Тата сумрачно сидела на верхней ступени лестницы со стянутыми ремнем руками и размышляла о своей несчастной судьбе, прикидывая, как выкрутиться. Того, что выгнанные из библиотеки немцы вместо того, чтобы бежать в подвал, ломанутся наверх, она совершенно не ожидала, была убеждена, что ее, притаившуюся за небольшим изгибом стены, неприятель не заметит, и вдруг… такое разочарование.
Мало того, что заметили, так еще и не преминули взять в плен, только зачем? Чего им надо?
Девушка мотнула головой, пытаясь отбросить с глаз челку и мельком оглянулась на четверых немцев, держащих, судя по всему, военный совет. Хм. Странно. Кажется, раньше их было пятеро…
Вспомнив барабанный грохот автоматов внизу, Тата поежилась. А вдруг одного из этих фашистов убили и внизу теперь лежит труп? Или, может быть, ранили… ну, тогда все не так страшно – раненому ребята наверняка помогут. Главное только, чтобы их самих не задело…
Тем временем, немцы действительно держали совет, обсуждая план действий. В первую очередь на повестке была, что вполне предсказуемо, пленница – понять, что делать с ней, хотелось всем, как и выяснить, на кой черт они вообще захватили в плен эту русскую девчонку.
- Зачем она нам? – товарищ Альбрехта, тот самый, чье лицо казалось здесь наиболее приятным, пожал плечами, - Вряд ли у русских есть какие-то планы, чтобы она могла их выдать…
- И что, просто отпустить ее?! – несдержанный Ганс яростно сплюнул себе под ноги, - Дать бежать русской девке, да с какого это хрена?! Включай мозги, прежде, чем что-то советовать, Гоц! Мал еще мне приказывать, не смей…
Командир резко шагнул вперед, прерывая пререкания.
- Молчать! – рыкнул он, - Приказы здесь отдаю я! Гюнтер… - взгляд его скользнул к покамест молчащему человеку, тому самому, что пытался выбить какую-то невнятную правду из Райвена, стоящему у стены со скрещенными на груди руками, - Побеседуй с девкой. Ты ведь, помнится, допрашивал пленных, знаешь русский?
Гюнтер пожал плечами и, отстранившись от стены, склонил голову набок, изучая объект работы нехорошим взглядом. Затем неприязненно поморщился.
- Хрупкая она, - недовольно буркнул он, - Сломается быстро. Чего из нее выбить-то, герр Нойманн? Думаете, она знает, что ее дружки затеяли?
Герр Нойманн, сдвинув густые брови и вновь наливаясь краской, сжал тяжелые кулаки, делая шаг навстречу солдату.
- Выбей из нее правду о том, что здесь творится, рядовой Кёллер! Оставь свои вопросы! В этом замке происходит черт знает что, люди возникают из воздуха и исчезают в никуда, а ты еще спрашиваешь, что из нее выбивать?! – заметив, что один из его подчиненных очень хочет подать голос, он вытянул в его сторону руку, - Молчать, Гоц! Не твоего ума дело, что мы сделаем с русской, заткни свою поганую жалость к этим свиньям! Гюнтер!
Рядовой Гюнтер Кёллер замер по стойке «смирно», ожидая дальнейших приказов. Нойманн махнул рукой, указывая на мрачную девушку.
- За дело!
Тата, конечно, не понявшая из их беседы ни слова, но кожей ощутившая, что последний резкий приказ касается ее, напряглась. Надо было как-то исхитриться, извернуться, продать свою жизнь подороже, а лучше – сохранить ее до тех пор, пока не подоспеет помощь, и сейчас как никогда более остро вставал вопрос языкового барьера. Как она будет объясняться с ними, если не знает их языка, а они – ее?..
В поле зрения выросла крепкая фигура солдата со свирепым лицом, и девушка поморщилась. Он что, ее запугать пытается, корча страшные рожи? Не выйдет, не на ту напал.
- Есть рюсский? – с жутким акцентом прокаркал он, и Тата несколько оживилась. Что ж, этот хоть делает попытки наладить контакт… должно быть, с далеко идущими целями.
- Ну, предположим, - мрачновато отозвалась она, - Дальше что?
Неизвестно, понял ли немец ее слова, но ответить на вопрос он, тем не менее, не преминул.
- Говорить!
Девушка заинтересованно изогнула бровь – это делать она когда-то долго училась и теперь пользовалась обретенным навыком при каждом удобном случае.
