Паутина времени (СИ)

Глава 12

Тата безрадостно наблюдала за расхаживающим по площадке из стороны в сторону Гюнтером, и пыталась сообразить, что ей делать. Расклад по всем статьям получался неутешительным – вернутся ли они в свое время, было совершенно неизвестно, да даже если и вернутся, ничего хорошего ее не ждет. Вот изменится вновь время, одумается, окажутся они там, где были изначально – и что? Она опять будет в окружении врагов, в окружении фашистов, и еще неясно, не обвинят ли они ее во всем этом безумии!

Вот если бы можно было переместиться не только во времени, но и в пространстве, если бы они – или хотя бы она! – оказались в библиотеке, там, где сейчас сидят ее друзья и родной брат. Там, где сейчас, наверное, командует обороной Вольфганг…

Девушка пригорюнилась, опуская взгляд на лестницу. Как-то они там сейчас? Пашка, наверное, как обычно, подтрунивает, Марк волнуется… Вольф, если ему позволили, взял на себя командование, а Райвен шмыгает носом и просит выставить из его башни плохих людей. Дойдя в мыслях до мальчика, Тата грустно улыбнулась. Бедняга, а ведь хотел действительно только поразвлечься! Зря они его боялись, зря сердились на него поначалу – Райв просто ребенок, глупый мальчик, у которого и родителей-то никогда не было, как на него можно злиться?

Немец резко остановился и, бросив взгляд в единственное на лестничной площадке окно, нахмурился. Время шло, перевалило за полдень, а все оставалось по-прежнему, ничего не менялось и его это по понятным причинам раздражало. От пленницы толку не было ни малейшего, она помогать определенно не собиралась, и что делать, как вести себя, солдат не знал.

Тата, наблюдающая за ним, мысленно приготовилась к еще одной пощечине и требованию что-нибудь объяснить и мимолетно вздохнула. Ну как, как убедить время переместить их в… Стоп.

А зачем убеждать в этом время? Может быть, проще будет убедить фашиста, что им необходимо побывать в библиотеке, а там уж, чем черт не шутит – вдруг да повезет!

- Гюнтер!.. – имя своего неприятного знакомого девушка все-таки запомнила и, дождавшись его мрачного вопросительного взгляда, обворожительно улыбнулась, - Слушай, я тут подумала… может быть, нам нужно спуститься вниз?

- Вниз?.. – Гюнтер с секунду подумал, переваривая сие странное предложение, затем подозрительно осведомился, - Warum?

- За шкафом! – огрызнулась без особенного труда понявшая вопрос Тата, - Затем, что внизу библиотека. А там книги, ферштейн? Кни-га, с листочками такая. Там можно что-то прочитать… ммм… умное. Полезное.

Немец, с пятого на десятое понявший, что же до него пытаются донести, шагнул к русской и, присев с ней рядом на корточки, склонил голову набок, внимательно всматриваясь в ее лицо. Светлые глаза его все еще оставались подозрительными.

- Книга, - повторил он, кивая, - Ich verstehe. Warum?*

- Да вот ни фига ты не понимаешь! – рассердилась Тата, - Книга, чтобы ты знал, - источник знаний, бестолочь, в ней могут быть ответы! Если мы их прочитаем, может быть, поймем, как вернуться назад!

Гюнтер, по возрасту несколько превосходивший наглую девицу и годившийся ей если не в отцы, то, во всяком случае, в старшие братья, на ее счастье «лестной» характеристики своих умственных способностей на сей раз не понял. Если слово «идиот» он еще более или менее мог для себя уяснить, и даже не обижался на него (русские, что с них взять?), то вот на «бестолочь» мог бы и обидеться.

- Назад? – мужчина сдвинул брови, - Книга… назад?.. Как?

Девушка красноречиво закатила глаза, всем видом показывая, как же ей надоело общаться с непонимающим элементарных вещей немцем, и негодующе взмахнула связанными руками.

- Давай мы сначала спустимся вниз, а потом я тебе покажу. Объясню. Понимаешь? Объяснять буду!

- Там? – уточнил Гюнтер, указывая на лестницу. Неизвестно, что именно он хотел спросить – там ли будет девушка объяснять, или туда ли она планирует спуститься, но Тата закивала с жизнерадостностью китайского болванчика.

- Точно-точно! Ja! Пошли туда, там может быть сундук с золотом, - заметив, что маленькой шпильки собеседник не понял, девушка едва сдержалась, чтобы не захихикать, - В общем, вперед, на поиски сокровища! То есть, вниз, на поиски книги.

