отец вывел Адами на свет, осмотрел горло, провёл перед носом крестом и изложил результаты обследования: - Чёрная магия здесь задействована, ой, плохи дела твои, сын мой. Ты, кстати, посильное добровольное пожертвование храму внёс?

- Да, отче.

- Внёс, внёс, отче! Хорошее пожертвование, пятнадцать золотых! - подтвердил розовощёкий монах-привратник, активно кивая.

- Ну, раз так, милостивый Аксииль исцелит тебя. Может быть. Разумеется, если помыслы твои чисты, и раскаяние живёт в твоей душе.

- Чёрная магия, отче? Вы уверены? - удивился Давид.

- Опознавательный камень не ошибается, сын мой. Видишь, изумруд в моём кресте помутнел? Верный признак, что ты под влиянием чёрной магии. - По правде сказать, Адами не видел помутнения в драгоценном камне; кристалл казался ему расплывчатым зеленоватым пятном. Ему ничего не оставалось, кроме как довериться святому отцу. Тем временем тот вещал: - Болезни, насланные с помощью чёрной магии, очень сложно лечить, сын мой, очень затратно. Сначала мы проведём обряд очищения, помолимся, дабы изгнать нечистого духа болезни, потом тебе нужно будет пройти длительный период восстановления. Изгнание болезнетворного беса весьма опасное занятие, мы будем рисковать жизнями, и успех не гарантируем. Мы используем для обряда ценные материалы из наших кладовых. Организация мы бедная, нищая, можно сказать, храму ремонт нужен. Ты понимаешь, о чём я, сын мой? Твои пожертвования будут как нельзя кстати. - Давида мучило удушье, он хотел кашлять, чихать, и не мог. Посинев, хрипя, он упал под ноги святого отца. - Что ж ты так разнервничался? Мы можем принимать пожертвования в рассрочку, даже имуществом. Тебе что, плохо, сын мой? Аксииль Милостивый, придётся тебя лечить сейчас же! Эй, очнись! Где ты живёшь? У тебя есть деньги? - Святой отец потрудился нагнуться и похлопать бесчувственного Адами по щекам. Кликнув монахов, он приказал срочно готовиться к обряду изгнания болезнетворного беса. Вмиг молельно-лечебный зал наполнился суетящимися целителями, тихими переругиваниями и очистился от спешно выгнанных во двор прихожан.

Ноздри щекотал запах фимиама, смешанный с болотной вонью. Тишину нарушали чьё-то учащённое дыхание и тихое потрескивание. Святой охотник дышал свободно, ровно, а главное, перестал чесаться нос. К нему вернулась былая ясность разума, удивительное спокойствие разлилось в душе. Он пролежал неподвижно, прислушиваясь и принюхиваясь, пытаясь вслепую определить, где находится.

- Сын мой! Сын мой! - услышал он робкий зов. - Очнись, сын мой!

Давид медленно открыл глаза. Предметы, сначала расплывчатые, постепенно обретали данную Творцом форму. Из-за сизого облака скорбно выглядывал желтушный лик бога Аксииля с блестящими влажными очами. Аксииля окружал сонм богов рангом помельче и толпа разодетых святых, возглавляемых Пророком, несущим крест как символ смирения страстей и меч как символ усмирения мира.

Храм целительства! - вспомнил Адами. Он приподнялся на локте и захотел снова забыться, потому что увиденное им повергло его в сомнения относительно здравия рассудка.

Святой отец сидел на тонкой руке алебастрового изваяния, обнимая каменное плечо статуи, чтобы не рухнуть на море горящих свечек. Розовощёкий монах-привратник восседал на шее Аксииля, свесив ноги и обхватив кудри бога. Оба - и святой отец, и монах-привратник - были белее скульптуры, на которой устроились. Другие служители культа заняли удобные места на подоконниках. Святой охотник лежал на нижней ступени пьедестала для изваяния.

- Что вы там делаете, отче?

Клирик попытался приложить палец к устам в жесте, обозначаемом молчание, и чуть не свалился со статуи.

