Откровение

ГЛАВА 6

Благодаря Резх Холланго и Мигаре де Шарни, Кукушата учились круглогодично, без перерывов и выходных. К их занятиям нельзя было добавить даже нескольких минут. Они этого не осознавали, потому что отдыхали вовремя и ровно столько, сколько нужно, но Зверь-то знал. Каждого из двенадцати знал, как себя. Кто на что способен, кто насколько устает, кто как отдыхает наилучшим образом, кого в каком порядке нужно нагружать, чтоб получить максимальную отдачу.

Он умел учить. Четкое знание того, когда и как ученику нужно дать передышку — обязательная составляющая этого умения.

Кукушата, когда сами станут преподавателями, тоже это поймут. И Тилге поймет, энтузиаст хренов. Но пока он не понял, и дисциплинарная порка временами казалась Зверю довольно-таки эффективным методом воспитания.

Жаль поздно. Надо было начинать, пока Нойер Тилге лежал поперек лавки. А в те времена Зверь и на Этеру-то еще не пришел.

И именно от Тилге пришла дурная весть. Заканчивался учебный день, заканчивались полеты. В весенних сумерках двенадцать машин носились по полигону, расстреливая мишени и друг друга, стремительные, легкие и подвижные. Чуждые законов физики. Двенадцать машин под управлением Мастеров-пилотов, есть ли на свете что-то прекраснее?

Зверь прекрасно осознавал исключительность зрелища, понимал, почему во время полетов его группы на сверхнизких высотах к видеонаблюдению за полигоном подключались все в академии, кто не был занят ничем срочным. Но сам поглядывал на обзорный экран лишь краем глаза. Его больше интересовал мониторинг состояния курсантов и машин. Для статистики, для будущих учеников. Да и этим, нынешним, когда сами станут преподавателями, нужны будут все данные, сколько удастся собрать.

Болид Нойера Тилге прислал срочный вызов. Зверь ответил, полагая, что это снова просьба разрешить «прыжок»:

— Сразу нет!

И в полном недоумении услышал в динамиках голос Тилге-старшего:

— Вольф, у нас ЧП в «Гётрунге». Быстрай убил Бейта Дюлдера.

Болид Тилге-младшего как мчался в двух метрах над землей, так и продолжал полет. На такой высоте и скорости попробуй только сбиться с курса — защитные поля вой подымут, позор на всю академию. И на все окрестности. Так… Файдль связался с сыном по личному шонээ, чтоб тот переключил связь на Зверя. Файдль знал, что у Нойера полеты, и все равно счел дело достаточно важным, чтобы нарушить правила.

Убийство — это важно?

Да уж, мать его, куда важнее?! Не только людоеды, знаете ли, придают убийствам значение, люди тоже.

— Разговор записывается, — сказал Зверь.

— Я знаю. Это была дуэль в нейтральном пространстве. Все законно.

Ну, да. Дуэли разрешены, убийства на дуэлях тоже. Тогда по какому поводу паника?

Ох, да думай же как человек, придурок ты чертов! Быстрай никогда и ни за что не станет драться с тем, кто слабее. Какое, на хрен, убийство? У генерала, в его-то годы, с его-то жизнью, в запасе столько способов отвертеться от дуэли, что Дюлдер не смог бы его вызвать, хоть на дерьмо изойди, хоть лопни от злости. Дюлдер, кстати, и не стал бы… исходить. Он добрый как слон и такой же умный. Он, вообще, офицер медицинской службы, даже не боевой пилот.

— Из-за женщины, — продолжил Файдль, — той журналистки из Вольных Городов…

— Она еще в «Гётрунге».

— Да.

— Курсант Оршель, принимайте командование, — распорядился Зверь. — Занятие продолжается по плану.

Нарушение распорядка. Первое за пять лет службы. Да акулы с ним! Оршель отличный командир и доведет тренировку до конца, даже за Тилге присмотрит. Здесь все в порядке. А в «Гётрунге» все хуже, чем кажется Файдлю.

Инфернал заставил людей убивать друг друга. Заставил Быстрая… Как? Не важно. Распробовав смерть, тварь уже не остановится, после этого невозможно остановиться, Зверь знал по себе. А других инфернологов под рукой нет.

— Файдль, я сейчас буду. Отбой!

Он успел вовремя. Распахнул дверь «Гётрунга», задохнулся под волной злобы, недоумения, взаимной подозрительности, и пропустил ее сквозь себя, как кит пропускает воду, оставляя питательный и вкусный планктон. Так стало хорошо!

Ему хорошо. Остальным — пусто, скучно и безразлично.

А Тауна обрадовалась.

Она рыдала в холле, на диванчике, вокруг толпились люди, мужчины и женщины, сейчас опустошенные, но мгновение назад, полные жалости к Тауне и злости друг на друга. Инфернал забрал одну жизнь, стал сильнее и успел развернуться.

К сожалению, до новых смертей не дошло…

К счастью.

Зверь мысленно дал себе пинка, заставляя думать по-человечески. Пересек холл, схватил Тауну за локоть и вытащил на улицу.

Кто-то вяло посоветовал ему быть с девушкой аккуратнее, но это были лишь остатки инфернального воздействия. Никакой настоящей агрессии, так, жалкое трепыхание.

— Куда вы меня… — снаружи Тауна опомнилась и попыталась вырваться, — доктор фон Рауб… что вы делаете?

— То, что должен был сделать сразу.

Зверь открыл портал в клинику Тройни. Одновременно связался с дежурным по отделению душевных заболеваний, распорядился срочно освободить палату для экзорцизма.

Он, признаться, не помнил, чтобы хоть раз они были заняты все. Дежурный, судя по реакции, тоже не понял, зачем освобождать то, что и так свободно. Но всегда лучше перестраховаться. Он инфернала-убийцу поймал и в гнездо тащит, надо, чтоб гнездо попадание инфернала выдержало без последствий.

Портал на территорию клиники. Оттуда — уже через местный телепорт — прямо в отделение. Зверь впихнул ошеломленную Тауну в кресло.

Она не боялась. Действительно, была ему рада. И достаточно быстро соображала, чтобы понять, что он собирается изгнать инфернала, а не замучить ее до смерти в этой комнате без окон, обставленной неприятно выглядящей мебелью.

