Паутина времени

Глава 10. Ошибки творцов

Удивительно, но вроде бы ничего не болело, только во рту ощущались невыносимая сухость и ненавистный привкус крови. Маришка открыла глаза, надеясь, что если она жива, то и с ее спутниками все в порядке.

Над ней склонился Крис, тихо нашептывающий целебный заговор. Сила струилась из императора не привычным потоком, а тоненьким ручейком. И все-таки магия сделала свое дело — Маришка чувствовала себя отлично.

Вот только ей снова не понравился взгляд Кристиана. Что в нем было? Сожаление или сомнение? В любом случае, девушка ожидала совсем не этого, и ей казалось, что она чего-то не понимает.

— И что ты сделала? — хмуро уточнил император.

— Судя по тому, что я вижу — спасла ваши задницы, — огрызнулась полувампирка, поднимаясь на ноги.

— Это да, молодец. А себя зачем сожгла?

Злость тут же исчезла. Маришка испуганно потянулась к своей магии и… не нашла ничего. Она по-прежнему видела силовые потоки и даже чувствовала их. Но там, где раньше пульсировал теплым комочком ее дар, сейчас была холодная пустота.

Один раз она уже ощущала подобное, едва не выгорев полностью. Тогда ей помогли отец и его светлость. Но сейчас никого из них рядом не было, и Маришка прекрасно понимала, что случится, если она еще раз попробует кровь.

— Совсем плохо?

Девушка ответила Крису испуганным взглядом и попробовала сотворить что-нибудь самое простое, хотя бы осветительный огонек. Увы, пальцы складывались в отработанные фигуры, но пустота внутри не откликалась даже слабым эхом.

И если в первый раз Маришка просто боялась и сравнивала ощущения с тем, будто бы у нее вырвали какой-то важный орган, то сейчас она была в самом настоящем ужасе и ощущала себя так, словно лишилась сразу души. Там, в настоящем, ее бы не оставили без поддержки и заботы, даже если бы она все-таки потеряла магию. Здесь же, когда за каждым кустом поджидала смерть, без дара она далеко не уедет.

— Стихия? — продолжил допрос Крис.

Маришка с трудом взяла себя в руки, понимая, что еще немного, и она просто расплачется. Ей было страшно и больно. Но, преодолевая это, девушка тихо и жалобно позвала свою покровительницу.

И ответ пришел — едва слышный, будто бы далекий шепот, пробивающийся через пустоту. Но он был. Вода нежно погладила полувампирку по непослушным кудряшкам и сказала, что девочка молодец. Что теперь с ними будут считаться.

Маришка улыбнулась и, сев обратно на серую траву, все-таки расплакалась — на этот раз от облечения.

— Чувствую!

— А ревешь чего? — не понял император, который сталкивался с женскими слезами очень редко (и слава Алив!). Ну не обладала Юльтиниэль чувствительной душевной организацией и вместо разведения сырости предпочитала быстро и без лишнего шума закапывать обидчиков в землю.

— Боялась, что не ответит… — Маришка честно пыталась успокоиться, но никак не получалось. Навалилось все и разом. И сама ситуация, и страх за близких, и неопределенность.

— Довел? — хмуро уточнил у Лита Лад, до того спокойно обыскивающий тела. И присел рядом с девушкой, обняв за плечи: — Риш, не плачь, пожалуйста. И без того на душе тоскливо — хоть волком вой. Мы что-нибудь придумаем, тем более, надежда еще есть.

Полувампирка уткнулась в рубашку творца и прислушалась к его ровному сердцебиению. Стало чуть-чуть легче.

— Спасибо.

— Обращайся, — щедро разрешил мужчина, — моя жилетка к твоим услугам. Видно же, что ты у нас домашняя девочка, а тебя вот так жестко бросили в самую грязь.

И затем уже он обратился к Крису более резким тоном:

— Там один, кажется, шевелится. Проверь.

Император фыркнул.

— Не, ну а что она? — Крис посмотрел на них сверху вниз и, уткнувшись носом в меховой ворот плаща, пошел в указанном направлении.

