Паутина времени (СИ)

Глава 8

Вольфганг дернул девушку за руку и, мимолетно скривившись от боли в поврежденной ключице, оттащил ее назад, пряча за приоткрытой дверью подвала и скрываясь там же сам. Тата, осторожно выглянув у него из-за плеча, нахмурилась.

- Где мы? – шепнула она. Немец неопределенно повел плечом и покачал головой. Он не знал.

- Понятия не имею, - так же тихо отозвался он и, помолчав, прибавил, - Но место мне не нравится.

Девушка, откровенно изумленная этим заявлением, попыталась обойти друга и спутника, дабы более полноценно рассмотреть столь неприятное ему место.

- Но это же всего лишь башня, - она удивленно моргнула, - Только немцы куда-то делись… И Марк с Пашкой… И Райв…

- И мы, - съязвил Вольф и, глубоко вздохнув, покачал головой, - Тата, это не они куда-то исчезли – это мы переместились во времени! Опять этот Райвен со своими часами, он с ума меня сведет!

- Не хватает еще сумасшедшего эсэсовца, - буркнула его собеседница и ненадолго умолкла. Затем продолжила вновь.

- И что тебе не нравится здесь? Башня как башня, разве что чуть более чисто и дверь в подвал не выбита. О, кстати, может, в подвале сидит Райвен из этого времени, может, если мы попросим…

Вольфганг совершенно невежливо зажал ей рот рукой и, приложив палец другой к собственным губам, скосил глаза куда-то вправо. Тата замерла, ловя себя на том, что такой призыв к тишине ей почти приятен, и невольно прислушиваясь.

Откуда-то сверху донеслись шаркающие шаги, затем послышались звенящие тревогой голоса. Говорили по-немецки, поэтому понять, о чем идет речь, девушка не могла, но вот Вольфганг нахмурился. Ему, судя по всему, происходящее стало нравиться еще меньше.

- Они говорят – кто-то стучал, - чуть слышно прошептал он, склоняясь к уху спутницы, - Боятся, что за ними пришли… Я тоже боюсь, потому что, кажется, знаю, кто мог прийти.

Ответить девушка, лишенная возможности говорить, не смогла, посему предпочла ограничиться лишь красноречивым подъемом бровей.

- Призывают на войну, - продолжил шептать немец, - Это было жестокое время, не щадили ни своих, ни чужих. На войну созывали всех, а если кто-то не хотел идти… - он неожиданно умолк и негромко вздохнул.

Шаркающие шаги спустились ниже, зазвучали по ровной площадке перед лестницей. Скрипнула открывающаяся дверь; раздались чьи-то грубые, резкие голоса и отвечающий им испуганный шепот.

Вольф мрачно кивнул – он в своих предположениях не ошибся.

- Она говорит, что ее муж болен, а сын слишком юн, - шепотом перевел он, - Это плохо. Боюсь, именно эти ее слова стали причиной того, что замок был разрушен…

Тата, по-прежнему лишенная возможности ответить, немного подалась вперед и испуганно прижалась к молодому человеку, осторожно приобнимая его. Сейчас, здесь, когда они оказались одни среди готовящегося безумия, когда над их жизнями нависла совершенно реальная угроза, она вдруг ощутила неодолимую необходимость ощутить его поддержку, почувствовать тепло… Вольфганг недоуменно отстранился, опуская зажимающую ее рот руку.

- Что ты делаешь?..

Девушка досадливо вздохнула. Донести до стеснительного немца то, что самой ей казалось вполне естественным представлялось занятием непростым.

- Обнимаю тебя! – несколько раздраженно шепнула она и, прекрасно сознавая, что сейчас не время для выяснения отношений, что место выбрано абсолютно неподходящее, но не находя в себе сил и дольше сдерживаться, продолжила, - Вольф, ты что, правда ничего не понимаешь?

- Чего я не понимаю? – совсем растерялся парень и, осторожно выглянув из-за двери, покачал головой. Там, на пороге башни, события накалялись – в дело пошли угрозы, а женщина, хозяйка поместья, продолжала умолять и просить не забирать ее больного мужа и малолетнего сына.

Когда он обернулся, его ждало самое решительное и однозначное объяснение, какое только можно придумать – Тата, обхватив застенчивого немца за шею, горячо прильнула к его губам.

Вольфганг опешил и, неуверенно сжав обеими руками ее талию, на мгновение замер, позволяя себе слабость насладиться этими приятными мгновениями, затем все-таки неуверенно отстранил.

- Тата…

- Ты мне понравился с первого взгляда! – зачастила девушка, не давая молодому человеку и шанса на возражение, - Честное слово, очень понравился! Ты очень красивый, Вольф, сильный, смелый… ну, почему ты такой стеснительный?

Немец потряс головой, пытаясь сопоставить в своем сознании все происходящее. Со стороны входа раздался резкий приказ, затем звук грубой пощечины и женский вскрик. Судя по всему, заявившиеся солдаты перешли к решительным действиям.

- Я… - он кашлянул, пытаясь подобрать хоть какие-то слова и, наконец, уцепился за спасительное, - Сейчас не время.

- Откуда ты знаешь, что потом время будет? – Тата, не в силах сдерживаться, даже топнула от негодования, - Вообще… Может, нас убьют прямо здесь и сейчас, а ты ломаешься, как девочка на первом свидании! Блин, Вольф, это я тут девушка, это мне надлежит ломаться и краснеть!

- Я не краснею! – огрызнулся немец и, тяжело вздохнув, потер переносицу, - Послушай… Тата, ты мне очень нравишься, честно. Ты красивая, добрая, милая, просто… У меня была подруга, тогда, еще до войны. Мы собирались пожениться, но потом все это началось… Я обещал, что женюсь на ней, когда вернусь, но не вернулся, - он немного поник, - Прости, я не хочу… В конце концов, как я могу нравиться тебе? Подумай – я из другой страны, из другого времени, я… - закончить ему не дал еще один бессовестный поцелуй.