Немец, совершенно замороченный, улавливающий из сумбурной речи русской то одно, то другое не связанное между собой слово, красноречиво сплюнул в сторону от нее и решительно подхватил пленницу подмышки, ставя ее на ноги. Девушка, оценив силу держащих ее рук, мимолетно порадовалась, что хотя бы возможности передвигаться ее не лишили. Наверное, не нашли, чем связать ноги.

Гюнтер, подняв ее с пола, решительно ухватил за ремень, связывающий руки и потянул за собой к лестнице. Тата, мысленно костеря фашиста на чем свет стоит, неуверенно направилась за ним, с опаской косясь на полуразрушенную лестницу и очень слабо представляя себе, как будет спускаться по ней без помощи.

Немца же такие мелочи, очевидно, не волновали. Сам он был человеком ловким, тренированным и, пожалуй, спуститься со связанными руками не затруднился бы, даже при учете наполовину обвалившихся ступеней, поэтому полагал, что девушка с такой задачей тоже справится.

А может быть, он и вовсе о ней не думал – делал, как удобнее ему, заботился исключительно о своем благе и, по-прежнему не уверенный в логичности предложения пленницы, все-таки предпочитал ему последовать.

Когда, уже почти на середине лестницы, Тата вдруг оступилась и неловко завалилась на него, Гюнтер опешил. По шее мазнуло теплое дыхание, в объятиях вдруг оказалось стройное тело…

Девушка поспешно выпрямилась и, высвободившись из рук мужчины, поторопилась продолжить спуск.

Немец направился следом, впервые за все время знакомства глядя на нее другими глазами.

Симпатичное личико. Ладная фигурка. Длинные волосы. Дерзкая, наглая – горячая девчонка, нечего сказать! А еще они, судя по всему, одни в этой башне, и когда вернутся обратно, неизвестно… Время есть.

Девушка, не подозревая о мыслях спутника, торопливо спустилась вниз и, сделав несколько шагов по ровному полу, тоскливо огляделась. Мда, как и следовало ожидать – никого и ничего, кроме тишины, запустения и пыли. Даже дверь в библиотеку не прикрыта, а распахнута настежь, болтается на покосившихся, проржавевших петлях.

Гюнтер, ловким прыжком перемахнув последние две ступени, остановился рядом с пленницей и огляделся. Ее предложение найти какую-то там книгу он помнил, и справедливо полагал, что знает, где искать нечто подобное – в конечном итоге, в библиотеке побывать немец успел и книги на полках видел. К тому же, библиотека в этом здании кажется помещением наиболее обжитым, уютным, а значит, неплохо подходит для его планов.

Тата пожала плечами и, предпочитая ничего не говорить, уверенно направилась в библиотеку. Немец последовал за ней.

В библиотеке радовал глаз странноватый антураж – опрокинутый стул возле дальнего стола, перевернутый стол обеденный, пятна крови на полу… Натюрморт тот еще, совершенно не внушающий надежды.

Девушка остановилась в двух шагах от перевернутого стола и, покусав губу, устремила взгляд на книжные полки. Ну, что ж, хоть книги на месте. Осталось найти тот фолиант про темпоров, и…

- Ты чего?..

Гюнтер вдруг ухватил ее за плечо и дернул к себе. Тата, недоумевая, что пришло в голову неприятелю, уперлась связанными руками ему в грудь, растерянно глядя в оказавшиеся непозволительно близко светлые глаза. Немец стиснул ее в стальных объятиях и, не успела девушка опомниться, как к ее губам внезапно примкнули жесткие горячие губы.

Она протестующе замычала, зажмурилась, мотая головой, пытаясь высвободиться, толкая его в грудь, выдираясь изо всех сил и с ужасом сознавая, что мерзавец сильнее, что ей не справиться…

- Отпусти ее.

Знакомый холодный голос, внезапно разорвавший кажущуюся нерушимой тишину библиотеки показался девушке гласом Божьим.

Гюнтер, вмиг растерявший свой пыл, не понимая, что происходит, оторвался от губ пленницы и, недоуменно моргая, огляделся.

Все было так, как секунду назад – перевернутый стол, опрокинутый стул, пятна крови на полу… Только не было пыли, и не было пусто. Библиотека была полна народу; капитан Вольфганг, злой, как черт, стоял, направив на врага дуло автомата.

Гюнтер неспешно выпустил Тату и поднял руки вверх, демонстрируя полнейшую капитуляцию. Опытный глаз успел заметить еще одного вооруженного солдата, успел выхватить третьего, безоружного, но однозначно готового броситься в драку, и мужчина предпочел сдаться, нежели вступить в заведомо проигрышный бой.

