Память Древних

Глава 11

Было светлое позднее утро. Настолько позднее, что до полудня оставалось — рукой подать. Королевский дворец после празднования был тих — почти все гости еще спали, только слуги еле слышно сновали по коридорам и залам, убирая разор веселья.

Хеледд и Брайс сидели, как повелось, в кабинете последнего. Королева выглядела до неприличия довольной — лоснилась, как натертый опал. Стратий Молдвинн поглядывал на это с легким скепсисом: а все ли хорошо?

— Сверкаешь так, будто Стабальт подохла сегодня ночью, — предположил Брайс, располагаясь поудобнее. — Или все дело в том, что эти её жеоды с аметистами благотворно повлияли на твое женское здоровье?

Королева выгнула и брови, и рот.

— Стратий Брайс Молдвинн пошутил? Мне не показалось?

— Издевайся, сколько тебе нравится, — махнув рукой, дозволил стратий. — Ну так что там? Что за вести?

— Вести прекрасные, отец, — промурлыкала Хеледд, расслабляясь и откидывая голову на спинку стула. — О, просто великолепные! Наши шпионы проникли в лагерь Айонаса, — просмаковала королева и с торжеством посмотрела на отца.

Брайс, схватившись за подлокотники, с загоревшимся взглядом подался вперед: быть не может!

— Значит… — Молдвинн не договорил.

— Значит, пора готовить прощальный ужин августу Диенару, — улыбнулась Хеледд. — Эйнсел Таламрин отправил за сыном эскорт с требованием привести молодого августина домой. Если будет сопротивляться — силком. А без Ллейда на юге нам будет слишком сложно сдерживать парталанцев, не так ли, главнокомандующий? — спросила королева, выпрямившись и посмотрев отцу в глаза. Это был не вопрос — скорее, приказ отправить Айонаса вон из столицы с очень важным военным поручением. Без него против Парталы — никак! Молдвинн всматривался в лицо дочери и понимал, что она готова хохотать от удовольствия, как здорово все складывается.

— Не верю, что тебя настолько воодушевляет один лишь отъезд подданного, — сказал мужчина. — Спрошу по-другому: почему тебя так воодушевляет его отъезд? — «Ведь в самом же деле, не прибавилось у неё пока поводов казнить Стабальт. Неверность — дело аморальное, но не противозаконное пока речь не касается линии наследования, Айонас должен сам с этим разбираться».

У Хеледд от веселья задрожали плечи. Она чуть подалась навстречу отцу, вытянула из узкой горловины рукава крохотный листочек, сложенный вчетверо.

— Взгляни, — подала стратию. Тот прочел и с расстройством кивнул. Вот как в ней это уживается, а? Такой неплохой и дальновидный взгляд на правление — и такая обычная бабская склочность? Почему, почему Хеледд никак не удосужится приложить свой ум к чему-нибудь стоящему?

— О-о, — протянул Брайс вслух. — Южная Цитадель Тайн, стало быть? Сколько проблем от этих магов, верно? Особенно, когда из-за верности августам, на чьей земле стоят, они забывают, кто их хозяин на самом деле.

Хеледд, прищурившись, вдруг усмехнулась:

— Тебе ли не знать? — А потом и вовсе расхохоталась. Брайс, напротив, помрачнел, поняв намек.

— Валисса не должна тебя беспокоить.

— Она вообще хоть что-нибудь делает?

Губы Молдвинна вытянулись в линию:

— Говорит, что упорно ищет следы смотрителей, но постоянно натыкается непонятно на что и непонятно где. То на севере, то на юге, и без конца говорит про гномов.

— Может, это не те смотрители?

— Может, она не ищет? — проворчал Брайс. — Ей-богу, все время ноет, что ей-де что-то мешает. Чье-то присутствие.

Хеледд засмеялась:

— Твое, может быть, отец?

— Смейся, Хеледд, — рявкнул Брайс, — пока остатки этих оскверненных Пустотой крыс не притащились сюда и не выбили трон у тебя из-под бедер.

— Не драматизируйте, генерал. Когда Айонас уедет — а он уедет совсем скоро, потому что ему наверняка сообщат о том, что молодой Таламрин покинул военный лагерь — мы мало-помалу разберём хваленый Секвент по косточкам. Даже если Диенар потом ворвется сюда со всем воинством — что он сможет один?

— То есть, — скривил физиономию стратий, — ты отпустишь его? Не пойдешь сейчас к ним или не пошлешь за ними, чтобы они сегодня же объясняли свой обман?

Хеледд качнула головой:

— Рано. Наши люди уже выяснили, кто на самом деле их поженил. Как только им удастся проникнуть внутрь южной Цитадели без шума, они уберут магистра и командира стражей Вечного, а заодно вымарают все записи об этом паршивом браке. И тогда ни Айонас, ни Таламрин, никто не спасет Альфстанну, — увесисто заключила королева.