Понимал ли инфернал, что происходит? Маловероятно. Твари такого ранга разумом не наделены. С инстинктами у них все в порядке, это точно. Поэтому включать удерживающие поля Зверь не стал. Инфернал был не из тех, кто склоняет носителей к самоповреждениям, и не стоило его пугать, ограничивая подвижность Тауны.

Она сжалась в кресле, прижимая к себе сумочку.

— Это не больно?

— Да нет, конечно!

Хотел бы он, чтоб это было больно. Так давно не выпадало возможности…

Оставить, майор фон Рауб! В смысле, доктор фон Рауб. Да, мит перз, отставить, и всё!

Все еще на подъеме от поглощенных эмоций десятков людей, Зверь приказал инферналу убираться из тела Тауны…

А инфернал его не послушался.

То есть — совсем. Приказ прошел, как сквозь воздух.

Тауна смотрела огромными глазами. Чтобы включить поля, которые не позволят ей пошевелиться, достаточно лишь подумать об этом. А экзорцизм — процесс непредсказуемый. Он уже стал непредсказуемым, верно? И самоповреждения… вполне возможны. Инфернал-то получил жизнь. Получил силу и немножечко власти. Вон какой оказался… стойкий. Нет, умереть в процессе лечения Тауна, конечно, не может.

Не должна.

Не может!

Но кто сказал, что лечиться не больно?

Да сам же и сказал.

Ну, и что? Соврал. Все врачи так делают.

Это было… слишком. Это было больше, чем он мог… он не с инферналом дрался, с самим собой. И побеждал. Сам себя. Зверь побеждал человека, он ведь человеком никогда по-настоящему и не был.

За мгновение до этой победы, за мгновение до поражения, он выскользнул из человеческой личины, захватил Тауну, инфернала в ней, ее испуганную и торжествующую душу? Торжество отдалось неприятным привкусом, но это уже не имело значения. Инфернала вышибло из Тауны. В ловушку — на это Зверя все-таки хватило. На то, чтобы не сожрать добычу, не засветиться на радарах тех, кто его разыскивал, сохранить видимость обычного, человеческого экзорцизма…

На все про все ушло меньше пары секунд. Но этого времени Тауне хватило, чтобы выхватить из сумочки игольник и выстрелить себе в голову.

Ее череп разлетелся тысячей осколков, в брызгах крови и мозга, в ошметках плоти. Зверь был с ней. Был в ней. Был ею…

И она умерла для него.

…Счастье, что в мире существуют инструкции. Ошеломленный, ни черта не соображающий, Зверь действовал автоматически. Так, как предписывалось. Вызвал охрану клиники. Вызвал стражу. Связаться с профессором Даргусом не успел — тот явился сам, сразу после охранников, незадолго до прибытия стражи.

Нужно было рассказать ему все. С самого начала и до взрывной развязки. Но никак не получалось сосредоточиться. Эффект посмертного дара Тауны Фатур оказался необъяснимо сильным. Зверь чувствовал себя всемогущим. И всеведущим. И… вездесущим. Тэшер штез, он чувствовал себя богом. Самым настоящим.

Богом, не способным воспользоваться своей силой, но отчаянно в этом нуждающимся. Сила-то, вот она, вот… но как ее взять?

Так не должно было быть. Что это? Переполнение копилки посмертных даров? Сорок с лишним тысяч орков, значит, сожрал без последствий, а одна человеческая жизнь переполнила чашу, и чужие жизни трансформировались в чужое всемогущество?

Он не беспокоился по этому поводу, он злился. Все сильнее. Недоступность силы, своей, близкой, но недостижимой, скручивала изнутри, мешала говорить и думать. А вот профессор Даргус встревожился, как только понял, что происходит.

— Вы забрали ее душу, Вольф, — сказал Даргус. — У вас все симптомы заключения сделки.

Даргус понял, но Зверь не понимал. Сделки не было. Душу Тауна отдать могла, в момент смерти, она, определенно, была не в себе, но…

— Зеш! Да она самоубийство совершила, о чем тут, вообще говорить, кроме полного отсутствия мозга?!

— В настоящий момент, так и есть. Но не в момент смерти, — сухо отметил профессор. — Я не силен в анатомии, однако ошметки у вас на кителе — это определенно, ее мозги.

В людях много грязи. Очень много грязи, это Зверь помнил с юности. С самого первого убийства. Ему нужно было вымыться и сменить одежду. Нужно было успокоиться.

— В этом и проблема. Вы не найдете покоя, пока не выполните условия сделки. Вольф, — Даргус был как всегда терпелив, — это азы инфернологии, вспоминайте же. Забрав душу, демон становится всемогущим, всемогущество нужно ему для исполнения своей части договора. Но что заставляет его выполнять условия? Ведь не добрая же воля, не кристальная честность.

— Эта долбаная трясучка?

— Можно сказать и так, хотя, инфернологи называют это состояние острой неудовлетворенностью. И вы об этом знаете. Итак, Вольф, вы ничего мне толком не рассказали, и вряд ли сможете. Со стражей я объяснюсь. Давать показания сейчас вы не способны, но в убийстве вас никто не обвиняет, с остальным же можно разобраться позже.

— Нужно найти… — Зверь встал. — Как так? Она мертва. Смерть расторгает сделку, это правила, я их помню.

— Кого нужно найти? — Даргус подобрался, и сразу перестал казаться старым. Он вообще перестал казаться человеком. Стал взрывом пронзительной, страшной и гневной музыки.

Миг, и наваждение ушло. Вот он, старенький профессор, такой же, как всегда, тощий, всем недовольный гриф.

— Если сделка не расторгнута, значит, душа принадлежала не госпоже Фатур.

— Очень хорошо, — Даргус медленно кивнул. — Вы снова способны думать. Постарайтесь удержаться в этом состоянии. Передача души другому человеку возможна. В былые времена такие ритуалы практиковались, мы с вами мельком касались истории дарения и обмена душами.

Но поскольку к инфернологии эти темы отношения не имели, и были, за редким исключением, связаны со всякого рода романтикой, Даргус касался их, действительно, мельком. Одна-единственная книга с описанием некогда существовавших обрядов, давно не практикуемых или утративших силу, ставших всего лишь символическими словами и действиями. Например, при заключении брака или…

— Помолвка. Есть обряды, подразумевающие обмен душами при помолвке. Но Тауна из Нордвига, а там никогда… м-мать… — очень хотелось побиться головой о стену, переломать себе все кости, содрать кожу и добраться, наконец, до бьющейся внутри, недоступной силы. — Нордвиг нет, но их соседи из Орочьего леса.