Девушка, ощутив свободу, стремглав бросилась к недавно обретенному молодому человеку и, обнаружив за его спиной брата, выдохнула с неимоверным облегчением.

- Он псих! – зашипела она, кивая на замершего с поднятыми руками фашиста, - Понимать ничего не понимает, а целоваться лезет, придурок!

Марк, развязывая сестре руки, только покачал головой.

- Вечно ты из-за своей симпатичной мордашки в неприятности влипаешь… никогда не думала пластику сделать?

- Да иди ты, - обиделась Тата и, не в силах сдержать порыв, повисла у брата на шее.

Вольф, которому тоже очень хотелось обнять девушку, но который по понятным причинам не мог себе этого позволить, чуть сдвинул брови.

- Свяжи его, Марк, - бросил он, - Тата… надеюсь, они не обижали тебя?

- Обижали! – мигом наябедничала девушка, - Он меня по щекам бил, кулаками угрожал! Как сказал бы Райв – он плохой! …А где Райв?.. – то, что темпора среди присутствующих нет, она заметила только упомянув его имя и взволновано завертела головой, - И Пашка… Что у вас тут произошло, где все?! – обнаружив вместо знакомых ей людей одного сильно раненного фашиста, и какого-то неизвестного парня, она осеклась, - А это кто?

Капитан, внимательно следящий за тем, как скрупулезно Марк скручивает руки Гюнтера, негромко вздохнул. Любопытство девушки было ему понятно, удивления не вызывало, но все-таки в данной ситуации казалось неуместным.

- Фридрих, последи за ним, - негромко бросил он через плечо и, мотнув дулом автомата в сторону Альбрехта, велел пленнику, - Иди к нему.

Гюнтер равнодушно пожал плечами и, четко, по-солдатски, повернувшись, направился, чеканя шаг, к пострадавшему товарищу. То, что тот, вопреки его предположению, все-таки жив, да еще и перебинтован, стало для немца, конечно, большим сюрпризом, но бурно свой восторг выражать он не стал.

Тата изумленно уставилась на светловолосого человека в заляпанной кровью и краской рубахе, который оказался ни кем-нибудь, а тем самым пресловутым Фридрихом, о котором так пекся Вольф, и в категоричной форме затребовала объяснений.

Пленники, между тем, улучили минуту для собственных разговоров.

- Нойманн мертв, - вместо приветствия бросил Альбрехт, которому об этом происшествии успели сообщить выглянувшие в минуту затишья наружу неприятели. Гюнтер равнодушно пожал плечами – командира он не любил.

- Я думал, что и ты мертв. Кто его? Эти? – последнее слово было произнесено с нескрываемым омерзением. Альбрехт отрицательно качнул головой и кривовато улыбнулся.

- Варвары. Гунны. Ты знаешь, что тут творится?

Гюнтер еще раз пожал плечами, на сей раз давая понять, что ничего не знает. Однополчанин вздохнул.

- Я сам до конца не понимаю, но… Они говорят, что это другое время, что это будущее. Будущее, где войны уже нет…

- Девчонка тоже говорила что-то о времени, - мужчина нахмурился, склоняя голову набок, - Странно. Я бы счел это ложью, но все как-то удивительно хорошо складывается… А где мальчишка и еще один русский?

Альбрехт пожал плечами сам.

- Понятия не имею. Они что-то говорили, что вроде их приятель и тот мальчик – они его называют темпором – куда-то отправились, переместились, но как и куда, объяснять не стали. Они-то между собой все понимают… И, знаешь, говорят странно. Русский вроде на нашем языке, но как-то так, что… ну вот совсем не по-нашему. Капитан упоминал, что он тоже говорит по-русски, а вот второй – по-немецки. Почему-то они все друг друга понимают, и я их всех понимаю. Хотя что говорит девушка, не понял.

Гюнтер досадливо повел подбородком – с его точки зрения, собеседник нес какой-то бред.

- Ты что, много крови, что ли, потерял? Несешь чушь какую-то, Ганс бы сказал сейчас – хрень. Заткнись лучше, дай послушать, о чем у них там речь…

…Фридрих сполз на пол абсолютно бесшумно, отчаянно стараясь удержаться на подкашивающихся ногах и цепляясь за раскалывающуюся от боли голову. Заметила состояние художника девушка, которой как раз объясняли, почему в паутине рана его опасна не была, и которая невольно искала его глазами.

- Фридрих! – она бросилась к нему, как к старому другу и, взволнованно приподняв опущенную на грудь голову, испуганно охнула, - Кровь… Вольф, - взгляд ее скользнул к молодому капитану, - Ты умеешь лечить такие раны?..

