Откровение

ГЛАВА 4

Заканчивался месяц коссар, цвели абрикосы и сливы, срывались без предупреждения короткие холодные дожди, и, как любая весна, эта казалась исключительной. Новой. Нулевой. Следующие весны будут похожи на нее, но она не похожа ни на одну из предыдущих. Никаких предыдущих словно бы просто не было. А год на дворе стоял девятитысячный, и это делало весну — исключительную, новую, нулевую — особенной до ясного хрустального звона.

Очень легко понять шефанго, считающих коссар началом года. А ведь у них-то, на Ямах Собаки, абрикосы не цветут. Там, вообще, абрикосовых деревьев нет. В оранжерее замка Шенг, разве что.

Пахло цветами и свежестью. Женщины в легких платьях радовали взгляд. Трость постукивала по политой дождем мостовой. Обладатель трости — двухметровое, беловолосое, красноглазое чудище, производил на женщин воистину волшебное действие. На него смотрели, не отрываясь, и Зверь каждое мгновение ожидал, что сейчас кто-нибудь подбежит попросить автограф или разрешения сделать снимок, и это сорвет лавину.

Пока обходилось. Напряжение, однако, не отпускало.

С Эльриком всегда так. Вроде, не кинозвезда, не модель, не шоумен. Обычный король. Мало их, что ли, на Этеру? Тут даже императоры есть. Торанго, вон, или Светлый Господин Айнодора, да что далеко ходить — в паре кварталов отсюда местный император обитает, готский. К нему в замок даже туристов пускают, между прочим.

А с ума сходят — по Эльрику.

По эльфу, правда, тоже. По Светлому Господину, в смысле. Эти двое: Эльрик и Альтимир — правитель Айнодора — делят пальму первенства с тех самых пор, как Эльрик стал королем Харара. Вряд ли до завоевания королевства он вызывал меньше интереса, но в те года он не числился в рейтингах популярности венценосных особ.

Был несравненным.

— Мы начали с того, что подрались, — сказал Эльрик, без предупреждения. — Пьяны были настолько, что даже не помним, кто кого отделал. Но домой его нес я, это точно. Он на ногах не стоял. Так и познакомились.

— Я не пойму, ты мысли читаешь?

— Ты последние полминуты пыришься на Альтимира, — Эльрик ткнул тростью в трехмерную проекцию на фасаде столичного агентства новостей. Светлый Господин Айнодора прогуливался там среди цветущих кустов, окруженный красивыми женщинами и серьезными ботаниками. — Он сегодня опыляет гранатовые деревья в местном дендрарии. Жест доброй воли и подарок императрице готской. Трудится как пчелка, крылышки сложить некогда.

— Разве гранаты не в мае цветут?

— Разве гранаты растут в этом климате? Если уж их сюда притащили, их и цвести заставили, когда надо, а не когда хочется. Готы, они такие. Любого достанут.

Естественно, Альтимир не опылял никаких деревьев, он просто откликнулся на просьбу посетить дендрарий. Само его присутствие было благословением для растений, насекомых, животных. Для людей тоже. Но в отношении людей эльфы могли менять силу и полярность воздействия, и обычно выкручивали ее на нейтрал. Из вежливости.

— У тебя в розарии он бывает гораздо чаще, чем раз в пятнадцать лет, — заметил Зверь. — Какие претензии к готам?

— У меня никаких. У готов — ко мне. Необоснованные.

— Ну, конечно!

— Я смотрю, в твоем случае форма определяет содержание. И это ты пока майор, что будет, когда станешь полковником?

Шнурок тявкнул. Ему надоело, что хозяин не двигается с места. Гулять же пошли, значит, надо идти. Пошли бы стоять, тогда бы и стояли.

Про то, когда надо стоять Шнурок многое знал. Они с Эльриком приняли достаточно парадов, чтобы даже неугомонная такса научилась замирать мохнатым чучелом во время поднятия флага или исполнения гимна, или еще в какие торжественные моменты. Но в этой прогулке ничего торжественного не было, и Шнурок настаивал на соблюдении своего права бежать как можно дальше, как можно дольше и задираться на возможно большее количество кошек и собак.