— Дикари.

— Нет, нет, ни хрена! Князь рассказывал. Они… — Зверь помотал головой. — Не дикари. Другие. Как духи, не как люди, но люди. Они меняются душами, им это нефиг делать, они умеют. Давно не выходили из леса, не могут выйти, но когда-то могли.

— Господин де Фокс рассказывал? — переспросил Даргус с таким выражением, будто Зверь сослался на книжку-раскраску или историю, запечатленную на девяти кубиках «собери картинку». — Господин де Фокс — единственный, кто владеет информацией об Орочьем лесе. Проверить его слова невозможно, нет других источников.

— Да потому что он единственный, кому можно туда приходить!

И уходить живым.

Сейчас Орочий лес просто не впускал в себя никого, кроме Эльрика. А в прежние времена прорваться туда у чужаков худо-бедно получалось, но вот уйти не удавалось никому.

В любом случае, не важно, что там с Орочьим лесом. Важно, что Нордвиг от лесной границы в каких-то шестистах километрах. И когда-то, когда город только становился городом, люди из Орочьего леса еще приходили к людям из Нордвига. Торговали, воровали, перенимали чужие обычаи, приносили свои. Так всегда бывает.

Какие-то из обычаев могли сохраниться до сих пор. Тауна говорила, что не поклоняется никаким богам, значит она могла распоряжаться своей душой, как заблагорассудится.

— Очень хорошо, — повторил Даргус. Без всякой связи с вываленным на него потоком слов.

И стало понятно, что он думал о том же, и додумался до того же, и все, что нужно было ему от Зверя — это чтоб тот хоть немножечко пришел в себя, сосредоточился на поиске решения, перестал бесноваться и искать подступы к бушующей внутри силе.

Кем надо быть, чтоб не любить этого жуткого деда?

— Вам нельзя возвращаться домой, — Даргус тоже поднялся из кресла, — надо объяснять почему?

— Спятивший демон — очень плохой сосед.

— Бывший владелец души госпожи Фатур не должен найти вас раньше, чем мы найдем его. И я напомню, что вы все-таки ангел. Впрочем, обезумевший ангел может стать соседом еще худшим, чем демон. Пока мы не найдем инициатора сделки, вам лучше пожить у меня.

— Нет. Лучше у Князя. Я его слушаюсь в любом состоянии, я вообще — его.

Эльрик в таких ситуациях говорил: «кокрум». Какое-то ужасное слово, Зверь даже значения его знать не желал. Слово для того случая, когда ты делаешь что-то плохое не потому, что плохой, а потому что законченный и безнадежный дурак. Тупая, безмозглая скотина.

— Вы ничей, — ледяным тоном отозвался Даргус. — Но, как хотите. Ваш «Князь» уже здесь вместе со своим солдафоном-племянником. И оба настолько решительно настроены вас забрать, что, боюсь, их и стража не удержит.

Извиняться сейчас точно не стоило. Стало бы только хуже.

— Я никого не убью, — сказал Зверь. — Обещаю, профессор, я не буду убивать людей.

Взгляд Даргуса изменился. Никогда он не смотрел так. Как будто Зверь только что решил задачу, не имеющую решения.

Мит перз… Так оно и случилось. Он пообещал. Долбаный всемогущий ангел дал долбаное всемогущее обещание. Само по себе это было не страшно, он ведь не имел в виду, что это насовсем, он ничего не обещал, если разобраться. Слова сказаны, но пока в них не вложено понимания, они ничего не значат.

Страшным показалось другое: он захотел, чтобы в словах появился смысл.

И смысл появился.

…Его и правда ожидали и Эльрик, и Теодор. «Солдафон-племянник» вместо приветствия ограничился одним коротким взглядом, и так же коротко глянул на Эльрика:

— Я бы доверился профессору.

— А я бы нет, — буркнул его величество.

Зверь давно понял, что не поделили Князь с Даргусом. Ничего они не делили.

Эльрик не любил профессора за то же, за что и остальные — за скверный характер. У профессора, в свою очередь, не было претензий лично к Эльрику, зато у демона (каким бы ни было его настоящее имя) имелись серьезные претензии к Мечу. Демоны, хоть и одиночки по своей природе, но обитать предпочитают среди себе подобных, и если какой-то демон с начала времен живет в тварном мире среди тварных тварей, так это не потому, что он филантроп, а потому, что он просто не может вернуться на родные планы бытия.

Мир профессора Даргуса когда-то подвернулся под Меч. Вот и всё.

— Красавец! — Эльрик дернул горбатым носом, — своих мозгов тебе мало?

Знал бы он, что профессор тоже позволил себе шутку эту тему, наверное, воздержался бы от комментариев. Но Зверю почему-то слегка полегчало от того, что два самых близких ему существа с такой легкостью способны отпускать циничные замечания по поводу мозга красивой молодой женщины на кителе майора ВКС.

Теодор хмыкнул.

— Ладно, предположим, я начинаю верить в твое колдунство.

— Колдунство еще не начиналось, — горячий когтистый палец коснулся виска Зверя, — Волк, ты однажды заглядывал мне в душу. Самое время повторить.

Души у Эльрика не было. Это Зверь помнил. Невозможно забыть ледяную бездну, равнодушный и непреодолимый голод пустоты. Холод, темноту и безвременье.

Он провалился туда, как бросился бы в воду, спасаясь от пламени. Бесконечное могущество, терзающее его душу, растворилось в бесконечной пустоте заменяющей душу Эльрику. Стало так — никак — как бывало с людьми, из которых он вытягивал все чувства.

— Ну, охренеть, — прокомментировал Теодор. — Есть кто-то, способный влезть в голову Эльрика де Фокса и не спятить? Я это запомню.

— Кто-то, достаточно сумасшедший, чтобы не спятить еще сильнее, — уточнил Эльрик. — Ты убедился, что все в порядке? Теперь, может, займешься делом?