- Тише, тише, сын мой! - прошептал он, обливаясь потом. Лысина его блестела не хуже начищенных золотых подсвечников, стоявших у икон в стенных нишах. - Оно нас слышит и ползёт на голос!

Давид оглянулся. Пустой зал, закрытые входные двери. На полу светятся слабым зеленоватым светом склизкие дорожки, расчертившие зал странным зловещим узором. Рука потянулась к поясу и не обнаружила ни пистолетной рукоятки, ни эфеса меча, ни кинжала.

- Извини, мы сняли с тебя оружие, когда изгоняли болезнетворного беса, сын мой, - сконфуженно произнёс клирик.

Святой охотник поднялся на ступень. Так, на всякий случай.

- Где оно? - не поворачивая головы и следя за обстановкой, спросил он.

- Что именно? - последовал ответ.

- Оружие. Где вы его спрятали?

- Отдали бабушкам-торговкам, - отозвался святой отец. - Дверь заперта снаружи.

- Что случилось?

- Мы изгнали нечистого духа и хотели его навеки вселить в камень, всегда так поступаем. Бес на этот раз оказался сильнее, вырвался из-под контроля и воплотился, - объяснил клирик. - Он не послушался, когда мы назвали его по имени - Элькринсел. Не прикасайся к нему, он есть квинтэссенция болезни!

За одной из дальних колонн что-то шевельнулось. Святой отец замолчал, Давид от напряжения перестал дышать. Из-за колонны выползала студёнистая масса ядовито-зелёного цвета, полупрозрачная и светящаяся изнутри. Похожая на гигантского плотоядного слизня, только с подобием распухшего человеческого лица на спинном горбу, она резво поползла в сторону Адами. По мере приближения святому охотнику открывались ужасные подробности горбомордого чудовища; выражение скользкой рожи было болезненно-гордым, словно её обладателя укачало в поездке, и он изо всех сил старался сохранить достойный знатного дворянина вид. Давид узнал беса, много раз виденного на картинках демонологических справочников. Несомненно, это горбоморд смердящий, болотный демон низкого пошиба. Обычно он является существом нематериальным, отгоняемым молитвами, символами богов, святой водой и огнём. Воплощались горбоморды из рук вон плохо и редко, разочаровывая членов Ордена Мудрости и маститых церковных демонологов. Что с ними делать в воплощённом виде наверняка не знал никто.

Эх, где наша не пропадала! Святой охотник метнул в комок светящейся слизи первую попавшуюся свечку и бросился к алтарю. Свеча угодила прямиком в морду болезнетворного беса, чем спровоцировала бурю отрицательных эмоций с его стороны. Нечистый запищал раненой мышью - к слову, так пищит почти вся мелочная демонская братия - противно, громко, раздражая слух. Мерзопакостная харя скривилась, покрутила недоразвитым носом, зашлёпала обожжёнными губами. Недовольный поведением человека болезнетворный бес пополз за ним, оставляя слизистый след.

Адами оказался у алтаря. Зачерпнув ладонями святой воды, он щедро окропил ею горбоморда. Нечистый встал, отплёвываясь, будто бы взял в рот какую гадость, и фыркая рыцарским конём-тяжеловозом. Капли святой воды шипели, пенились при соприкосновении со слизистой оболочкой, не производя мгновенного губительного эффекта. В конце концов, они испарились, оставив оскорблённо-презрительное выражение бесовской хари. Презрительное до такой степени, что создавалось впечатление, будто нечистого вот-вот стошнит. Очухавшись от последствий вынужденного душа, горбоморд продолжил преследование обидчика.

Давид прыжком преодолел расстояние до ближайшей иконы. Там на длинном подсвечнике горело четыре свечки. Святой охотник использовал их в качестве метательных снарядов, а подсвечник собирался пустить в ход как оружие ближнего боя. При каждом попадании свечой в рыло болезнетворный бес обиженно вздыхал и, не взирая на трудности, пёр на врага. Адами ткнул его четырьмя рогами подсвечника в основание трясущегося холодцом подбородка; не испытывая ни малейшего сопротивления, металл окунулся в желеобразное тело. Вынув подсвечник, Давид отскочил. Дыры в студёнистой туше затянулись с поразительной скоростью, процесс остановил нечистого на несколько секунд.