От двери донесся резкий приказ разрушить замок и перебить всех, кто в нем находится. На размышление остались считанные секунды.

Вольфганг неуверенно приобнял девушку за талию, чуть привлекая ее к себе, путаясь пальцами в длинных каштановых волосах. В конце концов… а вдруг это действительно последнее, что они делают в жизни? Вдруг больше шанса не будет?..

Где-то слева раздался первый взрыв; на головы посыпалась каменная крошка. Вольф оторвался от губ Таты и, совершенно неожиданно для себя, широко улыбнулся, силясь сдержать так и разбирающий его смех. Заметив в глазах девушки тень обиды, он покачал головой и, легонько вновь поцеловав ее, шепнул:

- В этом, похоже, вся моя жизнь – война рядом даже в самые сладкие ее минуты. Я прошу тебя, давай мы сначала постараемся спастись, а уже потом… ладно?

Девушка, поняв, что объект ее чувств, видимо, все-таки отвечает взаимностью, улыбнулась сама, воодушевленно кивая.

- Только обещай об этом после не забыть! – потребовала она, касаясь ладонью его груди, затянутой в мундир и, не дождавшись обещания, выскользнула из крепких объятий немца, хватая его за руку и увлекая за собой, - Спустимся в подвал! Если там даже нет темпора, там безопаснее…

Романтика была забыта. Вольфганг, шагнувший, было, за неожиданно обретенной подругой, резко затормозил и потянул ее назад.

- Райв говорил, что там был обвал! – зашипел он, - Туда нельзя! Стой! – внезапная мысль прошила его, как молнией, - Темпор… ты помнишь, наверху, на камине стояли песочные часы?

Тата неуверенно кивнула, не совсем улавливая мысль друга. Тот куснул себя за губу.

- Не знаю, поможет ли это… - продолжил он, размышляя на ходу, - Но, если песок в них не заканчивается, и темпор действительно рядом… Считай меня дураком, но не может ли это быть нашей связью с ним?

***

Райвен сидел, крепко привязанный к единственному в библиотеке стулу, опустив голову так, чтобы скрывать лицо прядями темно-каштановых волос, и тихонько хлюпал носом. Пятеро немцев, собравшиеся здесь же, негромко переговаривались, обсуждая сложившуюся ситуацию и решая, что делать дальше.

- Мальчишка может что-то знать, - командир, высокий мужчина с красным лицом и жестокими глазами, сдвинул густые брови, - Не знаю, как его дружки бежали, но его они бросили – он легко предаст их!

- Если бы хотел их предать – уже все рассказал бы, - возразил ему один из подчиненных, парень с длинным носом, маленькими глазками и пухлыми губами. После всего случившегося, после того, как они угодили в такой странный переплет, рядовые получили некоторое право оспаривать если не приказы, то рассуждения командира.

- Он плачет, боится, - продолжил длинноносый, - Может, наоборот, не пугать его, а попросить по-хорошему? По-моему, он вот-вот сломается.

Собеседник презрительно фыркнул и четко, по-военному, повернулся, вставая к спорщику спиной, обращаясь к другим соратникам. Один из них – приземистый мужчина с землистым лицом, человек уже взрослый, тотчас же внес свою лепту.

- Если вот-вот сломается, достаточно немного надавить. Может, стукнуть его разок? Мальчишка-то вроде крепок, от пары тычков не сломается.

- Тебе лишь бы кулаками махать, Ганс! – возмутился еще один молодчик, на этот раз вполне приятный на вид и, шагнув к длинноносому, чуть приподнял подбородок, - Я за идею Альбрехта. Мальчика надо уломать, зачем сразу бить?

Последний из участников небольшого отряда, мужчина, по возрасту как будто соответствующий командиру, предпочел оставить свое мнение при себе и ограничился глубоким вздохом. Разговор в таком духе шел уже минут двадцать как, и смертельно ему наскучил.

Хотелось, в конце концов, разобраться с тем, что происходит. Хотелось вернуться в понятное и нормальное, хотелось вскинуть автомат и расстрелять врагов… но врагов рядом, как назло, не было.

Он тряхнул головой и, будучи человеком решительным, предпочитая действия словам, резко шагнул к несчастному темпору, хватая его за волосы и запрокидывая ему голову.

- Где твои дружки?! – рыкнул он, - Куда провалились, каким образом? – и, тряхнув перепуганного мальчишку, приказал, - Отвечай!

Райвен затрепетал, как лист на ветру и, пытаясь освободиться, слабо мотнул головой. Затем откровенно заплакал.

- Только не часы!.. – с трудом выдавил он, - Не трогайте часы, я… я не знаю… ничего не знаю, пустите, пустите меня!

Спастись он не мог. Отправить негодяев в их время или вернуть ребят обратно – тоже. Мысль о том, что рука немца, сжимающая его шевелюру, находится излишне близко к часам, внушала смертный ужас, заставляющий леденеть пальцы. Отчаяние мутило разум, придумать достойный ответ мальчик был не в состоянии, и только и мог, что просить, умолять жестоких людей отпустить его.

Человек, держащий его за волосы, криво, презрительно улыбнулся и несильно, но очень чувствительно ткнул его кулаком под ребра.

- Наш язык ты, стало быть, знаешь… - издевательски промурлыкал он и неожиданно презрительно сплюнул на пол рядом со стулом, - Умник, твою мать. Давай, говори, куда твои приятели подевались! Что это за чертовщина была, а?! Они как будто сквозь пол провалились!

Его соратники, очень заинтересованные ходом беседы, а также ответами мальчугана, окружили их полукругом, ожидая реакции последнего. Тот всхлипнул и, неловко дернувшись, затряс головой.