— Еще один вопрос, — Теодор поднял палец, — доктор фон Рауб, вы должны будете выполнить желание владельца души, выберите прямо сейчас, что это должно быть за желание. Любое. Какое захотите. Он может попросить у вас стакан воды. Или, чтоб вы сломали ему руку…

— Или расчленил заживо, — Эльрик нетерпеливо рыкнул. — Тедди, смерть отменяет сделку. Эти двое — арате, одна сдохла, нужно убить второго.

— Никто. Никого. Не убьет, — что-то изменилось. Теодор мгновенно отбросил легкомысленность и готовность к подначкам, и стал ненормально похож на Эльрика. Не внешне, нет. Сила столкнулась с силой, желание убивать — с уверенностью в недопустимости убийства. Стремление защитить — со стремлением защитить.

— Пусть он попросит вернуть к жизни госпожу Фатур, — сказал Зверь, разряжая повисшее напряжение.

Эльрик растянул губы в улыбке такой нехорошей, что Зверь заподозрил его не в эмпатии, а в настоящей телепатии. Теодор же изумленно поднял брови:

— Вы хотите воскресить госпожу Фатур? Это в высшей степени похвально, но вряд ли спасет ей жизнь надолго.

— По международным законам сделки с инферналами караются смертной казнью либо коррекцией духа, — эти пункты законодательства знали наизусть все инфернологи, начиная с младших научных сотрудников, Зверь же был, как-никак, целым доктором. А еще он любил играть по правилам, если правила подразумевали что-нибудь страшное и болезненное. — Она умерла, полагая, что победила. Я хочу, чтобы она умерла, зная, что проиграла.

Теодор хмыкнул.

— А вы и правда ангел, Вольф фон Рауб. Демоны как-то… человечнее, — и добавил, адресуясь к Эльрику: — подходит. Если тебя интересует мое мнение.

— Интересует. И твое мнение, и мнение твоего отца. Но ничего не выйдет. Волк, идем домой, — Эльрик открыл портал, — у Тедди еще много работы.

Из уютной прохлады больничного коридора — в душную, влажную жару, в ночь, до самого неба наполненную запахами цветов и голосами всякой мелкой живности.

Не такой уж мелкой… с некоторым удивлением Зверь выделил среди прочих звуков чей-то тяжелый рык. Отсюда — с ухоженного газона перед приземистым каменным особняком — сложно было поверить в то, что вокруг настоящие джунгли, а не парк.

— Загородный дом, — Эльрик словно бы знакомил их, — тут разные гости бывают, в основном венценосные. Ты у нас беглый принц, тебе в самый раз.

— Не в городе, — сказал Зверь.

— Именно. Пойдем, выберешь, где остановиться. Сегодня, кроме Быстрая и Блудницы, нет никого. Пять спален, и все свободны. Во что переодеться, когда отмоешься от лишних мозгов, уже доставили. Машина твоя в ангаре.

Быстрай? С другой стороны, а где ему быть? Сидеть одному в пустом доме?

Этот дом тоже пустой, но тут Эльрик.

Покои Зверь не выбирал, открыл первую же дверь, сообщил Князю:

— Здесь буду.

И всё. Он уже не мог думать ни о чем, кроме возможности вымыться. А ведь только что сходил с ума от бессильного всемогущества, и сам себя готов был на куски порвать, чтоб до самого себя добраться. Вот что значит, стрессоустойчивость! Пяти минут не прошло, а чтоб жизнь наладилась, стало всего-то и нужно — кровищу с себя смыть.

Хотя, наверное, по-настоящему стрессоустойчивые люди в крови не пачкаются. Аккуратнее работают.

Держать Блудницу в спальне или гостиной не получилось бы. В доме не было окон, только узкие щели, прорезанные в метровой толщины стенах. В другое время Зверь с удовольствием полюбовался бы внутренним убранством, рассчитанным на то, чтобы производить впечатление на самых взыскательных гостей, а оттого совершенно не вязавшимся с Эльриком. Сейчас, однако, ему хотелось увидеть свою машину и Быстрая. Причем в любом порядке.

Он даже не очень удивился, когда в ангаре — бывшей конюшне — нашел их обоих. И с ними шестиметровое летающее чудовище, которое Быстрай считал болидом.

— Не искать же тебя по всему дому, — ожидаемо объяснил генерал. — Там лабиринт какой-то, я куда не пойду, все время на фонтан натыкаюсь. Музыкальный. Или их тут больше одного? Ладно хоть выпить в каждой комнате есть.

А вот это было странно. Зверь полагал найти Быстрая злым или подавленным, или сильно пьяным, или… сильно пьяным, подавленным и злым. Тот, однако, был несколько на взводе, но не так сильно, как можно было ожидать от человека, убившего другого человека. Хорошего и умного. И безобидного.

— Что? — Быстрай встретил его взгляд. — В каждой я не пил. Даже не через одну.

Зверь прислушался к ощущениям. Эмоции господина генерала всегда были на виду, книга открытая, а не мастер Меча. Вот и сейчас — Быстрай как Быстрай. Немного беспокоится, но не за себя. Зверь понял, за кого и удивился еще сильнее.

— Со мной все нормально, — сказал он на всякий случай.

— Ну, ладно. Эльрик предупредил, ты в разнос можешь пойти. Сказал в этом случае тебя хватать и в силовые поля заматывать. Он скоро вернется, а пока велел за тобой присмотреть.

— Так ты здесь для этого?

— А для чего еще? Мне у Дюлдера в больнице надо быть, по хорошему-то. Я ж его чуть не убил, полудурка.

Но не убил. Дюлдер выжил. Вот почему Быстрай такой… обычный. С ним все в порядке. Ну, и хорошо. И что с Дюлдером все в порядке — тоже хорошо. А что Быстрай решил, будто Зверь уже знает, что Дюлдер жив — это просто прекрасно.

— Тебя уже можно спрашивать про «Гётрунг»? — поинтересовался Быстрай с несвойственной ему тактичностью. — Беситься не начнешь? В зверя не перекинешься?

— Я же не оборотень.

— Да хрен тебя знает, что ты такое.

Что ж, вежливость господину генералу никогда не изменяла.

— Пойдем в дом, — в ангаре даже сесть было некуда. — Эльрик-то где?

— В Нордвиге с Тедди. Если до настоящих инферналов дойдет, там ни один меч лишним не будет.