Значит, железо и святая вода вкупе с огнём бессильны против горбоморда, уныло размышлял святой охотник. Надо будет записать как-нибудь в составляемую на досуге демонологическую энциклопедию. Естественно, если после встречи с горбомордом Адами останется жив. Занятно. А что даст применение комбинированных атак?

Давид отыскал другой подсвечник. Свечи в нём уже догорали, и он решил их не вынимать. Отбросив прежний подсвечник, он взялся за этот и двинул свечами по морде подползающего нечистого. Огонь опалил мерклые буркала, нечистый пропищал нечто ругательное на демонском наречии и замотал горбом, щурясь.

А, не нравится! Так получай!

Святой охотник превосходно фехтовал, и с подсвечником управлялся не хуже, чем со своим мечом. Он не давал болезнетворному бесу сдвинуться с места, осыпал градом ударов и кромсал желейную плоть. Раны нечистого зарастали, он расползся по полу омерзительной кляксой, терпеливо пережидая нападение человека. Адами понял: сколько бы он ни избивал врага рода людского, его атаки не причинят вреда горбоморду. Тогда он переключил своё внимание на поиск других средств уничтожения нечистого. Воткнув подсвечник в гадкое рыло, он сорвал со стены чадящее кадило, раскрутил его и точным броском отправил в зеленогубый рот.

Харя болезнетворного беса раздулась, буркала превратились в неразличимые щёлки. Горбоморд срыгнул, изо рта повалил густой чёрный дым. Вдруг он завизжал свиньёй, вспыхнул и покатился по полу; дорожки слизи, оставленные им ранее, также занимались очищающим пламенем.

Вскоре в зале заполыхал пожар. Обезумевшие от страха монахи-целители кричали о победе над величайшим демоном, разбивали окна и выбирались наружу. Доверчивые монахини, не покидавшие прилавков с товарами, открыли дверь, и из пылающего зала вышел святой охотник в обгоревшей одежде. Небрежно сбив рукой пламя, поселившееся на плечах его дорожной куртки, он вежливо попросил монахинь отдать его оружие. Прицепив портупею с мечом, засунув за пояс пистолет и кинжал, он надел чёрную широкополую шляпу, его верную спутницу, плотный плащ и отправился прочь из храма, напоследок поблагодарив бога Аксииля за исцеление.

Уходя, он не обернулся, чтобы поглядеть на столб дыма, поднимающийся над храмом. Его не интересовал пожар. Он углубился в раздумья. К нему вернулось утраченное во время болезни самообладание, дарующее способность мыслить свободно и легко.

Начала вырисовываться общая картина происходящего.

И, самое главное, нос больше не чесался.

Хотя считалось, что преступности в Лавраце нет, она всё-таки существовала. Кристаллы Правды, которыми снабжалась стража городских врат, выводили на чистую воду злоумышленников, собирающихся попасть в город; предполагаемых преступников всегда было предостаточно, чтобы битком набить городскую темницу. Как правило, все камеры были полны разнообразного сброда; одиночных апартаментов при строительстве тюрьмы не проектировали. Поэтому Виктора Сандини, бывшего старшего послушника Ордена Мудрости, определили в общую камеру с доброй дюжиной людей явно бескультурных, одного взгляда на которых было довольно для лёгкого обморока. Они встретили нового сокамерника радостным гиканьем и развесёлыми шуточками, вводящими воспитанного человека в смущение. Виктор же не замечал творившегося вокруг веселья, так как был всецело во власти мрачного настроения и дум о своей печальной судьбе. Какой-то здоровенный тип, заросший рыжей шерстью и напоминающий борова, в кожаной куртке лучника и дырявых рейтузах пикинёра по-дружески приобнял Виктора и стал толковать что-то о наличии у него, Сандини, золотых зубов. У рыжего детины со шрамом через всё лицо зубов явно не хватало, и он хотел позаимствовать их у новоприбывшего заключённого. К сожалению, бывший послушник ещё не заработал денег на золотые коронки, к тому же, скверное настроение стало причиной агрессивного поведения. Разве мог он бояться какого-то разбойника более гнева Великой Магистрессы? Однозначно, рыжий казался ему милым пушистым котёнком по сравнению с грядущими неприятностями. Объятия детины стали радушно сжиматься, превращаясь в тиски, и ярость Виктора, захлестнувшая его горячей волной, выплеснулась на попавшего под руку преступника. Рыжий взвыл, когда Виктор саданул его коленом в область паха и, подскочив, вцепился обеими руками в горло. Противники повалились, причём сверху оказался бывший послушник, колотящий рыжего с неистовством варвара-берсерка. Его оттащили от оглушенной жертвы дружки здоровяка и принялись объяснять с помощью ног и кулаков, как нужно вести себя в условиях тюремного общежития. Видимо, Виктор решил свести счёты с жизнью, поскольку отчаянно отбивался, провоцируя сокамерников на более жёсткие объяснения. Конец потасовке положили тюремщики, привлечённые шумом драки; имевшиеся у них дубинки решили исход битвы.