— Чем она тебе так не угодила? — Покряхтев, Брайс поёрзал плечами и устроился поудобнее. Дочь бросила на него острый взгляд и претенциозно осведомилась:

— А тебе непонятно? — Молдвинн не стал отвечать, давая дочери продолжить. — В меня тыкали пальцем и раньше: «Гля, какая плебейка взобралась в койку к Драммонду!». А уж теперь, когда Драммонд мертв, этот шепот преследует меня повсюду.

— Так не слушай его, — посоветовал стратий неодобрительно. — И ты не плебейка.

— Но я и не августина!

«Уж извини!»

— Ты королева! — обозлился Брайс. Что это такое? Придирки к тому, какое положение он ей дал?!

— Да, отец. Но мы не принадлежим Секвенту, и нам это помнит каждый. Каждый норовит ужалить побольнее и только и ждет часа, чтобы переметнуться. Одно существование женщин вроде Альфстанны делает из меня того самого рака в безрыбье.

Брайс отчасти понимал дочь: разве сам он не ненавидел так же люто и нетерпимо Редгара Тысячу Битв? У него, конечно, была серьезная причина, не какие-то там опасения за репутацию, до которой в действительности никому нет дела, но все-таки. И, тем не менее, ему было, что возразить Хеледд.

— Рад, что ты это понимаешь. Раз уж брак Стабальт и Диенара вот-вот распадется, самое время подумать о твоем, не так ли?

«Нет, не так!» — у Хеледд глаза полезли на лоб.

— Айонас запятнал себя, а вот сын Лаудана, раз уж нам интересен только секвент…

Хеледд сузила глаза: «Не дождешься, старый!», когда снаружи раздался шум. Кажется, несколько солдат рвалось попасть на аудиенцию или к генералу, или к королеве. Брайс и Хеледд одновременно замолчали и уставились на дверь в немом ожидании. Наконец, ввалился начальник дворцовой стражи — взмыленный, взъерошенный, с глазами — как блюдо с королевского стола. Врезаясь ему в спину, еще трое стражников замерли на пороге кабинета. Капитан тоже замер, сглотнул, нервным жестом пригладил волосы. Облизал бледные губы и, словно на казнь, шагнул в помещение.

— Как это понимать, Зартос? — спросила королева надменно.

Капитан без всяких приветствий и извинений сообщил главное:

— Аберт Вектимар бежал, ваше величество. Стражу, судя по всему, опоили снотворным.

Все ленивое довольство Хеледд раскололось, как зеркало, в которое бросили камнем. Замужество королевы? Альфстанна? Таламрин? — все стало не важно. Только одно:

— Кто ему помог? — спросил Брайс. Не «Кто опоил?», не «Кто принес вино?», — нет. Только — кто задумал и осуществил побег.

— Ясно же кто! — рявкнула Хеледд, рывком обернувшись к отцу. — Так ты следишь за порядком во дворце, стратий Молдвинн?! Враги окружают нас со всех сторон, а у меня из-под носа уводят самого главного пленника?! Вектимара?! КАК КТО-ТО ВООБЩЕ СМОГ ПРОНИКНУТЬ В ТЕМНИЦУ?! ГДЕ БЫЛИ ТВОИ ЛЮДИ?!

— Прекратите, ваше величество, — скрипнув зубами, осадил Брайс. — Там же, где и все — на празднестве. Ты, — он ткнул в капитана стражи, — за мной. Созовите весь ночной караул к темницам! И молитесь, чтобы нашлись крайние!

— КРАЙНИЕ И ТАК ИЗВЕСТНЫ! — не унималась Хеледд. Брайс обернулся к дочери, замерев на миг.

Хеледд порой поражала дальновидностью, ловко предсказывая, как события могут развиваться потом, какой оборот примут. Он, Брайс, это признавал. Но, черт подери, когда потом превращалось в «вот сейчас» и что-то шло не по плану, Хеледд почти всегда теряла если не лицо, то уверенность. Грех, непозволительный монарху! Зато он наоборот, во всяких «вскоре» нередко просчитывался, но на месте ориентировался быстро и решительно. Сколь бы ума ни проявляла женщина, лишенная боевого опыта, она всегда оказывается неспособна в критических ситуациях действовать скоро и мудро. И это делает её, увы, просто умной женщиной: любовницей, хорошей собеседницей, может, даже душевным другом, который, к сожалению, во время судьбоносного «здесь и сейчас» не приносит никакой практической пользы.

Брайс вытолкнул капитана в коридор, сказав, чтобы тот собирал всех в темницах и заодно позвал мастеров над дознанием. А сам, с грохотом захлопнув дверь, обернулся к дочери и влепил ей пощечину.

— Приди в себя, Хеледд, — выдавил сквозь зубы, с трудом заставляя себя понижать голос. — Ты больше не можешь необоснованно вешать все грехи и неудачи на Альфстанну, по крайней мере прилюдно. Одного раза, когда Айонас явился сюда, уже хватило! С тех пор половина двора смотрит на тебя с подозрением!

— Какая разница…?! — заголосила королева, держась за горящую щеку. Брайс поймал дочернее запястье и дернул на себя, зашипев прямо в лицо — тихо, как мог:

— Такая! Вчера вся знать и вся стража видела Альфстанну в караулках у оборонительных стен дворца! И Айонас тоже там был!