— Извини его, — попросил полувампирку Лад. — Ему сложнее перестроиться и перестать видеть в тебе нашу Риш, которой не то, что палец в рот не клади, а соблюдай дистанцию в пару метров…

— Как-то не очень звучит, но я постараюсь, — согласилась девушка и заинтересовано вытянула шею в сторону Криса, который склонился над телом молодого мужчины, одетого в безобразные лохмотья.

— Нет, труп, — крикнул император Ладу и уже собрался возвращаться к ним, как тело неестественно выгнулось и попыталось подняться.

Крис дернулся и от всей души ударил ногой в голову мертвецу. Кости хрустнули, вминая лицо внутрь черепа. Тело упало на землю и больше не шевелилось.

— Зомбиапокалипсис как он есть, — почему-то рассмеялся Лад, но продолжить реплику не успел.

Воздух задрожал и сгустился, а по нервам остро резануло чувство опасности.

— Вы так всех парламентеров встречаете? — раздался вкрадчивый голос, и чуть в отдалении, словно специально позволяя себя рассмотреть, появилась женщина.

Высокая, костлявая, с узким хищным лицом, на котором особенно выделялись темные, глубоко запавшие глаза и широкий безгубый рот, больше напоминающий резкий длинный разрез. Ее фигуру мягко обтекали тени, создавая иллюзию одежды.

— С кем имеем честь? — нахмурился Крис.

— Бездна — женский род, — намекнул Лад, напряженно разглядывающий реверс Единого.

— М-да? — император окинул замершую женщину более внимательным взглядом, явно удивленный тем, что Хаос вообще может принимать какие-либо формы и обладает разумом.

Маришке тоже было интересно. О чем Бездна хотела с ними поговорить? Разве ей интересно мнение пыли у себя под ногами?

— А Хаос — мужской, если вам так будет проще, — растянула безобразный разрез на лице в подобие ухмылки Бездна и плавно перетекла в другую форму.

Теперь на них отрешенно смотрел обычный смертный подросток, седой как лунь, с пустыми серыми глазами.

— Узнаю недавнюю игрушку Алив, — непонятно чему обрадовался Лад. — Так что тебе нужно?

Подросток пожал плечами, будто бы вместе с новым обликом Бездна надевала еще и личность того, чьими устами она говорила.

— Это вам нужно зачем-то любоваться краем мира. Я же уже получил то, что желал. Мир принадлежит мне. Да, я еще не могу вступить в него, но это только вопрос времени. Что бы вы ни пытались делать — ничего не изменится. Скоро я поглощу этот мир полностью.

— Поздравляю, — сухо сообщил творец. — Ты пришел похвастаться? Или действительно есть, что сказать?

— Ты умрешь, — все с тем же отрешенным тоном сообщил седой невысокий мальчик.

— Обязательно. Когда-нибудь.

Маришка почти не слушала Бездну. Ей было грустно. Кем была та женщина, в обличье которой Хаос показался им вначале? А этот тонкокостный юноша, выглядящий так, будто бы его лишили всего светлого, что только было в его жизни. И не оставили ничего, что смогло бы его заставить существовать дальше. Сохранилось ли что-то от него внутри этой личины?

— Бытие причиняет мне боль, — неожиданно призналась Бездна. — Я пропущу вас, не трону. Бессмысленно сражаться сейчас, когда чуть позже я просто возьму то, что мне причитается. Вопрос, творец. Ответишь?

— Если смогу, конечно, — кажется, теперь Лад тоже заинтересовался.

— Я чувствую отголосок Единого в этом мире. Но вы не пытаетесь его спасти. Почему? Хранитель опережает меня последние тысячи лет каждый раз. Но теперь вы преподнесли мне его как дар. Неужели надеетесь, что взамен я отступлюсь от мира?

Кристиан и Маришка ничего не поняли, но то, как исказилось ужасом лицо Лада, заставило их синхронно отступить назад. Это было что-то сильнее страха и отчаянья; что-то такое, когда человек готов зубами рвать себе вены от осознания допущенной ошибки.

— Вы не знали? — тоже понял Хаос. — Что ж, такую невнимательность необходимо поощрить. Я не буду вам препятствовать… по крайней мере, до тех пор, пока не обнаружу свой приз.