Виктор отдыхал, прислонившись спиной к стене. Лицо его сияло в полутьме камеры парой фонарей под глазами, на подбородке запеклась кровь из рассечения. Его давешний противник выглядел получше; он обошёлся многочисленными шишками, выпирающими несуразными рожками из густой рыжей шевелюры, и ссадиной на скуле. Правда, ссадина совершенно терялась на фоне устрашающего шрама и заросшей щетиной бороды. Детина искоса поглядывал то на дверь, у которой дежурил тюремщик, то на Виктора. Синюшные веки Сандини подрагивали, как и другие части тела; нервы у него сегодня были на взводе. Остальные заключённые перестали обращать внимание на новоприбывшего и занимались кто чем.

За стеной послышалась заунывная песня о беглом каторжнике, вернувшемся домой после долгих лет и заставшем жену в постели с любовником, о том, как каторжник задушил обоих и по своей воле отправился назад, на каторгу, где его благополучно повесили за побег и двойное убийство. В соседней камере суровые разбойники плакали навзрыд, слушая финал песни, посвящённый матери каторжника, носившей ему цветочки на могилку до самой своей смерти. Песня исполнялась так проникновенно, что тюремщик всхлипнул за дверью, а у Виктора защемило сердце.

- Как вам моя песня, дорогой Виктор? - спросил из-за стены знакомый голос.

Голос принадлежал горбуну Аполли. Бывший послушник стиснул зубы, чтобы не выдать какую-нибудь грубость. Уняв нахлынувшую злость, он произнёс:

- Тебе не выкрутиться, под пытками ты во всём сознаешься, и меня отпустят, восстановят в Ордене. Тебе лучше сознаться поскорее, чтоб не мучиться.

Горбун за стеной рассмеялся тихим спокойным смехом.

- Думаете, старый калека боится пыток, дорогой Виктор? Творец пошутил надо мной, создав таким, какой я сейчас. Моя жизнь пытка с рождения. Прерывание этой бесконечной пытки будет для меня означать лишь покой, дорогой Виктор; никакие иглы под ногти не сравнятся с моим жалким существованием.

- Почему ты заговорил со мной? - задал вопрос бывший послушник.

- А почему птицы улетают на юг осенью? Почему сани готовят летом, а телегу зимой? Ответите ли вы на эти немудрёные вопросы, мудрейший Виктор?

- Тебе что-то от меня нужно.

- Поистине, вы догадливы не по годам, дорогой Виктор, и мне нравится ход ваших мыслей. Видите ли, мы в некотором роде можем быть полезны друг другу. У меня есть то, что поможет вам, а у вас есть то, что поможет мне.

- Поможет в чём? Куда ты клонишь, горбун?

- Люблю прямых людей, отбрасывающих учтивость! Посуди сам, дорогой Виктор: ты попал в очень деликатную ситуацию, и выбраться из неё не сумеешь в одиночку. Даже если я дам оправдательные показания, с тебя не снимут обвинения в хранении запрещённой книги. Почему, спросит многоуважаемый святой охотник, ты купил именно книгу по демонологии, а не безобидную книжонку про обработку эльфийских камней?

