Откровение

ПРОЛОГ

Дорога между мирами не заканчивается. В какой-то момент она просто оставляет тебя там, куда ты шел.

Или… где-то.

Свет сквозь стрельчатые окна. Высокие потолки. Медово-блестящий паркет. Тяжелая мебель.

Биение жизни в десятках тысяч устройств, поддерживающих и оберегающих это место, непрерывно изменяющих его. Жизнь неживого окружила, обняла, приняла сразу и безоговорочно, и столько ее было, что Блудница, страшная боевая машина, показалась правильной и уместной в этом светлом помещении.

Худой черноволосый человек за столом поднял голову.

Зверь покачнулся от его взгляда.

А в поток посмертных даров, едва-едва удерживающий Князя здесь, среди живых, влилась сила, рядом с которой смерти не было места.

Просто не было смерти.

Эта сила переполняла черноволосого. Убить его, и Эльрик исцелится.

Все так просто…

Зверь не успел ни прогнать мысль, ни принять, ни даже осознать толком. Услышал свое имя. То, которое только для Князя. Отреагировал сначала на него, на знакомый набор звуков, произнесенный незнакомым голосом. Потом стал понимать смысл.

— Достаточно, Волк. Достаточно.

Брюнет встал из-за стола. Не приближался. Расстояние в несколько метров не помешало бы убить его, но…

Достаточно?

— Я его держу. Не надо больше… как ты это называешь? Посмертные дары? Он не умрет.

— Правда?

— Обещаю.

Что-то было в этом голосе. Интонации? Или переходящая все пределы сила сбивала с толку? Нет, он говорил, как Эльрик.

Да, мать его, он же говорил на зароллаше!

— Оставайся здесь, — велел брюнет. — Здесь безопасно. Я скоро вернусь.

Они исчезли оба — и незнакомец, и Князь, прежде чем Зверь успел подумать о том, зачем ему этот человек, кроме как убить и забрать посмертный дар. Он, вообще не успевал думать. Блудница перевернулась колпаком вверх, как играющая в воде касатка. Кровь с фюзеляжа струйками пролилась на паркет.

Черная кровь.

Зверь машинально провел пальцами по фюзеляжу, посмотрел на темные потеки поверх маскировочной краски.

В Князе осталась хоть капля?

Он вспомнил, кто этот человек. Вспомнил-то сразу, понял не сразу. Ринальдо де Фокс. Проректор университета воеводства Уденталь. Маг. Человеческий ребенок, принятый в семью шефанго. Эльрик рассказывал о нем. Называл своим братом.

Эльрик говорил: «братишка», «младший», «наш гений». Он никогда не говорил: «запредельная сила» или «сверхчеловек» или еще что-нибудь такое… что-нибудь, больше похожее на реальность.

Хорошо, что не успел убить. Не факт, что смог бы, но дело-то не в этом. Эльрик любит своего брата. Больше всех на свете любит. И, вообще, он — Мастер. Ринальдо де Фокс — Мастер. И шефанго. А Мастера не убивают Мастеров. И шефанго не убивают шефанго. Нет, Зверь не был шефанго, но…

Не надо думать.

Хорошо, что не успел убить и точка.

Блудница была в крови. Он сам — не лучше. И пол уже весь уделан. Красивый паркет.

Кровь легко смывается.

С пола. С одежды. С фюзеляжа.

Здесь безопасно. Что это значит? Что за пределами кабинета — это же кабинет? стол, дгирмиш[1], кундарб[2], пенал с кристаллами, все, что нужно для работы… — за пределами кабинета опасно? Для кого?

Зверь коротко выдохнул.

Да уж понятно, что не для него. Здесь он никому не навредит. А снаружи люди. Или еще кто-нибудь. Живые. А он сейчас слишком… плохо соображает. Никак не соображает.

Странно было видеть кабинет без книг. Вообще без единой книги. У Князя много книг, он их читает, бумажные, пергаментные, папирусные. Всякие. Но ведь они все есть на кристаллах.

На кристаллах он тоже читает.

…Нож будто сам оказался в руке.

Ринальдо де Фокс, осмотрительно появившийся точно на том же месте, с которого исчез — на достаточном расстоянии, чтоб не получилось убить его мгновенно — подсветил радужную пленку силового поля.

И тут же погасил.

— Эльрик предупредил, что ты сейчас немного слишком эмоционален. Он не умрет, ты его спас, остальное — дело времени.