Несмотря на отчетливо звучавшее в голосе торжество, лицо подростка оставалось таким же… даже не равнодушным, не то слово. Бездушным? В мертвых глазах не было даже проблеска искры Единого.

Бездна издевательски поклонилась и исчезла.

Дариила пришлось уводить Эрику.

Мы так и не поняли, что именно сделала с ним Алив — парень едва слышно прошептал: «Как тепло и правильно» — и больше ничего вразумительного добиться от Литта не удалось. «Сыночек» мой, правда, фыркнул, что до завтра наш герой придет в себя, и на этом мы успокоились. Как правильно заметил Василий — утро вечера мудренее, а потому нам с чистой совестью следовало укутаться одеялами и хорошенько выспаться.

Так что наша компания разбрелась по комнатам.

Стянув рубашку, я небрежно отбросил ее на спинку кресла и с сомнением посмотрел на оставшиеся более-менее чистые вещи.

Жена что-то сосредоточено искала в сумках, повернувшись ко мне спиной.

— Альга, ты понимаешь, что от наших действий сейчас очень много всего зависит? — осторожно и издалека начал я подводить к сути проблемы.

— Не-а, — отозвалась супруга, наконец, вытащив с самого низа увесистую аптечку и принявшись перебирать порошки — в неровном свете камина одинаково серые. — Вообще ничего не зависит, Пресветлая все контролирует и не даст тебе облажаться.

— Нахваталась у Юли всяких выражений… — проворчал я, — а еще герцогиня.

— Твоей милостью, Оррен, — насмешливо напомнила ее светлость и, наконец, найдя нужное лекарство, сыпанула его в бокал с теплой водой.

— Простудилась? — озаботился я здоровьем благоверной, но та только мотнула головой. Уточнять, что в таком случае заболело у всегда здоровой Альги, я не стал. Хотела бы сказать — уже бы пожаловалась. Может, живот свело. — Судя по твоему тону, я тебя насильно к браку склонил…

Тяжелый взгляд жены, будто бы пытающийся прожечь во мне дыру, оказался неожиданным. Я знал, что Альга была влюблена в меня с самых первых дней нашего знакомства. С возрастом, конечно, девчачья наивность выветрилась. И, несмотря на то, что мироздание решило отложить наш брак почти на два десятилетия, мы оба смогли обрести то, к чему так стремились. Впрочем… это придется обсуждать отдельно.

— Если бы Алив могла справиться со всем сама, нас бы тут не было.

— А она и не может, — легко согласилась супруга. — Но это не мешает ей контролировать каждый твой шаг. Оррен, переходи к делу. Я устала.

— Как скажешь. Альга, давай так — если я сделал что-то не то, мы выясним это дома, когда закончим со всем здесь, и Алив вернет нас в привычное время. Договорились?

— А я разве я что-то говорю?

— Это просто заметно. Ты могла бы не идти за мной.

— Я и не хотела! — почему-то рассердилась Альга и тут же успокоилась. — Оррен, прости, это мои проблемы, я разберусь с ними и все тебе объясню.

Допив явно невкусное лекарство, жена показательно скривилась, отставила бокал на низкий столик и выжидательно посмотрела на меня, надеясь, что я закончу с допросом. Я ответил ей самым невозмутимым взглядом, на какой только был способен. Что значит «не хотела»? А зачем тогда все-таки навязалась? Вопросов явно было больше, чем ответов, которые могла мне сейчас дать Альга. И если я продолжу давить — мы с большей вероятностью просто поссоримся, чем что-то выясним.

— Хорошо, тогда хотя бы скажи мне, насколько все серьезно.

Улыбка у супруги получилась несколько грустной, что также добавило моей и без того раздутой и хищной паранойе пищи для размышлений.

— И на что это повлияет?

Я немного помолчал, надеясь, что Алив нас сейчас не подслушивает — иначе мне не поздоровится.

— Знаешь, дорогая моя, миров много — одним можно и пожертвовать. Поэтому, если ты считаешь, что это действительно важно, мы выйдем из игры прямо сейчас.

Кажется, такого ответа от меня Альга не ожидала. Она нахмурилась, на лице отразилось сомнение и какая-то робкая и радостная недоверчивость. Я же незаметно перевел дыхание: кажется, мне все-таки удалось найти правильные слова.