- Что? Сказку рассказать? – в животе неожиданно забурчало, и Тата ухватилась за спасительную соломинку, - Пока не дадите поесть, ничего не скажу!
Повисло молчание. Гюнтер медленно переваривал странное заявление, напряженно перебирая в уме все известные ему русские слова и пытаясь найти среди них что-нибудь похожее на произнесенные пленницей; та ждала вердикта.
Наконец, рядовой присел рядом с ней на корточки и, заинтересованно вглядевшись в лицо собеседницы, прищурился.
- Еда?
- Ага, - легко согласилась она, - Еда поесть. Ферштейн?
Гюнтер неспешно опустил подбородок. Жуткое произношение девушки не помешало ему понять последнее слово, даже несколько исковерканное, хотя остальная часть ее речи понятнее от этого не стала. Он повернулся к своим.
Герр Нойманн, сдвинув густые брови, внимательно следил за развитием диалога и, поймав взгляд рядового, брови приподнял.
- Она просит еды?
- Похоже на то… - Кёллер мотнул головой, опять переводя взгляд на пленницу, - Есть нет еда. Говорить!
- А я не буду говорить, пока меня не покормят! – нахально заявила девушка и, не в силах удержаться, показала неприятелю язык. В собственной безнаказанности она сейчас была почему-то свято уверена – в конечном итоге, немцам определенно было от нее что-то нужно, иначе ее пристрелили бы сразу, ну, а во-вторых… помощь же ведь придет, правда? Ребята не бросят ее тут, окруженную врагами, Вольфганг не бросит! В этом парне Тата была почему-то уверена даже больше, чем в родном брате. Неужели на сей раз ее скоропостижная любовь с первого взгляда оказалась действительно удачной?..
Пока девушка размышляла в таком романтическом ключе, Гюнтер предпочел оставить ее и, отойдя к своим, принялся негромко о чем-то с ними говорить.
- Она дерзкая, - Гоц ухмыльнулся, косясь на девушку и, не удержавшись, прибавил, - Люблю таких.
- Русские все такие, - мрачно проворчал командир, скрещивая руки на груди, - Дерзкие, наглые, самоуверенные, бесстрашные… поэтому и теснят нас, свиньи! А мы одну девку расколоть не можем!
Ганц кровожадно ухмыльнулся и размял кулаки.
- Я предлагаю ее как следует стукнуть. Живо всю дерзость подрастеряет, дрянь, быстренько говорить начнет!
Гюнтер, в прениях участия не принимающий, предпочитающий только слушать, досадливо отмахнулся и вновь вернулся к своей жертве. Исполнить совет Ганца он решил сразу же, не дожидаясь дополнительных выкрутасов.
Когда щеку внезапно обожгла сильная пощечина, а голова мотнулась от неожиданности, девушка едва не взвыла от бессильной ярости. Они еще и бить ее будут! Вот твари, сволочи, мерзавцы, вот… вот… фашисты проклятые! Ну, Вольф им задаст, дайте только ему до вас добраться…
- Тварь… - прошипела она и, не сдерживаясь, плюнула на сапоги своему надсмотрщику, - Мой парень тебе голову снесет за это!
Гюнтеру, судя по всему, первое слово знакомо было – видимо, русские не единожды сообщали его ему, поэтому он самодовольно ухмыльнулся.
- Скажи ей – если расскажет, будет жить, - бросил герр Нойманн. Кёллер кивнул, склоняясь к пленнице и внезапно резко схватил ее за волосы, заставляя немного запрокинуть голову.
Тата зашипела, как рассерженная змея и мысленно пообещала себе подстричься налысо, едва добравшись до цивилизации. От этих длинных волос сплошные проблемы! Красота, конечно, жертв требует, но не до такой же степени!
- Ты говорить, - рыкнул немец, - Быть жить. Молчать – убивать. Понимать?
- Си, сеньор, - съязвила девушка, мысленно радуясь, что даже в таком плачевном состоянии не утратила чувства юмора. Как выяснилось, службу ей это сослужило неплохую – озадаченный немец выпустил волосы пленницы и, склонив голову набок, недоуменно воззрился на нее. Итальянский у Таты, разумеется, звучал еще хуже, чем немецкий – этот-то язык она вообще никогда не изучала, брякнула просто, чтобы позлить мучителя, - но впечатление необходимое произвел.
Фашисты зашевелились, растерянно переглядываясь. Самый молодой из них осторожно кашлянул и, неуверенно шагнув вперед, осведомился:
- Bist du Italienerin?