Обмен душами практиковали только безбожники, те, кто, как шефанго, не поклонялся ни одному из богов и никому не вверял ни жизнь, ни посмертие. Мало было в Сиенуре безбожников, а среди них все меньше и меньше становилось тех, кто прибегал к обрядам обмена. Чем безопаснее для жизни становятся времена, тем меньше остается доверия между людьми. Закономерность странная, но очевидная для любого, кто проживет достаточно долго.

Обмен душами — это навсегда. Вечная связь между двумя существами, вечная потребность друг в друге, одновременная смерть и общее посмертие. Во времена моей молодости «навсегда» пугало меньше, пары обменивались душами чаще. Не знаю, были ли они счастливее тех, кто поклонялся богам или тех, кто, оставаясь безбожником, сохранял при себе и душу, но, на мой взгляд, возможность не расставаться и при жизни, и после смерти дорогого стоит. Сейчас люди сходятся и расходятся, разрывают узы, не стесняясь ни свидетелей клятв, ни богов, ни друг друга. Какой уж там обмен душами, когда ты, обещая человеку провести рядом всю жизнь, держишь в уме, что через пару лет вы отвернетесь друг от друга, полные взаимных упреков и не способные договориться?

Я ворчу. Я прожил достаточно долго, чтобы ворчать. И я хочу убить Гриома Чольфо, но оставляю это тем, кто убьет его по правилам, а это тоже не улучшает настроения.

Даргус и Волк рассудили верно: Чольфо воспользовался душой госпожи Фатур, чтобы навязать сделку демону. Отдав Волка мне, Даргус допросил извлеченного из Фатур инфернала, и тот подтвердил и преступление, и преступный сговор. Госпожа Фатур была полноправной участницей преступления, всецело одобряла замысел, а вызвать и подчинить инфернала, вообще, было ее идеей. И она, и ее жених, оба считали, что раз уж у них на двоих целых две души, одну можно и отдать ради достижения цели.

Цель достойная — победа в выборах на пост председателя Законодательного собрания Нордвига. Власть над богатым и влиятельным регионом. Место в Совете глав государств. Возможность влиять на решения, изменяющие весь мир, а не только Этеру, и уж точно, не только полоску восточного побережья, занятую Вольными городами.

Могущество Совета глав государств за последние пять лет стало очевидным и потому заманчивым. Если бы Волк не придумал, как изменить тысячелетние правила взаимоотношений со стихиями, если бы я не решил, что Сиенур заслужил технологическую революцию, если бы Совет глав государств не принял мое решение и лицо мира не начало меняться, Чольфо и Фатур, возможно, и не стали бы рваться к власти так отчаянно. Но соблазн оказался слишком велик.

И эти двое использовали прекрасный и величественный ритуал обмена душами для того, чтобы заключить сделку с демоном.

Разум всех созданий устроен таким образом, чтобы постоянно, всегда придумывать что-нибудь новое. Это красиво и правильно. Но иногда люди и нелюди придумывают нечто некрасивое. А это мало того, что неправильно, это еще и портит красоту, заложенную в самой возможности придумывать и изобретать. На Анго очень не любят тех, кто делает что-то некрасивое, однако гораздо сильнее у нас не любят тех, кто делает красивое некрасивым. У нас есть для этого слово «арата», которое на другие языки переводят как «извращение», теряя при переводе значительную часть смысла. Теряя эмоциональную нагрузку. Арата — это то, чего не должно быть, а если оно есть, оно должно быть уничтожено.

Тауна Фатур и Гриом Чольфо были «арате» — извращатели, исказители… мда, я тоже не силен в переводах. Тедди знает, что это означает, понимает не хуже меня — он шефанго, пусть и не по крови. Но Тедди прав, этих двоих нужно казнить по их законам, а не по нашим. Так будет правильнее. Хоть и не факт, что красивее.

Казнят их не за продажу души — каждый волен распоряжаться душой, как заблагорассудится; и не за сделку с Волком — сделка лишь попытка получения выгоды с помощью мошенничества, если б за это казнили, в Сиенуре вообще не осталось бы разумных; их казнят за призыв инфернала, крохотного демона, сделавшего Тауну Фатур неотразимой для большинства собеседников-мужчин.

Когда Волк окончательно придет в себя, он сочтет это забавным.

А я, по правде сказать, хотел убить Чольфо и Фатур еще и за то, что они выбрали целью именно его. Продавали бы душу Даргусу! Этот спрут-кровопийца сожрал бы обоих еще на подходах, то-то было б весело, то-то хорошо. Не пришлось бы сейчас… вламываться в чужой дом без предъявления обвинений и ордера на обыск.

Тедди вовсе не сторонник законности. В основном. И уж в том, что касается ловли преступников и их обезвреживания я всегда могу положиться на его поддержку.

Полковник Дзия, начальник стражи Нордвига почел за честь предоставить служебный портал Главного управления в распоряжение Эльрика де Фокса. Через этот портал высокие гости и вышли к дому Гриома Чольфо. Полковник лично принял участие в операции, а с ним майор Тилек, командир нордвигского отряда быстрого реагирования. Понятно, что это формальность, понятно, что раз уж в деле король Харара, вмешательство полковника и майора не понадобится, будь они хоть трижды профессионалы, но правила есть правила. Дело-то не шуточное — арест депутата Заксобрания по подозрению в инфернализме, тут присутствием простых офицеров не обойдешься.

Непонятно было, зачем королю под рукой кинозвезда, но кто их знает, этих де Фоксов. К тому же, кинозвезда ведь еще и режиссер, и постановщик трюков в своих фильмах, ему, может, материал нужен? В страже Нордвига хватало поклонников Теодора де Фокса, и Дзия с Тилеком не были исключением, поэтому обошлись без вопросов.

Правда, оба задались целью получить автографы. Потом. Когда покончат с формальностями.

Портал открыли прямо из кабинета полковника, вышли на широкое каменное крыльцо дома Чольфо, и в то же мгновение Его Величество телепортировал всю группу в начало улицы, подальше от дома, но так, чтоб не терять его из поля зрения.

— Инферналы, — сказал Теодор раньше, чем полковник Дзия успел задать вопросы. — Господа, у вас есть инструкции по этому поводу, самое время их вспомнить.