— И ЧТО?! — пролаяла Хеледд, почти по-собачьи клацнув зубами в конце.

— У них десятки глаз свидетелей. И еще больше видели, как Айонас потащил Стабальт разбираться, что к чему, а потом сидел всю ночь в зале и спивался! И, как тебе сообщили теперь, их брак все-таки существует! Их поженили в Цитадели Тайн!

Хеледд вытаращилась на отца, как предателя.

— Ты что же… Брайс Молдвинн, ты веришь в их невиновность? В ИХ НЕПРИЧАСТНОСТЬ!

Брайс снова дернул дочь за руку, повелев заткнуться уже.

— Ни во что я не верю, — прошипел он. — Но это не значит, что надо кричать об этом в открытую дверь. Хочешь, чтобы все знали, чем мы заставили старшего Вектимара замолчать?! Никто, никто, Хеледд, не одобрит наших методов! Аберт был не единственным знатным узником, сговорчивость чьей семьи мы получили подобным образом. И, хотя нам плевать на их одобрение, мы должны соблюсти видимость расследования! Потому что, если станет известно, что у нас сбежал безнаказанно плененный сын августа, одна половина знати Даэрдина попытается следом вытащить своих родичей, ибо чем они хуже, а другая — предаст нас при первой возможности, потому что не захочет находится в тени узурпаторши, которая не сегодня-завтра и на них начнет давить шантажом.

— Стратии, — с нажимом сказала королева, — не предадут нас в отличие от секвента!

Брайс скрипнул зубами, едва не заехав королеве по лицу еще раз.

— Стратии? А банны? А эрлы? Разуй глаза, дочь! Думаешь, все, кто живет во дворце, тебе безукоризненно верны? Если посеешь сомнения внутри этих стен, не удивляйся, что однажды кто-нибудь их откроет. Откроет в момент, когда ты будешь ждать меньше всего! Поверь, все они в курсе, чем их за это наградит новый король!

Хеледд неприятно поежилась. Она лично, по большому счету, не участвовала в предательстве её отцом — мужа. И никогда не представляла, что и сама может оказаться той, кого предадут ради выгоды. Да ведь быть не может! Ну в самом деле! Она не предавала Драммонда и не должна рассчитываться ни за чьи ошибки и грехи! Она осталась на троне одна из-за отца! Из-за отца ей вообще приходится сейчас думать, что делать!

— Достаточно найти того, кто помог Вектимару… — протянула она растерянно. — Не Стабальт, я поняла, но ведь кто-то же принес страже отравленное вино! Свалим все на них!

Молдвинн так всплеснул руками, что Хеледд пришлось увернуться.

— Я тебя умоляю! Даже если Альфстанна — малолетняя дура, Айонас — нет! Человек, который опоил стражу снотворным, уже наверняка покинул дворец и даже столицу.

Альфстанна на мгновение нахмурилась, а потом вскинула на отца глаза, полные открытия.

— БЕРЕН?!

— Нет, — качнул головой Молдвинн. — Скорее всего, нет, — поправился он. — Он ведь тоже там был, со Стабальт. В темницах постарался кто-то еще. Мы можем перебрать поименно всю прислугу замка и вычислить, кто исчез. Он будет виновником, но, откровенно сказать, Хеледд, это не имеет значения.

— Тогда что имеет?! — разозлилась Хеледд, не до конца понимая: на себя ли за глупость, или на отца — за безразличие?

Молдвинн посмотрел на дочь пронзительнее, чем когда-либо прежде.

— То, что этого человека больше нет во дворце. А, значит, одним связным, и, возможно, самым ценным связным, у них меньше.

Хеледд ничего не говорила. Черты лица дрожали, как у людей, которые сомневаются в том, что слышат и что собираются сказать сами. Молдвинн, примерившись к поведению дочери, счел за лучшее оставить её до новой волны выяснений и разбирательств. Вектимар упущен. Он организует погоню, он надает по рукам Валиссе, чтобы она нашла хотя бы этого беглеца (или заклинательница думает, что он заклеймил её любовницей ради утех?!), он попытается как-то исправить случившееся. Попытки королевы свалить вину за случившееся на Альфстанну и Айонаса в этом деле бесполезны.

Как и все, что делают даже умные женщины.

На другой день Смотрители Пустоты собрались уже за полдень — до тех пор маги не могли даже выбраться из постелей. Освободив помещение от нескольких ненужных теперь кроватей, прислуга внесла в комнату дополнительные столы и стулья, кристаллы для освещения, разномастную еду и эль. Эдорта смотрела на воодушевившегося Борво строго, чтобы тот не напился. Поэтому, отхлебнув несколько раз, мужчина утер губы запястьем.