- Я… я это не нарочно, я не знаю!.. Не знаю, куда они… где сейчас… я не специально, я не хотел! Отпустите, отпустите, мне больно!

Мужчина неспешно выпустил его волосы и, оглянувшись на однополчан, пожал плечами.

- Как сказал бы Ганс - хрень какая-то, - доложил он, устремляя взгляд к командиру, - Мальчишка ведет себя так, будто это он их куда-то отправил. Только я что-то в это не верю.

Командир в раздумье покивал, пощипывая себя за кончик большого, мясистого носа, затем хмыкнул.

- Тресни его еще разок, да посильнее. Глядишь, мозги проснутся, придумает, что поубедительнее соврать.

…

Фридрих неожиданно дернулся и, согнувшись, ухватился за плечо рядом стоящего Марка. Тот, худощавый, тонкокостный, такого не ожидал и, сам немного склонившись, кое-как поддержал нового знакомого. Пашка, более крепкий, чем его приятель, торопливо пришел тому на помощь.

- Что случилось?

Немец покачал головой. Это он понимал плохо.

- Ка… кажется, Райвена кто-то ударил, - на миг задохнувшись, выдавил он и, потирая область солнечного сплетения, с трудом выпрямился, - Я это почувствовал. Мой бедный мальчик, неужели у кого-то поднялась рука на него? Он же совсем еще ребенок, ему не более тринадцати лет по меркам людей!

- Я думал, он постарше, - честно признался Марк и, тяжело вздохнув, огляделся, - Надо найти нить, на которой он сейчас находится, тогда, быть может, будем знать, что происходит. Ты, кстати, говорил, что в их хитросплетениях разбираешься.

Художник кашлянул и, рефлекторно коснувшись раны на виске, дрожащими пальцами поправил несколько прядей своих светлых волос, убирая их со лба. Лицо его было мрачно.

- Я разбираюсь, - процедил он, - Но на какой из нитей может быть мой сынок, не знаю. Не знаю, где были вы, какое это время, что там происходило…

- Две тысячи двадцатый год, - мигом вклинился Пашка, - Мы гуляли по лесу и пришли в эту идиотскую башню. Вольф, кстати, все твердил о каких-то двух звездах над ней, но самим нам их так и не довелось ни разу увидеть. Ну, что еще… Башня разрушена, на лестнице валяется всякий хлам, мы обитали в библиотеке, а немцы сидели в подвале. Исчерпывающе?

- Не вполне, - сварливо откликнулся Фридрих и, старательно отгоняя от себя болезненные ощущения, решительно поднырнул под одну из толстых «труб», образующих паутину времени, - Сюда. Если на Райвена кто-то напал… - он на секунду сжал губы и решительно мотнул головой, затем сдувая с глаз челку, - Я отправлюсь вместе с вами. Своего мальчика я в обиду не дам никому!

Пашка с Марком переглянулись и предпочли не отвечать. Искренняя и горячая привязанность Фридриха к Райвену была очевидна и, хоть и вызывала некоторое недоумение, все-таки в комментариях не нуждалась.

Немец продолжал уверенно шагать вперед по несуществующей поверхности, абсолютно не замечая раскинувшегося вокруг небытия, легко выбирая направление между нитей времени и, похоже, совершенно в них не путаясь. Его спутники поспевали следом, изредка переглядываясь, пытаясь уловить все временны́е промежутки, представленные на нитях, но почти ничего не успевая увидеть.

Неожиданно Марк остановился, словно налетев на стену.

- Стой! – окрик его заставил затормозить и Фридриха, и Пашку, и обоих, одинаково недоуменных, приблизиться. Немец нахмурился, вглядываясь в очередное живое изображение, перед которым замер парень и чуть склонил голову набок.

- Это Вольфганг, - негромко резюмировал он, - Только время не то, о котором вы говорили, это прошлое, годы войны. А вот девушку я вижу впервые…

- Это моя сестра, - голос Марка прозвучал заморожено; в серых глазах его отразилось нескрываемое волнение, - Но что, черт возьми, они творят?! Куда идут? Я вижу – кругом взрывы, а их понесло наверх по этой крутой лестнице – зачем??

Пашка глубоко вздохнул и, передернув плечами, сунул руки в одни из многочисленных карманов на своих штанах.

- Скажи-ка, Фридрих… - проникновенно начал он, - А нельзя ли тут как-нибудь динамики включить, ну или, на худой конец, громкость прибавить? Мы же ни черта не слышим, а хотелось бы в общих чертах понять… Марк, ты заметил? Они держатся за руки.

Брюнет досадливо отмахнулся – с его точки зрения, эта деталь была весьма незначительна.

- Должно быть, наконец-то нашли общий язык. Предлагаешь радоваться, что умрут они оба счастливыми?

Немец, усмехаясь, легко покачал головой и задумчиво накрутил на указательный палец один из своих вьющихся локонов.

- Я знаю Вольфа. Он бы не пошел без необходимости туда, где грозит опасность – он знает, что делает. Кстати, что до девушки… Вообще-то, у него была девушка. До войны.

- И что? – Пашка откровенно недоуменно заморгал, поворачиваясь к собеседнику. В синих глазах его отобразилось искреннее непонимание.

- Время до войны давно в прошлом, сейчас Вольфа можно считать… эээ… холостым. У Таты, по-моему, все шансы есть и, поверь мне, Фридрих, она у нас дама решительная и привыкла добиваться, чего хочет. Так что это у Вольфганга шансов нет… блин, в самом деле, что они творят?