Вольфганг медленно повел головой из стороны в сторону; в загадочных глазах его застыла боль.

- Когда мы шли сюда, я собирался осмотреть его рану, надеялся, что смогу помочь, - хрипло вымолвил он, - Но, когда увидел снова, понял, что бессилен. Если бы был госпиталь…

- Здесь не госпиталь нужен, а полноценная больница, - Марк, хмурясь, куснул себя за губу и, помогая сестре расположить несчастного раненного более или менее удобно, тихо добавил, - Или Райвен.

***

Когда левый висок вдруг, ни с того ни с сего пронзило болью, Райвен вскрикнул и сильнее сжал часы неизвестного темпора, глядя на них с нескрываемым осуждением. Что произошло, мальчик понимал – человека, которого когда-то хотел наказать за непочтение к костям, и к которому привязался всей душой и всем сердцем, он всегда чувствовал и его состояние улавливал где-то на ментальном уровне.

- Фридрих… - слетел с губ паренька испуганный шепот; он замотал головой, старательно сдерживая слезы. Значит, паутина действительно рушится. Значит, рана Фридриха вновь открылась, значит, его друг – его лучший друг, человек, заменивший ему отца! – сейчас умирает, а он… А он здесь. В чужой паутине, с чужими часами в руке и не может не только помочь художнику, но и даже спасти другого темпора.

«Может, если бы я его спас, смог бы вернуться…» - тоскливо подумал Райвен и, тяжело вздохнув, сел на каменном полу по-турецки.

Он слышал загадочный шепот, пронесшийся по коридорам, накрывший собою паутину, шепот, велевший ему вырасти, но как исполнить это требование не понимал. Замедлить-то свой рост он когда-то смог, но и то это произошло благодаря тому, что он много времени проводил в паутине, где время не идет, но вот как ускорить его… Как за минуту повзрослеть, как мгновенно научиться тому, чего никогда не знал?

Мальчик тяжело вздохнул и вновь опустил взгляд на противные часы. Такие красивые, целые, без единой трещинки… Если бы и его часы были такими же, или если бы он мог использовать силу этих! А то ведь на волосах они не держатся, а в руках остаются простой безделушкой.

Райв поморщился. Может, конечно, не держатся потому, что там уже есть другие часы, может, нужно их снять… Но если он их снимет, он же станет уязвим! Если снимет их – может выпасть из паутины просто потому, что не будет иметь права быть в ней! Если он окажется перед охотниками, сжимая в руках двое часов, они сразу все поймут, они схватят его, они убьют его!

Мальчик испуганно прижал к груди руки, нервно кусая губы. Ах, если бы он был взрослым… Он бы тогда ничего не боялся, он бы был способен принимать решения, мог бы добиться, чего пожелает и спасти, кого должен. Кого хочет спасти…

На глаза навернулись слезы – сердце подсказывало, что выход из ситуации может быть только один, но выход этот означал фактически самопожертвование.

Снять часы… снять сломанные часы, чтобы заменить их на целые, но успеет ли он? А если снимет, но не успеет надеть, если у него отнимут и те, и другие, а самого его…

Перед внутренним взором взметнулась стена испепеляющего пламени, и Райвен затрясся от ужаса.

А если он этого не сделает, та же стена пламени ждет Пашку, не говоря уже о неизвестном темпоре. А Фридрих будет медленно умирать в будущем, а мертвых возвращать к жизни он не умеет, может лишь увидеть, какими они были… Что же делать, что делать?

Мальчик всхлипнул и, подняв дрожащую руку, коснулся треснувших часов в своих волосах. А затем, зажмурившись, не позволяя себе сомневаться, одним резким движением сдернул их, сжимая в руке.

Это было самоубийством, он и ощущал это, как самоубийство. Но иначе поступить не мог.

В конце концов, если погибнут все, кто ему дорог – зачем существовать ему самому?

Райвен медленно открыл глаза.

Он по-прежнему сидел по-турецки на твердом каменном полу, но стены коридора, окружавшие его несколько мгновений назад, сменились привычным глазу пространством.

Подвал… Его подвал, такой знакомый и родной. Даже трон из костей здесь присутствует, разве что теперь он не кажется атрибутом власти темпора – скорее доказательством его вины, свидетельством преступлений, карающим мечом правосудия.

Ибо среди подвала, как раз перед троном в каменные плиты был немыслимым образом вбит высокий крепкий столб, к которому был накрепко привязан человек в красном балахоне с капюшоном. Последний скрывал его волосы и лицо, не давая возможности рассмотреть их, но сейчас не внешность незнакомца беспокоила паренька.