Все с радостью избавились от пропахшей потом и кровью грязной одежды: едва гости Руамарда выказали готовность завтракать, служанки, присланные Сиггеруд, потребовали сдать все имущество до портков. Взамен была предложена сменная одежда местных, что уже в момент предложения звучало смешно. Удовлетворенным таким раскладом, ясное дело, остался только Хольфстенн. Данан и Эдорта теперь сидели в мужских гномских подштанниках и рубахах, мужчины — тоже, с той только разницей, что рубахи на них сидели, словно отнятые у малолеток, и не доставали даже до пупа. Борво поначалу со своей воевал, как с упырем. В итоге, разорвав пару швов, отбросил тряпку «к демонам в пекло», и остался только в штанах — до колена.

Эдорта, завидев Борво разъяренным ситуацией, предпочла отсесть подальше. Расстояние играло на руку и в том, чтобы бросать на увальня суровые взгляды по мере надобности.

Вопреки ожиданиям Диармайд не лез к Данан ни с обожанием, ни с претензиями — возможно, вчерашнее откровение об архонте по-настоящему потрясло мужчину. К середине завтрака явились Йорсон с тремя подчиненными — «цвет» руамардских Смотрителей. Завидев эль, командор тут же пристроился поближе, воздел кружку и браво воскликнул:

— Вал’аритар, друзья! — Со смакованием отпил и утер бороду рукой.

Руамардцы, Стенн, Фирин и Жал отсалютовали следом. Остальные попытались тоже, запоздав, но отвлеклись — Борво поперхнулся.

— Ч… кхгм-кхгм, что… апхгк! Что ты сказал?

— «Вал’аритар, друзья», — в точности повторил Йорсон, не совсем понимая, что не так.

— Прям как тот маг, — тут же заметил Борво.

— А я хоть раз надеялся пожрать без вот этих душетоптательных разговоров про смерть и жуть, — проворчал Хольфстенн и, запасаясь терпением, обратился к другу. — Какой еще маг, Борво?

— Ну, тот… в подземельях. Он что-то говорил исчадиям и даизгарам.

— Так ты… вы тоже слышали? — быстро поправился Йорсон. — Я думал, это архонт, а он, как мы знаем, редко совпадает в разных головах.

— Это был теократ, — включилась Данан вялым голосом. — Он вроде подначивал исчадий. Что значит — вал’аритар?

— «Во имя владыки», — перевел Фирин. Йорсон наклонил голову, один из его помощников разинул рот.

— Значит не соврал Дагор. В самом деле эльфы говорят на гномском. Мир наизнанку вывернулся, чес’слово.

— Ну, владыка — это архонт. — Стенн почесал голову. — Что там еще было?

— Эм… Дар сагунд, кажется, — припомнил Борво. Свои на него вытаращились в немом изумлении: кто бы мог подумать, что в моменты, когда он не паникует, Борво обладает такой замечательной памятью?

— Точно! Дхар сагунр, — поправил Йорсон. — «Убивайте». Ну, или точнее — «Несите смерть».

— А потом было вроде «Орбос тха’эремис», — заметил один из руамардцев. — Это что-то в духе: «Приди, огненное дыхание».

— Не дыхание, а туман, — поправил Фирин.

— А эльфу откуда знать? — огрызнулся еще один из подручных Йорсона, доселе молчавший.

— Не туман, а дымка, — авторитетно вставил Йорсон, пресекая подчиненному возможность дальше спорить с колдуном.

— И тут иллюзия? — Сообразил Хольфстенн. — Та стена пламени? — уточняя, обратился он к Данан. Чародейка кивком подтвердила догадку. — Как ни назови её, хоть паром, хоть отрыжкой.

— Было еще одно. Последнее. — На лбу Данан залегла продольная черта сомнения.

— Тил’илозаль, — вспомнил Борво и подернул плечами. Тот истошный вопль с легкостью всплыл в памяти, а с ним пришли и муки, вызванные кличем теократа.

Взгляды всех присутствующих обратились к гномам. Те не торопились с переводом. Неужто нечто совсем страшное? Пока — обычные слова. Да, заклятия, да, призывные кличи, наполовину, как выяснилось, напоминавшие местные тосты. Но это не то, чтобы прямо ужасно.

— Ну так и? — поторопил Борво. — Что это значит? — не добившись ответа от местных, Борво посмотрел на Стенна. «Ну ты-то на нашей стороне! — требовал взглядом мужчина. — Давай, не увиливай!».

Хольфстенн переглянулся с остальными гномами и оставил Йорсону честь ответить за всех.

— Такого слова нет.

— Э? — Борво не смог сформулировать яснее, потому что пока не решил — он в недоумении или возмущен?

— Есть, — опроверг Фирин.

— Да ну откуда вам-то об этом знать?! — взъелся на него руамардский смотритель.

— Такое слово… вернее слова, есть, — поддержал мага Жал. — И они эльфийские. — Он поднял голову и встретился взглядом с Данан. — «Протяни руку».

Данан уперлась щекой о кулак и начала снова медленно поглощать пищу — у них были хлеб, рыба, яйца, сало и сыр. Жал даже немного растерялся: он же только что сообщил ей что-то важное! Но Данан просто ела, потому что… «Протяни руку» — ну вот и что это?! Похоже, делать нечего, подумал эльф и тоже предпочел поесть.