Марк, который стоял, обхватив себя руками, будто бы снова мерз, и не отрывал взгляда от творящегося перед его глазами, неопределенно мотнул головой. Того, что делает сестра и ее новоявленный парень (а в последнем молодой человек не сомневался) он решительно не понимал и всецело не одобрял их поведения. В конечном итоге, красться по шатающейся от взрывов лестнице, при этом еще отчаянно пытаясь не попасть на глаза ни хозяевам замка, ни захватчикам можно было смело полагать затеей смертников. Отсутствие звука понять это не мешало и, пожалуй, сейчас парень даже был рад, что не слышит, как бабахают взрывы и как кричать испуганные хозяева. В этом случае на психику бы все это действовало значительно сильнее.

- Нет смысла стоять здесь и смотреть, - Фридрих, видя, что один из его спутников всецело увлечен происходящим с его сестрой, участливо коснулся его плеча, - В их время вам отправляться смысла нет – вы застрянете там вместе с ними, если только… - осененный внезапной догадкой, немец нахмурился, - Нет, они не должны этого делать. Если они решат разбить часы…

- Какие часы? – Пашка, тоже увлекшийся происходящим, повернулся одновременно с другом и, переглянувшись с ним, приподнял брови, - Часы темпора, насколько помню, у него в волосах, их…

- Я не о них, - художник глубоко вздохнул, - Если они найдут часы, где не кончается время и разобьют их – они попадут в свое время. Но это опасно! Вольфганг может вновь очутиться в сорок третьем, да и Райвен… - он сжал губы и покачал головой, - На нем это отразится не слишком хорошо, - и, наткнувшись на вопросительные взгляды, без особой охоты пояснил, - Сейчас нестабильность времени его не затрагивает. Но, если разбить часы, он и сам может случайно оказаться где-нибудь… не там.

Марк, мрачнея, вновь повернулся к нити времени. На ней Вольф и Тата уже подбирались к заветной двери, к той самой комнате, где на камине стояли песочные часы с не кончающимся в них песком.

- Надо их как-то предупредить… - Пашка, видя, как бледнеет и без того всегда бледный друг, сглотнул, - Я бы не хотел, чтобы Вольф опять улетел в сорок третий – Райв даже не сумеет его вернуть!

Фридрих поморщился и, пожав плечами, неожиданно отвернулся, неловко вновь касаясь раны на виске. Парни, переглянувшись, подумали, что беспокоить его она, судя по всему, все-таки продолжает – да и странно было бы не замечать, что у тебя пробит висок.

- Все зависит только от него, - говорил немец глухо, но очень уверенно, - Если разбить часы, время залечит свои раны, восстановит цепь событий, вернет все на свои места. И только от Вольфа зависит, что он сочтет своим местом, только он знает, где его сердце. Идем, до нужной нити осталось немного, а я чувствую, что Райвену страшно.

Марк поморщился и, резким движением одернув куртку, решительно отвернулся, направляясь за провожатым. Пашка, с сожалением оглянувшись на нить, поправил хвостик на затылке и последовал за ним.

До нужной нити и в самом деле оставалось немного. Они сделали от силы шагов пять, когда Фридрих внезапно вскрикнул и со всех ног бросился вперед. Его спутники поспешили за ним, опасаясь, как бы взволнованный немец вдруг не наделал глупостей.

Глупости же эти, как стало ясно сразу, в голову ему приходили, ибо картина их взорам предстала душераздирающая.

- Захватили нашу библиотеку… - Пашка скрипнул зубами, сжимая кулаки, - Ну, я бы им…

Его друг отмахнулся, шагая вперед и взволнованно созерцая привязанного к стулу ремнями мальчика, испуганного, заплаканного и, увы, побитого.

Нижняя губа у темпора была разбита, на скуле наливался багровый кровоподтек, да и сидел паренек весьма неловко, наполовину согнувшись. Звука слышно не было, но было совершенно ясно, что Райвен плачет – слезы катились по его щекам сплошным потоком, личико покраснело, а в черных влажных глазах застыл нескрываемый ужас.

Брюнет поспешно скользнул взглядом по его волосам и мысленно перекрестился. Часы все еще поблескивали в густой шевелюре, а значит, надежда еще…

- Райвен… - дрожащий голос Фридриха перебил ход его мыслей, - Боже правый… сынок… что же они сделали с тобой!

Миг, когда он бросился вперед, явно не думая о себе, желая только защитить названного сына, оба парня благополучно пропустили и, в последнюю секунду обнаружив художника возле нити, явно намеренного с головой окунуться в настоящее, собирающегося рискнуть, а то и пожертвовать жизнью – рана-то его была неопасна только тут, - бросились к нему.

Однако, было уже поздно.

Фридрих нырнул в нить времени, как в омут, бросился в нее головой вперед, и парни, не успев остановить немца, внезапно увидели его рядом с испуганным мальчуганом.

Это послужило сигналом. Дольше ждать они уже не стали – нырнули в свое время следом за отчаянным солдатом, безмерно желая спасти и его, и малыша-темпора.

***

- Ты видела звезды?

Тата, продолжающая держать спутника за руку, медленно кивнула, озираясь. Похоже, их фокус все-таки удался – обстановка вокруг изменилась довольно кардинально, вновь становясь узнаваемой: отсутствующая стена за спиной, камин с, как это ни странно, целыми часами на нем, пыль, запустение, грязь… Все так, как и было, как должно быть сейчас.

- Как раз когда ты разбил часы, - подала, наконец, голос девушка, - Песок взлетел вверх, стена поехала вниз, и за ней сверкнули две яркие звезды… Я еще подумала, что они прямо-таки наша путеводная нить. Знаешь… - она вгляделась в Вольфганга пристальнее, - На этот раз я почувствовала, как меняется время. И… было такое странное чувство – как будто меня тянуло вперед, а тебя назад. Ты не ощутил?

Немец вздохнул и, чуть улыбнувшись, кивнул. Он тоже испытал это странное чувство, испытал его и справился с ним, и прекрасно сознавал, благодаря чему.