— Он… может говорить? — Зверь убрал оружие, нимало не смутившись. Плевать ему было, насколько он адекватен.

— Не в общепринятом смысле и только со мной. Принцип нашей связи все еще не изучен.

— Вы его брат.

Что тут изучать-то?

— М-да. А Эльрик — это Эльрик. Присядь, — Ринальдо вернулся в свое кресло, — я бы предложил тебе выпить, но ты не пьешь. Скоро наступит разрядка, мы подождем или мне начать сейчас, и сделать паузу, когда тебя накроет?

Тут-то и начало накрывать. Дрожь зародилась где-то в середине позвоночника, поползла сразу во все стороны, сдавив диафрагму, комком встав в горле. Зверь вцепился в колпак Блудницы, чтоб хоть не видно было, как трясутся руки.

Самое время устроить полноценную истерику. Как тогда, на кертском шлиссдарке. Но тогда было кому привести в себя. Было за кого отвечать. Падре требовалось доставить домой живым и хоть сколько-нибудь здоровым. А сейчас…

Нельзя!

Что сделал бы Эльрик? Князь. Стальной, невозмутимый, всемогущий. Он бы никогда… что бы ни случилось…

Зверь вспомнил.

То, что случилось. Несколько часов — тысячу посмертных даров — назад. Когда воздух вокруг Блудницы превратился в огонь. Когда Эльрик решил, что он погиб. И убил всех вокруг. Всех, кого увидел. Вооруженных, безоружных, сдающихся, молящих о пощаде. Убил и не насытился смертью, и рвал сердца из бьющихся в агонии тел, и кромсал мечами трупы.

Его Князь. Безупречный, бездушный, чистый как самый прозрачный лед.

По сравнению с этим истерика выглядела вполне приемлемо.

— Я могу помочь, — Ринальдо говорил на зароллаше, он говорил, как Эльрик. По-другому, но на том же языке.

И он не спрашивал. То есть, он спрашивал разрешения.

— Не надо, — Зверь отпустил Блудницу, подошел к столу и сел в одно из кресел. — Я немного слишком не знаю, чего от себя ожидать. Мне нужно к нему. Насколько все плохо? Это была Светлая Ярость.

— Поэтому лечение затянется.

Оказывается, невозмутимость Ринальдо де Фокса тоже была не настоящей. А он хорошо умеет прятать эмоции. Очень хорошо. Ну, да. Маг же. И еще какой силы!

Светлая Ярость могла убить Эльрика. Один из трех мечей, волшебных, заколдованных, проклятых. Нет-нет, все слова не подходят, ни одно из слов не подходит. Светлая Ярость — единственное, что может убить Эльрика.

Эльрик — бессмертный, неубиваемый, был ранен Светлой Яростью.

«Эльрик был убит Светлой Яростью», — уточнила та часть Зверя, которая отвечала за порядок в мире вокруг него и за приведение иллюзий в согласие с действительностью.

Плохая часть.

— Давай по порядку, — Ринальдо правильно понял отказ от помощи и сделал вид, что не замечает, как Зверя время от времени пробирает мерзкая дрожь. — Самое главное мы знаем: он не умрет. Сосредоточься на этом и подумай о себе. Я знаю тебя, Эльрик рассказывал. Думаю, что рассказывал все, кроме того, что ты предпочел бы сохранить в тайне. Ты знаешь меня. И, опять-таки, знаешь достаточно, чтобы мы могли не считать друг друга посторонними. Достаточно, чтобы перейти на «ты» обоюдно, если только ты не хочешь, чтобы я стал обращаться к тебе на «вы». Эльрик просил присмотреть за тобой. Точнее, он сказал, что хочет, чтобы я за тобой присмотрел.

— Он не просит, — пробормотал Зверь.

— Угу, — буркнул Ринальдо. — Вот именно.

Зверь разглядел отсвет усмешки в черных глазах, лучи морщинок в уголках глаз. Увидел мага заново. Молодого, но не как люди, а как молоды нестареющие.

Пышная черная шевелюра, ухоженная эспаньолка, щегольской костюм, отлично сидящий на сухопарой фигуре. Застаревшие мозоли на ладонях.

Осмотрелся и уперся взглядом — просто-таки воткнулся в нее — в висящую на стене длинную, широкую шпагу. Почти меч.

