Коняев неловко поерзал на мягком, обитом плотной тканью, стуле. Пустая чашка из-под кофе одиноко стояла перед начальником портовой полиции. Он несколько раз посмотрел в сторону людей, что сидели через столик от нас.
Я обратил внимание, что там — трое мужчин. На столике почти нетронутая еда, все трое молчат, перекидываясь едва ли словом, тогда как все остальные болтают без умолку. Их можно оставить здесь, но как их задержать? Да еще всех троих.
Хорошо, что Дитер решил узнать все, что можно. Есть время подумать. Алан в это время спокойно беседовал с официанткой, а я заметил, что с его столика, пожалуй, лучший вид на весь зал. Удачный выбор или он точно знал, что делать.
— Думаю, те трое нас не слышат, — негромко заметил я подвижки Коняева. — Но я понял, что ты хотел сказать. Опиши того, кто сделал тебе «заказ». Лысый, но не очень старый?
— По делу и покороче, — потребовал Дитер, и Коняев был вынужден подчиниться, но все еще боязливо косился на столик с тремя мужчинами.
— Вы правы, господин барон, — он внезапно обратился ко мне. — И очень точно его описали. Он приходил сперва пару недель назад, потом на прошлой неделе и позавчера тоже был. Обещал зайти сегодня снова.
— А он не боится, что ты его обманешь? — спросил я. — Раз намеревается прийти к тебе в участок.
— Нет, он столько заплатил! — Коняев заговорил еще тише, — сказал, чтобы не перекупили обратно.
— Скажи-ка, за сколько же ты продал наше хорошее прошлое? — прошипел Дитер.
— Дал сто пятьдесят. Обещал еще двести после того, как отдам вас.
— Не тридцать серебряников, — немец теперь выглядел возмущенным донельзя, — но все равно ты слишком легко продался, Коняев. — И ты должен привести нас в управление, чтобы передать ему?
— Только тебя, — уткнулся в чашку полицейский. Румянец стыда на щеках он скрыть и не пытался.
— Странно это все, — я повел плечами и посмотрел на Дитера так, чтобы в область зрения попал еще и соседний столик. За ним, кажется, уже начали нервничать. — Получается, что они еще не знают, что ты не имеешь отношения к деньгам? Зачем это все? Или просто не успели предупредить?
— Он очень осторожен, проходил мельком, — тут же сообщил Коняев. — Даже не заходил, кроме самого первого раза. Но вел себя очень важно.
— А ты нас не вздумал ли дурить? — немец прищурился. — Слишком многое тут не сходится и как-то топорно очень. И как ты должен доставить меня туда? Заковать прямо здесь?
— Нет, конечно. Все должно быть тихо. В безлюдном месте.
— Класс, — вырвалось у меня. — Прийти в людное, потом уведут в тихое. Предлагаю не ждать, а то твои друзья уже вовсю нервничают.
Прямо в кармане я снял предохранитель, повернув стопорное кольцо на «шершне». Коняев рассчитался за всех троих. Нечего жадничать, когда за такие деньги продаешь почти что друга.
Заметив, что мы начали собираться, троица за соседним столиком также пришла в движение. Мы уже шли к вешалке, а они, бедные, старались привлечь внимание исключительно официанта, чтобы произвести расчет. И при этом не бросаться в глаза остальным.
Самое забавное оказалось в том, что именно с ними официантка, добродушная женщина в возрасте, решила поговорить. Я уже надевал пальто, когда услышал, как она расспрашивает их о том, почему они практически ничего не съели.
Мы нарочно не спешили. Мимо прошел Алан и спросил, все в порядке. Договорились, что он выйдет после троицы. Поэтому он мастерски отвлек официантку и позволил тем выйти за нами.
Они держались на небольшом расстоянии от нас и шли неплотной группой. Коняев шел впереди, чуть поодаль двигался Дитер, а я в паре шагов от них двигался, сжимая в кармане «шершень».
По улице туда-сюда сновали люди и не было ни одного переулка достаточно темного и безлюдного, чтобы хитрость и коварство с одной стороны схлестнулись с благими силами сопротивления с другой. То есть, с нами.
Я шел, не оборачиваясь до тех пор, пока мы не ушли в узкий, едва ли больше полутора метров шириной, проход между домами. Дальше начинался двор, отгороженный высокими воротами.