В комнате на некоторое время воцарилась тишина, пронзаемая то тут, то там чавканьем, хлюпаньем, хлебанием и прочими звуками поглощения пищи. Эдорта и Диармайд взяли слово себе — они не сидели без дела в то время, пока остальные шатались по подземельям. Дора бойко руководила демонстрацией находок и соображений. Первыми на стол легли переписанные на общий диалект копии торговых соглашений гномов.

— Мы перерыли все, до чего успели дотянуться, особенно среди песен и легенд, — заговорила Эдорта. — И, честно, мало чего нашли. Сильно много расхождений между версиями, куча мест вымарано или выжжено, на каменных табличках скол на сколе. Зато в документах торговых домов и распорядителей дворца сущий порядок. Согласно этим договорам, гномы Руамарда вывозили амнирит и закаленное оружие с незапамятных времен во все четыре стороны. И что касается северного направления, смотрите, — Дора отодвинула в сторону лишнее, и указала на карты. — Видите, вот здесь?

— Лейфендель, — растерянно пробормотала Данан, огибая взглядом границы, нарисованные на пергаменте. — Ничего особе… О, — только и выдохнула чародейка. Остальные тоже обратили внимание, и Дей взял на себя труд озвучить.

— Вот эта часть Даэрдина, — ткнул он в западную область родины, — раньше была землей озерников.

Данан вскинула глаза на Диармайда в немом изумлении: быть не может! Тот с гордостью кивнул:

— Да, это территория, где сегодня расположена южная Цитадель Тайн. Рубеж владений кланов Таламрин и Диенар с большим радиусом вокруг.

Данан насупилась, поочередно посмотрела на Дея и Эдорту: продолжайте. Дора выдвинула на передний лист основной текст договора, прилагавшийся к карте.

— Это соглашение о ежегодной продаже тридцати мер амнирита было составлено в триста семнадцатом году.

— Еще до второго архонта, — вставил Дей.

— А вот это, — покопавшись в бумагах, Эдорта быстро нашла следующий лист, — в четыреста двадцать шестом, — и приложила необходимую карту.

Данан и Хольфстенн с глубоким вниманием отследили контуры.

— Даэрдин в теперешнем виде, — протянул Стенн. — Выходит, изменения произошли сразу после второй Пагубы?

— Или, вернее, из-за второй Пагубы, — внушительно припечатал Дей и посмотрел на Данан. Так, как смотрят в ожидании похвалы. Но чародейка даже не подняла голову от бумаг.

— Почему так? — растягивая, спросила она. И тут же вскинула глаза на Дея и Дору, пронзенная ответом, который вспомнила сама. — Она ведь разразилась в Лейфенделе!

— Именно. И вы же помните, я надеюсь, тот фрагмент, который мы обсуждали прежде.

— Мы-то помним, хотя бы частично, — сказал Борво. — А вот Йорсон с парнями наверняка не помнят и не знают.

Дора кивнула и отчеканила, как молитву, несколько строк:

Не было бедствий, страшнее Второго.

Ибо, утратив Владычицу мира,

Мир горевал об погибшей свободе.

Запах тлетворный наполнил озера.

Рано раздались победные кличи,

Первый лишь первым из тьмы оказался.

Не было больше великого знанья,

И Лейфендель исказился в расколе.

— Мы также спросили у хранителя, — продолжала Дора, — когда впервые в хрониках упоминаются трогги. И ответ — в документах, датируемых триста шестьдесят девятым годом. Год пробуждения второго архонта.

— Ты хочешь сказать… — начал Йорсон.

— Все сходится, — настоял Диармайд. — Трогги — это бывшие озерные эльфы, которым не повезло попасть под заклятие архонта. Думаю, эльфы, будучи бессмертными, не поддались действию какого-то смертоносного заклятия полностью, и оно сработало как-то неверно.

Возможно, они должны были превратиться в исчадий Пустоты, но превратились в жабоподобных монстров. Тлетворный запах, наполнивший озера — торфяной. Озера под действием чар архонта и скверны троггов стали болотами. Раскол — так это и есть раскол озерных эльфов на два враждующих народа. Поэтому, — подчеркнул Диармайд, — эльфы все время пытались их вытеснить — трогги стали позорным пятном в истории Лейфенделя, их скверна отравляла озера и распространялась все дальше с каждым веком. Это можно проследить по картам торговых маршрутов в Лейфендель и в Талнах. А трогги совершенно справедливо говорили, что Лейфендель — и их земля тоже.

— Погоди! — вскликнул Борво. — Мой отец рассказывал мне об этом… Это было при короле Двирте — вторжение троггов.

Ему ответила Данан:

— Да. Мой брат Ллейд прошел в том вторжении боевое крещение. Трогги напали на земли домов Таламрин и Диенар.

— На земле последнего и стоит сегодня Цитадель Тайн, — заключая, напомнил Дей.

Хольфстенн потер подбородок тыльной стороной ладони.

— Пришли за своим, значит… Пришли в Даэрдин, когда не смогли вернуть себе земли собратьев.

— А я все удивлялась, почему у нас две Цитадели Тайн, а у эльфов — не одной. Ведь почти вся магия идет от них, — пробормотала Данан.