- Да, - негромко отозвался он, - Как будто я должен был вернуться назад, в то время, а ты – отправиться вперед, в этот год. Я тогда подумал, понял, что не хочу обратно, - взгляд его светлых, загадочных глаз стал серьезным, - Подумал – пусть прошлое остается в прошлом, а если в этом времени у меня есть будущее, где есть ты… - здесь молодой человек немного смутился, но все же закончил, - То я хочу такое будущее.

Девушка расплылась в широкой, счастливой улыбке. Пожалуй, это были именно те слова, какие она хотела услышать, то самое признание, немного странное, но от этого ничуть не менее искреннее.

- Я тоже хочу такое будущее, - тихонько отозвалась она, и шагнула, было, к собеседнику, безмерно желая подкрепить слова действием… но замерла на половине движения.

Откуда-то снизу донеслась трескучая автоматная очередь; за ней последовали крики. Тата рывком повернулась к двери, сдвигая брови – ей почудилось, что она узнала голос брата.

Вольф, встав рядом с ней, закусил губу, напряженно вслушиваясь.

- Странно, - молвил он по прошествии нескольких секунд, - Мне почему-то казалось, что Марк и Пауль тоже куда-то переместились… Останься здесь! – к двери немец бросился так резко и так быстро, что девушка даже не успела среагировать, возмутиться справедливым приказом и, сообразив это, гневно выдохнула. А затем, недолго думая, последовала за своим новоявленным кавалером, тихо злясь на его безрассудство.

Нет, ну куда лезет, а? Ведь ранен сам, рукой левой с трудом двигает… с другой стороны, он по-прежнему вооружен, а огневая помощь внизу может оказаться не лишней. С третьей стороны, отсиживаться наверху она точно не будет.

Девушка бегом спустилась до половины лестницы и, внезапно сообразив, что, выскочив сейчас из-за двери библиотеки, скорее всего, станет хорошей мишенью, остановилась, прислушиваясь.

Тем временем, Вольф, сбежавший по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней, замер у двери, вскидывая автомат и готовясь оказать ту самую огневую поддержку, а пока прислушиваясь. Чтобы оказать полноценную помощь, следовало хоть приблизительно уяснить для себя, что тут происходит.

…

Когда взявшийся из ниоткуда Фридрих бросился к Райвену, принимаясь развязывать удерживающие его ремни, немцы попятились от неожиданности, неуверенно поднимая оружие. Альбрехт, уставившись на него в совершенном обалдении, истово перекрестился.

Марк с Пашкой, очутившиеся в библиотеке с секундной задержкой, окинув взглядом мизансцену, быстро переглянулись и, недолго думая, схватили с двух сторон большой, уставленный посудой стол, переворачивая его и образуя таким образом более или менее надежный бруствер, и тотчас же бросаясь за него. Автоматная очередь, хлестнувшая по прочной столешнице как раз в тот миг, когда парни затаились за ней, дала им понять, что сделали они это не зря.

Марк осторожно выглянул из-за укрепления, стараясь остаться незамеченным для врага и, заметив, что мальчика их союзник уже освободил, поспешно махнул рукой.

- Сюда! Живо!

Фридрих, не давая несчастному темпору опомниться, дернул его к перевернутому столу и, спустя мгновение уже скрылся за ним вместе с ребенком. Здесь он позволил себе быстро обнять названного сынишку и, осторожно усадив продолжающего судорожно всхлипывать паренька на пол, занять оборонительную позицию.

- Они могут просто обойти… - заметив, что стол был опрокинут очень удачно, одним концом почти упираясь в стену, а другим обращаясь ко входной двери, немец немного успокоился, - Нужно подумать, как защититься! Тем более, что помощи ждать неоткуда и, если мы не справимся сами…

Немцы с той стороны стола негодующе зашевелились – первое изумление, вызванное неожиданностью происходящего, прошло, настало время принимать решения. Ганс мигом потребовал расстрелять столешницу вместе с проклятыми русскими, скрывающимися за ней; Альбрехт выразил сомнение в его умственных способностях и прозрачно намекнул, что русские могут быть и вооружены.

- Они же отстреливались тогда, - напомнил он. Краснолицый командир, выслушав заявления обоих, презрительно поморщился.

- Стрелял предатель, - буркнул он, - Автомат отбил у тебя, кретин. Но оружие у них может быть – они обосновались тут, неизвестно, что и где у них припрятано. Лучше соблюдать… Черт возьми! А этот здесь откуда?!

Вольфганг, убедившись, что воцарилась тишина и справедливо предположив, что лучше момента для атаки просто не придумать, рывком распахнул дверь и хлестнул наискосок автоматной очередью по пятерым немцам, мысленно прикидывая на сколько еще хватит патронов.

Альбрехт, вскрикнув, упал, заливая пол кровью. Немцы бросились врассыпную, прячась по углам и не организованно отстреливаясь – эффект неожиданности, второй за короткий срок, сработал на «ура».

- Сюда! – Фридрих, не пытаясь сейчас разбираться, кто пришел им на помощь, не выглядывая из-за стола, почти прорычал это слово, произнес его совершенно чужим голосом, и Вольф на секунду замялся, не понимая, к кому приказ был обращен.

- Вольф, быстрее! – голос Пашки немец все-таки узнал и, уже не медля, ловко ускользая от пуль, бросился за стол, скрываясь за ним.

Обнаружив, помимо двух друзей и темпора еще одного человека, она ошарашенно замер.

- Фридрих!..

Его друг вздохнул и, слабо улыбнувшись, кивнул, протягивая соратнику руку.

- Здравствуй, Вольф. Давно… мы не виделись. Ты изменился – выглядишь немного старше, да и волосы твои стали длиннее…

- Зато ты как будто помолодел, - Вольфганг, стиснув руку товарища, нахмурился, - Тебе как будто снова двадцать семь, ты таким был до войны… Вот только рана…

Райвен, хлюпающий носом, несчастный, побитый и измученный болью и страхом, внезапно дернулся и вскрикнул. До сей поры происходящее паренек воспринимал как-то отстраненно, не особенно останавливаясь на том, что творится вокруг, но последние слова Вольфганга заставили его, наконец, вернуться в реальность.