- У меня не было денег на более дорогую книгу.

- Допустим. Возможно, ты скажешь, что хотел сразу после покупки отнести книгу в библиотеку Ордена Мудрости, да кто тебе поверит с Кристаллом Правды? Ведь на самом деле ты не хотел отдавать её Ордену.

Виктор задумался. Горбун безжалостно излагал факты, и они свидетельствовали не в пользу бывшего послушника. Аполли железно доказал его виновность и неотвратимость будущего наказания, загоняя в угол, откуда было всего два выхода: один вёл на кладбище еретиков, второй...

- Вступай в нашу шайку, дорогой Виктор! - предложил горбун в конце обвинительной речи.

- И что я с этого буду иметь? - скептически отозвался об идее бывший послушник.

- Деньги, приключения и жизнь без куцых ограничений закона! Ты человек умный, разбираешься в ведовстве, мне как раз такой нужен.

- Не сегодня - завтра нас казнят, а ты говоришь о деньгах и приключениях! - вспылил Виктор. - Пообещай что-то реальное.

- Хорошо, - с лёгкостью согласился горбун. - Я предлагаю тебе свободу.

Ди Вижен пребывал в плохом расположении духа. Гибель магистра ди Сави и Башни

Святого Ведовства нехорошо сказывались не только на его настроении; от дурных мыслей, зряшных переживаний и недоедания у командора разболелась голова и сильно сосало под ложечкой, в его объёмном животе недовольно бурчал зверь чревоугодия. Надо же, погибло несколько сот членов Ордена Мудрости, изучавших святые чудеса и религиозные верования рас всего мира! Невосполнимая потеря для Ордена и королевства, чувствительный удар по государственной мощи. Отлично спланированный, точный удар. Ди Вижена как главу местного отделения Ордена Карающих, в обязанности коего входит расследование явлений, связанных с Орденом Мудрости, тревожил вопрос: кому понадобилось утренняя катастрофа? Чтобы найти ответ, необходимо было узнать, кому выгодно ослабление Виталийского королевства и, в частности, монахов-ведунов, и у кого есть возможность на столь радикальное, действенное средство ослабления?

Виталийское королевство воевало в разное время со всеми соседями, что вполне естественно, пока не добилось подлинного могущества, превратившись из крошечного княжества в сильнейшее государство человеческой расы. Эльфы, гномы, орки, альвы, тролли, хоббиты, люди - да разве упомнишь всех врагов? Большинство из них бесследно сгинули в круговороте истории, иные создали собственные крупные государства. На данный момент из застарелых соперников на звание главного врага претендовали Священная Тролльская империя, Хоббитанская республика и, возможно, Севданское королевство гномов. Недобитые эльфы с альвами, запертые на Закатных островах, опасности не представляли; Великие Дома эльфов вечно грызлись между собой, и сил на общего врага у них не хватило бы. Другое дело проныры хоббиты, поднаторевшие в морских войнах и поднявшиеся за счёт морской торговли в последние века. Главное, жил себе мелкий народец спокойно в норах, пока не появился у них свой Белобородый Пророк, поведший их в дальние странствия, и началось: завоевательные походы на благо Республики, безвозмездное распространение хоббичьего образа жизни, борьба за общерасовые ценности, постройка хоббичьих харчевен в самых больших и значимых городах мира Лэсатра. Фу, гадость! Лишь извращённый еретический разум мог додуматься до такого. Священная Тролльская империя вела с мохнатоногими приверженцами народоуправления непримиримую войну. Тролли были существами открытыми, искренними, в интригах неискушёнными, сторонниками честных и справедливых войн, и усматривали в общественном порядке хоббитов угрозу укладу жизни цивилизованных народов. С этим лично ди Вижен, а с ним вся Церковь полностью соглашались, но в перепалку двух могучих государств не лезли, ожидая, кто кого завалит первым. Из этих двух в организаторы лаврасского акта агрессии годились, пожалуй, хитрюги хоббиты; троллям честь не позволила бы ударить исподтишка. Были также гномы, те ещё соседи по морской границе. Они воевали одновременно со всеми понемножку. Гномы совершали опустошительные набеги на прибрежные земли Виталийского королевства, чем несказанно раздражали понтифика; никому нельзя безнаказанно истреблять людей и забирать их имущество кроме слуг Церкви, то есть членов Орденов-Хранителей! Попытки высадить десант на Севданском полуострове успехом не увенчались; из походов не вернулся никто, о судьбе флотов, посланных штурмовать гномьи берега, ничего не было известно.