И вот теперь отпустило полностью. Совсем. Ринальдо был своим. Маг, ученый, проректор, гражданское лицо — плевать. В своем кабинете, вместо книг, он держал оружие. Боевое. И умел им пользоваться.

— На «ты», — Зверь медленно кивнул. — Я согласен.

— Теперь о том, как ты можешь с ним увидеться…

Зверь подобрался, готовый прямо сейчас, сию секунду, лететь. Куда угодно. Блудница приподнялась над полом, развернулась носом к узкому окну.

Не пролезть ей в эту бойницу, но, если придется, она и стену проломит.

— Эльрик сказал, что ты найдешь его на Обочине. Если свернуть с Дороги, откроется место, особое, для каждого свое. Окажешься там, позови его, он придет. Никак иначе вам не поговорить, а смотреть на него сейчас, — Ринальдо покачал головой, — какой смысл?

— Мне нужно…

Что? Быть рядом? Это очевидно. И очевидно бессмысленно. Потому что рядом с телом Эльрика сейчас должны быть врачи и его брат, — исцеляющая, воскрешающая сила. Телу от Зверя никакой пользы. А вот душе — самая прямая. Они не раз и не два в этом убеждались, в том, насколько проще вдвоем, чем поодиночке.

Насколько лучше.

— В больничном городке есть гостиница, — сказал Ринальдо. — Можешь жить там. Эльрик говорил мне, что ты как открытая книга, все мысли на лице, но я думал, он преувеличивает.

— Он преувеличивает.

— Да нет. Преуменьшает. Однако, как я уже сказал, лечение затянется. Минимум шесть месяцев Эльрика здесь не будет. Он будет с тобой, со мной, где-то там, у себя, на лезвии своего проклятого меча, но не в клинике, не в своем теле. Ему необходимо как можно дольше оставаться как можно дальше от ран, нанесенных Светлой Яростью. Роджер — Роджер Тройни, владелец клиники, ты с ним еще познакомишься — сказал, что на исцеление ран уйдет полгода. Еще какое-то время потребуется, чтобы восстановить силы, но там уж братец вернется в мир живых, и у нас будет время и возможности компенсировать все полученные от него детские травмы, пока он остается в инвалидном кресле, ходит с тростью и не может пользоваться магией в привычном для себя объеме.

— Он отомстит.

— Не нам с тобой, — Ринальдо отмахнулся. — Эльрик без особого трепета относится к родственным связям, но мы входим в число счастливых исключений. Подумай, чем ты хочешь заниматься в течение этого полугода. И заодно о том, чем ты хочешь заниматься — вообще. Потенциал у тебя огромный, я его вижу без тестов, но вряд ли в ближайшие шесть месяцев ты будешь способен сосредоточиться на постижении основ магического искусства. Итак, у тебя неограниченный счет в банке, доступ ко всем знаниям, какие могут понадобиться существу, способному создавать и разрушать планеты, но пока еще не освоившему это искусство, старший родств… хм… знакомый, который может остановить слишком уж сумасшедшие порывы, и шесть месяцев, которые нужно чем-то занять. С ответом не спеши. Если вы готовы, — он обвел взглядом Зверя и Блудницу, — пойдемте, выберем вам лучший номер в гостинице. У нас протекция самого Роджера Тройни, мы просто обязаны ею воспользоваться.

Магия и высокие технологии, как естественная и необходимая составляющая жизни.

Не оставляло ощущение, что он в Лонгви. Из кабинета Ринальдо на территорию клиники Тройни они телепортировались. Зверь знал, что такое телепортация без применения телепортирующих устройств: Эльрик пользовался ею постоянно, там, в Саэти, но там он был одним из немногих, владеющих этим искусством, а здесь…

Самостоятельно телепортироваться дальше чем на полсотни метров, правда, и здесь умели единицы. Но кто угодно мог купить мобильный генератор порталов и путешествовать по всей планете. А из стационарных кабин, установленных через каждые полкилометра, можно было попасть на любую населенную планету местной системы.

— Система называется Этерунской, — сказал Ринальдо. — А планета — Этеру. У мира тоже есть название. Сиенур. Корни из двух языков, зароллаша и эльфийского, а слово выбрали шефанго, когда пришли сюда. Людей тогда еще не создали, но эльфы уже воплотились. И они с шефанго сразу не сошлись во мнениях относительно всех без исключения богословских вопросов.