— Если бы мы могли понять, каким образом территория с Цитаделью перешла во владения Даэрдина, — протянул Борво.

— Завоеванием, полагаю, — произнес Фирин с долей издевки.

Дора покачала головой:

— Судя по документам, товарооборот с Лейфенделем в период между второй и третьей пагубой практически не менялся. Если бы озерники в это время с кем-то воевали, поставки амнирита и зачарованного оружия наверняка бы возросли или, напротив, сократились. В зависимости от ситуации.

— Что это может значить? — спросил один из руамардских смотрителей.

— Что озерные эльфы отдали часть владений людям сознательно, — сухо подытожил Жал. Йорсон подхватил:

— Видимо, эта участь была для них менее чудовищной, чем отдать Цитадель Тайн троггам.

— Они ведь не отдали другие земли Даэрдину. Только те, которые прилегали к Цитадели, — сказал Фирин и покачал головой. — Нет, тут дело не в земле. Дело в знаниях и реликвиях.

Дей кивнул:

— Мы рассудили также, поэтому уже отправил Тайерару письмо с просьбой попросить содействия у лорда-магистра и командира стражей Вечного. Нужно подробно узнать обо всех артефактах, которые хранятся в башне. Я думаю, там все-таки может находиться то, что нужно архонту.

— Ему же вроде нужна была Данан с её клинком? — ткнул Йорсон пальцем в чародейку.

— А он жадный, — поведал Стенн и икнул от обеденной порции эля.

— Вам не кажется, что вы гонитесь за призраком? — серьезно спросил командор руамардских смотрителей. — Вторая и первая Пагубы, торговые соглашения, башни магов… Какое это сейчас имеет значение для борьбы с тем архонтом, какой у нас есть?

— Огромное, — не растерялась Дора. — Это, — она выдвинула вперед целый ворох пергаментов, — записи о событиях первых веков новой эпохи. Прочтите их, леди Данан, — обратилась Эдорта по старой привычке.

Данан быстро просмотрела листы — ого, сколько написано!

— Целиком? — с опасением спросила чародейка.

— Мы выделили важные места. Только их, — важно сказал Диармайд.

— Кгхм, — прокашлялась Данан. — Ладно, только выделенное. Мы же тут не на лекции по истории в Цитадели Тайн, да?

Дей хохотнул, а Данан взялась:

— «Засим повелеваю советнику Анлафу безвозмездно поставить Валь’Таэлю, владыке Лейфенделя, триста мер серебра для возведения храма в честь Девы Света и в благодарность от народа Руамарда за деяния Владычицы Аладрис. Подписано королем Улгаром в третий месяц, год двести двадцать первый, — закончил Данан и отложила верхний лист из пачки в сторону. Уставилась в следующий:

— «Запись от четвертого дня сего месяца внесена ошибочно. Король Хонвульф Транадор повелел отослать не тридцать пять, а сорок пять мер амнирита в Ирэтвендиль для проведения ритуалов. И при том безо всякой платы! Честное слово, эта Дева Света обходится коронам Аэриды дороже, чем все остальные женщины, вместе взятые! То-то она не замужем — какой муж такое осилит?!».

Данан закончила, хмурясь — это что, запись в официальных документах? А Эдорта захохотала.

— Прости, прости. Просто вон то все, начиная с «честного слова», он приписал совсем мелко и вроде как пытался зачеркать, но кто-то у него вовремя отобрал текст. Так он и сохранился.

Данан так и не нашла, над чем смеяться, и взялась за следующий текст.

— «Кто бы мог подумать, что король брата-Таз’Гарота умрет так бесславно? Смерть от обжорства — таким среди гномьих королевских домов еще ни один похвастать не мог. Должен признать, услышав такие вести, наш собственный король Сверр Транадор — да будет его правление долгим! — засомневался, стоит ли устраивать в честь Девы-Владычицы приветственный пир или можно обойтись ужином поскоромнее?». Подписано в девятом месяце года сто сорок седьмого.

— «Хотя заслуг её никто не отрицает, но, право, чтить так долго! Так ли велик и всепобеждающ тот свет, который приписывают зазнавшейся Деве-защитнице, Владычице Аладрис?» — от триста сорокового года.

Данан отложила и этот лист. В руке остался последний. Хвала Предвечному! — подумала Данан, а потом увидела, как много там текста. Ладно.