Сегодня день скорби, подумал командор, отвлекаясь от тягостных размышлений. Тела погибших в Башне Святого Ведовства требуют захоронения до заката, дабы их бессмертные души присоединились к умершим праведникам. Полдень давно миновал, в Соборе Трёх Богов началась отходная служба. Надо поторопиться, чтобы успеть на горестное мероприятие. Похороны диктовали определённые условия участникам мероприятия: одежда должна быть скромной, поведение не вызывающим, желательно обильное проливание слёз по умершему. Кликнув помощников, ди Вижен переоделся в сутану из чёрного бархата, отороченную по краям золотыми и серебряными крестиками, взял в руки церемониальные чётки из чёрного жемчуга и томик молитвенника в золочёной обложке. Хорошенько подумав, он позвал на чердак брата Игнатия, специалиста по связи с духами, проще говоря, монаха-связиста.

Брат Игнатий был отшельником, презревшим удовольствия одинокой жизни в лесу ради общего блага человечества, и жил на чердаке почти что затворником. Чердак был оформлен в строгом аскетическом стиле: потолок, прикрытый темно-синим шёлком, имитировал затянутое тучами небо, сквозь которое поблёскивали точки золотых гвоздиков-звёзд; балочные подпорки уподоблялись стволам деревьев, пол устилали зелёные ковры с тонкой бахромой, похожей на траву. Центр чердака занимал круглый плоский камень наподобие стола либо лесного алтаря; на нём были вырезаны имена богов и духов, входящих в свиту бога Гортиила, проводника в царство мёртвых, покровительствующего раскрытию тайного. Впечатление таинственности усиливал змеиный череп в центре каменного стола, напрасно пытающийся проглотить хрустальный шар величиной с человеческую голову, и огромный жертвенный нож с кривым клинком. Помещение освещала единственная свеча, горевшая подле жуткого черепа.

Брат Игнатий появился как всегда внезапно, деликатно кашлянув под руку ди Вижену. Командор аж подскочил от неожиданности, обернулся и подскочил ещё раз; внешность монаха была под стать его мрачной специализации: кожа казалась желтоватой в неверном свете свечи, торчавшие скулы наводили на мысль о мертвеце, глубоко посаженные глаза были похожи на пустые, заполненные тьмой глазницы. Брат Игнатий смущённо улыбнулся, отчего у ди Вижена зашевелились волосы на затылке.

- Что вам угодно, командор?

До пострига брат Игнатий был слугой в хоббичьей харчевне, и повадки у него не изменились с тех безрадостных времён.

Если святой охотник Давид Адами полагался в основном на собственный разум, то ди Вижен предпочитал дедовские методы добычи сведений, использовавшиеся со дня основания Ордена Карающих.

- Свяжитесь с духом покойного Вальдена ди Сави и спросите, кто и по чьему наущению убил его.

Брат Игнатий тотчас приступил к исполнению возложенной миссии. Он устроился за каменным столом, скрестив под собой ноги (как такое у него получается? - удивлялся командор), жестом пригласил ди Вижена сесть напротив. Пыхтя, как южный слонопотам, исполняющий брачный танец на голове поверженного противника, командор уселся на тёплый пол. Брат Игнатий взялся за жертвенный нож.

- Прошу, вашу руку, командор.

- Это обязательно? - засомневался в правильности производимых действий ди Вижен.

- Боюсь, что да. К сожалению, у меня случилось малокровие, а вы человек полнокровный, к тому же, лично знали магистра.

