Пария

21

Конечно же, я понятия не имел, знает ли на самом деле Дуглас Эвелит, какая тайна скрывается в корабле „Дэвид Дарк“. Но все же я не стрелял вслепую. Книги, находящиеся повсюду, однозначно свидетельствовали, что старик интересовался историей и магией, а если он знал так много о первопоселенцах, заклинающих индейских духов, чтобы те помогли им выжить во враждебной среде, то, вполне возможно, он знал также и о крушении „Дэвида Дарка“.

Кроме того, никто иной, кроме Дугласа Эвелита, не мог знать положение корпуса корабля. Этот хрупкий, сморщенный как обезьяна старичок был нашей единственной надеждой.

— Моя жена погибла в автомобильной катастрофе немного более месяца назад, — тихо начал я. — В последнее время она начала меня посещать. Это значит, меня начал посещать ее дух. Не душа, если вам больше подходит это определение. Я разговаривал и с другими жителями Грейнитхед, которые недавно потеряли кого-то близкого, и открыл, что подобные явления не считаются чем-то необычным в этих местах.

— Это все? — спросил старый Эвелит.

— А разве этого недостаточно? — удивился Эдвард.

— Это не все, — продолжал я. — Два дня назад пожилая дама, проживавшая возле Восточнобережного шоссе, была убита духом своего умершего мужа, а еще раньше несколько человек погибло при не выясненных до конца и ужасающих обстоятельствах. Мне кажется, что эти духи вообще не дружелюбны, так как посещают живых лишь за тем, чтобы увлечь их в Страну Мертвых.

Дуглас Эвелит приподнял седую кустистую бровь.

— Страна Мертвых? — повторил он. — Кто говорил о Стране Мертвых?

— Моя жена, — ответил я. — Говоря по правде, я видел ее снова прошедшей ночью. Я видел вчера множество духов, всех этих чертовых покойников с Кладбища Над Водой.

Эдвард перехватил мой взгляд и кивнул в знак того, что теперь он понимает, почему я так странно вел себя с утра. Дуглас Эвелит отклонился назад в кресле, опираясь локтями на поручни. Его перепончатые ладони лежали неподвижно, как лапы мертвого крокодила. Форрест откашлялся и завертелся на софе так, что заскрипела кожаная обивка.

— Вы говорите правду, — наконец заговорил Дуглас Эвелит.

— Конечно, правду, — возмутился Форрест. — Вы что же, думаете, мы без причины поехали бы в такую даль и стали бы отрывать вас от дел, пусть даже и предлагая в дар такой ценный старый письменный прибор?

— Среди местных я слыву крайне подозрительной личностью, — заявил Дуглас Эвелит. — Меня считают колдуном, безумцем или воплощением Сатаны. Потому я и запираю двери, потому держу собак и крайне недоверчиво отношусь к непрошенным гостям. В последний раз, когда я впустил в дом четырех с виду очень приличных джентльменов, четыре года назад, они пытались меня избить, а мою библиотеку сжечь. И я, и библиотека уцелели только благодаря быстрому вмешательству Квамуса.

— Откуда вы знаете, что я говорю правду? — заинтересовался я.

— Ну что ж, многое указывает на это. Все, что вы говорите о Грейнитхед, совпадает с моими представлениями, а я уже издавна начал связывать эти явления с затонувшим „Дэвидом Дарком“. Однако призраки, которых вы описываете, значительно более грозны и более жизнеспособны, чем это было когда-либо в прошлом. Вы также сказали о Стране Мертвых, хотя и не могли знать, что именно это выражение связано с историей „Дэвида Дарка“, разве что вы провели фундаментальное и тщательное исследование исключительно с целью устроить такой страшный розыгрыш.

— Так вы знаете, почему эти духи сейчас куда опаснее, чем раньше? спросил Эдвард.

Дуглас Эвелит задумчиво потер рукой заросший седой щетиной подбородок.

— Возможны разнообразные объяснения. По сути дела, трудно утверждать что бы то ни было, пока груз „Дэвида Дарка“ не поднят на поверхность и не исследован. Но вы правы: источник влияния, воздействующего на умерших из Грейнитхеда, — это большой медный ящик, единственный груз „Дэвида Дарка“ в том рейсе. Возможно, морская вода разъела ящик настолько, что влияние вырвалось из него наружу.

— Какое влияние? — спросил Форрест.

Старый Эвелит поднялся из кресла и жестом позвал нас.

— Лишь несколько человек знали, что тогда произошло на самом деле, и этим людям пришлось дать клятву хранить тайну. Позже, как вам известно, Эйса Хаскет приказал убрать всяческие упоминания о „Дэвиде Дарке“ из всех корабельных журналов. Только благодаря корабельным реестрам, которые велись в Бостоне и в Мехико-сити и сохранились до наших времен, мы знаем о существовании этого корабля. Существует несколько рисунков и гравюр с изображением „Дэвида Дарка“; хотя все они наверняка скопированы с одного и того же эскиза, выполненного в 1698 году. Кажется, как раз недавно я продал довольно скверную акварель с „Дэвидом Дарком“, вернее, копию единственного уникального эскиза.

— Эту акварель у Эндикотта купил я, — прервал я его.

— Вы? Ах, это удачно. Сколько вы заплатили?

— Пятьдесят долларов.

— Да ей красная цена — пятерка. Наверняка она была написана даже не в то время.