- Ф… Фридрих… - мальчик испуганно прижал руку ко рту, - Как ты… зачем ты?! Ты же не можешь, здесь твое время… т-твое время…

Немец успокаивающе улыбнулся и, придвинувшись к названному сыну, мягко сжал его руку.

- Успокойся, сынок. Пока что я не ощущаю никаких изменений, рана не причиняет мне неудобства. Я вполне способен защитить тебя, могу отомстить тем, кто так поступил с тобой! – голубые глаза художника яростно сверкнули, - Я им не прощу…

Вольф медленно перевел взгляд с одного из собеседников на другого и, сжав губы, покачал головой. Спрашивать, почему старый друг так называет темпора, немец смысла не видел – хорошо понимал это, и убедиться хотел лишь в одном.

- Он похож на… да? – парень быстро улыбнулся. Фридрих, не поворачиваясь, кивнул и его друг тихонько вздохнул.

О том, что уходя на войну, его старый приятель оставил дома жену и маленького сына, он знал очень хорошо, не единожды видел в руках у товарища старую фотографию с изображением ребенка и только качал головой. Сейчас, по прошествии стольких лет, после того, как война разрушительной волной прошлась по стране, не щадя ни своих, ни чужих, надежды застать сына живым у Фридриха уже, конечно, не было. И поэтому, познакомившись с этим мальчуганом, с темпором, лишенным родителей априори, он неожиданно усмотрел в нем робкий шанс, странную надежду вновь обрести утерянное дитя, начал звать его сыном, безмерно желая заменить ему отца.

Глядя, как мальчик, всхлипывая, обнимает его друга, Вольфганг чуть усмехнулся и, отбросив челку с глаз, предпочел уделить внимание тому, что происходило снаружи. Враги, судя по всему, заняли оборонительную позицию и теперь ограничивались тем, что изредка стреляли в столешницу, не позволяя им расслабиться. Отвечать на редкие выстрелы Вольф пока не хотел – берег патроны, да к тому же предполагал, что сейчас неприятели должны быть заняты своим раненым.

- Если ты пробрался сюда из паутины, для тебя время идти не будет… - коснулся его слуха растерянный, неуверенный шепот темпора, - Оно тогда ни для кого из вас идти не должно, пока я снова не смогу его запустить! Тогда ты будешь жить! – слезы на его глазах высохли; разбитые губы растянулись в улыбке, и мальчик ойкнул от боли. Затем перевел взгляд на Вольфа и глаза его исполнились почти суеверного ужаса.

- А… а ты как здесь?..

Немец досадливо отмахнулся.

- Разбил часы на камине, ничего особенного. Тата тоже здесь, должна была остаться наверху, я велел ей ждать там.

Марк с Пашкой переглянулись; брюнет с тяжелым вздохом плотнее запахнул куртку.

- Тата не будет слушаться, - негромко молвил он и покачал головой, - Она никогда не слушается. Лучше бы ты взял ее с собой сюда, к нам… хотя, если ей хватит ума спрятаться, все пройдет гладко.

Пашка сумрачно кивнул и, потерев недавно раненое плечо, поморщился.

- Еще бы ей и в самом деле ума хватило, - буркнул он, недовольно озираясь, - Лучше бы и правда тут была… Что мы делать-то будем?

Фридрих, отвлекшись от сына, окинул долгим взглядом союзников и, вероятно, вспомнив, кто тут старший по званию, устремил выжидающе-вопросительный взгляд на Вольфганга.

Тот пожал плечами.

- Постараемся выкурить их из библиотеки, и загнать обратно в подвал. Расклад, конечно, не самый удачный – у них четыре автомата, а у нас один, к тому же патронов осталось не то, чтобы очень много, но, если хорошо постараться, выполнить это можно. У них есть раненный, это нам на руку – он может их задержать.

- Думаешь, они его не бросят? – художник, хмурясь, коснулся раны и, стараясь скрыть эту слабость, зарылся пальцами в свою светлую шевелюру.

Марк, слушающий рассуждения солдатов очень внимательно, неожиданно вступил в беседу.

- В любом случае, теперь их на одного меньше, а это значит – четыре на четыре. Не в обиду, Райв, - он быстро покосился на паренька, - Но из тебя сейчас вояка не слишком хороший.

Темпор только махнул рукой – ему вступать в драку вообще не хотелось. Пашка, переведя взгляд с него на друга, внезапно напряженно сглотнул и, покосившись на немцев, как-то напрягся. В синих глазах его сполохом сверкнул почти ужас, изумивший всех присутствующих до крайности.

- Паш, ты…

- Парни, - перебил Марка блондин и, нервно облизнув губы, перевел взгляд с одного на другого, а затем и на третьего, - Вы… вы на каком языке сейчас говорите, а?

Фридрих пожал плечами. Для него ответ был очевиден.

- На немецком.

Вольфганг нахмурился.

- На русском…

Марк, начиная понимать причину Пашкиной тревоги, напрягся сам.

- Я… я уже сам не знаю… Райв?

Темпор тяжело вздохнул и, покачав головой, подтянул к себе ноги, обнимая их. Объяснять сейчас друзьям, в чем дело, когда там, с другой стороны стола, собрались плохие люди, совсем недавно делавшие ему больно, ему вовсе не хотелось.

- В паутине нет границ, - угрюмо проговорил он, - Там все всегда понимают друг друга, там нет никаких дурацких человеческих ограничений… Вы неправильно вышли из паутины, из нее нельзя выходить через нити! Она теперь от вас не отстанет, пока мои часы не восстановятся, и я не помогу вам. А пока что вы как бы все еще в паутине, поэтому время для вас не идет, и вы все-все понимаете.