Зажмурившись, чтобы не смотреть на ужасное членовредительство, ди Вижен протянул руку, почувствовал прикосновение холодных длинных пальцев. Брат Игнатий сделал неощутимый укол кончиком клинка, сдавил холёный палец командора в надежде выдавить хоть каплю крови. Ди Вижен кривился так, будто монах-связист причиняет ему адские муки, терзая его израненное тело. Провозившись с пальцем, брат Игнатий добился желаемого; на отполированную хрустальную поверхность шара упала малюсенькая алая капля и разошлась по ней кляксой. Монах-связист отпустил руку командора, закрыл глаза и зашептал слова старинных молитв, подчиняющих волю духов. Кровь впиталась в шар. Ди Вижен осторожно приоткрыл один глаз, с интересом наблюдая за процессом. Голос брата Игнатия становился громче, отчётливее слышались слова неведомого языка, забытого уже в те далёкие времена, когда человеческая нога ступила на древние земли Лэсатра - так, во всяком случае, любил говаривать о языке сам монах-связист.

- Абыр, абыр, абырвал! Нервал, нервал, урвал! - исступлённо вещал он, проводя пассы руками над хрустальным шаром. Вдруг из его уст прорезался грудной женский голос, равнодушно сообщивший: - Духовная сеть перегружена. В доступе отказано.

Руки брата Игнатия бессильно упали, голова свесилась на грудь, недра хрустального шара выплюнули капельку крови прямо в прищуренное око ди Вижена. Командор медленно, прилагая немалые усилия для сохранения равновесия, завалился на спину и выругался, вытираясь.

- Что-то не так, брат Игнатий? - поинтересовался он, становясь на четвереньки.

Монах-связист нервно барабанил пальцами по каменной столешнице, презрительно уставившись на средство связи с миром духов. На заднем плане маячил плотный зад командора.

- Боюсь, сейчас нам не удастся связаться с духом преподобного магистра ди Сави, - тяжко произнёс он. - Для установления контакта с ним, оказывается, необходимо нечто близкое покойному, ногти там, волосы, а ещё лучше - голова, отрезанная жертвенным ножом.

- Вы в своём уме, брат Игнатий? Мёртвое тело неприкосновенно!

- Простите, командор, я правда занервничал, и мой разум немного помутился из-за неудачи. - Монах-связист теперь принялся неистово грызть ногти. - Чего-нибудь ещё?

- Нет. К сожалению, мне нужно идти. Нет ли иного способа связаться с духом магистра, без головы и прочих частей тела?

- Боюсь, нет. Слишком крепка стена, отделяющая дух преподобного от нас, словно кто-то нарочно препятствует нашей с ним связи. Прошу прощения, заговорился. Вам пора, я проведу вас до лестницы.

- Да-да, конечно.

Уходя, ди Вижен незаметно прихватил с собой жертвенный нож - авось пригодится.

Командор не успел на заупокойную службу в Соборе Трёх Богов и встречал процессию на улице, запруженной народом. Его носилки еле протиснулись через толпу к воротам храма. Там ему пришлось спешиться.

Он ненавидел похороны знатных особ, потому что, по правилам похоронного этикета, сочувствующие должны были пройти пешком весь путь от храма, где отпевали покойного, до кладбища. Прохаживаться пешком по, бывало, мокрым, слякотным дорогам ему страшно не нравилось. Он быстро уставал, его мучила одышка, он потел. Как лицо должностное, он был обязан посещать подобные мероприятия. Ну, как не отдать в последний раз дань уважения знатному градоначальнику, например, или настоятелю монастыря, снабжавшего Орден Карающих постоянными пожертвованиями?

Из ворот храма двинулась процессия разномастных гробов, несомых послушниками и учениками Ордена Мудрости. В конце шестеро дюжих мастеров-ведунов, употребивших, судя по их нетрезвым лицам, горячительного напитка в честь бога Бухаиля, несли украшенный цветами и яркими ленточками гроб из красного дерева. Движения их были неуверенными, шли они не в ногу. Чья-то нога подвернулась, чего и следовало ожидать, тяжёлая ноша грохнула о каменные ступени, крышка отлетела при ударе, явив миру бренные останки магистра ди Сави в погребальном саване. Закричали пострадавшие при падении гроба ведуны, толпа разом ахнула, кто-то бросился помогать поднимать гроб и ставить крышку на место.