— Вроде бы ты великолепно в этом разбираешься, — ткнул меня под ребро Форрест, а я сделал отчаянную мину.

Дуглас Эвелит провел рукой по корешкам книг, выбрал тонкий том в сером переплете и положил его на стол.

— Это не оригинал, — заявил он. — Оригинал вероятнее всего исчез или сгорел много лет назад. Но кто-то был настолько предусмотрителен, что сделал точную копию, включая рисунки. Она-то и лежит сейчас перед вами. Эта копия была сделана в 1825 году, однако неизвестно, кто ее сделал и зачем. Мой прапрадед, Джозеф Корлит, купил ее у одной вдовы в Динс-Корнерс; внутри у нее имеется следующее замечание, написанное его почерком: „Это, наконец, все объясняет, сказал я Сьюэллу“. Вот, смотрите, именно этот лист. Видите дату? 1831 год.

— А известно, кто написал оригинал? — спросил Эдвард.

— О, да. Это личный дневник майора Натаниэля Салтонстола из Хейверхилла. Салтонстол был одним из судей в процессах ведьм в Салеме. Может, вы помните, что именно судья Салтонстол первым усомнился в правдивости показаний свидетелей и предпочел отставку дальнейшему исполнению своих функций. По сути же дела он был унижен и разъярен до такой степени, что лично провел следствие по делу „Великого безумия“, как назвали позже охоту на ведьм. Его дневник содержит единственный полный и относительно подробный отчет об интересующих нас событиях.

Дуглас Эвелит перевернул пару страниц дневника и провел выцветшим ногтем по строчкам наклонного почерка девятнадцатого века.

— Салтонстол поселился в Салеме только зимой 1691 года. До этого он жил вместе с женой и семьей в Нью-Бедфорде, поэтому ничего не знал о событиях, которые предшествовали гонениям на ведьм из Салема.

Затем Дуглас Эвелит прочел нам содержащийся в дневнике отчет о процессах ведьм в Салеме. „Великое безумие“, как называл их судья Салтонстол, согласно версии, преподнесенной во многих исторических книгах, началось в 1689 году. Согласно этой версии, в Салем прибыл торговец по имени Самуэль Перрис, который решил сменить профессию и принял духовный сан. 19 октября 1698 года он принял пост первого пастора Салема. Перрис привез с собой двух рабов из Вест-Индии, мужчину по имени Джон Индус и его жену Тетубу. Оба могли гадать по руке, предсказывать будущее и показывать карточные фокусы. Они охотно забавляли местных детей россказнями о чарах и колдуньях. Однако из-за этой болтовни дети стали вести себя удивительным образом — или притворялись, что кто-то их сглазил, или делались подверженными детской истерии. Во всяком случае, у них бывали ужасные приступы, дети кричали, бились в судорогах и катались по земле. Доктор Григгс, местный врач, исследовал „больных“ детей и сразу же заявил, что они околдованы.

Перепуганный преподобный Перрис пригласил духовенство со всей округи в свой дом на целодневный пост и молитвы. Это духовенство помогало ему во время пыток, каким подвергали „больных“ детей. Когда они увидели, что дети вырываются и визжат, они подтвердили диагноз врача: на детей, несомненно, наведена порча.

Следующий вопрос был таков: а кто же их околдовал? Во время интенсивного допроса дети называли три имени: „Гуд“, „Осборн“ и „Тетуба“.

Так первого марта, в присутствии Джона Готорна и Джонатана Корвина, двух высших по рангу судей в Салеме, Сара Гуд, Сара Осборн и Тетуба были обвинены в колдовстве. Сара Гуд, несчастная женщина, почти не имевшая друзей, решительно все отрицала, но дети при виде ее визжали и кричали, поэтому ее быстро признали виновной. Сара Осборн была насильно приведена в суд, хотя она еще не встала после тяжелых родов; когда же она появилась, на детей напали корчи, поэтому в ее возражения не поверили. Тетуба, суеверная и запуганная, сама призналась, что сдалась на нашептывания Сатаны и что она и другие обвиняемые летали по воздуху на метлах. Этого было достаточно в качестве доказательства: всех трех женщин тут же заковали в цепи и бросили в подвал.

„Больные“ дети продолжали обвинения. Восьмидесятидвухлетний Джордж Якобс, благородной внешности, седой как лунь старец, следующими словами ответил на обвинения в колдовстве: „Вы обвиняете меня в том, что я колдун. Вы с таким же успехом вы можете ставить мне в вину то, что я ловлю мышей. Я не сделал за свою жизнь ничего плохого“. Джордж Якобс тоже был признан виновным и брошен в подвал.

Расправа началась и длилась все лето 1692 года в атмосфере нарастающего напряжения и истерии. Вся деревушка Салем была, казалась, охваченной горячкой „охоты на ведьм“. В следующие годы поселяне часто вспоминали этот период как „злой сон“ или „кошмар“, от которого они не могли очнуться.

Тринадцать женщин и шестеро мужчин были повешены на Виселичном Холме — первой жертвой была Бриджит Вишоп, казненная десятого июня, последней Мари Паркер, казненная двадцать второго сентября. Точнее говоря, 22 сентября было повешено восемь ведьм и колдунов. Когда их тела заболтались в воздухе, преподобный Нойс заметил: „Что же, это грустное зрелище, восемь висельников, танцующих на виселице“.