Пауза затягивалась.

— Мне звать Алив? Я не шучу.

Жена протянула мне свою небольшую ладонь с тонкими пальцами. И, когда я осторожно, будто бы боясь спугнуть мгновение, ее сжал, Альга улыбнулась.

— Спасибо. Ненужно. Я справлюсь.

Она поднялась с расстеленной постели и, взяв одно из покрывал, накинула на плечи. Останавливать Альгу я не стал — супруге явно требовалось о чем-то подумать наедине. Только уточнил:

— Тебя ждать?

— Не стоит. Отдыхай, — на этот раз улыбка у нее вышла куда лучше и достовернее, после чего жена вышла из покоев, прикрыв двери.

Я же, весьма озадаченный, подхватил со столика кувшин все с тем же кислым вином, и, подойдя к окну, сделал жадный глоток. Перспектива, открывающаяся мне, не радовала — низкое свинцовое небо казалось крышкой банки, двор замка с убогими пристройками, в которых ютился гарнизон, больше походил на болото. Все утопало в жидкой черной грязи, кое-где покрытой тонкой корочкой льда; несколько деревьев, растущих чуть поодаль, у самой стены, давно высохли и топорщили острые ветви, больше похожие на иглы каких-то диковинных чудовищ. И дальше, за пределами замка Зулла, тянулась до леса мертвая и темная пустошь.

М-да… если наши предки сохранили такую память о временах властвования Хель, понятно, почему Убийцу так боятся и ненавидят. Сейчас, кажется, все, что она делает с этим миром — убивает его.

Эту мысль я отметил еще одним глотком.

А затем еще одним. На душе было как-то погано и тоскливо — возможно, так действовала окружающая обстановка. И я даже немного радовался, что серьезные разговоры на сегодня закончились.

Терпеть их не могу.

Как показал закон подлости буквально несколькими минутами позже — рано радовался. Эрик об этом предупреждал — появление соперницы Хель не могла проигнорировать.

— Всего лишь человек? — раздалось недоуменное из-за спины, когда я заканчивал опустошать кувшин, высоко задрав голову.

Скосив взгляд, я заметил сокрытую в сгустившихся тенях женскую фигуру. Она жадно и внимательно следила за мной, пока я, не спеша пугаться или давиться вином, делал последние глотки.

— Человек… — констатировала творец, когда я вытер усы и отставил кувшин на подоконник, с не меньшим любопытством принявшись изучать эту версию Хель, как мне говорили — безумную и опасную.

— А ты ожидала увидеть кого?

Хель усмехнулась.

— Кого-то, кого нельзя убить одним щелчком пальцев.

— Ты можешь сделать это с кем угодно, кроме Поколения. Вопрос в том, захочешь ли меня убивать?

— Как раз начала склоняться к этой мысли, — по-прежнему укрытая тьмой фигура передернула плечами, явно раздраженная моим неприкрытым любопытством. — Смотри, если такой смелый…

Тени испуганно метнулись по углам, я же с неким разочарованием увидел всю ту же Хель. Разве что в этом времени она выглядела особенно тощей и изнеможенной — в глубоком вырезе майки виднелись острые ключицы; худые руки были сердито сложены под маленькой грудью, спина — устало ссутулена. Запавшие щеки, резкая линия скул, тонкие обветренные губы. А вот глаза у Убийцы были нормальные, карие. В неровном свете камина они казались почти черными.

— Когда ты безумна, твои глаза выцветают, — сообщил я.

— Я и не знала… — фыркнула Убийца. — Рыжая проинструктировала?

Конечно же, сейчас я для нее слуга Алив.

— А она в курсе, что когда случаются приступы, твое зрение ухудшается? Белая пленка, через которую видны только тени…

Этого Алив точно не могла знать. Впрочем, не только она — никто. Это в будущем Хель решила настолько расщедриться, что поделилась несколькими тайнами. Сейчас же Убийца не доверяла никому, и мое уточнение явно сбило ее с толку. Творец нахмурилась и переступила с ноги на ногу. А в следующий момент раздался сухой щелчок, и в мою сторону метнулась едва заметная тень.