Возле ног несчастного были навалены груды сухих ветвей, хвороста – его собирались сжечь, хотели убить, как поступали всегда охотники за временем с пойманными темпорами.

«Поэтому они и забрали у него часы…» - с ужасом подумал мальчик, осторожно поднимаясь на ноги, - «Чтобы он был беспомощен, когда… когда они… его…» - он предпочел не заканчивать мысль.

Сам он находился на площадке лестницы, уводящей вверх, в очень удачном месте, куда не падал свет факелов, поэтому мог, не опасаясь оказаться замеченным, полноценно разглядеть происходящее.

Кроме привязанного к столбу и обреченного на смерть темпора, в подвале находилось еще семь человек – шестеро охотников за временем в черных балахонах, и прикованный к стене, изнывающий от несвободы Пашка. Последнему приходилось особенно туго – у него уже минут двадцать как нещадно чесалось ухо, а в голове ворочались полные ужаса мысли о том, на что его хотят заставить посмотреть. Смерть человека сама по себе страшна, а уж смерть столь жестокая и мучительная… Представляя, как будет кричать умирающий «еретик», молодой человек чувствовал холодок вдоль позвоночника и подкатывающую к горлу тошноту.

Райвен, стараясь не привлекать внимания, прижался спиной к слабо освещенной стене и устремил взгляд на охотников за временем. Они были врагами и за ними следовало следить пристально.

Обреченный человек возле столба, который стоял, безжизненно свесив голову и, видимо, смирившись со своей участью, вдруг слабо шевельнулся. Из-под низко надвинутого капюшона сверкнули черные глаза; губы, скрытые полумраком тени, шевельнулись.

- Часы… - донесся до слуха мальчика еле слышный шепот, похожий на вздох ветерка, и он растерянно опустил взгляд на собственные руки. Часы… но какие – разбитые или целые? Целые принадлежат не ему, они этого темпора, и использовать их он не имеет права, это будет неправильно, нехорошо… а от разбитых нет никакого толку.

Взгляд мальчика скользнул мимо обреченного темпора к его трону, на костях которого были грубо намалеваны кресты той самой странной формы – с полукруглым навершием, - перебрался к несчастному пленнику у стены… И рука как-то сама собой поднялась.

Целые часы моментально пристали к его волосам, заняли как будто бы свое, личное, для них предназначенное место и паренек, ощутив это, вдруг испытал странное чувство – ему показалось, что он растет, взрослеет, что ему открываются какие-то запретные доселе знания… Удивительное это было чувство.

Он тряхнул головой, часы качнулись и прилипли крепче. Перед глазами взметнулся столб песка, и Райвен, сейчас же струхнув, подумал, что это выдаст его врагам!.. Он не ошибся.

- Темпор! – коснулся слуха вопль, почти визг, - Уничтожить темпора! Схватить!

Пашка, чье внимание столб песка тоже привлек, и который, в отличие от «святых отцов» быстро догадался, чье появление он может знаменовать, быстро улыбнулся и негромко хмыкнул.

- Определились бы хоть, хватать или уничтожать. Хотя все равно обломаетесь – мой друг еще всем вам прикурить даст!

Трое «святош», выступив вперед, присели на одно колено, вскидывая тяжелые арбалеты и целя точно в центр маленькой песчаной бури. Еще двое, сорвав со стен факелы, замерли по сторонам от заготовленного кострища. Один остался в стороне и, вскинув руку, принялся, как дирижер палочкой, указывать длинным пальцем то в одну, то в другую сторону, раздавая приказы.

- Стрелять! Сжечь! – кричал он, - Огонь! Огонь! Пусть возгорится пламя!!

«Вот фанатик», - мрачно подумал Пашка, ощущая, как сжимается сердце. За кого он сейчас боялся сильнее, молодой человек не мог бы ответить и сам – его беспокоила и судьба приговоренного, и судьба вкупе со здоровьем мальчика. За себя он в эти секунды, как ни странно, не переживал.

В воздухе свистнули сразу три тяжелых стрелы с массивными металлическими наконечниками, устремленные точно в юного темпора. Двое с факелами швырнули их в груду хвороста. Сухие ветки, сейчас же занявшись, затрещали, угрожая гибелью несчастному пленнику, и он, ощутив жар пламени, непроизвольно прижался спиной к столбу.

Пашка зажмурился – ему показалось, что спасения ждать уже неоткуда, что теперь все будет кончено, ибо уклониться сразу от трех стрел Райв не сумеет, а уж о том, чтобы погас огонь, и мечтать нечего…

Он не видел, как из песчаного столба вдруг высунулась худощавая рука подростка с растопыренными пальцами и сделала протяжный волнообразный жест.