Однако два дня спустя произошла казнь такая жестокая, что потрясенные жители Салема начали пробуждаться от своего „Великого безумия“. Старый Жюль Кори из Салем-фарм не признал достаточными показания „больных“ детей. Его вызвали на суд, но он не хотел ничего говорить. Трижды его вызывали перед лицом судьи, и трижды Кори отказывался давать показания. Его отвели на пустырь между секторами кладбища, раздели догола, заставили лечь на спину, после чего на его тело начали устанавливать тяжести. По мере того, как тяжесть увеличивалась, язык Кори высовывался изо рта, а шериф своей тростью вталкивал его назад. Кори был первым гражданином Новой Англии, к которому применили староанглийскую казнь раздавливания до смерти.

Судья Салтонстол писал: „Кажется, будто буря наконец утихла, а люди пробудились от сна. Никогда до сих пор в истории я не видел такой быстрой, неожиданной и полной смены чувств“. Казней больше не было, а в мае следующего года все обвиняемые, ожидавшие суда, были освобождены.

Но отчет судьи Салтонстола не заканчивался на этом. Он писал дальше: „Меня мучило любопытство, как же это Безумие началось и почему оно ушло так неожиданно. Действительно ли дети болели или злобно подшутили над нами? И стал я доискиваться правды об этих злосчастных случаях, и со значительной помощью Майки Бэрроуза, который был секретарем у Эйсы Хаскета, собрал я вести столь же необычные, сколь и страшные, но за истинность и достоверность которых готов своим словом ручаться“.

Дуглас Эвелит позвонил в маленький серебряный колокольчик, и появился индеец-слуга Квамус. Квамус смерил нас взглядом, впрочем, равнодушным, однако Эвелит еще раньше дал нам понять, что индейцу не составило бы труда сбросить нас с лестницы или поломать нам кости.

— Квамус, — заговорил Эвелит, — эти джентльмены останутся на ленч. Достаточно холодного паштета. Принеси, пожалуйста, и бутылку „Пуильи Фьюм“, нет, две бутылки, и поставь их в ведерко со льдом.

— Да, сэр.

— Квамус…

— Да, сэр?

— Эти джентльмены приехали поговорить о „Дэвиде Дарке“. Их визит может иметь для нас очень большое значение.

— Да, сэр. Понимаю, сэр.

Квамус вышел, а старый Эвелит придвинул к себе одно из высоких кресел и уселся в него.

— Прошу вас, садитесь, — поощрил он нас. — Последняя часть дневника Салтонстола крайне интересна, но не совсем упорядочена, и лучше я сам расскажу вам об этих событиях. Если хотите, можете сделать копию этих страниц, особенно тех, которые вас заинтересуют; но если бы вы сами попытались расшифровать записки судьи Салтонстола, боюсь, это заняло бы у вас очень много времени, так же, как и у меня.

Мы все придвинули кресла, а Дуглас Эвелит поставил локти на разделявший нас стол и, поглядывая на нас по очереди, начал рассказ. Я никогда не забуду этот час в библиотеке Эвелита, когда я слушал таинственную историю „Дэвида Дарка“. Мне казалось, я был вырван из современного мира и перенесен в семнадцатый век, когда люди верили в дьяволов, ведьм и оборотней. Дождь снаружи постепенно стихал, через витражные стекла в комнату заглянули бледные лучи солнца и озарили нас светом, который казался таким же старым, как и услышанный рассказ.

— События, имевшие место в Салеме летом 1692 года, начались не с мистера Перриса, как утверждают работы современных историков, а значительно раньше, с Дэвида Иттэя Дарка, пламенного проповедника, жившего вначале в Нью-Данвиче, а потом в Милл-Понд, неподалеку от деревни Салем.

Согласно описаниям свидетелей, видевших его, Дэвид Дарк был высоким мрачным мужчиной с длинными, черными, сальными волосами, спадающими до плеч. Он глубоко верил, что только добродетельная, праведная жизнь дает право печься о месте на небе, и потому его прихожанам следовало быть готовыми к тому, что почти наверняка они попадут на целую вечность в ад. В марте 1682 года Дэвид Дарк заявил своей пастве, что на поле за Динс-Корнерс он встретился с самим Сатаной, и что Сатана дал ему пергамент, на котором были выжжены имена всех крестьян из Салема, приговоренных к вечным мукам. Конечно же, это произвело огромное впечатление на поведение упомянутых лиц. Судья Салтонстол отметил, что годы 1682 и 1683 были „крайне моральными годами“ в Салеме и окрестных поселениях.

— Вы думаете, он на самом деле видел Сатану или что-то в этом роде? спросил Эвелита Эдвард.

— Судья Салтонстол проводил следствие по этому делу, — ответил Дуглас Эвелит. — Он узнал только, что Дэвид Дарк в предшествующем упомянутому событию году подружился с несколькими индейцами из племени наррагансет, а особенно с одним из них, который в своем племени считался могущественнейшим чудотворцем и шаманом из живущих. Судья не был склонен делать поспешные выводы; он предпочитал представлять полный и точный перечень фактов. Однако он все же осторожно выразил мнение, что, возможно, Дэвид Дарк и индейский шаман вызвали духа, и что одно из древних и злых индейских божеств Дарк мог принять за Сатану или кого-то из помощников Сатаны.