— Простите, господа, — громко произнес Коняев. — Но так было надо.
«Шершень» я вытащил мгновенно, когда встал вполоборота левым плечом к троице, которая нас преследовала. Теперь они встали плотно, полностью перекрыв нам проход. К тому же мы расположились довольно далеко от оживленной улицы.
— Второй нам не нужен, — произнес один, и я тут же вскинул руку, нажав на кнопку.
Оружие коротко прогудело и выпустило смертоносный шарик. Десять метров до цели — промахнуться очень сложно, даже из «шершня». Снаряд просвистел в воздухе и угодил в рот тому, что стоял посередине.
Щелкнул сломанный зуб, но то была меньшая из бед. Шарик вошел глубоко, пробив мягкие ткани. Мужчина сперва приложил ладонь к губам, тогда как я выбирал себе вторую мишень, потом начал кашлять, забрызгав кровью своего соседа справа, принялся одновременно с этим пытаться вдохнуть, но безуспешно.
К этому времени следующий мой выстрел прошел вскользь по лицу левого — глубокая царапина моментально закровила, превратив раненого в настоящее чудище. «Шершень» накапливал заряд для третьего выстрела, а ошарашенный, оплеванный и испуганный преследователь даже шагу не мог ступить, потому что тот, что был с простреленным ртом, вцепился ему в ногу и уже бился в конвульсиях.
Внезапно он развернулся и упал — то Алан схватил его за плечо, и, как только мужчина подставил скулу, хорошенько ему врезал. Теперь на ногах оставался только третий, с окровавленным лицом. «Шершень» уже накопил заряд — я чуть опустил руку и выстрелил тому в низ живота.
Я не ставил целью убивать кого-либо. Если первым выстрелом я намеревался попасть в плечо, то последним — обездвижить противника. В результате из троих один был оглушен, второй захлебнулся кровью, а третий медленно сползал по стене с лицом, перекошенным от боли.
Алан подошел к нам:
— Все в порядке?
— Думаю, теперь в порядке, — ответил я. Коняев кивнул:
— Я нарочно сказал, чтобы на меня не подумали.
— Чем я еще могу вам сейчас помочь? — спросил сыщик.
— Как дела у Элен, кстати? — я задал вопрос Дитеру, и он тут же ответил:
— Восстанавливается у себя дома.
— Дай Алану адрес, пусть он проведает ее. Не хочу, чтобы девушка пострадала.
Бахнул выстрел — сильно побледневший третий держал в слабеющей руке дымящийся пистолет. Он целился в нас — скорее всего, в меня, но промахнулся, не попав даже в шикарно украшенные ковкой металлические ворота.
И хотя он явно доживал последние минуты, этот его поступок вызвал во мне целую бурю. Я взмахнул рукой, целясь в голову:
— Авада кедавра, мать твою, — и добил стрелка шариком в висок.
Потом поставил «шершень» на предохранитель и убрал оружие в карман. Дитер и Алан смотрели на это во все глаза, Коняев же облегченно вздыхал — убрали последнего свидетеля.
— Я еду к Элен, — тут же отрапортовал Алан и поспешил убраться из переулка.
— Нам тоже пора, — поторопил я остальных.
Как оказалось, автомобиль стоял припаркованный практически рядом с этим переулком. Поэтому меньше, чем за минуту мы добрались до него и сели. Сиденье пришлось сложить, чтобы усадить Коняева сзади.
— Кстати, ты понимаешь, как тебе сегодня повезло, фройнде? — Дитер оценил нашу рассадку. — Ведь те трое могли напасть на тебя со спины.
— Могли, потому что считали, что я не нужен, но стали бы они делать это на виду у всех? Нам и так странностей хватает, так чтобы еще и на людей посреди улицы бросались?
— Ты прав, что ж, спорить не буду. А что за странные слова?
— Какие слова? — я медленно вырулил на проезжую часть и со скоростью черепахи двинулся в сторону Портового района. — А, эти. Из одной хорошей сказки, про мальчика-волшебника. Просто «шершень» очень смахивает на волшебную палочку, вот и пришло в голову. Так что они в действительности ничего не значат.
Я не стал вдаваться в подробности, потому что мы вышли на финишную прямую в вопросе шантажа Дитера. И лишние истории сейчас оказались бы совсем некстати.