Зверь только кивнул. Эльрик рассказывал. И о том, как называется планета, и о том, откуда взялось название Сиенур, и о том, что шефанго обитают во множестве миров и им нужны слова, чтобы отличать один мир от другого. И о том, что в Сиенуре нет ограничений на использование магии в мирное время.

В этом и заключалась проблема. Все, что он видел — а он ведь почти ничего и не успел еще увидеть — напоминало об Эльрике. Сиенур должен был захватить целиком. В любых других обстоятельствах в его исследование — преимущественно эмпирическое — Зверь ушел бы с головой, и даже, наверное, забыл оглядываться на неизбежную в любом из миров, на любой из планет, угрозу заслуженной смерти. Но сейчас он мог думать только о том, чтобы как можно скорее покончить с текущими делами и уйти на обочину Дороги.

Увидеть Эльрика.

Убедиться, что он жив.

Зачем? Это нерационально и необъяснимо. Ясно же, что Эльрик жив, и что уже не умрет, и что остается только ждать, пока его вылечат.

Ждать…

Вот на это сил и не было. И не было объяснений занимающему все мысли желанию увидеться с ним.

А раз не было объяснений, стоило включить мозги и заняться текущими проблемами…

Перемать! Да проблема-то одна-единственная: Эльрик.

Зверь пытался запустить хоть какой-нибудь мыслительный процесс, хоть самый примитивный, но все, что пока получалось — это идти за Ринальдо по гравийной дорожке между утопающими в цветах и зелени домиками. Так выглядела гостиница в больничном городке — небольшие коттеджи, беспорядочно понатыканные в просторном парке. Курорт какой-то, а не клиника.

Ладно, санаторий. Санаторий — это нормально.

Из ближайшего дома, как теплом от печи дохнуло болью и страхом. Душевной болью, но такой сильной, что она могла бы дать фору боли телесной.

Зверь сбился с шага.

Не мог он пройти мимо. Никто бы не смог.

На то, чтобы забрать себе все, опустошить источник, ушли доли секунды. Людям там, в доме, стало — никак. Не больно. И не страшно. Им стало сонно, безразлично и безмысленно.

— Есть еще дом Эльрика в Удентале, — произнес Ринальдо. — В центре города, но очень уединенный. Там ты сможешь жить в полной изоляции.

— Так себе санаторий, — сказал Зверь.

Нет, он не удентальский дом имел в виду. И Ринальдо это понял. Ринальдо, кажется, вообще, все понял, потому и сказал про дом именно сейчас. Минутой раньше Зверь выбрал бы место, где никого нет и не будет. Территорию клиники отделяла от города лишь красивая кованая ограда, высотой чуть выше колена. Дом в центре — это где-то совсем недалеко. Идеальное место, чтобы запереться там на полгода, видеться, как привык, только с Эльриком, а мир, со всеми его загадками, вопросами и соблазнами оставить за толстым стеклом.

Боленепроницаемым, горенепроницаемым стеклом.

Сейчас Зверь не променял бы больничный парк ни на одно, самое безопасное убежище.

Дикого вольного волка привели на помойку возле ресторана. Да пропади они пропадом, эти дикость и воля!

— Я случайно, — объяснил он, на всякий случай. — Машинально.

— Даже здесь иногда умирают. Роджер не всесилен. Но за все время существования клиники не наберется и сотни смертей.

А клинике было уже две тысячи сто сорок пять лет. Зверь видел памятную табличку с датой основания на дверях главного корпуса.

— У них кто-то умер? У тех, в доме.

— У них сын сошел с ума. Мы умеем лечить от смерти и старости, но все еще не победили безумие и вампиризм.

Какой еще вампиризм? Люди сходят с ума и воображают себя вампирами?

— Вампиры и люди становятся душевнобольными одновременно и со схожей периодичностью. По неизвестным причинам люди сходят с ума. По неизвестным причинам вампиры начинают массово превращать людей в себе подобных, и единственный способ, который есть у нас, чтобы остановить распространение заразы — это убийство. Вампиризм — это то, что мы не умеем лечить. Я считаю, что там и лечить-то нечего, — Ринальдо пожал плечами, — они мертвые, мертвое должно быть мертво. Но Роджер утверждает, что они живы, пока у них есть личность и разум, и относиться к ним нужно, как к живым. Как к пациентам с неизлечимой болезнью.