Кажется, меня только что пытались убить.

— Кто ты?

— Герцог Оррен Рит, к твоим услугам…

Теплый цвет глаз Хель поплыл, медленно теряя насыщенность. Творец утрачивала контроль над ситуацией и, как следствие, над собой.

— Кто ты? — повторила женщина, и пламя в камине тревожно всколыхнулось.

Я медленно расстегнул дар на шее, отпуская проклятие на свободу, и протянул руку Хель, чтобы она сама смогла почувствовать свою силу, отравляющую мою кровь. Убийца сделала несколько неровных шагов на подламывающихся ногах и вцепилась в мою ладонь, будто бы она казалась ей спасательным кругом. На секунду замерла, прислушиваясь к ощущениям, а потом прижалась ко мне, уткнувшись лицом в грудь, и ровно задышала. Я чувствовал, как медленно и тяжело ей дается борьба с собственным рассудком. Но сейчас мое проклятье давало ей дополнительные силы, вытягивая из темноты и холода.

— Ты мой… я не помню тебя, но чувствую, — прошептала творец. — Почему ты пришел с Рыжей? Почему называешь предателя своим сыном? Почему настраиваешь людей против меня? Кто ты, Оррен Рит? Откуда в тебе моя сила?

И что я мог ей ответить? Рассказать про будущее? Про Юлю? Тогда она меня точно здесь же и убьет, посчитав недозволительной слабостью. Уж вряд ли решит помочь… на это не стоит рассчитывать.

Не дождавшись ответа, Убийца резко толкнула меня к окну; пустой кувшин, опрокинувшись, полетел на пол.

— Этот мир отдали мне на откуп! — тихий толос творца перешел в крик. — Отдали! Сама же Алив сказала, что полностью отстраняется! Обманула! Рыжая врушка! Они все лжецы…

Все недавние усилия, брошенные на удержание рассудка, оказались напрасны — на меня смотрели лишенные и грамма сознания бледные глаза с тонкой игольной точкой зрачка.

— Кто создал тебя? Как они сделали это? Чтобы сделать еще больнее? Ненавижу… ненавижу!

В этот раз я смог ощутить направленное воздействие силы — Хель действительно пыталась меня убить. И не могла, проигрывая своей же магии. Я чувствовал проклятье в своей крови, оно кипело, причиняя боль, и в тоже время оберегало. Сила Убийцы разбивалась о меня, будто волны о берег — черные капли ее ненависти и отчаяния, стекая на плиты пола, прожигали дыры в камне.

— Это мой мир! Зачем он сдался ей? Пусть насоздает еще сотни — я даже не притронусь к ним. Я просила оставить меня, позволить просто жить. Это так сложно? Она отнимает даже такую малость! Отнимает все!

Тяжелые пыльные шторы стекли к ногам, пламя в камине бесновалось так, будто бы пыталось сбежать из плена, а я отчетливо понимал, что еще немного, и князь Зулл распрощается не то, что с этими покоями, а со всем своим замком.

Не думая, я приблизился к Хель и сжал ее плечи, прижимая к себе, давая возможность снова почувствовать ее собственную силу — размеренную, спокойную, пульсирующую в такт моему сердцебиению.

забилась в моих объятиях, словно забыв, что она могущественный творец, проигрывая в самой обычной физической силе.

— Ты же знаешь, что Алив тут не причем. Это не она отняла у тебя все. Вспомни, Хель, — настойчиво потребовал я, продолжая держать Убийцу в кольце своих рук. — Гэбриэла больше нет, — прошептал я, наклонившись к ней. — Он больше не причинит тебе боль.

— Больнее просто некуда… — тихо прошептала Хель, медленно приходя в себя.

— Думаю, все-таки есть. Это не только твой мир, и он не виноват в том, что с тобой случилось.

— А чей? — Убийца больше не пыталась вырваться, и я провел ладонью по ее спине.

— Например, мой. Я слишком много всего сделал, и хочу теперь жить долго и счастливо.

Хель завозилась и подняла на меня непонимающий взгляд — снова карий.

— Точнее, сделаю чуть позже… — поспешно исправился, заодно подкинув творцу небольшую подсказку.