- Тогда почему немцев я не понимаю? – Пашка, единственный их всех, кто не был способен понимать немецкий язык, помрачнел еще больше. Мальчик махнул рукой.

- Потому что они плохие и глупые! – категорически заявил он, - Они в паутине не были, они чужие тут, им тут не место! Это моя башня, а они сюда пришли и меня били… - черные глаза снова наполнились слезами, - Выгоните их! Они плохие, плохие, их тут не должно быть!

Последние слова паренек почти прокричал, и Фридрих, прекрасно понимая, что лишний раз привлекать внимание неприятеля не стоит, поспешил обнять его, притягивая к себе и утешая.

Глядя, как художник гладит мальчишку по волосам, пока тот всхлипывает, прижавшись к нему, Марк мысленно усмехнулся и подумал, что этому человеку темпор, по-видимому, доверяет больше – никому из них к своим волосам он так и не позволил прикоснуться после того, как часы были заклеены.

Пашка, которому все необходимые объяснения были предоставлены, и который после этого запутался еще больше, недовольно насупился и, покосившись на внутреннюю часть столешницы, мотнул в ее сторону головой.

- И что мы будем делать, чтобы выгнать этих плохих?

Вольфганг загадочно улыбнулся и скосил глаза на Фридриха.

- Ну, по-моему, здесь есть только один разумный выход…

Его друг и соратник, вздрогнув, поднял голову… и, прочитав в глазах капитана что-то, понятное лишь ему, обеспокоенно сдвинул брови.

- Не вздумай!..

Парень усмехнулся, растягивая губы в улыбке шире и, неспешно обратившись лицом к импровизированному брустверу… рывком встал, вскидывая автомат.

Хлестнула короткая очередь по дальнему от входа углу. Притаившийся там Ганс с рычанием выскочил и, на ходу отстреливаясь, бросился к своим. Вольф, ловко пригнувшись, сумел ускользнуть от пуль и продолжил методично поливать помещение короткими очередями, выкуривая немцев из самых труднодоступных углов.

Марк с Пашкой, видя, с какой легкостью их товарищ уворачивается от контратак, как уверенно и четко он выгоняет противника из их любимой библиотеки, одобрительно заулыбались, переглядываясь; Фридрих оставался мрачен. Райвен, дрожа, прятался за ним, очень явственно полагая этого человека если уж не приемным своим родителем, то старшим братом точно.

Вольф старательно теснил неприятеля, в одиночку справляясь с поставленной перед ними задачей, казалось, победа уже близка… и вдруг парень дернулся, вскрикивая и, упав на одно колено, выронил автомат, цепляясь за левую руку выше локтя. Рукав на ней уже окрасился красным.

Фридрих взволнованно подался вперед.

- Второй раз в ту же руку… - прорычал его товарищ и, быстро глянув на экс-подчиненного, приказал, - Не дай им почувствовать победу! Стреляй!

- Есть! – по-военному коротко отозвался художник и, схватив автомат, вскочил сам.

Он не успел сделать ни выстрела.

Где-то высоко над башней, в синем мирном небе раздался глухой, гнетущий, все нарастающий гул, накрывающий собою пространство.

Фридрих присел, прикрывая голову руками; Вольфганг сжался, продолжая цепляться за руку и втянул голову в плечи. Немцы опрометью бросились на выход, напрочь забывая и о неприятелях, и об оставшемся валяться на полу раненом Альбрехте.

Марк с Пашкой, для которых этот звук был совершенно привычен и не вызывал не то, что страха, но даже и удивления, недоуменно переглянулись.

- Ребят… - брюнет осторожно кашлянул, - Вы чего?..

- Истребитель! – срывающимся, громким шепотом бросил Вольфганг, испуганно поднимая взгляд к потолку, - Ты же слышал…

- Обычный самолет! – Пашка негодующе хлопнул себя по коленям и рывком поднялся с пола, - Ну, хоть немцев выкурили, уже…

Со стороны лестницы, остающейся пока невидимой для них, неожиданно раздался пронзительный женский визг, и Марк, не в силах сдерживаться, тоже вскочил на ноги.

- Тата… - испуганно выдохнул он, делая неуверенный шаг в сторону выхода. Чем может сейчас помочь сестре, парень не представлял, но бросить ее на произвол судьбы не мог.

Вольф, шипя и кривясь, – задело его все-таки изрядно, - кое-как сам поднялся на ноги и, превозмогая боль, поспешил остановить его.

- Если выйдешь туда – тебя или убьют, или тоже возьмут в плен. Я не думаю, чтобы ей причинили вред.

Марк медленно перевел взгляд на него. В серых глазах его мелькнуло что-то такое, что немцу на миг почудилось, будто парень вот-вот набросится на него с кулаками.

- Там моя сестра! – прошипел он, сжимая руки, - Ты понимаешь это?! Моя сестра!

- И моя девушка! – Вольфганг сдвинул брови: сообщать об этом вот так вот он, конечно, не собирался, но подспудно понимал, что такие заявления сейчас будут правильными. На лице брюнета отобразилось некоторое недоумение, и его собеседник решительно продолжил:

- Да! Да, Марк, она сумела найти минутку, чтобы мы могли объясниться! И теперь мы… я… - губы его внезапно дрогнули; парень отвернулся, - Проклятая война… Снова, опять!

Фридрих, прекрасно понимая, что происходит с его другом, поспешил вмешаться.

- Они не убьют ее. И не причинят существенного вреда. В конечном итоге, у нас остался их раненный, а им они, я полагаю, дорожат – отряд их мал, лишних людей в нем нет. Тем более, что им наверняка хочется понять, что же происходит, а твоя сестра…

- Она не говорит по-немецки! – Пашка, сам нервничающий ничуть не меньше, осторожно сжал плечо друга, силясь его успокоить, но отвечая все-таки художнику, - Не понимает этого языка, как и я, они при всем желании не сумеют ничего от нее узнать! И что тогда сделают?..