«Мертвое должно быть мертво» — это одно из правил шефанго. Они ненавидят мертвяков… считают их некрасивыми. А у шефанго с некрасивым разговор короткий.

Так, стоп!

Вампиры?!

Мертвые вампиры?

Зверь за свою жизнь видел нескольких поднятых мертвецов, и всегда это было следствием самого поганого и черного колдовства. Ходячие покойники. Зомби или как их там. Очень условно разумные и, определенно, без намека на личность.

Вампиры — это что-то совсем другое.

Вампиров не бывает!

А в бытность свою на Земле он и в колдовство не верил.

Ринальдо с Эльриком очень похожи. Вот этим… этой манерой показать крючок, голый крючок, без всякой наживки, и сказать: «да, я ловлю тебя. Хочешь пойматься?»

И как тут устоять?

— Дополнительная проблема — это высокий процент превращения в вурдалаков, — продолжил Ринальдо таким тоном, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. — Вот твой дом. Машину можно держать внутри, окна, как видишь, подходящего размера, а можно поставить в общий ангар. Это рядом с главным зданием.

— Мы сейчас… сначала… мы потом… — Зверь мотнул головой.

Сначала надо на Дорогу, увидеть Эльрика. Потом можно устраиваться в доме, осматриваться, решать, что делать. Но вампиры? И вурдалаки? Вурдалаки — это еще что за хреновина?

Крючок блестел всеми гранями, завлекал каждым изгибом.

Ринальдо порылся по карманам:

— Вот шонээ, — он вручил Зверю плоскую коробочку, — я в них не очень разбираюсь, купил, какой посоветовали. Он, правда, для этерунцев, и требует основ владения ментальной магией, так что можно приобрести какую-нибудь модель для инопланетян.

— Но ты хочешь выяснить, смогу ли пользоваться этим шонээ без магии.

— Эльрик рассказывал интересные вещи, — нейтрально отозвался Ринальдо. — Ну, что, осваивайся. Где меня искать, ты знаешь. Как со мной связаться… — он взглядом указал на коробочку с шонээ, — разберешься. Не будешь выходить на связь, я сам тебя найду, поэтому лучше не пропадай.

— Куда я пропаду? У меня эльрикоцентричная орбита.

— Это я вижу.

Рациональность Волка, ставшая притчей во языцех в Саэти, была сильно преувеличена слухами. Полезные качества всегда преувеличивают, если считают вредными. Был бы мальчик и правда так расчетлив и разумен, как о нем рассказывают, он дал бы мне умереть, и я вернулся бы живым и здоровым, а не оказался в лапах Роджера. И Ринальдо бы знать ничего не знал. И, вообще, всем проще было бы.

А Волка из Саэти в Сиенур я вытащил бы как-нибудь менее драматично. Не выбрасывая с лодки на глубокую воду.

С другой стороны — социализация… С этим я ему за последние годы сильно подпортил. Когда единственная компания — шефанго-мизантроп, вороватый ворон и придурочный орел, от жизни в обществе легко отвыкнуть. И Волк отвык. А ведь он людоед, ему без людей нельзя.

Так что глубокая вода — это, наверное, к лучшему. Пусть снова учится жить в социуме, а не только убивать. Ну, а если потребность в уединении станет слишком сильной, в его распоряжении есть дом в Удентале. Там никто никогда не бывает. Кроме меня. А я еще долго нигде бывать не смогу.

Гораздо дольше, чем хотелось бы.

Не отдай мне Волк посмертные дары, не пришлось бы теперь долго и раздражающе-скучно лечиться. Не так страшна Светлая Ярость, как он воображает, как Ринальдо думает. Я не умер бы насовсем. Смерть от ран, нанесенных Светлой Яростью — это совсем не то же самое, что смерть непосредственно от Светлой Ярости, а убить меня Волк не дал.

Тогда и спас. И дальше мог бы ничего не делать. А он вместо этого спас меня снова.

Спас от участи куда худшей, чем полгода лечения и невозможности вернуться в собственное тело. Умерев однажды, никогда больше не захочешь это повторить. Что угодно предпочтешь смерти. Даже навсегда остаться калекой и то лучше, чем пройти через посмертие, несмотря на то, что посмертие заканчивается, а навсегда — это навсегда. Но обычно, если приходится умирать, не приходится выбирать. Это не только у меня, это у всех так, просто я возвращаюсь. Поэтому мое посмертие… не такое, как у других.