Женщина нахмурилась. Потянувшись, она провела холодными пальцами по тонкому шраму на моем лице. Обрисовав его линию, идущую от правого виска к шее, Хель отступила на шаг, с любопытством рассматривая меня. Внимательный взгляд задержался на цепочке с витым крупным даром, затем на грубой белой полосе у самого сердца, которую оставил кинжал трактирщика, а после спустился еще ниже.

— Ты пришел за Рыжей из другого времени? Знаешь меня там? Звучит разумно… но что же произошло?

— Многое. В том числе и хорошее.

Юльтиниэль, конечно, тот еще подарочек, но ее появление на свет явно стоит отнести к плюсам, а не минусам. Тем более, что воспитание дочери Убийца полностью переложила на мои плечи, придя затем на все готовенькое.

— Ты улыбаешься… Не врешь?

— Нет. Будущее действительного того стоит, Хель. Если ты перестанешь заниматься саморазрушением, поймешь, что судьба иногда дает новый шанс.

Убийца задумалась.

— Что ж… хорошо. Я понаблюдаю за тобой, Оррен Рит. Но учти — оступишься, я заберу свой дар из твоей крови и распылю тебя на тысячи частиц. Договорились?

Раздался привычный щелчок, и Хель исчезла.

Кажется, этот раунд все-таки остался за мной.

Хотя, как придется извиняться за погром в покоях, даже не представляю.

— Кто из нас идиот? — Хель глотнула терпкого старого вина — лучшего, что Лад нашел в подвалах замка Литов, и передала бутылку мужчине.

— Оба хороши, — фыркнул творец и тоже приложился к узкому горлышку. — Могла бы сразу объяснить, кто этот мальчишка, которого ты так хотела убить чужими руками, и чем же он все-таки тебе мешает.

— Могла бы, — легко согласилась Убийца. — Такой хороший план был! Ты бы ему в лесу просто голову откусил и вернулся бы в свой ареал. Девочка бы погоревала о нем и забыла… и я бы ни при чем оказалась. И потом помогла бы с твоей системой защиты… как ты ее назвал? Нереальность? А теперь вся партия псу под хвост.

— А я рад, что Крис смог увернуться, он славный, — пожал плечами Лад.

— Вот и женился бы на нем сам.

— Не уверен, что Данте одобрил бы эту идею, он, знаешь ли, весьма старомоден в вопросах брака, — улыбнулся мужчина.

Хель пожала плечами, они с Данте старались лишний раз не пересекаться на тропинках Междумирья. Убийца снова отобрала бутылку с вином и в несколько больших глотков опустошила.

— Даже Алив была не против плана свести детей, — почему-то лицо женщины осунулось и постарело, будто в один миг она ощутила нечеловеческую боль, — мы надеялись, был шанс… впрочем, что теперь о несбыточном? Кристиан действительно оказался достойным мужчиной. Пусть будут счастливы, раз уж так получилось.

— Ага. Будут, — щелкнув пальцами, Лад жалкими остатками своей магии переместил из погреба следующую бутылку. Главная проблема бытия творцов заключалась том, что вино рисковало закончиться быстрее, чем эти двое ощутили хотя бы легкое опьянение. — Если выживут, конечно. Вы с Алив здесь такого накрутили, что я вообще не представляю, как можно этот мир спасти.

— А кто сказал, что мы собирались его спасать? Мне нужны дочь и Оррен. И пусть к ним приложатся этот полукровка-император и еще пара десятков их друзей, это не проблема, нашли бы куда всех пристроить. Алив бы смогла помириться с сыном и поставить несколько экспериментов.

— И тут свалился я, — жизнь Лада и его утекающая сила сейчас напрямую соединялись с миром. Он буквально кожей чувствовал, как с каждым вдохом превращается в обычного смертного человека — до точки невозврата осталось слишком мало драгоценных крупиц в верхней половине песочных часов.

— Убьем мир — убьем и тебя. Даже если забыть про Данте, который потом положит все силы и свою жизнь, чтобы превратить наше существование в ад и затем скормить Хаосу, мы просто не можем позволить себе потерять еще одного из Поколения. Мы едва выдержали уход Стин. Твой — не сможем, — зябко передернула плечами женщина.