— «Сегодня я предложил Владычице Аладрис бежать на время. Скрыться, пока толки не улягутся. Но не думаю, что она прислушается. Эльфы помнят историю, гномы записывают, люди — творят. Но все они думают, что история никогда не повторится, и расслабляются с прошествием времени. Благодеяние, воздвигнутое Девой Света больше двух столетий назад, померкло. Они обвиняют её невесть в чем, не желая понять: если бы Владычица не была так отчаянна и смела в поисках, ей бы не удалось повергнуть Темного, и мира, за который сегодня держимся мы все, просто не существовало бы. То, что она делает с магией сегодня, необходимо делать, чтобы сохранить свет в будущем, даже если пути, которыми она движется, чернее смолы и сажи» — после этого еще значился текст, никак не выделенный, и Данан выпустила его с чистой совестью. В последнем обведенном фрагменте значилось: — «Несколько дней назад, насколько я знаю, скрутили Таэрту. Неудивительно: в Тэхт-Морниэ тоже уже разрушили все порталы. Мы больше не можем спокойно перемещаться по Аэриде. Друг мой, прошу, постарайся выжить в этом хаосе и сохранить знания, которые Защитница открыла нам. Она не прислушалась ко мне и, я боюсь, Астердиса она тоже не станет слушать. Хоть он и является единственным, кто мог бы уговорить её затаиться и, тем самым, спасти ей жизнь». Подписано в году триста сорок третьем Нартандом Халле, верховным придворным магом короля Ула Транадора.

Данан отложила последний лист с записями, и до того, как успела открыть рот, Жал уже спросил:

— И чем она так важна? Эта владычица… как её?

— Аладрис, — подсказал Диармайд. — Вот, мы нашли продолжение тех строк о Второй пагубе, которое дал нам Клейв. Оно все прояснит, — у него в руках тоже был наготове пергамент, измятый настолько, словно Дей с голодухи в библиотеке пытался им отобедать, но вовремя опомнился.

— Опять какие-то чтения — застонал Борво. — Вы издеваетесь?

Дей на него только покосился и прочитал сам:

— Теряя себя, уступая погибшим,

Плакали эльфы об участи девы.

И в отголосках блуждая Разлома,

Падали крылья из Вечности — в вечность.

Вечность познанья и рабская вечность

В мире сменились пред натиском Тени.

Рушились стены и падали своды.

Боги метались во сне безутешном.

Люди отчаялись, чая спасенья.

Гномы опять умирали в разлогах.

Бросились к эльфам, но те изменились.

Черное время окутало небо.

Сквозь покрывало алкали света

В тьме Увяданий. И, склоки отринув,

Бросились вместе к подножью Вселенной,

К деве воззвали — но не было Девы.

— Помните, — подхватила Эдорта до того, как кто-то начал задавать вопросы, — раньше мы думали, что во всей этой песне речь идет о Митриас. И еще размышляли, чего это последнее «Дева», написано с большой буквы? Мы думаем, речь идет не о пророчице Вечного, а о Деве Света из этих записей, о Владычице Аладрис. Когда мы впервые об этом подумали, постарались найти её имя везде, где можно, и ни одного документа, подписанного позднее триста сорок третьего года, в библиотеке не нашлось. Подумайте сами: изменившиеся эльфы — это трогги, получившиеся от темной магии во Второй Пагубе, мятущиеся Боги — это все древние пантеоны эльфов, людей и гномов, которые пали перед натиском тьмы и сменились верой в Вечного Создателя. Именно после Второй Пагубы церковь Вечного стала единым гегемоном нашего континента. Наконец, гномье рабство — это возобновление использования Таз’Гарота и Руамарда в бесперебойной и бесплатной добыче амнирита — занятие, которое до сих пор сидит в родовой памяти каждого гнома.

Хольфстенн на этих словах кивнул:

— С падением Ас-Хаггардской империи гномы перестали быть рабами, но Темные архонты регулярно заставляют нас снова обеспечивать их живой магией. И нам всегда достается первый удар, потому что мы с исчадиями Пустоты почти что соседи.

— Так и есть, — шепнул Йорсон с видом мужчины, которому велели отдать в жертву богам собственное дитя.

— Мы не знаем, — горячо заговорил Диармайд. Данан поразилась тому живому участию, которое, похоже, он принял в этих поисках, — кто такая Аладрис, кто такой Астердис, почему он мог на неё повлиять, и почему ей пришлось прятаться. Но мы точно можем сказать, что эта Дева-Владычица одолела первого из темных архонтов.

— Нам также стоит учесть все эти даты в письмах — у неё была долгая жизнь, она явно эльфийка, и скорее всего, судя по песне, — из озерных, — добавила Дора. — Все Пагубы, где бы ни начинались, так или иначе вели к эльфийским землям, в особенности — к Лейфенделю. Я думаю, наш архонт сделал с этой страной то, что не смог сделать второй.

Данан откинулась на спинку стула, запрокинула голову. Не глядя, она протянула по столешнице руки и сжала кулаки. Все, что предоставили Эдорта и Дей не может быть случайным. Их обоих ведет чутье, и они приложили массу сил для того, чтобы получить эти сведения. Данан попыталась ощутить собственное тело, и поняла, что голова словно набита соломой. Плотно, густо — даже вилы в стог не загонишь!

— Что ж, — медленно и трудно сказала чародейка. — Думаю, мы можем представить, наконец, что ищет Темный. Это эльфийский артефакт из времен Первой Пагубы, бич архонтов, как-то связанный с Владычицей Аладрис. Все варианты с гномскими реликвиями можно отбросить и сосредоточиться только на эльфах. Надо понять, что это и где оно может быть. Даже если не наверняка, то хотя бы приблизительно, потому что архонт тоже не знает наверняка, и будет искать, как искал до этого: опираясь на память и логику. Что у нас было из уникальных эльфийских реликвий?