…Дом кишел инферналами. В центре Нордвига, огромного и красивого, пронизанного солеными океанскими ветрами, прозрачного от холодного дыхания горных ледников, червивилась и клубилась пролезшая извне дрянь. Мерзость, воплотившаяся в кого попало: в домашних животных, в крыс и мышей, в разнообразнейших птиц, на свою беду облюбовавших чердак и фасадные украшения дома Чольфо для выведения птенцов. Инферналам удалось захватить даже двух больших океанских чаек, вооруженных когтями и клювами, которые одобрил бы и Кончар.

— И насекомые, — добавил Тедди, пока Дзия выдавал запрос бесконечному списку инструкций в кундарбе. — Там полно насекомых. Теплынь на дворе-то.

— Тассэлле, — прошелестел Эльрик со всем доступным скепсисом, — гратте тассэлле, сэда[14].

— Инструкции предписывают… — полковник четко, но растерянно зачитал нужный параграф, — вызвать эксперта и в случае подтверждения сверхъестественного присутствия воспользоваться кодом для связи с дежурным Братства.

Ни самому начальнику стражи, ни кому-либо из его предшественников в обозримом прошлом явно не приходилось раньше сталкиваться с вторжением инферналов или любым другим «сверхъестественным присутствием».

— Эксперта не надо, — Тедди махнул рукой, — у нас его величество есть. Переходите сразу ко второму пункту.

Дзия набрал код. Клипса шонээ на ухе Тедди издала сигнал.

— Ваш звонок очень важен для нас, — режиссер и кинозвезда расплылся в улыбке, — формальности должны быть соблюдены, да, дядюшка? Господа, оставайтесь здесь, дальше мы сами. Автограф-сессия — по завершении зачистки местности.

Это не заняло много времени. Только и нужно было — войти в широкие двери, чтобы скрыться с глаз наблюдателей. Пожар, огненный дух, тут же растекся по стенам, проник в каждую щель, заполнил пустоты под полом и плинтусами, в пепел превратил насекомых и пауков, спугнул захваченных инферналами мышей, выгнал полчища крыс из подвалов. В нормальных обстоятельствах грызуны не смогли бы поселиться в доме, но Чольфо привечал любую дрянь, в которую могла воплотиться призванная извне нечисть.

Тедди телепортом шагнул в самый центр дома и сразу начал экзорцизм, окружив себя завесой тускло блестящей стали. Эльрик же оказался повсюду: у каждого окна, на каждой лестнице, в каждом коридоре; в роскошных залах, в уютных спальнях, в темных хозяйственных каморках и на просторной светлой кухне.

В строго обставленном кабинете обнаружил изумленного Гриома Чольфо и вышвырнул его в телепорт, прямо в руки господ начальников стражи. Арестовывать преступников — их задача.

Задачей Эльрика и Тедди было очистить дом и не позволить инферналам спастись. Уничтожить их раньше, чем они поймут, что нужно спасаться. Дел на несколько секунд, но они с Тедди не любили убивать животных, никто не любит убивать животных, поэтому истребление заняло чуть больше времени. Сначала — развоплотить. Потом, развоплощенных, беспомощных, зато уверенных в своей неуязвимости — превратить в ничто. Тедди умел развоплощать и изгонять обратно в Ифэренн. Эльрик не владел навыками экзорциста — шефанго и экзорцизм вообще несовместимы — зато в уничтожении чего угодно ему не было равных.

Какой там Ифэренн? Зачем? Чтоб эта дрянь разболтала о том, какого именно демона — ангела — Чольфо поймал в ловушку сделки?

Нет, никому из инферналов нельзя было позволить спастись.

Они и не позволили. Прах и пепел от сожженных насекомых смешались с бесплотными останками демонов, каждого из которых нашел невидимый клинок. Крысы и мыши бежали из дома, нормальные, живые крысы, нормальные, живые мыши, на которых начали действовать системы защиты от грызунов, установленные в каждом квартале. Шнурок, под чьим присмотром оставили двух командиров стражи, сходил с ума от изобилия бегущей мимо добычи, но не смел сойти с места. Ему приказали охранять людей, и он охранял, и выл, и бешено лаял в ярости, вызывая крыс на смертный бой. Над крышей взметнулась стая освободившихся от демонов птиц, и только вовремя включенные защитные поля уберегли полковника Дзию, майора Тилека и Гриома Чольфо от неприятностей похуже, чем беснующаяся такса под ногами.

У Нордвига были поводы глубоко уважать Эльрика де Фокса, но, право же…

Впрочем, оба офицера понимали, что теперь у Нордвига стало еще больше поводов уважать Эльрика де Фокса. А птицы и такса — неизбежный сопутствующий ущерб. Не сравнить с ущербом двухтысячелетней давности, когда упомянутый Эльрик де Фокс уничтожал не демонов, а нордвигских граждан. Из-за собаки, между прочим.

Нельзя обижать собак, принадлежащих шефанго.

Вопреки утверждениям Быстрая, дом не был лабиринтом, но изобиловал причудливой формы альковами, прохладными короткими коридорами, внезапными выходами во внутренний двор к наигрывающему тихую мелодию фонтану; спланирован был так, чтобы всюду гуляли сквозняки, чтобы звенели развешанные под потолком украшения из золота и самоцветов, колыхались тяжелые, расшитые зверями и птицами пологи.

Быстраю здесь не нравилось. А Зверю оказалось в самый раз. Венценосная особа, что уж. Эльрик же сказал, что дом на таких и рассчитан.

Устроились, в результате, все равно у фонтана. Быстрай по пути прихватил откуда-то бутылку и два стакана — второй просто из принципа — и смирился с тем, что никуда от фонтана не деться.

— Что это, на хрен, было? — спросил он мрачно, — что на Дюлдера нашло, и, главное, что на меня-то нашло, акулы бы с ним, с Дюлдером.

— Я думал, что инфернал, — признался Зверь, — Фатур по всем признакам была одержима, а ее инфернал воздействовал на людей, с которыми она разговаривала. Незначительно воздействовал. Неприятно, но очень слабо. Поэтому я тебя не предупреждал — ты Мечник, на тебя ему сил не хватило бы. Но оказалось, что это не одержимость инферналом человека, а наоборот — захват и подчинение человеком инфернала. Человеческая воля, человеческий разум и пусть небольшие, но все-таки демонические способности.

— Она, значит, так и этак к тебе подкатывала, и когда добром не получилось, пошла на шантаж?

— Ну, да. Шантаж сработал.