Темноволосая девушка по имени Энид снова вошла в библиотеку, неся серебряный поднос с хрустальным графином, и спросила, нет ли у нас желания выпить еще по одному бокалу шерри. Я лично мечтал о тройной порции виски, но и шерри принял с большой благодарностью.

— В 1683–1689 годы о Дэвиде Дарке было слышно очень мало, — продолжал Дуглас Эвелит. — Видимо, он на какое-то время отказался от обязанностей пастыря и посвятил себя учебе. Ни у кого не было ни малейшего представления, что именно изучал Дэвид Дарк, но судья Салтонстол отметил, что по ночам над его домом был виден свет на небе, а окрестные жители не приближались к лесу, окружающему его усадьбу, поскольку оттуда доносился вой неизвестных бестий.

Однако в 1689 году Дэвид Дарк появился снова и начал произносить проповеди, нередко в церкви в центре Салема. После одной особенно пламенной проповеди к нему подошел купец Эйса Хаскет, на которого речи Дарка произвели большое впечатление. Хаскет, который сам был своего рода религиозным фанатиком, заявил Дарку, что они оба должны начать кампанию за исправление морали и мыслей жителей Салема.

В этом месте в записи включено признание Майки Бэрроуза. Майка Бэрроуз работал у Эйсы Хаскета пятнадцать лет и относился к его самым доверенным помощникам. Потому он и присутствовал при разговоре, во время которого Дэвид Дарк предложил Хаскету послать в Мексику корабль для очень особенной цели.

— В Мексику? — повторил Эдвард. — Но что все это имеет общего с Мексикой?

— Мексика — центральный и ключевой пункт во всей истории „Дэвида Дарка“, — ответил Дуглас Эвелит. — Потому что все духи и демоны, которых Дэвид Дарк заклинал в своей усадьбе Милл-Понд, служили грозному демону, когда-то властвовавшему на всем американском континенте. Я говорю о живом скелете, которому воздавали почести ацтеки на острове Теночтитлан, впоследствии — Мехико-сити. Как Дэвид Дарк узнал об этом демоне, судья Салтонстол не объясняет, но очень правдоподобно, что ему сказал о нем шаман-наррагансет. Во всяком случае, Дэвид Дарк убедил Эйсу Хаскета, что необходимо послать в Мехико-сити экспедицию, найти останки демона и привезти их в Салем, чтобы напугать и принудить к послушанию местное население. Именно так использовали этого демона сами ацтеки — чтобы склонить религиозных отступников поклоняться Тецкатлипоке и Кетцалькоатлю.

— Но в те времена в Мехико-сити наверняка правили испанцы, — вмешался Форрест. — Когда Кортес покорил ацтеков? В 1520 году, так?

— В 1519, - поправил его Дуглас Эвелит. Но вы должны помнить, что ацтеки были великолепно организованным народом. Еще задолго до того, как Кортес добрался до острова Теночтитлан, живой скелет был вывезен из города по дороге, соединяющей остров с сушей, и скрыт на склонах вулкана Икстакивуатль. Снова судья Салтонстол не смог объяснить, как Дэвид Дарк узнал об этом, но Дарк в этот период, с 1683 по 1689 годы, выезжал из Салема несколько раз, значит, очень возможно, что он ездил в Мексику. Он мог встретиться с кем-нибудь из потомков ацтекских жрецов, которые из поколения в поколение охраняли демона от испанских захватчиков, и заключить с ним договор о тайной перевозке демона из Мексики в Массачусетс. С другой стороны, он мог просто приказать убить их вместо того, чтобы убеждать их в своем проекте. Так считает судья Салтонстол.

— Значит, Эйса Хаскет все же выслал корабль, чтобы привезти демона в Салем? — уверился Эдвард.

— Именно так и было. Корабль назывался „Арабелла“ и всеми считался одним из лучших кораблей, заплывающих в Салем. Командовал этим рейсом Дэвид Дарк, а капитаном был Чарльз Фиск, старший брат Томаса Фиска, исполнявшего позже обязанности судьи в процессах ведьм.

„Арабелла“ исчезла почти на год, а когда, наконец, вернулась, экипаж не хотел ничего говорить об этом рейсе, и даже Дэвид Дарк выглядел пришибленным. Все сильно постарели, что отметил судья Салтонстол, а в течение следующего года из экипажа в семьдесят человек тридцать умерло от болезней, несчастных случаев или горячки. Таинственный груз „Арабеллы“ выносило шесть человек, которые были для этой цели привезены из Бостона и получили за работу тройное вознаграждение. Затем груз фургоном перевезли в дом Дэвида Дарка в Милл-Понд.

Вначале ничего не происходило. Дэвид Дарк несколько раз посещал Эйсу Хаскета в его кабинете и утверждал, что демон кажется погруженным в летаргию или просто мертвым. Может, ацтекские жрецы соврали ему, может, это вообще был не демон, а только скелет какого-то чрезвычайно высокого человека. Хаскет, который вначале загорелся этой идеей, да так, что переименовал „Арабеллу“ в „Дэвида Дарка“, начал сомневаться в успехе мероприятия и жалеть о деньгах, которые потерял, выслав „Арабеллу“ и ее экипаж на целый год в Мексику. Прежде всего он заподозрил, что Дэвид Дарк просто сумасшедший. Майка Бэрроуз подслушал разговор Эйсы Хаскета с доктором Григгсом, в котором тот высказал подозрение, что Дарк „безумен или свихнулся“.