Песок опал. Вместе с ним на пол попадали и стрелы, замирая в луже расплавленного металла и стремительно обрастая листвой.

На лестничной площадке вместо маленького мальчика замер юноша лет шестнадцати, серьезный, уверенный и, что особенно бросалось в глаза – взрослый, сильный и способный.

Пашка, не слыша криков, осторожно приоткрыл один глаз, затем другой, потом открыл еще и рот, обалдело созерцая выросшего паренька.

- Стрелять! Стрелять!! – заорал тот из охотников, что взял на себя роль командира, дирижируя смертью, - Убить! Он помешал церемонии, он хочет спасти темпора! Убить!!!

- Не вам говорить о смерти, - тихо ответил ему юноша и, не обращая внимания на перезаряжающих арбалеты стрелков, скользнул взглядом дальше, к стремительно разгорающемуся костру. Черные, глубокие глаза его странно сверкнули… и огонь вдруг начал уменьшаться, отползать от ног обреченного, возвращаясь к лежащим на полу факелам, вновь загораясь в них.

«Дирижер», увидев это, захлебнулся яростью.

- Схватить факелы! Сжечь, сжечь, сжечь еретика, он не должен оставаться в живых!! Никто из них не должен!! Убить, всех убить!!!

Веревки на руках пленника размотались сами собой, повинуясь легкой улыбке молодого темпора. Его предтеча торопливым, ловким движением скинул капюшон и, видя, что двое негодяев по сторонам от кострища уже вновь взяли пылающие факелы в руки, метнулся вперед, одним ловким перекатом ускользая от могущего вновь приблизиться к нему пламени. Затем вдруг извернулся и, упершись рукой в пол, ударом ноги вышиб факел из руки дальнего от себя растерянного поджигателя. Провернулся на этой руке, будто танцуя нижний брейк-данс и вышиб факел из руки ближнего.

Пашка, так и замерший с открытым по-идиотски ртом, шумно сглотнул и медленно повел головой из стороны в сторону.

- Так вот, как он зажигает звезды… - сорвался с губ молодого человека пораженный шепот. Взгляд его, устремленный вверх, объяснял все яснее ясного – два взмывших к потолку горящих факела действительно напоминали пресловутые две звезды.

Он сказал – и в очередной раз остолбенел, внезапно понять что́ произнес только что. Зажигает звезды… две звезды! Темпор, которого сопровождают две звезды, Райвен же говорил, упоминал об этом!

Пашка вгляделся в продолжающего показывать чудеса акробатики экс-пленника. Черные растрепанные волосы, кажется, черные глаза… или это уже только игра воображения? Да, черт возьми, какая разница – две звезды, те самые, что пугали Вольфганга, те самые, что по словам Райва, сопровождали его отца!

Старший темпор отбросив одного из врагов в сторону, легко перехватил падающий факел и, ткнув им в лицо второму, вынудив того отскочить, поймал и второй. Ловко провернул их в руках, описывая в воздухе огненные дуги и, усмехнувшись, скрестил факелы перед собой на манер мечей.

Абсолютно восхищенный и потрясенный Пашка, продолжающий висеть на кандалах, внезапно ощутил свободу. Замер на секунду и, глупо ойкнув, неловко завалился вперед, кое-как успевая подставить руки. Поднимая голову и потирая немного ушибленный нос, он заметил виноватую улыбку юного темпора и только покачал головой. Райвен в своем репертуаре – даже повзрослевший, даже с новыми часами, он только и умеет, что делать «ой».

Экс-пленник, между тем, не терял времени даром. Факелы в его руках казались двумя огненными змеями, он вращал их вокруг себя, устраивая настоящее огненное шоу и пугая, отгоняя от себя перепуганных «святош». Кое у кого из них балахон был уже подпален, у другого был обожжена рука, у третьего немного покраснел нос – результаты действия мужчины, несомненно, имели, и это не могло не радовать.

Два темпора, один из которых начал эту битву, а второй красиво и убедительно продолжил, определенно одерживали громкую победу.

Пашка скользнул взглядом по залу. Охотников за временем, выступающих против старшего темпора, было четверо, пятый старательно командовал, по-прежнему пытаясь дирижировать, а вот шестой… а где же шестой?

Парень завертел головой и, внезапно увидев припавшую на одно колено фигуру в темном балахоне, лихорадочно заряжающую арбалет и старательно целящуюся, нахмурился. Стрела смотрела точно в затылок замершему на одном месте и крутящему перед собой факелы мужчине, и этого, судя по всему, никто не замечал. Обидно будет, если его убьют сразу после спасения…

- Райв!.. – голос сорвался; блондин закашлялся от наполняющего помещение дыма, однако, услышал все-таки был.