— А не должен был! — строго и неожиданно серьезно сказал Быстрай. — Это самое главное правило: убивай шантажиста сразу. Кого не спасешь — те поймут. С законами потом разобраться можно будет. Свернул бы ты ей башку прямо в «Гётрунге», без всяких ваших экзорцизмов, и не было бы ничего.

— Тогда бы и того, кто это затеял, не нашли.

— А его и так не нашли.

Зарычала собака, зазвенел расшитый драгоценными камнями полог, заменявший дверь во двор. Эльрик вернулся и с ним Шнурок, отреагировавший на Зверя, как обычно, и на Быстрая — тоже. Зверя пес обрычал, к Быстраю полез гладиться, сунулся носом в стакан, не одобрил, отбежал к Эльрику… Поразительно, сколько суеты и мельтешения способна создать одна некрупная собака!

— Нашли, нашли, — Эльрик перегнулся через Быстрая, взял бутылку, взял второй стакан, — сразу нашли. Это Чольфо, ее жених. Волк верно сказал — душа была отдана при помолвке. В Нордвиге во многих семьях такие традиции, они же там, в основном, безбожники. — Он хмыкнул: — красиво было, а эти двое все испортили.

— Ты его убил, что ли? — удивился Быстрай. — Говорил же, что не убьешь.

Зверь генерала понял. Когда слышишь от шефанго, что кто-то сделал красивое некрасивым, смерть подразумевается по умолчанию. Но Эльрик в ответ лишь сердито показал клыки.

— Решили все сделать по закону. Так что без меня сдохнет. Волк, я открываю портал, тебя там ждут. Выполнишь его желание, сразу возвращайся.

…Так хорошо ему даже после убийств не было. Впору задуматься, а не созданы ли ангелы и демоны для того, чтобы выполнять желания людей. Ангелы, кстати, как раз для этого, только работают не на людей, а на своего создателя. Проводники божьей воли, божьих мыслей и идей, которые надо доносить до избранных представителей человечества.

Правда, это христианская мифология, а в Сиенуре христианство не прижилось. Религия, основанная на чистой, бездоказательной вере, просто не нашла себе места в мире, где существование богов было такой же обыденностью, как гравитация. Даже большей обыденностью, честно говоря, потому что гравитация была открыта задолго после появления разумной тварной жизни, а боги-то себя открыли, когда о тварной жизни еще и речи не шло.

Вникать во все это совершенно не хотелось, ну никак, однако сбросив с души неподъемный камень всемогущества, насладившись всем спектром эмоций госпожи Фатур, Зверь просто не мог сосредоточиться на чем-то значимом. Мысли прыгали и метались с легкомысленностью, не приставшей даже курсантам в увольнительной, не то, что майору ВКС. Доктору наук, между прочим.

Тауна воскресла. О, да! Так они с Чольфо и договаривались. Она жертвует жизнью и душой ради подчинения могущественного демона, а Чольфо, новоиспеченный демоновладелец, включает ее воскрешение в список пожеланий. Первым пунктом. В планах этой предприимчивой парочки, желание должно было звучать примерно так: «воскреси Тауну Фатур и сделай меня навсегда главой Законодательного собрания Нордвига». С подпунктами мелким шрифтом, разумеется, для защиты от демонического коварства, но смысл сводился к воскрешению и власти. Даже без бессмертия.

Ну, люди… Ну, блин, люди! Как быть ангелом в таких условиях? Как ангелы удерживаются, и не откручивают людям головы?

Тауна воскресла. Решила, что все получилось. И каково же было ее разочарование, когда она выяснила, что реализовать второй пункт не удалось. Сильнее этого разочарования оказался только ужас, когда она осознала, что ждет теперь ее и Гриома Чольфо.

Суд. И казнь.

Либо суд и коррекция духа, которая, по сути, та же казнь. Большинство осужденных на смерть преступников, предпочитали умереть, но не проходить коррекцию.

Зверь их не понимал. Если все равно умирать, так почему не предоставить свое тело для выращивания новой личности? Чего ему пропадать-то просто так в крематории? Это же бессмысленно.

Он и готовности отдать душу за власть не понимал.

— Глава Законодательного собрания любого из Вольных городов — это правитель государства, — сказал Эльрик так, будто других объяснений и не требовалось.

Они с Быстраем, пока ожидали возвращения Зверя, успели расположиться рядом с фонтаном со всеми удобствами. Откуда-то взялись кошмы и гора подушек, дастархан, закуски, состоящие, судя по запаху, исключительно из острых специй, ну, и выпивка, это уж само собой. Вряд ли дастархан и подушки были частью здешних интерьеров: в дом, обставленный в харарском стиле, они бы не вписались. В Хараре предпочитали внушительную громоздкую мебель из благовонного дерева (в обычных домах — синтетического, на королевской даче — настоящего); шкуры любили больше, чем ковры; и ни за что не стали бы сидеть на полу, потому что полы здесь делали из голого камня, который не застилали даже циновками.

— И что? — спросил Зверь.

— И правда, — поддержал Быстрай. — Вот радость-то, правителем быть.

По глазам шефанго не понять, куда они смотрят, но, кажется, Эльрик обвел их обоих взглядом, полным бесконечного терпения.

Спрашивать у него, отдал бы он сам душу за власть, было невежливо. Во-первых, нет, не отдал бы. Он всегда брал власть, а не покупал. Во-вторых, он отдал душу за месть, а это еще глупее.

Но Эльрик, в отличие от них с Быстраем, всё знал о том, каково быть правителем и зачем это нужно. И если он считает, что власть стоит души, значит, так оно и есть.

Думать о том, что Чольфо хоть в чем-то похож на Князя, было мерзко и неестественно, так что Зверь выкинул эту мысль из головы.

— Так у тебя теперь есть вторая душа? — поинтересовался Быстрай, поняв, что от Эльрика ответа не дождется.

— Норт, — буркнул Зверь. Слово на зароллаше, означающее сразу и отрицание, и отсутствие, и невозможность, подходило здесь лучше обычного «нет».

— Г’рре шлиссер[15], — прокомментировал Эльрик.

Спрашивается, откуда он успел об этом узнать? Все время был на связи с Теодором?

— Ничего я не продолбал! Куда мне вторую душу, если я не демон, а человек? Вся конспирация к черту.

— Плохо тебя Даргус учит, — Эльрик скептически выгнул бровь.