Райвен, примерно представляющий, что́ могут сделать эти «плохие люди», всхлипнул и сжался на полу, обнимая себя руками.

Вольфганг скрипнул зубами. Война, опять война, проклятая война! Ну почему, почему она вечно разлучает его со счастьем? Та, другая… ее, скорее всего, уже нет на этом свете, а он так и не вернулся к ней. И сейчас, когда вдруг увидел свет, ощутил надежду на светлое будущее, на будущее с ней, с этой удивительной русской девушкой… опять война! Опять проклятые солдаты, враги, единственное желание которых – не дать ему быть счастливым!

Он медленно потянул носом воздух, пытаясь заставить себя не поддаваться панике. Чертова война… Война, на которой он дослужился до высокого звания, где он добился признания за свои умения и заслуги, за свой ум и находчивость. Нельзя, нельзя расслабляться сейчас – он не обычный обыватель, он гауптштурмфюрер, капитан, он возглавляет их небольшой отряд и всю ответственность должен, обязан принять на себя. Должен.

- Нужно допросить раненного, - голос его прозвучал отстраненно и очень жестко: война не оставляла места для жалости, - Это единственное, что мы можем сейчас сделать.

- Допросить?.. – Марк с Пашкой, переглянувшись, синхронно попятились. Секунду назад этот парень был не более, чем их другом, довольно добрым, приятным человеком – и вдруг такая перемена! Вдруг такая безжалостность, такая жестокость в ставших колючими глазах!

- Вольф… - блондин попытался воззвать к рассудку отважного солдата, - Он же все-таки ранен, пострадал… Может, для начала оказать какую-нибудь помощь?

- На это уйдет время, - бросил капитан и, скользнув взглядом дальше, рыкнул, - Фридрих!

Художник вытянулся по струнке, выражая готовность выполнить любой приказ.

- Взгляни, что с этим парнем, - он указал взглядом на тело, валяющееся на полу в луже собственной крови, - Но будь начеку! Он может атаковать.

Фридрих коротко кивнул и, сжав автомат, мотнул головой, отбрасывая назад короткую вьющуюся челку. Сейчас, как никогда, стала очевидна и оправдана «мода» на короткие солдатские стрижки – волосы на войне только мешали.

Вперед он шагнул не менее резко и решительно, чем двигался сейчас Вольфганг, с той же жестокой убежденностью, и двум русским ребятам стало по-настоящему страшно.

- Как будто и в самом деле война… - пробормотал Пашка, испуганно следя за приближающимся к раненному немцем, - Вот уж действительно – паутина времени! Я себя мухой ощущаю, влипшей в нее и не знающей, как выбраться. Райв, ты уверен, что ничего нельзя сделать?

Темпор неловко пожал плечами. Он вообще сейчас не был уверен ни в чем, ужасно боялся, хотел, чтобы все закончилось, и каким образом добиться этого, не знал. В своих силах паренек уверен совершенно не был – мало того, что часы его были повреждены, так еще и сам он был изрядно потрепан, что негативно сказывалось как на физических, так и на прочих способностях.

- Я не знаю… - тихонько шепнул он, - Могу… могу попробовать, но я не знаю… Ты был в паутине, ты можешь помочь мне! – его глаза внезапно вспыхнули надеждой, - Иди сюда, дай мне руку!

Пашка пожал плечами и, покосившись на мрачного друга, даже на двух мрачных друзей, поспешно приблизился к мальчонке, опускаясь рядом с ним на корточки и сжимая его руку своей.

- Закрой глаза, - принялся командовать темпор, - Представь себе паутину! Вспомни, как ты в ней был, попробуй почувствовать ее… Если у меня получится считать остаточное влияние паутины, я, может быть… - он зажмурился сам, стискивая пальчиками руку своего взрослого друга. Тот тоже закрыл глаза, максимально отчетливо воображая себе паутину, пытаясь представить, вспомнить, что испытывал, пребывая там.

Потекли томительные секунды. Райвен, крепко зажмурившись, творил, стараясь восстановить естественный порядок вещей, желая всей душою и всем сердцем лишь найти спасение; Пашка ждал, отчаянно фантазируя.

Вольфганг, не обращая внимания, чем занимаются защищаемые им люди, следил за настороженно подкрадывающимся к раненному Фридрихом. Марк, закусив губу, смотрел туда же, только и надеясь, что экс-солдату не придет в голову расстрелять несчастного парня.

Текли мгновения, секунды и минуты, вокруг царила полная тишина.

- Как думаешь, он живой?.. – брюнет сглотнул, оборачиваясь к своему другу… и, ошарашенно приоткрыв рот, завертел головой, - Пашка! Райв! Черт бы вас побрал обоих, где вы?!

Вольф, обернувшись на его крик, тоже изумленно заозирался, затем с тихим стоном закрыл лицо здоровой рукой.

- Фридрих! – сорвался с его губ яростный рык, - Какого дьявола ты не запретил мальчишке экспериментировать?!

Художник, как раз опустивший взгляд на бледное, как мел, лицо пострадавшего, испуганно обернулся.

- Что?.. Что с Райвеном?!

Марк, чувствуя, что бледнеет, ощущая, как холодеют пальцы, медленно покачал головой.

- Мы не знаем… - тихо шепнул он, - Он… они… оба… Райв и Пашка… Они где-то… теперь… только где, где?!

- Черт побери… - Фридрих вцепился в собственную шевелюру и, видимо от отчаяния, сильно дернул, - Он же… он теперь не сможет вернуться назад! Проклятье, проклятье! Надо было следить, нельзя было позволять ему!.. Теперь… - он побледнел и безжизненно прошептал, - Все пропало…