Зато у Волка оно похоже на мое.

Поэтому он меня и не отпустил. И снова не отпустит, если ситуация повторится.

Нет уж, к Светлой Ярости я больше спиной не повернусь. В мои годы таких ошибок не совершают. В мои годы и один-то раз ошибиться стыдно, особенно учитывая последствия, но, признаюсь, удара в спину от Хеледнара я не ждал.

Провидец, мит перз. Прорицатель. Пророк.

Но у Хеледнара достойный отец, рыцарь, безупречный во всем, и в словах, и на деле. У Хеледнара достойная мать, благородная и прекрасная госпожа эльфов. Да и сам Хеледнар… он хороший парень. Просто оказался слишком идейным. До такой степени, чтобы ради идеи пожертвовать идеалами.

Жертва себя не оправдала, но только благодаря Волку. Если б не он, я лишился бы головы. В самом буквальном смысле.

Я надеюсь, Хеледнар ушел бы из мира сразу следом за мной. Чтобы спасти Саэти от неизбежной гибели. Убить меня, не значит уничтожить Звездный, я лишь одно из воплощений, и останься Хеледнар в Саэти (Светлая Ярость без Санкриста, без Звездного, в мире, где и так уже шла война, и где я, кстати, делал работу Светлой Ярости, потому что весы слишком уж склонились на сторону Полуночи) Звездный — настоящий, тот, кого я зову Старшим — явился бы туда незамедлительно.

Мира бы не стало.

Старшего бы это не порадовало. Хеледнара — тоже. Так стоит ли идея того, чтобы наступать на горло идеалам?

Стоит ли мне сейчас тратить время на размышления об этом, вместо того, чтобы идти к Волку, который уже вышел на Обочину и ждет меня? А я остаюсь на Лезвии и откладываю встречу. Потому что есть кое-что, к чему я не успел его подготовить.

Кокрум, Эльрик де Фокс, ты знаешь этого парня много лет, пора бы уже понять, что он способен принять любые перемены.

Новый выход на Дорогу слегка напугал, как будто посмертные дары опять потекли в никуда, не залечивая, не возвращая жизнь, лишь удерживая ее в израненном теле Князя. Но наваждение тут же ушло. Просто иллюзия. Дурные ассоциации. А даже если б Дорога действительно вытягивала из него жизни, ради возможности увидеть Эльрика не жаль было всего запаса посмертных даров.

Огромного, к слову, запаса. Счет шел на десятки тысяч. И большая часть этих жизней была подарком Князя. Вот кто умел убивать. Шефанго! Куда там недоученному демону-людоеду.

Зверь направил Блудницу поперек звездной мостовой и хмыкнул, вспомнив о том, как вытянул страх и боль из незнакомцев, узнавших о болезни сына. Собственная жадность не поддавалась никакому разумению.

А непроглядная тьма над пылающими звездами распахнулась в синее небо, в синее море, в тончайшую взвесь облаков. Нефтяная платформа, возносящаяся над волнами, показалась издалека ажурной, кружевной. Чуждая этому месту — безлюдному, ненавидящему людей — но такая красивая!

Живая.

Блудница скользнула над волнами, взлетела выше, пронеслась над платформой, выбирая место для посадки.

На палубе было четыре круга, отмечающих посадочные площадки. Один из них затемняла тень вертолета. Машины не было, был лишь силуэт, отпечатавшийся на пластиковых плитах, как Тень Хиросимы.

Зверь без колебаний посадил Блудницу именно в этот круг, в перекрестье вертолетных лопастей. Она так захотела, и с чего бы ему с ней спорить?

Ринальдо не объяснил, что такое Обочина. Особое место, для каждого свое — вот и вся информация. Остальное предстояло выяснить самостоятельно.

Почему нефтяная платформа? Почему не аэродром, не какой-нибудь ангар с машинами — болидами, вертолетами, без разницы, главное, что с летающими? Чья тень осталась в посадочном круге, так понравившемся Блуднице?

Что тут было? Что-то, не сохранившееся в памяти, но отпечатавшееся в душе…

Тень Хиросимы.

Эльрик появился рядом с Блудницей.

Не тень, не призрак. Огромный, жуткий, настоящий. Красные глаза отразили солнце, сверкнули как алые бриллианты. Волосы, заплетенные в косу, текли белым золотом. Черный шелк одежды — как изузоренный вороненный металл.