Девушка, абсолютно довольная произведенным эффектом, каверзно захихикала. После общения с не знающим русского языка Вольфом, пусть и недолгого, кое-что понимать она, как оказалось, начала и сейчас быстро сообразила, что ее спросили, не итальянка ли она.
- А вот ни фига! – она прекрасно знала, что этих слов неприятели не поймут, - Вообще, чего вы ко мне пристали? Чего я вам должна говорить? Я сама знаю не больше вашего, хотите пространных и подробных объяснений – спросите темпора!
Подставлять Райвена было, конечно, не самым правильным решением, но, с другой стороны… вряд ли эти ребята знают, кто именно из них темпор.
Немцы вновь переглянулись. Гюнтер сделал знак Гоцу отойти и, хмурясь, опять присел на корточки.
- Кто ist «tempor»? Есть твой друзья?
- Никого он не ест, - опять съязвила девушка, начиная ощущать, что какая-никакая, а сила у нее есть: во всяком случае, заморочить немцам головы она вполне способна, - Да, он мой друг. Нет, я не помогу вам его схватить и допросить. Ну, или что вы там собираетесь делать с ним…
На сей раз ответить Гюнтер ей не успел.
Откуда-то снизу, видимо, из оставленной ими в спешке библиотеки вдруг донесся испуганный, короткий вопль, оборвавшийся как-то неприятно резко.
Рядовой Кёллер выпрямился и, оставив пленницу, мрачно глянул вниз. Затем покачал головой, поворачиваясь к своим.
- Похоже, они убили Альбрехта, - негромко бросил он и, скрипнув зубами, прибавил, - Я всегда знал, что русским жалость не знакома!
***
- Где мы?.. – робкий голосок темпора разнесся эхом под темными высокими сводами, и мальчик, испугавшись, зажал себе рот рукой. Пашка, стоящий рядом с ним, медленно огляделся и, наконец, отрицательно покачал головой.
- Понятия не имею… - сам он говорить старался тише, поэтому голос его прозвучал хрипловато, что испугало мальчишку еще больше. Парень, видя это, попытался смягчить эффект и откашлялся.
- Похоже, это все-таки библиотека, только… - он осекся на полуслове, снова озираясь. Да-да, все верно – библиотека, только… Книг на полках почти нет, а те, что есть, кажутся или слишком толстыми, или, напротив, состоят словно бы из одной страницы. Обложки все, как одна, темные, мрачные и пугающие, да и вообще кругом стало как-то сумрачно, даром, что на улице царит день! Перевернутого стола, да и вообще стола нет и в помине – в каком бы времени они не оказались, сейчас в библиотеке явно не трапезничают. Вдоль противоположной от шкафов стены стоят длинные, узкие скамьи, видимо, предназначенные вмещать большое количество человек. У единственного окна, наполовину скрытого черной занавеской (вот и причина сумрака!), стоит стол.
Пашка шагнул к последнему, напряженно всматриваясь, пытаясь угадать хоть что-то знакомое в этом предмете…
- Это алтарь?.. – он растерянно потряс головой и, оглянувшись на своего юного спутника, чью руку до сих пор сжимал, осторожно потянул его ближе.
Алтарь был темным, не менее грозным и мрачным, чем все здесь, но все-таки обладал некоторыми отличительными чертами, представляющими немалый интерес и, быть может, способными что-нибудь прояснить.
Первой в глаза бросалась серебряная чаша, сосуд, боле похожий на Святой Грааль, нежели на обычную чашку или даже вазу для питья, большой кубок, наполненный желтовато-розовой прозрачной жидкостью. При взгляде на нее Пашку почему-то замутило, и он предпочел отвернуться. Следующим, на что наткнулся взор, было большое распятие чрезвычайно странной формы.
- Помесь кельтского креста и египетского анкха… - пробормотал себе под нос парень и, глубоко вздохнув, покачал головой, не решаясь трогать этот предмет. Райвен, растерянно оглядев большой крест странной формы с продолговатым овалом вместо верхней части, поежился и, склонив голову набок, присмотрелся к чему-то на дальнем краю алтаря.
- А это что?..
Пашка пожал плечами и уже протянул, было, руку к неизвестному, плохо различимому в полумраке предмету… как вдруг негромкое, мелодичное «тилинь!» заставило его вздрогнуть и руку отдернуть.
Мальчик, испуганно подпрыгнув, уставился на него как еж на кактус и, пару раз моргнув, неуверенно перевел взгляд на большой карман штанов спутника, расположенный в области колена.