Однако весной 1691 года в окрестностях Салема начали твориться удивительные вещи. Несколько человек твердило, что они видели своих умерших родных гуляющими по улицам деревни посреди ночи, или слышали их голоса. Один мужчина проснулся ночью и увидел рядом с постелью свою покойную мать. Он был так перепуган, что выскочил через дымоход в потолке, скатился по крутой крыше на землю и сломал ногу, но, к счастью, не получил никаких других повреждений.

Я подался вперед.

— Как описывали вид этих умерших? Напоминали ли они духов или мерцающие огни?

Дуглас Эвелит нашел соответствующий абзац в книжке и повернул ее так, чтобы я сам мог прочесть, что там было написано.

„Утром 2 апреля 1691 лета Господнего Уильям Сойер посетил преподобного Бойеса и поведал ему, какого великого страха натерпелся он, узрев средь бала дня на улице Святого Петра брата своего умершего Генри, который преградил ему дорогу и стал молить, чтобы Сойер пошел за ним, иначе, якобы, Генри и после смерти не будет ведом покой. Уильям Сойер убежал со всех ног, великим страхом охваченный, и признался преподобному Нойсу, что брат явился пред ним в телесном облике, аки живой“.

Я подсунул книгу Эдварду.

— Видишь, насколько сильно было тогда влияние? Умершие могли появляться при дневном свете и выглядеть так же естественно, как живые люди.

— Это еще не все, — продолжал Дуглас Эвелит. — Мертвые начали охотиться на живых. Хотя официальные исторические источники сообщают, что летом 1691 года в Салеме разразилась эпидемия дифтерита, в действительности крестьян похищали из домов духи их умерших родственников и убивали самыми различными, необычными, ритуальными способами. Труп главы семьи Патнем, выпотрошенный, как свиная туша, был найден на крыше его дома, распятый на гребне крыши, подальше от окон и лестниц. Джон Исти был наколот на мачту, поставленную на деревенском рынке, хотя для этого жертву нужно было поднять на высоту в семьдесят футов. Конечно же, крестьяне впали в панику, хотя Дэвид Дарк выступил перед ними со своей самой драматической проповедью и возвестил, что они оскорбили Бога и за это несут кару.

Эйса же Хаскет пришел к выводу, что это уже чересчур. Ночью он увидел дух своей умершей сестры Одри и перепугался, что и его ждет такая же кошмарная участь. Он приказал Дарку уничтожить демона, угрожая, что иначе откроет всю правду, а тогда разъяренные жители Салема, несомненно, разорвут Дарка на кусочки.

Дарк, однако, уже не мог справиться с мощью, которую доставил сюда из Теночтитлана. Когда он пытался зарубить демона топором, то был тут же убит. Согласно показаниям свидетеля, неграмотного слуги, Дарк взорвался тучей крови и внутренностей.

После смерти Дарка на какое-то время в Салеме наступил хаос. Судья Салтонстол отметил, что „в полдень наступили сумерки“, а многих умерших хоронили в море, опасаясь, что они будут вставать из гробов и убивать своих живых друзей и родственников. Однако осенью 1691 года замешательство прекратилось так же неожиданно, как и началось, и до конца года в деревне Салем было спокойно.

В это время, как позже выяснил судья Салтонстол, в усадьбе Дэвида Дарка появился индейский шаман из племени наррагансет, тот самый, который научил Дэвида Дарка заклинать злых духов. Шаман наткнулся на демона из Мексики и, хотя не смог его уничтожить, связал его чарами, достаточно сильными, чтобы сковать его волю. Видимо, индеец хотел использовать демона чтобы усилить своей власть над племенем и увеличить влияние на других шаманов. Он даже не отдавал себе отчета в том, какое опустошение творил демон среди крестьян Салема.

Но ничто не вечно. Еще до прихода весны демон, видимо, нашел способ развеять чары, наведенные на него шаманом. Видимо, между ними произошел бой, который частично ослабил демона, но в ходе этого боя шаман был жестоко искалечен. Демон попытался затем обрести власть над обитателями Салема и потому приманил в свое убежище трех маленьких девочек, которые выбрались на прогулку в окрестности Милл-Понд: Эни Патнем, Мерси Льюис и Мэри Уолкотт.

Демон наверняка убил их, хотя судья Салтонстол так и не выяснил, как это случилось. Позже их кости нашли в неглубокой могилке в лесах неподалеку от дома Дэвида Дарка. Но духи этих девочек, если можно так сказать, вернулись в Салем и начали закатывать истерики, кричать и визжать как сумасшедшие. Из-за этого девятнадцать честных людей было обвинено в колдовстве и повешено, а Виль Кори был покаран раздавливанием до смерти. Двадцать душ стало добычей демона в течение пары недель: великолепный пир!

— Но тогда почему эта история так внезапно прекратилась? — захотел узнать Эдвард.

Дуглас Эвелит допил шерри и стал вращать бокал в пальцах, как будто не в силах решить, не налить ли себе очередную порцию.