- Вальден! На кого ж ты нас покинул, голубчик! - завопил ди Вижен и кинулся к покойнику, нащупывая припрятанный в рукаве жертвенный нож.

Тело человека, конечно, неприкосновенно, нарушение данной заповеди расценивается как тяжкий грех, однако, командор был уверен, что в будущем отмолит сие прегрешение, заказав поминальную службу в Соборе Трёх Богов. К тому же, он непременно поспособствует наказанию виновных в смерти преподобного магистра.

Подобравшись вплотную к телу и стараясь не смотреть в обезображенный пламенем лик, не дышать, ди Вижен стал незаметно доставать священный нож. Тут его, как назло, оттеснили от покойного, гроб накрыли крышкой, и процессия возобновила шествие по улицам города.

Уныло плёлся за гробом командор, глаза его были полны слёз, а душа - отчаянья. Нанятые специально на мероприятие из числа послушниц Ордена Мудрости плакальщицы голосили на разные лады, восхваляя добродетели покойного магистра, его ум, честь и совесть. Размахивали кадилами и крестами, читая молитвы, священники. Некоторые сердобольные товарищи преподобного воздавали должное его богу-хранителю, распивая бутылки с настойками и распевая на ходу гимны в честь Бухаиля. Царила атмосфера непринуждённой скорби по преждевременно умершим насильственной смертью членам Ордена.

Процессия вылилась через городские ворота на устроенное в поле новое кладбище. Там были свежевырытые могилы, куда поспешно - солнце клонилось к горизонту - закапывали гробы, произнося напутственные молитвы и добрые прощальные слова. Здесь ди Вижен увидел святого охотника, тенью скользящего меж могильных холмов и сочувствующих людей. Адами, вероятно, искал встречи с Великой Магистрессой, которая по обыкновению произносила прощальные речи на похоронах подчинённых. Странно, её командор в похоронной процессии и на кладбище не замечал.

Прощальную речь взялась сказать матушка Лазария ди Шизо, нарядившаяся по печальному поводу в чёрную шёлковую мантию, натянутую поверх небесно голубого атласного платья. Шляпу настоятельницы украсили жёлтыми тюльпанами - вестниками разлуки с любимым человеком. Подняв очи к небу, по которому плыли облачка, отдалённо напоминавшие белокрылых лошадок, она начала говорить.

- Я рада сегодня видеть всех вас здесь, дорогие друзья! У человека в жизни есть два события, равнозначные по значимости: день рождения и похороны. Наш общий друг Вальден ди Сави, преподобный магистр Ордена Мудрости, - она всхлипнула и элегантным, лёгким движением смахнула наметившиеся на ресницах слёзы, - этот талантливейший поэт, гениальный мыслитель сегодня умер. Так и напрашиваются из моего трепетного, нежного сердца строки, написанные мною, когда меня известили о его трагической кончине...

Ди Вижен не желал слушать отвратительную, по его мнению, поэзию матушки Лазарии. Заорав нечто умилительное, он рассчитанным движением запрыгнул на державшийся руками носильщиков гроб и сшиб с него крышку, оказавшись поблизости от цели. Не выдержавшие командорского веса носильщики выронили гроб, рухнувший в яму вместе с завывающим ди Виженом.

- О, я понимаю ваши чувства, дорогой друг, но возьмите себя в руки! - патетично крикнула в яму матушка Лазария. - Милого Вальдена уже не вернёшь, он навсегда останется в нашей памяти. Господь Всемогущий, да помогите же ему вылезти оттуда кто-нибудь!

Командора с превеликим трудом вытащили из могилы. Сутана его, испачканная сырой могильной землёй, изорванная после попыток вытащить ди Вижена, подцепив за ткань крюком, не подлежала восстановлению. И всё же он сиял от радости, которую многие приняли за расстройство расшатанных нервов. Выбравшись из щекотливой ситуации, он не пожелал остаться на поминальный ужин во дворце градоначальника и вернулся в резиденцию Ордена Карающих.