— А что, если этот тип ждет звонка от троицы? — предположил ростовщик.
— Звонок — это лишний след, — я тут же отмел эту версию. — В связях он осторожен, но, думаю, что после вчерашнего случившегося в Галерее...
— Простите, — подал голос Коняев с заднего сиденья, — вы сейчас говорите про Центральную Галерею?
— Что, про нее уже в газетах написали?
— Про стрельбу и пару трупов, про детей Волкова. Вы же знаете Волкова из Казначейства?
— Слышал о нем. Но лично не встречался. Надеюсь, что к счастью.
Дитер хмыкнул. Он явно понимал эти тонкости семейных отношений.
— Как мне лучше поступить, когда мы приедем? — спросил Коняев.
— А как бы вы поступили, если бы пришлось привести одного только Дитера?
— Завел его, закованного в наручники.
— Хорошо, а те трое тогда просто следили бы за ним?
— Да.
— Тогда вы должны зайти первым, убедиться в том, что кроме того человека, Алекса, большего никого нет. Ваши люди не в счет, — план я начал составлять на ходу. Отвлекаться от движения на скорости двадцать километров в час было совсем нетрудно. — Если никого нет, тогда я захожу, и мы все вместе берем его.
— А если будет кто-то еще?
— Поставлю вопрос иначе — раньше с ним кто-то приходил?
— Нет. Но теперь он ждет Дитера!
— Послушайте, Модест, — я заговорил так, словно собрался поучать его. Так, что мне самому не понравилось, как я говорил. — Этот человек чрезвычайно самовлюбленный. Так мне показалось — а встречался я с ним уже не раз. Он не приведет людей туда, где посчитает, что легко справится сам. Он купил вас, и вы теперь должны быть его помощником.
— Вероятно, — растерянно подхватил он.
— Но не будете. Как и ваши люди. Алекс не может приказывать им прямо?
— Есть особые случаи, но не думаю, что хотя бы один относится к его случаю.
— Вот и отлично. Сделаем так, что самовлюбленность его и погубит.
— Я разорву его своими руками! — прорычал ростовщик. — За Карла!
— Тише, Дитер, тише. Вот уж не думал, что мне придется тебя успокаивать. Эта личность нужна нам живой. Передадим его Павлу, я полагаю, что его люди за нами до сих пор присматривают.
— Пообещайте только, что свое слово сдержите, — взмолился Коняев.
— Сдержишь? — спросил меня Дитер, потому что молчал я очень долго.
Но я не собирался мучить начальника полиции долгими ответами, а лишь задумался над тем, насколько далеко это все зашло. Афера графа Апраксина потянула за собой наем Алекса для поиска денег. Если этим занимается Волков, который из Казначейства, то он знает лишь о деньгах. А сам Алекс работал еще и над делом с принцессой. И остается связующим звеном.
— Сдержу, — ответил я. — Дворянин я или нет.
Маленькая хитрость, казалось бы, потому что настоящим дворянином я не был. Но честность в обещаниях даже такому подлому человеку, как Коняев, я считал, должна быть. И не собирался его обманывать.
— Спасибо, — от души принялся благодарить начальник портовой полиции, — это ведь был бы такой скандал, окажись я запутан в такой истории!
— Все еще в твоих руках. Не позволяй никому из своих людей помогать Алексу. Ты — на нашей стороне, целиком и полностью.
— Да-да, конечно, разумеется, — затараторил Коняев, обрадованный тем, что выпутался из этой истории так легко.
Я оставил машину поближе ко входу в участок. Не было нужды прятаться. И ничего страшного в том, что начальник полиции привез подозреваемого или арестованного — я не очень разбирался в статусе Дитера фон Кляйстера — на гражданском автомобиле. К тому же, не на своем.
Коняев надел наручники на ростовщика, но не стал затягивать их слишком сильно, как бы продолжая извиняться за свои фокусы.
— Не жмет? — спросил он Дитера.
— Свалятся сейчас, — мрачно ответил немец. — Веди уже.
Начальник взял его за плечо и повел вперед. У дверей участка никого не было, так что Коняев распахнул двойные двери, и мы втроем вошли в тамбур. Затем он заглянул в участок:
— Там никого, — прошептал он мне, открыл дверь шире и протолкнул внутрь Дитера.