— Эйса Хаскет увидел, как две из этих девочек, Мерси Льюис и Мэри Уолкотт, бродили по Салему очень рано утром. Хаскет не спал почти всю ночь, поскольку следил за разгрузкой ценного транспорта с индиго. Увидев девочек, он остановился и спросил их, что они делают в такое раннее время. Они же, по словам судьи Салтонстола, только „посмотрели глазами, пылающими голубым, и заворчали, точно волчицы, чем отпугнули его от себя“. Хаскет тогда заподозрил, что демон Дэвида Дарка снова стал активным, так что он решил посетить заброшенную усадьбу вместе со своим другом-пастором и проверить, что там творится.

Увидев, что творится в доме Дарка, они безгранично перепугались. Сейчас я прочту вам этот отрывок из дневника Салтонстола:

„Едва ли несколько минут миновало с того времени, как пробило три часа, и потому-то все было покрыто тьмой, когда благородный Эйса Хаскет и преподобный Роджер Корнуолл приблизились к дому достопамятного Дэвида Дарка. По словам Майки Бэрроуза, которому позже благородный Хаскет все описал, преподобный Корнуолл, выказывая крайнюю слабость, остановился у изгороди, что окружала владения Дарка, и не хотел ни шагу дальше ступить, но все же благородный Хаскет склонил его идти дальше, и два смельчака, наконец, предстали перед домом. Какой-то туман прикрывал окна, когда благородный Хаскет замыслил выломать двери, что и сделал при помощи топора. Что узрели внутри глаза его, о том благородный Хаскет не соглашался рассказывать иначе, как только намеками, но все же Майка Бэрроуз уяснил, что ужасная вонь гнили наполняла жилище, отчего как благородный Хаскет, так и преподобный Корнуолл чуть было чувств не лишились, а придя все же в себя, узрели в темноте огромный и страшный Скелет. „Белый как кость, — сказал благородный Хаскет, — и весь в натуральных пропорциях, лишь в несколько раз больше человека и живой“. На ребрах же Скелета как охотничьи трофеи висели жабы, куры и козьи кишки, а на суставы пальцев Скелета насажены были звериные черепа. Но все же хуже всего была медная миска, что стояла пред ним на земле, через край наполненная какими-то темными и кровавыми жилами. Благородный Хаскет и преподобный Корнуолл взирали на это ужасное зрелище с отвращением и тревогой, Скелет же погрузил руку в миску и, подняв кровавый кусок, показал им; тут благородный Хаскет понял, что смотрит на миску с сердцами человеческими, которые Скелет забрал у мужей и жен, повешенных в дни „Великого безумия“…“

Дуглас Эвелит перевернул последние страницы черной книги.

— Эйса Хаскет в полной мере понял, какие беды он накликал на Салем. Он был достаточно умен, чтобы понять, что процессы ведьм — это только начало. Демон, видимо, черпал силы из тел убитых зверей и человеческих сердец, а к тому же использовал мертвых, у которых уже забрал сердца, чтобы те приводили к нему новые жертвы. Истерия „Великого безумия“ нарастала, и Хаскет предвидел, что придет день, когда весь мир погрузится в темноту, а умершие будут охотится на живых.

— Потому-то и кладбище на берегу у Грейнитхед и называли раньше „Блуждающим кладбищем“? — вмешался я.

— Точно, — признал Дуглас Эвелит. — Но проклятие пало на Грейнитхед лишь позднее, когда Эйса Хаскет решил раз и навсегда избавить Салем от демона.

— А как? — заинтересовался Эдвард. — Ведь демон, наверняка, был слишком могуч, чтобы не опасаться экзорсистов?

Хаскет нашел шамана из племени наррагансет и подкупил его. Он обещал шаману большую сумму денег, если шаман обезвредит демона настолько, чтобы его можно было загрузить на корабль и увезти как можно дальше от Салема. Поначалу индеец и слышать об этом не хотел, поскольку во время последней схватки с демоном получил тяжелые раны. Хаскет, однако, повысил цену до почти тысячи фунтов золотом, и шаман не смог противится соблазну. Он знал по крайней мере одно: демон чувствителен к холоду. Он владыка Страны Мертвых, бог огня, главный специалист по адским мукам. По сути дела, тело после смерти так быстро теряет тепло именно потому, что этот демон высасывает из трупа энергию и питается ей. Поэтому также умерших, восставших из гробов, можно узнать по тому, что в них нет ни капли тепла. Из их тел высосали остатки энергии, чтобы поддерживать силы ужасающего владыки Страны Мертвых.

Индейский шаман предложил Хаскету заморозить демона в доме Дэвида Дарка с помощью двадцати или тридцати фургонов со льдом, которые следует затолкнуть внутрь через двери и окна. Затем его надо запереть в большом плотном ящике, также выложенном льдом, загрузить на судно и перевезти как можно быстрее на север, в Море Баффина, а там бросить ящик в море. Хаскет согласился, поскольку иного выхода не было. Этот план был реализован в конце октября, когда „Дэвид Дарк“ был поспешно приспособлен к перевозу такого опасного груза. Хоть перед домом Дэвида Дарка были раздавлены две лошади и трое мужчин ослепло, шаман при помощи заклятий смог удерживать демона достаточно долго, чтобы люди успели топорами и ломами выбить окна и двери и забросить лед в помещение, где пребывал демон. Темной ночью гигантский скелет был вынесен из дома и помещен в сделанный специально для этой цели медный ящик. В ящик вложили еще больше льда, после чего ящик закрыли и залудили медным покрытием. Через специальное стекло можно было видеть, нужно ли еще добавлять льда. Майка Бэрроуз лично принимал в этом участие, так же как и каждый, кто пользовался доверием Хаскета.