— Фиал бурь и Длань Безликого, — напомнил Фирин.

Данан, не меняя позы, кивнула.

— Что-то еще нашли?

— Да, одно зеркало и одно кольцо. Но пока толком ничего о них не разузнали.

— Ну, значит, у нас есть чем заняться, — решила чародейка и руками притянула себя назад к столу. — Если закончили есть, пойдемте в библиотеку. До вечернего праздника полно времени. Йорсон, вы с нами? — она оглянулась на гнома. Тот кивнул.

В библиотеке хранителей истории смотрители провели весь день до торжества. Данан выглядела одержимой: жадно внимала советам Эдорты, откуда лучше начать поиски и какие неочевидные документы могли бы помочь. Кроме того, Дора уже немного сориентировалась в перечне гномьих правителей, и потому могла подсказать, какие из них правили сразу после империи теократов, какие — позже, какие вели войну с темными эльфами, какие владычествовали после. Отчасти это помогало: смотрители смогли сразу отсечь все, что происходило у гномов при Ас-Хаггардской власти и все, что случилось после войны с темными эльфами. В первом случае они занимали в империи место рабов-добытчиков. Во втором — отторгли все связи с эльфийской культурой. Они, конечно, по-прежнему продавали амнирит, но теперь — втридорога, и все их отношения только к этой продаже и сводились. В собственных источниках, как сказала Эдорта, эльфы практически перестали упоминаться, в том числе озерные и высокие. А если и встречались, то исключительно в оскорбительном ключе.

Смотрители, вооруженные письменным дозволением короля Даангвула, привлекли к работе еще пару хранителей. «Чтобы жизнь сладкой не казалась» — прокомментировал Йорсон с густым смешком.

Данан с необъяснимым упорством листала все, что попадалось под руку в надежде уцепиться хоть за какую-нибудь деталь. Откладывая каждый следующий лист, она потирала переносицу; заканчивая со стопкой — растирала шею. Она не трогала виски, как делала прежде почти постоянно. Можно было предположить, что, удовлетворённый тем, что они, словно отара овец, проследовали его плану, Темный архонт на время притих. Но Дей, Борво, Йорсон и остальные знали наверняка — нет.

После первой ориентировки от Эдорты, ту ловко взял в оборот Борво — вычитывая, что-то переспрашивал, тыкал пальцем в строчки, призывал какого-нибудь из хранителей и ужасно живо консультировался по поводу каждой запятой — а это не какой-нибудь тайный символ? Дей такому положению вещей радовался — и без конца, как по примеру, терся возле Данан. У них так и не вышло поговорить наедине. Не вышло не без причин, разумеется, но что это меняло? Она могла бы уделить ему четверть часа до того, как прыгать в постель к эйтианцу! Можно подумать, они за время странствий не накувыркались!

Впрочем, он тоже мог бы настоять на разговоре, если б откровения о голосе Редгара не поразили его так сильно. Архонт по-прежнему проявлялся голосом и интонациями Тысячи Битв, но теперь, вслушиваясь, Дей ловил себя на отвращении. Он первые подумал, что начинает понимать, отчего у Данан такой скверный характер — как иначе, если она с самого начала ведет в голове настолько сложный диалог? Конечно, у неё это голос не Реда, а голос самого Темного, но… Интересно, а на что похож этот «его собственный голос»?

У Диармайда было из-за чего рассориться с Данан в хлам, но он молчал. Потому что путь ссор в самом деле никуда их не привел. А вот старое, доброе товарищество, как в походном шатре военного лагеря короля Драммонда, в свое время смогло сблизить. Поэтому сейчас Диармайд из кожи вон лез, чтобы быть добрым другом, смешливым компаньоном, приятелем и возможно самую чуточку — чем-то большим. Он мягко касался Данан, подавая листы, прислонялся грудью к женской спине, заходя сзади, чтобы якобы, помочь достать хроники с полки повыше, пододвигал стул, когда Данан снова садилась за стол. И выл в душе от безразличия, с которым Данан принимала каждый жест. Не потому, что это был он, Диармайд, а потому, что, похоже, для нее вообще все утратило важность. Все, кроме того, кому принадлежали её мысли.

Жал, видя недвусмысленное внимание с стороны Диармайда, супился сам на себя. Он не имел права на какую-либо глубокую симпатию, и даже мог поклясться в душе, что не особо-то и привязан к Данан. Вот только… Ей хватит и его собственного внимания! А Дей мог бы охаживать любую другую женщину, да хоть бы Эдорту! Да, конечно, успокаивал себя Жал, его с Данан отношения не подразумевают и не допускают ухаживаний, внимательных знаков, и уже тем более — ревности.

Но разве прошлым вечером, когда он помог ей принять ванну, это не было вниманием, ухаживанием, заботой?

Эльф был готов с остервенением бить Диармайда по лицу весь день, и причина делалась очевидной: Данан может быть с кем угодно, но без него, Жала. А пока она с ним, то — с ним.