— О, шеф, — раздался голос одного из полицейских. — Вас ждут в кабинете. Лысый тип.
— Один? — спросил Коняев.
— Да. За что же вы...
— Потом, все потом, — перебил подчиненного Модест Никодимыч. — Сперва дела.
Но «дела» вышли из кабинета самостоятельно, едва заслышав голоса. Алекс избавился от парика и выглядел куда достойнее, поэтому я ничуть не удивился, когда увидел, как простые полицейские смотрят на него едва ли не с благоговением.
— Привет, клоун, — сходу выдал я. — Парик снял, приоделся нормально. Вот пришел бы такой вчера в Галерею, может и по-другому у нас разговор вышел.
— Ты, — только и ответил бритоголовый.
— Да, я. Ты проницателен, как всегда.
— А ты наивный, — ответил Алекс и кивнул головой. — Раз решил, что я здесь один.
Тут же из-за столов поднялись двое рослых парней в полицейской форме и направились в нашу сторону.
— Господа офицеры, — прогремел голос Коняева. — Я сомневаюсь, что есть хотя бы одна причина, по которой вы должны слушаться этого человека! — парочка тут же встала на месте. — Поэтому рекомендую вам вернуться на свои рабочие места.
Полицейские переглянулись, потом посмотрели на Алекса и продолжили двигаться к нам. Я уже сунул руку в карман, чтобы в случае необходимости пристрелить одного, но Коняев включил дипломата:
— Богомазов и Уткин! Я вас заставлю патрулировать склады ночью, а если сделаете еще хоть шаг, уволю нахрен! — заорал он так, что впору бы штукатурке посыпаться.
Талантливый начальник знает слабые места своего коллектива, решил я. И точно, оба, разозленные, вернулись на свои места. Алекс в это время, не выражая никаких эмоций, стоял на месте.
— Может быть, Коняев, ты еще меня решишь арестовать? — спросил он.
— Я сделаю это вместо него, — я шагнул вперед. — У меня для этого есть особые привилегии. И, не поверишь, полномочия, — сняв пальто и пиджак, я положил это на ближайший стол: — Приберегите это пару минут, я потом заберу, — обратился я к сидящему за этим столом полицейскому.
— Тебе все-таки было мало, — по лицу Алекса расплылась ухмылка.
— Нет, я извлек кое-какие уроки, — ответил я и, закатав рукава, встал в стойку.
— Модест Никодимыч, простите, они что, правда будут драться в участке? — спросили Коняева.
— Вы что, не слышали? У человека полномочия! — прогремел тот.
— А полномочий освободить меня у тебя нет? — услышал я голос Дитера.
Что ответил ему Модест Никодимыч, уже не донеслось до моих ушей. Я осознавал всю дикость происходящего, потому что драка в полицейском участке, пусть и в Портовом районе — нонсенс. Немудрено, что все отделение смотрело на это, как на шоу.
— Мстить будешь? — ехидно спросил Алекс.
— Нет, конечно. Это деловой подход, — ответил я, подумав, что краткость очень к месту.
Так оно и было, потому что едва я закончил говорить, а бритоголовый уже как волчок вертелся перед моим лицом. Я присел, уходя от удара ногой. Растяжка у него была получше, чем у некоторых балерин.
Но мои травмы уже не доставляли мне хлопот. Впереди еще один визит Игоря, который наверняка отругает меня за такие фокусы, но выбора у меня уже не было.
Начав атаковать ногами, Алекс и не думал менять тактику, поэтому я вновь отскочил назад, а затем забрался на стол, спихнув в лицо противнику стопку бумаг.
— Модест Никодимыч! — женский голос звучал куда требовательнее всех остальных. — Прекратите это безобразие! Нам ведь еще здесь работать!
Алекс попытался сбить меня с ног, но я перескочил на соседний стол, проехался на бумагах и спрыгнул пол. Выпрямился вовремя, чтобы заметить еще один удар и снова присел, буквально отползая в сторону.
— Господам не мешать! Это приказ!
За такое он точно своего места лишится, подумал я и резко вскочил, приближаясь к противнику, чтобы еще на замахе перехватить его ногу. Получилось так, что его правая голень взлетела до высота моего плеча и, пока она не коснулась его, я впился пальцами Алексу под ребра и тут же отпустил.