Юный темпор, быстро глянув на него, проследил направление его взгляда и, тоже заметив целящегося охотника, негромко вздохнул. По губам его скользнула легкая, исполненная сочувственной грусти, мягкая улыбка.

Арбалет в руках «святого отца» чуть заметно дрогнул. Из древка так и не выпущенной стрелы, из дерева самого оружия, внезапно начали прорастать зеленые побеги, с мгновенно распускающимися листьями. Охотник вскрикнул, роняя то, что было несколько мгновений назад арбалетом, а теперь стремительно превращалось в пышный, зеленый куст и, с ужасом глянув на Райвена, попытался отползти поближе к стене.

Тем временем, старший темпор, отогнав противников на достаточное расстояние, одним ловким перекатом по полу подвала приблизился к лестнице, и легким прыжком оказавшись на ее площадке, рядом с пареньком, приветливо кивнул ему.

- Отправь их в паутину, - коротко велел он и, заметив, что охотники за временем опять жаждут приблизиться к нему, угрожающе поднял факелы, - С моими часами сил на это тебе хватит, сынок, действуй. Здесь им не место.

Райвен быстро кивнул и, на глазах теряясь, неуверенно вытянул левую руку вперед, делая ею какие-то непонятные пасы. Потом опустил левую, поднял правую.

С потолка посыпался песок. Один из охотников, поскользнувшись на ровном месте, вскрикнул тонким голосом и закрыл лицо руками.

Пашка, непонимающе покосившийся на него, ошарашенно приоткрыл рот. На полу, путаясь в непомерно длинном балахоне сидел, недоуменно озираясь, пятилетний мальчик, ребенок, в которого юный темпор случайно обратил неприятеля.

Мужчина, глядя на это, нескрываемо хохотнул и, слегка покачав головой, расслабленно опустил факелы.

- Только подойдите! – заметив, что кое-кто из врагов тотчас же попытался двинуться вперед, он нахмурился, - И мой сын обратит всех вас в младенцев! Стойте, где стоите!

Противники замерли; Пашка за их спинами тоже, не зная, что сказать, сделать и как вообще реагировать на происходящее.

Райвен тяжело вздохнул и жестом, исполненным недовольства, поправил отцовские часы в волосах.

- Я не знаю, как это сделать, папа… - виновато шепнул он, - Может… если я отдам часы тебе, ты сам?..

- Не глупи! – старший темпор сурово сдвинул брови, - Это займет время, у нас его нет! Смелее, мальчик мой, представь паутину, ведь ты был в ней! Запри их навеки в ее коридорах, они заслужили вечный плен! Закрой глаза.

Райв сглотнул и, явно опасаясь делать то, что ему подсказывают, неловко прикрыл глаза. Голос отца звучал теперь словно из его подсознания.

- Представь коридоры моей паутины… Представь, как эти люди оказываются в ней, как они озираются, не зная, что делать… Представь их там, в плену! Можешь оставить им еды или питья, а можешь не давать ничего – позднее я сам позабочусь об этих зверьках. Вот так, - по опустевшему подвалу пронесся облегченный вздох, - Открой глаза.

Юноша покорно поднял веки и, не веря самому себе, огляделся. Пашка, по-прежнему сидящий на полу у дальней стены, растерянно моргнул, глядя на него и, помедлив, показал большой палец.

- У меня получилось… - паренек неловко улыбнулся и жизнерадостно хлопнул в ладоши, - Я смог, папа, смог!.. Папа… - сообразив, с кем говорит, Райвен повернулся, и улыбка на его губах стала шире, - Я… я даже мечтать не смел снова тебя встретить. Ты такой молодой…

- А ты такой взрослый, - в тон ему отозвался отец, широко улыбаясь и, коснувшись ладонью щеки сына, повернул его лицо к свету, - Позволь мне взглянуть на тебя. Здесь, в этом времени, ты еще не существуешь, мальчик, увы. А в твои дни я, должно быть, уже умирал – мое время должно было закончиться с твоим появлением на свет. Назови мне свое имя.

Пашка, незаметно приблизившийся к беседующим отцу и сыну, а сейчас заметивший сверкнувшие брильянтами слезы в черных глазах последнего, глубоко вздохнул и ответить предпочел сам.

- Его зовут Райвен. Как зовут тебя… вас, мы не знаем.

Мужчина легко пожал плечами и, сам видя, что сын его вот-вот разрыдается, притянул его к себе.