Эльрик. Настоящий. Но еще не живой… пока — больше меч, чем существо из плоти и крови.

— Коса? — спросил Зверь.

Ну, конечно, о чем еще спрашивать вернувшегося из мертвых, если не о прическе?

Князь, наверное, подумал о том же. Мечи, вообще, думают?

Понял он, во всяком случае, правильно. Остался стоять, где стоял. Безропотно позволил взять себя за руку — левую, металлическую, живую только с виду. Так же терпеливо вынес хватание за косу. Потом Зверь взял его правую руку, живую по-настоящему, и запутался в эмоциях, то ли своих, то ли княжьих.

— Можешь еще на зуб попробовать, — низкий голос смеялся, но был теплым.

Что-то в Эльрике живое, что-то нет, что-то — не понять.

— Коса, — до Зверя начало доходить, — значит, все правильно? Здесь у тебя все правильно. Потому что мы на Обочине или потому, что ты в родном мире?

— Я не сделал ничего, за что косу стоило бы отрезать.

— А кто сделал? О… черт…

Вот теперь дошло. Окончательно.

Это Эльрик, живой и настоящий. Почти живой. Точно настоящий. Но это не тот Эльрик, что жил в Саэти. Того звали Чудовищем, этого зовут Снежный Конунг.

Они разные.

Длинные пальцы с когтями сжались, не позволив отдернуть руку. По лишенному мимики лицу, по глазам без зрачков и радужки, не прочесть ни чувств, ни мыслей, но это и не нужно. Вот же всё — свое и Эльрика — как всегда, то есть как последние несколько лет. У Князя все правильно. Он не сделал ничего из того, что сделал тот, другой шефанго. Но становится им, Чудовищем, когда приходит в Саэти. Потому, что кто-то должен.

И тогда — нет косы. Нет покоя в душе. Есть одиночество, печаль и потери.

— И один не в меру сентиментальный ангел-людоед, — Эльрик выпустил его руку, погладил по голове.

— А здесь?

— Ну, ангел-людоед есть точно.

К этому нужно было привыкнуть. Наверное, на то, чтобы привыкнуть, потребуется время. Там, в Саэти, кроме ангела, не было никого. Чужие друзья, чужая любовь, чужая семья. Не потому чужие, что принадлежали Чудовищу, а потому, что тот, переломанный, искалеченный с юности, просто не мог… что? дружить? любить? принимать любовь?

Нет, это все было, но как-то не так. Неправильно.

Непонятно.

— В Саэти нужен был Меч, — сказал Эльрик. — А у него ни души, ни чести, ни совести. Это немного мешает. Потом. Когда приходишь в себя и понимаешь, что сделал и чего не мог не сделать.

Разбившаяся ледяная маска. Черная кровь на руках, на когтях, выдирающих сердца из-под ребер. И смертельный холод потом.

Когда приходишь в себя.

— А вот это как раз не Меч. Это керват. Он и во мне есть, — Эльрик улыбнулся, показав клыки, — в каждом из нас. Ты был разочарован, когда увидел. Но не испугался.

— Я ревновал, — буркнул Зверь. — Думал, что я у тебя один.

— Ты у меня один.

— Знаю.

Не нужно ему было время, не нужно было привыкать. Все изменилось, кроме главного. Эльрик — это Эльрик. Здесь он настоящий, а в Саэти впускает в себя чужую личность. Только и всего. Зверь сам все время впускает в себя чужие личности, и Князя это никогда не напрягало.

— Потом, — сказал Эльрик, — когда Роджер меня соберет во что-нибудь дееспособное, я покажу тебя всем. И всех — тебе.

— Здесь, чтоб всегда быть рядом с тобой, надо стать очень общительным, да?

— Не похоже, чтоб это тебя расстраивало.

— Я же волк, — напомнил Зверь, — волки стайные. Если твоя стая меня примет…

— Ох, мальчик, — это была уже не просто улыбка, Эльрик почти смеялся. Совершенно неожиданно притянул Зверя к себе, обнял. — Ты все узнаешь. Придет время, и узнаешь. А семья примет, не сомневайся. Ринальдо тебя чуть не убил, когда увидел, говорит, ты тоже его первым делом прикончить хотел. Значит, сразу друг друга ровней признали. Лучше рекомендации и не придумать.