Поимка демона стоила жизни трем десяткам человек и многих сотен фунтов. В течение часа медный ящик был тайно загружен на борт „Дэвида Дарка“, и капитан корабля объявил, что корабль готов отправиться в плавание. Но когда корабль на веслах отошел от пристани, налетел сильный встречный ветер, и даже в заливе море начало бурлить. Капитан сообщил, что предпочел бы вернуться и переждать шторм, но Хаскет боялся, как бы демон, оставленный на целую ночь на палубе, не вырвался на свободу, и потому приказал, чтобы „Дэвид Дарк“ плыл дальше любой ценой.

Ну что же, остальное вы знаете. „Дэвид Дарк“ был выведен на веслах из пролива Грейнитхед. Он собирался уплыть как можно дальше на северо-восток в надежде, что когда буря утихнет, то можно будет обогнуть с севера Новую Шотландию и взять курс на Новую Финляндию и Лабрадор. Но из-за сильного ветра или благодаря демону судно отнесло назад, в Салемский залив, и оно затонуло где-то у западного берега полуострова Грейнитхед.

— Были ли какие-нибудь свидетели происшествия? — спросил я. — Видел ли кто-то это с берега?

— Нет, — ответил Дуглас Эвелит. Он захлопнул книгу и положил на нее обе руки хищным жестом, как кот, удерживающий дохлую мышь. — Но кто-то из экипажа все же мог спастись. И именно тот единственный человек, кто все это пережил, дал мне указания касательно места, где примерно затонул „Дэвид Дарк“.

— Разве кто-то пережил это кораблекрушение? — недоверчиво спросил Эдвард.

Дуглас Эвелит многозначительно поднял палец.

— Я сказал только, что существует такая возможность. Но три или четыре года тому назад, читая дневник семьи Эмери из Грейнитхед, — как вы знаете, эта семья занималась навигационными справочниками и таблицами — я наткнулся на удивительное упоминание, касающееся „мужчины с дикими глазами“, которого прадед Рэндольфа Эмери нашел на побережье Грейнитхед, „полуутопленного“, осенью 1691 года. Этот дневник, дневник семьи Эмери, писался в 1881–1885 годы, так что трудно сказать, в какой степени эта история правдива. Но прадед Рэндольфа Эмери частенько рассказывал о „мужчине с дикими глазами“, наставляя своих потомков, как устанавливать свое положение на море по ближайшим ориентирам, видимым на суше, поскольку „мужчина с дикими глазами“ твердил, что его корабль затонул не далее четверти мили от берега, спасавшийся же, ухватившись за сломанную балку, очутился во власти обезумевших волн, однако сумел определить свое положение на основании ориентиров, которые заметил сквозь туман. Слева с северной стороны он видел морской маяк на восточном краю острова Винтер, находящийся на одной линии с морским маяком на восточном берегу Джунипер-Пойнт. Подхваченный приливом и сносимый в сторону побережья, он видел перед собой высокое дерево, которое моряки прозвали Несчастной Девицей, поскольку искривленный ствол напоминал стиснутые женские бедра, а распростертые ветки казались протянутыми руками. Спасшийся видел верхушку этого дерева, находящуюся на одном уровне с вершиной Холма Квакеров. Конечно же, „Несчастной Девицы“ уже давно нет, но можно достаточно точно установить, где это дерево росло, по гравюрам и картинам Салемского залива и побережья Грейнитхед, написанным в те времена. Значит… достаточно знать основы тригонометрии, чтобы установить, где затонул „Дэвид Дарк“.

— Но если вы все это знали, то почему же до сих пор ничего не сделали? — спросил Эдвард.

— Уважаемый, разве вы считаете меня таким глупцом? — ответил Дуглас Эвелит. — У меня не было ни денег, ни нужного оборудования, а к тому же я уже слишком стар, чтобы лично пускаться на поиски корабля, который, вероятнее всего, уже давно сгнил. Но несмотря на все это, я не хотел бы обнародовать мое открытие ввиду отсутствия законодательства, регулирующего право собственности на легендарные корабли. Если бы я объявил о положении „Дэвида Дарка“, тут же объявилась бы свора свихнувшихся любителей нырять, искателей памятников, вандалов и обычных уголовников. Если там на дне есть что-то ценное, я не собираюсь допустить, чтобы оно попало в лапы невежд и преступников.

— Наверно, вы правы, — улыбнулся Эдвард. — Точно так же поступали в Англии, помните? Притворялись, будто ныряют за „Ройял Джорджем“, в то время как в действительности искали „Мэри Роуз“. Это был единственный способ надуть любителей сувениров. Торговцы ведь взорвали бы корабль динамитом, чтобы добыть корабельные орудия из бронзы.

Дуглас Эвелит кивнул Энид и попросил ее охрипшим голосом:

— Принеси, пожалуйста, нам карту из столика, хорошо?

— Энид — ваша внучка? — спросил Форрест, когда девушка вышла за картой.

Дуглас Эвелит вытаращил на него глаза.

— Моя внучка? — повторил он таким тоном, как будто был застигнут врасплох вопросом.

Форрест побагровел от смущения.

— Извините, — пробурчал он. — Просто пришло в голову.