- Это… Эт-то… там?.. – голос его дрогнул. Пашка, на несколько секунд откровенно выпавший из реальности, и столь же внезапно в нее вернувшийся, чертыхнулся и с тяжелым вздохом вытащил на свет божий собственный мобильный телефон.
- Заработал, - буркнул он и, проведя пальцем по экрану, не удержался от смешка, - Надо же! И навигатор проснулся, сообщает, что не знает, где мы находимся! Какое мудрое наблюдение – мы этого и сами не знаем! – наткнувшись на недоумевающий взгляд паренька, он осекся, - Ты знаешь, что такое телефон?
Темпор устало опустил плечи и, вздохнув, покачал головой. Нет, он не знал, что такое телефон, а сейчас и не хотел знать.
Ему хотелось вернуться домой. Хотелось снова сидеть на своем троне, в своем подвале, иногда навещая Фридриха, проводя время в интересных беседах с ним, а не мотаться по времени, спасаясь от плохих людей. А ведь он просто хотел повеселиться, поиграть!.. И вот к чему все это привело.
Глаза мальчика наполнились слезами; он тихонько шмыгнул носом. Понятно теперь, почему его друзья были так недовольны этими его играми… Понятно, почему сначала сердились на него. Какие уж тут развлечения – сейчас ему совсем-совсем не весело, ему страшно, он устал, у него болят следы от побоев, которые он даже не может залечить, он хочет, чтобы все это кончилось!
- Я домой хочу… - тихонько шепнул мальчик, судорожно стирая так и норовящие вновь выступить слезы, - Паша… Паш, придумай что-нибудь! Ну, ты же умный, ты сумел обмануть тех плохих – придумай, как нам вернуться! Пожалуйста…
- Сначала он нас сюда отправил, а теперь «Паш, придумай», - Пашка тяжело вздохнул и, ободряюще потрепав паренька по плечу, быстро улыбнулся, убирая телефон обратно в карман, - Не плачь. Все образуется, до сих пор мы удачно из всего выкручивались, выкрутимся и на сей раз. Ну-ка, что это… - он решительно дотянулся до не рассмотренного предмета на алтаре и, схватив его, поднес к глазам. Затем удивленно и радостно воскликнул:
- Часы!
Слезы на глазах темпора высохли; им на смену пришло беспокойство.
- Какие часы?..
Пашка, пожав плечами, протянул ему на открытой ладони маленькую поделку, оригинальный и изящный предмет – небольшие песочные часы в серебряной оправе на плоской платформе. Райвен осторожно коснулся их… и тотчас же, вскрикнув, отдернул руку и замотал головой, отступая на шаг и едва ли не падая.
- Часы темпора!.. – голос мальчика сел; в черных глазах его отобразился нескрываемый ужас, - Ой-ой-ой… Это плохо, Паш, это очень плохо! Что же делать, что делать?!
- Погоди, - его спутник, ничего не понимая, нахмурился и, склонив голову, всмотрелся в часы внимательнее, - Чего ты так струхнул? Ну, часы, ну, темпора… Так это же даже хорошо – если здесь есть темпор, он нас может отправить назад, в наше время, мы вернемся!..
- Ты не понимаешь! – Райв понизил голос, расширившимися глазами глядя на часы, - Часы темпора нельзя снимать, нельзя! Без них темпор теряет свою силу, становится простым человеком, с ним можно сделать что угодно! Темпоры никогда, никогда-никогда не снимают своих часов! Но я… с-слышал… - мальчик испуганно прижал к себе руки, - Давным-давно, очень-очень давно, об этом знает только один скелет в моем троне, который жил в то время… Были люди, которые называли себя охотниками за временем. Они искали темпоров, хватали их, отбирали часы и убивали! Они мешали управлять временем, они хотели сами повелевать им, только у них ничего не получалось, и они злились…
- Тпру! – парень, чувствуя, что у него начинает кипеть мозг, затряс головой, - Стоп, Райв, остановись! В твоих словах отсутствует логика – то ты говоришь, что двух темпоров в одно время быть не может, поэтому, когда время одного кончается, появляется второй, а то утверждаешь, что кое-кого из темпоров убили? Как такое возможно? Откуда тогда следующие взялись?
Паренек растерянно заморгал, торопливо сопоставляя в сознании факты. Логика и в самом деле отсутствовала, однако, он был убежден, что все сообщенное им – чистая правда, но как объяснить это, не знал.