- Рейнольд, - негромко представился он, - Вытри слезы, мой маленький вороненок, я не хочу запомнить тебя плачущим. Улыбнись мне, - он улыбнулся сам, - Все случилось как нельзя лучше, и мы встретились вопреки всем законам бытия… Ты знаешь, ведь темпоры никогда не видят своих повзрослевших детей. Мы умираем до того, как они успеют вырасти.

Райвен шмыгнул носом и, подняв голову, выдавил из себя улыбку.

- Я помню тебя старым, прикованным к кровати… - тихо проговорил он и, торопливо стерев с глаз слезы, покачал головой, - А сейчас ты такой молодой! Папа… - он внезапно засуетился, - Я… я надел твои часы, я, наверное, не должен был… извини…

- Райвен, Райвен… - мужчина улыбнулся и чуть покачал головой, успокаивающе касаясь плеча паренька, - Ты – мой сын. Эти часы столь же твои, как и мои, ты имеешь на них полное право. Что случилось с твоими?

Юноша, повзрослевший, судя по всему, телом, но не сердцем, совершенно по-детски надул губы.

- Это все из-за плохих людей. Они напали на меня, и когда Паша меня пытался спасти, мои часы разбились… Мои друзья потом помогли мне, они их немного починили, вот, - он протянул на открытой ладони отцу поврежденные часы, - Видишь, они заклеили трещину и песок больше не высыпается. Но они еще не восстановились совсем, там, где мы были, начали происходить странные вещи из-за этого! А теперь… - Райвен несколько поник, - Если я здесь, так далеко в прошлом, там моя паутина, наверное, рушится. Я чувствую, что Фридриху больно, ему плохо, его рана…

Рейнольд вскинул руку, прерывая сына и вновь улыбнулся. Он вообще улыбался очень много, этот темпор, должно быть, потому что был рад видеть отпрыска.

- Я не все понимаю в твоих словах, вороненок, - заметил он, - Но понял, что тебе надлежит скорее вернуться обратно, чтобы прекратить безумие, могущее воцариться там. Если один из твоих друзей ранен – ты должен помочь ему, и… - улыбка мужчины стала шире, - Теперь ты знаешь, как. Оставь мои часы у себя, сынок, пусть они принесут тебе счастье. Мне же дай свои. В моих руках они постепенно восстановятся и, настанет день, когда они снова вернутся в твои руки. Или я отдам их тебе сам, или их передаст мой поверенный, если я буду уже не в силах… Сейчас иди.

- Я не могу! – мальчик нахмурился, хватая родителя за руку, - Какой поверенный, папа, кто он?.. И почему ты не можешь сам вернуться вместе с нами? Почему я снова должен терять тебя??

- Ты меня не потеряешь, - Рейнольд ласково взъерошил волосы сына, - Мы не умираем, Райвен, мы продолжаемся в детях. Ты – мое будущее. А я вернусь, однажды вернусь к тебе, воплотившись в смертном теле, ибо так случается нередко. Моим наставником был мой отец, вновь родившийся смертным… Он не знал этого, но это знал я. Понял по некоторым признакам, как поймешь и ты, мой вороненок.

Пашка, уже некоторое время как изнывающий от любопытства, недовольно дернул себя за хвостик.

- Но почему «вороненок»? – пробурчал он, - Только из-за того, что темноволос и черноглаз…

- Имя Райвен означает «ворон», - юный темпор, глянув на друга, тяжело вздохнул, - Мама рассказывала, что папа всегда хотел так назвать меня. Только он звал меня вороненком…

Рейнольд глубоко вздохнул и неожиданно привлек сына к себе, обнимая.

- Но однажды так назовет тебе другой, сынок. Тот, в ком я воплощусь, тот, в ком вернусь к тебе… Быть может, этот человек уже будет существовать в мои последние дни, быть может, нет – это не имеет значения. Но он признает тебя сыном, а ты увидишь в нем отца, - мужчина выдержал недолгую паузу и неожиданно легко оттолкнул сынишку, - Иди. Не нужно задерживаться здесь, сынок, иди! Тебя ждет будущее, тебя ждет твоя жизнь и ты не имеешь права тратить ее на остатки моей. Я же запомню тебя навек, вороненок.

Райвен, не в силах сдержаться, шмыгнул носом, против воли отступая от собеседника.

- Я не забуду тебя, папа! – воскликнул он и, поспешно стерев слезы, с трудом улыбнулся, - Всегда буду помнить, всегда буду любить тебя! Прощай… Паша, - он протянул несколько пришибленному этой сценой другу открытую ладонь, - Возьми меня за руку. Нам пора возвращаться.

* «Понимаю. Зачем?» (нем.) (примеч. автора)