Старый Эвелит кивнул, но так и не ответил, кем на самом деле была для него Энид. Служанкой? Любовницей? Подругой? Собственно, нас это не касалось, но, тем не менее, все мы умирали от любопытства.

— Пожалуйста, — сказала Энид. Она принесла большую карту побережья Салемского залива и разложила ее на столе. Мне снова подмигнули темно-красные соски, просвечивающие сквозь туго натянутую черную ткань: удивительно возбуждающее, но одновременно и тревожащее зрелище. Энид перехватила мой взгляд и посмотрела мне прямо в глаза, без улыбки и без тени симпатии. В бледных лучах солнца ее волосы блестели черной диадемой.

Дуглас Эвелит вытащил из ящика стола большой лист кальки, на который уже были нанесены ориентиры и координаты. Он наложил кальку на карту; правда, только он знал, как это следует делать, поэтому и карта, и калька были бесполезны для кого-то другого. Одна координата вела через вершину Джунипер-Пойнт, наиболее выдвинутый к югу край острова Хинтер, другая пересекала Холм Квакеров, деля мой дом ровно на две части. Примерно в четырехстах двадцати метрах от берега большое „Х“ обозначало место, где, вероятно, затонул „Дэвид Дарк“ почти триста лет тому назад.

Эдвард бросил на меня взволнованный взгляд. „Х“ был не далее, чем в двухстах пятидесяти метрах к юго-западу от места, где мы проводили поиски вчера утром. Но в этих мутных, илистых, беспокойных водах двести пятьдесят метров были равнозначны миле.

Дуглас Эвелит наблюдал за нами со скрытым весельем. Потом он сложил карту, отодвинул ее и кинул кальку назад в ящик стола.

— Вы получаете эту информацию при нескольких условиях, — заявил он. Во-первых, если вы никогда не упомянете моего имени в связи с этим делом. Во-вторых, если будете меня информировать о ходе работ и покажете мне все, что вытянете из воды, любую мелочь. В-третьих, и самое важное, если вы найдете этот медный ящик, в котором якобы заключен демон, то не откроете его, а немедленно запакуете в лед и доставите сюда в грузовике-холодильнике.

— Вы хотите, чтобы мы привезли ящик вам?

— А вы считаете, что вы сами справитесь? — бросил Дуглас Эвелит. Если это чудовище действительно проснулось и вернуло себе старую ужасающую мощь, то сможете ли вы дать ему то, чего демон желает?

— Не нравится мне все это, — буркнул Форрест.

Но Эдвард поспешно сказал:

— В принципе я не имею ничего против, при условии, что мы будем иметь свободный доступ к этому созданию, когда перевезем его сюда. Мы собираемся провести все возможные тесты, обычные и паранормальные. Анализ костной структуры, установление возраста с помощью изотопов радиоактивного углерода, рентген, просвечивание ультрафиолетом. Потом мы, возможно, захотим провести тест на кинетическую энергию и исследовать восприимчивость к гипнозу.

Дуглас Эвелит подумал об этом, потом пожал плечами.

— Как вам будет угодно, если только не превратите мой дом в полигон.

— Я хочу с вами быть совершенно искренним, — выдавил Эдвард. — Нам все еще не хватает денег. Прежде всего, нам нужно локализовать этот корабль. Затем потребуется полностью очистить его от ила, собрать и закаталогизировать все отломавшиеся куски и установить, какие фрагменты корабля удастся вытащить на поверхность без ущерба для них. Наконец, нам нужно будет нанять три большие баржи, несколько понтонов и плавучий подъемный кран. Так что потребуется не менее пяти-шести миллионов долларов, и все это только начало.

— Это значит, что наверняка пройдет достаточно времени, прежде чем вы сможете вытянуть корабль на свет Божий?

— Вот именно. Уж наверняка мы не сможем извлечь его на следующей неделе, даже если сумеем точно локализовать.

Дуглас Эвелит снял очки.

— Что ж, очень жаль, — со вздохом сказал он. — Чем дольше будет тянуться вся ваша подготовка, тем меньше у меня шансов дождаться окончания работ.

— Разве вам на самом деле так хочется оказаться лицом к лицу с ацтекским демоном? — прямо спросил я его.

Старый Эвелит презрительно фыркнул.

— Владыка Митклампы совсем не обычный демон, — наставительно сказал он мне.

— Митклампы?

— Вы не знали? Это мексиканское название Страны Мертвых.

— Так может, вам известно, и как зовут этого демона? — спросил Эдвард.

— Конечно. Владыка Митклампы упомянут еще в „Кодекс Ватиканус А“, который был написан гаитянскими монахами в шестнадцатом веке. В нем даже находится иллюстрация, изображающая, как он выныривает из ночной темноты головой вперед, точно паук, спускающийся по паутине, чтобы схватить и опутать души живых. Он обладает властью над всеми ацтекскими демонами подземного мира, включая даже Тецкатлипоку, или „дымящееся зеркало“, и он один-единственный, кроме Тонакатекутли, владыки солнца, имеет право носить корону. Обычно его представляли с совой, трупом и сосудом, полным людских сердец, которые и служат ему основной пищей. А зовут его Микцанцикатли.

Мороз пробежал у меня по спине. Я быстро посмотрел на Эдварда и повторил:

— Микцанцикатли.

— Да, — серьезно ответил Эдвард. — Мик зе катлер. По-английски „Мик-ножовщик“.