Краткий болевой прием должен был сбить его с ритма. Освободившейся рукой я задрал его ногу еще выше и заметив его замах с левой, перекинул ее в качестве щита на другую сторону. И тут же ударил в бок, не позволяя, однако, его ноге опуститься.
Она блокировала еще и одну его руку, а соскочить с неудобного положения он никак не мог. Правой, рабочей рукой, Алекс мог нанести сильный удар. И даже сделал это, но я опять стиснул пальцы, но уже выше, почти у него под мышкой — и моя рука с двумя точками опоры послужила отличный щитом, хотя гудела от сильного удара.
Слова о том, что я буду ему мстить, очевидно, за сломанную ногу, вдруг всплыли в мозгу. И я подумал, что стоило бы это сделать. Но перегибать палку в жестокости не рискнул.
Сбросив, наконец, его ногу, но продолжая впиваться пальцами в ребра, продавливая ногтями одежду и кожу под ней, я сделал несколько быстрых и точных ударов правой сбоку от грудины. Не смертельно, но должно нарушить сердечный ритм и еще сильнее ослабить противника.
Почти получилось, но я и сам пропустил несколько ударов по ребрам, очень чувствительных — и похоже, что тоже пострадал от сбитого сердечного ритма. Но сейчас куда важнее было удержать разъяренного противника подальше от рабочих столов — не хватало мне еще карандаша в печени.
После града ударов темп боя стал медленнее, более вялым. От позорного окончания, потому что мне бы вряд ли хватило сил добить Алекса до бессознательного состояния, меня спас Павел.
Он влетел в участок, грохнув дверьми, пронесся мимо Коняева, подбежал к нам, сцепившимся друг в друга обеими руками, и сильным захватом оторвал Алекса. Тут же его перевернул на живот, уперся коленом в поясницу и потребовал наручники у ближайшего полицейского.
Не мешкая, сцепил руки Алексу, поднялся, кивнул мне и потратил пару секунд на Дитера, все еще скованного. Затем схватил со стола рулон липкой ленты и для верности смотал руки бритоголовому от пальцев до сгиба локтя. Рулон кончился быстро, иначе Трубецкой наверняка скрутил бы ему руки до самых плеч.
И не сказал ни слова — просто поставил Алекса на ноги и вытолкал из участка. Я усмехнулся ему вслед, вернулся к столу и забрал с него пиджак:
— Спасибо. Пальто попозже заберу, — и указал Коняеву на дверь в его кабинет.
Начальник портовой полиции спохватился, взял Дитера под локоть, и мы втроем скрылись от любопытных глаз. Ростовщик просто дрожал от бешенства, когда Коняев снимал с него наручники.
— Прости, я не мог раньше...
— Где задаток, который тебе дал этот ублюдок? — тихо и яростно выдал фон Кляйстер.
— Я сейчас... прости...
— Где. Задаток?
— Вот, — Коняев побледнел, рухнул на стул, а потом выдвинул ящик и вытащил оттуда несколько пачек ассигнаций по сто, двести и пятьсот рублей. — Все, что здесь есть.
Немец пересчитал по банковским лентам сумму и нахмурился:
— Маловато.
— Здесь больше нет, но я...
— Не надо, подавись! — с этими словами он рассовал пачки по карманам и одну отдал мне: — пусть проверят, откуда они были взяты, — после чего развернулся и отвесил смачную оплеуху Коняеву: — это наше с тобой дружеское прощание, предатель.
Мы оставили начальника портовой полиции, жалобно глядящего нам вслед, в кабинете в полном одиночестве. Когда я забирал пальто, у сотрудника был вид человека, полностью потерявшего все ориентиры в жизни: у него на глазах устроили погром в участке и спокойно уходили прочь.
Уже на улице я спросил у Дитера:
— Это было дружеское прощание? А каким было бы недружеское?
— Я бы свернул ему шею, как и подобает поступать с изменниками, — он тяжело дышал и смотрел на автомобиль, в который Павел загрузил Алекса. Теперь шпион махал нам рукой. — Знаешь, я пойду к себе. У меня много дел и... спасибо тебе, друг мой. Никому на свете я не должен так много, как тебе.
— Ловлю на слове.
Дитер лишь криво улыбнулся и пошел прочь.