- Ну… я… - он покусал губу, - Наверное… в разных местах в одно и то же время два темпора быть могут… Ну, или они все-таки не смогли никого убить, потому что они спаслись… Все равно! – мальчишка неожиданно тряхнул шевелюрой и решительно топнул, - Если они схватили какого-то темпора, мы должны помочь ему! Паш, пожалуйста… - заметив протест в синих глазах, мальчик умоляюще сложил руки, - Мы же не знаем… а вдруг это кто-то из тех, кто был до меня? Вдруг, если его не спасти, исчезну и я?? А это плохо, очень плохо, ты не понимаешь, я… ой! – страх в глазах мальчишки плеснул такой мощной волной, что спутнику его тоже стало как-то не по себе. Тем более, что от Райвеновского «ой» Пашка уже привык не ждать ничего хорошего.
- Что? – подозрительно осведомился он, рефлекторно озираясь, невольно ожидая увидеть здесь очередного случайно перемещенного из другого времени человека или, по крайней мере, изменение обстановки.
Но вокруг все было спокойно и неизменно, никого нового в пределах досягаемости не наблюдалось. А темпор продолжать дрожать от ужаса.
- Паутина… - задушенным шепотом известил он и, сжав рукой собственное горло, с трудом сглотнул, - В настоящем… Меня там нет, и паутина… она начнет разрушаться! Это плохо, плохо, этого не должно быть!
Пашка вытянул вперед руку, останавливая нервные излияния паренька и пару раз тряхнул головой, силясь сопоставить факты.
- Так. Значит, без тебя, без твоего непосредственного присутствия рядом с ней, паутина начнет рушиться… Прекрасно, - на самом деле ничего прекрасного в этом, конечно не было, но блондин не хотел показывать мальчику испуга, - Тогда у меня целых два вопроса, Райв. Во-первых, чем это грозит ребятам, оставшимся там? И во-вторых – грозит ли это чем-нибудь нам, пребывающим здесь? Хотя нет, вопроса три – как ты вообще определяешь, какое время для тебя настоящее? Ты же между временами можешь скакать, как блоха на гребне! – сравнение самому Пашке показалось не самым удачным, но темпора, судя по всему, не особенно впечатлило.
Он тяжело вздохнул и, приблизившись к алтарю, зачем-то взял в руки загадочный крест, рассматривая его. Потом, недолго думая, не обращая внимания на некоторое негодование спутника, бросил его в серебряную чашу, прямо в наполняющую ее жидкость, и принялся отвечать.
- Времена я чувствую, Паш. Все равно чувствую, не взирая на трещину, и могу понять, какое время настоящее для вас… Для меня, да, нет разницы – для меня настоящее любое время, где я есть, но раз у меня теперь есть вы, я хочу быть в одном времени с вами. Значит, ваше время – настоящее! – паренек быстро облизал губы и, мимоходом погладив собственные часы, продолжил, - На нас разрушение паутины не отразится, потому что мы в любом случае не рядом с ней. Хотя… - он на миг задумался, потом махнул рукой и охнул, прижимая ее к солнечному сплетению, туда, где все еще горел болью след от удара Гюнтера, - Я хочу сказать, здесь есть паутина того темпора, что здесь, а там – моя, и она без меня не будет существовать. Если она разрушится, со временем станет еще хуже, чем сейчас – будут появляться люди из всех времен, могут меняться предметы, времена года и время дня… Будет полное безумие, Паш, и так будет, пока я снова не вернусь! Нам надо домой.
- Надо, - согласился Пашка, изрядно запутавшийся, впечатленный и вновь ощущающий себя мухой в паутине малолетнего паука. Малолетнего и изрядно перепуганного паука.
Он хотел добавить еще что-то, как-то выразить все испытываемые им чувства и одолевающие его мысли и уже даже открыл рот, когда Райвен внезапно дернулся и испуганно обернулся ко входу в библиотеку.
- Сюда кто-то идет! – громким шепотом предупредил он и, не мудрствуя лукаво, шмыгнул за спину своего старшего друга. Тот, сполна ощутив возложенную на его плечи ответственность, поморщился и, решительно поправив хвостик, расправил плечи.
- Спрячься, - велел он, - Залезь под алтарь, ты там поместишься.
Темпор, метнувшийся, было, к алтарю, внезапно замер и испуганно уставился на друга.
- А ты?
Пашка усмехнулся и, демонстрируя чудеса равнодушия, сунул руки в карманы, спокойно пожимая плечами.
- А я как-нибудь выкручусь, - легко отозвался он, - Прячься, тебе говорят! Надеюсь, что благодаря паутине языки я по-прежнему понимаю…