Вот гад зубастый!

Профессор Даргус учил очень даже хорошо. И о том, что владеть чужой душой — совсем не то же самое, что иметь две души, Зверь прекрасно знал. Двоедушцы бросаются в глаза, они большая редкость, у них много интересных, до сих пор не изученных способностей, и они не очень-то охотно позволяют себя исследовать. Сразу начинаются разговоры о дискриминации, и это если повезет, а не повезет, так могут и в зубы дать. Души же, оказавшиеся во владении демона или инфернала, стороннему наблюдателю не видны, как не виден чужой банковский счет или количество зубных щеток в ванной. Про счет или щетки можно навести справки, а про души — нет. Прайваси. Сугубо личная информация.

Оставь он душу Тауны себе, никто не заподозрил бы в нем демона, потому что никто бы эту душу не увидел.

Но зачем она? Бесконечный источник энергии — дело, конечно, полезное, однако в его распоряжении уже был один такой — вечный круговорот жизни и смерти, неисчерпаемый кладезь посмертных даров. Пользоваться им было нельзя, чтоб не выдать себя агентам Ифэренн, но наличия источника это не отменяло. А если один есть, второй не нужен.

— Не могу понять, это еще рациональность или уже нет, — признался Быстрай. — Вроде, две бутылки лучше, чем одна. Но если бутылка бесконечная, зачем вторая? Но две лучше, чем одна… — он махнул рукой. — Когда ты майор, с тобой как-то попроще, чем, когда ты доктор. Слушай, а с чего они взяли, что ты демон? Эльрик тебя от кровников прячет, даже магией пользоваться не велел, а тут какая-то девчонка с другого конца света, и вдруг всё знает.

— То, что я демон — не секрет. Это информация для внутреннего пользования, но не бог весть какая тайна. Когда я… когда мы… — Зверь взглянул на Эльрика, живого и полностью довольного жизнью. Тот растянул губы в улыбке:

— Когда Волк меня сюда притащил, вошел в мир с Дороги, он тратил на меня свои демонические силы и светился как метеор. Его все увидели, кому надо и кому не надо. Не все поняли, что именно увидели, но Чольфо и Фатур — инферналисты, им сразу ясно стало, что на Этеру появился демон, каких ни в одном каталоге нет.

— А есть каталоги? — усомнился Быстрай.

Зверь кивнул:

— Мы их сами и составляем.

— Из трех сильнейших в мире инфернологов, двое — демоны. — Эльрик покачал головой, — иногда я сомневаюсь, действительно ли это смешно.

— Это нормально, — заверил Зверь. — Сомневаться нормально, и то, что мы демоны — тоже.

— Ну, ясное дело. Был бы я демоном, я бы тоже так говорил.

— Так шефанго же и так… — Быстрай взялся за бутылку, — ну вас всех к акулам, я тут один — человек, и я с вами рехнусь. Если все знают, что Волк демон, то что тогда секрет?

— То, что он демон. Совершенно конкретный демон. Их таких всего двое на весь Сиенур, а Волк, вообще, один-единственный. И его родственникам нужен не абы кто, а именно он, поэтому мы и скрываем его личность. Ну, и для верности он притворяется человеком.

— Хреново получается.

— Что есть, то есть, — Эльрик развел руками.

— Я стараюсь, — Зверю стало ясно, что заступаться за себя придется самому, — обстоятельства против.

Эльрик помрачнел. Достал трубку и начал набивать ее, неторопливо, сосредоточенно.

Он не верил в обстоятельства, не верил в случайности. Он знал, что у Зверя есть судьба, и, кажется, знал, хоть и не говорил об этом, что судьбы не избежать, как ни старайся. Ну, так, Зверь собирался постараться как следует. Хотя бы для того, чтоб доказать, что ничего не предопределено, и что дар провидца — не проклятие, и… ну, просто, чтобы быть с Эльриком всегда. Потому что без него все равно никак. Если без него, то и душа не нужна.

— А они с Даргусом не одинаковые? — Быстрай дождался, пока трубка будет раскурена, и поставил перед учителем заново наполненный стакан. — Может, подсунуть волчьим родичам Даргуса? Он там всех быстренько задолбает так, что зарекутся связываться, а мы тут какое-то время без него поживем. Всем лучше станет.

— Ты в Даргуса, я смотрю, сильнее, чем я веришь, — отметил Эльрик без эмоций.

— Я про него от тебя наслушался.

— Он демон. А Волк — ангел. Его ни с кем не спутаешь. Нет морали, знаешь. Это бросается в глаза.

— Добро от зла не отличает? Это Волк-то? Да ладно! — Быстрай ухмыльнулся. — Различает получше нас, ты б знал, какой он бывает нудный.

— Почему нельзя убивать, а, Быстрай? — Эльрик окутался клубами ароматного дыма. — Ты знаешь?

— С чего это вдруг нельзя? Кого-то очень даже можно убивать. А кого-то прямо даже нужно.

— Ты различаешь. Знаешь, когда можно, а когда нельзя, знаешь, когда убивать хорошо, а когда плохо. А Волк, — Эльрик протянул руку, взъерошил Зверю волосы, улыбнулся, показав острия клыков, — понятия об этом не имеет. Он выучил правило, объясняющее нерациональность убийства, и следует ему, как множеству других. Следует головой, а не сердцем. И убийство — лишь один из примеров. Но мы его любим не только за это.

— Я обещал профессору, что не буду убивать людей, — неожиданно для себя сказал Зверь. — Это глупо.

Эльрик повернулся к нему. Быстрай тоже.

— Глупо, — подтвердил Эльрик. — Очень неразумно.

Быстрай смотрел.

Он на глазах превратился из простоватого красавца-генерала в тысячелетнего бессмертного Мечника. И взгляд его был… таким же, как у Эльрика, если б по глазам Эльрика можно было хоть что-то понять.

— Кажется… — Зверь подбирал слова, хотя с этими двумя можно было и не затрудняться точными формулировками, — это хорошо. Глупое не может быть хорошим, но я думаю, что это хорошо. Это необъяснимо. Значит, это то, чего я не могу понять. А то, чего я не могу понять, всегда касается морали.

— Ненавижу Даргуса, — Эльрик затянулся дымом. — Терпеть не могу этого упыря. Не знаю, что он сделал, но это начало твоего грехопадения.