— Глупости, — погладив Хель по спутанным и грязным волосам, творец улыбнулся, — Стин была Целителем — поэтому все Поколение ощутило ее уход. А кому нужен наглый Кукловод? Я уверен, Блейн вообще станцует от радости. И Кайден, и Лавена, и… Бездна! Кажется, проще перечислить тех, кто хоть немного расстроится — их по пальцам одной руки можно пересчитать.

На это Хель промолчала.

У Лада хотя бы было кого считать.

— В общем, слов о том, что вы просто меня любите и поэтому не дадите умереть, можно не ждать? — улыбнулся Лад.

— Не жди, лохматый, — Хель положила голову на плечо мужчины, — ты и так все знаешь. Только ведь не я все решаю…

— Решает, как обычно Алив, а она не знает о том, что происходит здесь. Не знает, что сейчас они с твоим герцогом убивают и меня, — Лад даже не испытывал по этому поводу грусти или злости. А смысл?

Пресветлая и Убийца продумали свой план до мелочей, все идеально рассчитали. Он сам виноват, что застрял здесь. И никто его не принуждал закрыть собой императора… рефлексы, чтоб их. Поэтому, понимая, что ничто не заставит Алевтину отклониться от принятого решения, Лад про себя вел обратный отчет и очень жалел, что не может нормально напиться. Одна надежда — окончательно сделав его смертным, Время оставит еще несколько часов, может быть, даже дней, и тогда-то он точно осушит все ближайшие винные погреба.

— Ого! — над ними раздался удивленный женский голос. — Вы, правда, творцы?

Подняв головы, Убийца и Кукловод увидели Юлию — дочь Василия, которую будто бы в насмешку привел кто-то из проводников.

— Не похожи? — усмехнулась Хель.

— Не знаю, — бесхитростно сообщила женщина и поправила на носу очки в тонкой оправе. — Я других творцов не видела — не с кем сравнить.

— Хороший ответ, — одобрил Лад и протянул Юлии бутылку. — Будешь?

— Есть повод? — она, неловко промедлив, все-таки опустилась на пол рядом с Хель, рассматривая новые диковинки с любопытством и каким-то странным восторгом, на взгляд самих творцов, совсем неуместным.

— Есть. Но если не хочешь — можешь просто посидеть рядом.

Юлия оказалась в достаточной степени похожей на своего отца. Высокая, крупная, немного полноватая, с круглым добродушным лицом и строгим внимательным взглядом. Темно-русые волосы были собраны в тонкий мышиный хвостик, в вырезе футболки блестела цепочка с некрупным золотым крестиком. Творцы чувствовали в молодой женщине отголоски их собственного мира — это успокаивало и настраивало на мирный лад, хотя обычные люди уже давно вызывали у Поколения лишь раздражение.

— Расскажите что-нибудь о себе, о таких, как вы, — попросила дочь Василия, не слишком надеясь на согласие, но и не сумев совладать с собственным любопытством. — Что угодно, я обещаю, что никому не расскажу!

— Пф! — не сговариваясь, усмехнулись творцы. — Даже если захочешь — не сможешь.

— И что же ты хотела бы узнать? — Лад не нашел повода вредничать, Хель, так и не поднявшая голову с его плеча, тоже осталась спокойной. — Хочешь кусочек правды?

Юлия ограничилась кивком, чтобы не нарушить момент. Лад еще немного помолчал, будто бы подбирал слова, а затем заговорил тихим, непривычно-отстраненным голосом:

— Ты можешь представить себе утопию? Настоящую. Без подвохов и лжи. Все равны, все счастливы, всего в достатке — слишком абстрактно. Ведь у каждого свое представление о счастье. Для одного сытный ужин под надежной крышей — это тюрьма для того, кто жаждет жить с дорожными ветрами. Представь себе планету: материки, пустыни, громады льдов, полноводные реки… невозможно создать мир однородным и равномерным, разве только очень маленький, размером чуть больше футбольного поля. Но это будет не полноценная реальность, а убогое подобие, которое не стоит брать в расчет. В нормальном мире где-то люди будут умирать от голода, а где-то — снимать по несколько урожаев за сезон. Где же равенство? Утопия — это мир марионеток, которые улыбаются, работают, любят друг друга и не обладают волей и душой. А Единый создатель, Юлия, слишком любил свободу выбора, чтобы лишать этого дара своих детей. Когда он понял, что создал уродство, оказалось слишком поздно. Уничтожить Множественную вселенную не поднялась рука. Тогда Единый сотворил несколько сущностей, как показалось, идеальных. Он разделил меж ними свое всесилие и ушел — просто исчез, оставив вместо себя самых любимых детей. У них не было ни душ, ни привычек, ни характеров — они даже не обладали полом. Создатель исключил все, что могло бы сделать их выбор субъективным. Эти существа были едины: одни мысли, решения, воспоминания, грани всесилия — у каждого свой осколок. И все было замечательно. Существа следили за порядком, судили людей, помогали им. Истинная золотая эпоха — начало начал.

слушала творца, нахмурившись. Она ожидала, быть может, каких-нибудь баек или историй создания миров, что-то веселое или поучительное. Но не такое.

— Ты спросишь, о чем я рассказываю? — грустно улыбнулся Лад. — О маленькой ошибке: первой в череде долгих и болезненных просчетов. Да, Единый создатель ошибся, забыв забрать еще одно качество у своих старших детей — любопытство. Всесильные сущности с интересом наблюдали за людьми: как те сорятся, любят, тоскуют об ушедших в серость близких и сами умирают. И никого не было рядом, кто смог бы уберечь Первое Поколение от следующей ошибки. Слишком уж им хотелось узнать, как это — выбирать, любить. Даже боль была интересна им. И они изменили себя, отделив мужское начало от женского. Как же Поколение радовалось, ощутив свою самостоятельность, когда сознание и мысли не дробились на сотни осколков, а стали единоличным богатством каждого; когда они познали радость и наслаждение. Глупые, всесильные дети. Вместе с удовольствием пришла субъективность, то, от чего Единый надеялся уберечь их. Суд Первого Поколения перестал быть беспристрастным. А вместе с любовью и радостью пришли ненависть, зависть, гордыня. Не нравится мир? Достаточно одной мысли — и целая реальность исчезает вместе со всеми своими жителями. Страшно. Дети ведь не понимают, что творят; какую боль они причиняют. Они уничтожали целые системы, меняли течение времени. А кроме этого, проводили опыты над людьми, ведь единственное, что они не смогли получить — души. Яркие искры, которыми Единый создатель наделил своих младших детей. Поколение не замечало ничего вокруг, не понимало, что каждое их действие приносит во Множественную вселенную еще одну крупицу Хаоса. А потом стало слишком поздно. Время захлопнуло все границы, запечатав миры и начало замедлять свой бег. И тогда Первое Поколение вспомнило о долге. Столько тысячелетий эта невидимая нить связывала их, все сильнее и сильнее натягиваясь. И в один момент каждого из них пронзила нечеловеческая боль — плата за нарушенное слово. Они, правда, не хотели этого — не хотели превращаться в чудовищ. Тогда Поколение воззвало к Времени, спросило, что можно отдать, чтобы искупить свою вину? Ответ был прост — себя. Они согласились. Но перед тем, как уйти, нашли учеников и передали им по осколку своего всесилия. Так же, как когда-то Единый творец, Первое Поколение связало странных подростков с удивительным душевным огнем нитью долга. И снова ошиблось — грань между мирами оказалась закрыта, а в следующие поколения детей с нужными способностями на Земле стало рождаться все меньше и меньше. Где-то в других реальностях они жили, все отпущенное им время ощущая, что были созданы для чего-то большего, искали свое предназначение и не могли его найти. Когда пришло время нашего Поколения — от сотен осколков всесилия, некогда разделенных между учениками, осталось только пятнадцать. И, когда, казалось бы, просто не осталось того, что еще можно испортить, мы очень крупно облажались, из-за чего стали Последним Поколением — больше передавать осколки стало некому. Каждый раз, когда кто-то из нас умирает — умирает и Единый творец… то, что от него осталось. Умирает сама Множественная вселенная. Но это совсем другая история.