Благо еще, на Стейнтакштраас зверья, кроме белок, не водилось. Собак тут почти не выгуливали, а кошкам было слишком скучно.

Они пошли дальше. По людному проспекту, под заинтересованными взглядами. Со стороны и впрямь странная парочка: король Харара, великолепный и пугающий Эльрик де Фокс, и майор готских ВКС… о котором и сказать-то нечего. Кроме того, что он ниже короля на три головы, легче в два раза, да еще и, вопреки сложившейся за последние пять лет моде, обходится без трости. Даже без стека. Даже без уставного кортика.

Мода на трости приходила и уходила с периодичностью раз лет в пятьдесят. Не всегда ее вводил Эльрик, а если и он, то не всегда из-за необходимости самому пользоваться тростью, но злые языки в лице Ринальдо и Мигары утверждали, что Эльрик делал это целенаправленно. Мол, у него за тысячи лет жизни тростей скопилось больше, чем единиц оружия. А натура не позволяет, чтобы что-то, пригодное к применению, простаивало без дела. Поэтому Эльрик время от времени является в свет с наугад вытащенной из коллекции тростью, свет млеет, слабые духом немедленно обзаводятся тростями сами, и мода заходит на новый виток.

Так оно, скорее всего и было. А в свободное от использования время коллекция кочевала по историческим и художественным музеям, потому что каждая из тростей была произведением искусства, притом искусства разных культур и разных времен.

Как жить, когда твоя жизнь у тебя на глазах становится историей?

Наверное, так же, как когда сам делаешь историю. Последнее Зверю было знакомо. И радости не доставляло. Ни малейшей.

— Что твой Тилге? — поинтересовался Эльрик, — все рвется на волю?

— Что готы? — рассказать про Тилге он успеет, у парня шило в заднице, о нем всегда есть повод вспомнить. А Совет глав государств собирается раз в пять лет, и далеко не всегда в Готской империи. Есть, о чем поговорить.

Последний Совет на памяти Зверя был внеурочным, собирался из-за стабилизации харарского инфернального прорыва, и проходил в Менске. Эльрик там как раз и появился с тростью. Правда, отнюдь не в качестве дани моде.

И Зверь там был. Как инициатор, разработчик и виновник энергетической революции и технологического переворота. Пригласили-то всю удентальскую команду, всех, кто создавал стабилизатор и систему аккумуляции и трансформации посмертных даров, и все приняли приглашение. Но оказалось, что главный спрос все равно с него.

С него и с Эльрика.

Да уж, непростое было время. Главы государств, князья, короли и императоры, так друг с другом… дискутировали, что в трансляции сплошные заглушки бибикали. Без мата обходились только эльфы, да и то потому, что эльфийские возвышенные проклятия даже в переводе звучат как стихи. Революция, пусть и мирная, это всегда проблема, особенно если она мировая. И хорошо, что Эльрику почти три тысячи лет, а большинству его оппонентов не перевалило даже за сотню. Еще хорошо, что со всеми ровесниками Эльрик договорился заранее. А лучше всего то, что он всегда добивается, чего хочет, этот старый, хитрый шефанго.

И цветение гранатовых деревьев в марте вместо мая — сущие пустяки по сравнению с тем, на что он способен.

— Готы, — напомнил Зверь.

— Настырная креветка.

— Ну, так. С тобой по-другому нельзя.

Эльрик досадливо фыркнул.

— Мы взяли два эсминца. Без флагов. В одном из наших секторов пространства. Модернизировали и добавили к флоту. Они были даже не новые.

— Но готские.

— Без флагов.

— Но готские.

— Но в нашем секторе.

И поэтому готы не могут предъявить официальную претензию. Корабли без флагов в чужом пространстве, больше того — в пространстве наиболее вероятного противника. Какой спрос с того, кто их захватил?

И как не спросить?

Но Харар в своем праве. В космосе действуют те же законы, что на море. Так в чем проблема?

— Он — последний император этой династии, — сказал Эльрик. — Я смотрю на него и вижу — последний. И доживать будет уже не императором. Немного осталось. Он спрашивает про два наших новых корабля, мол, когда это мы успели их построить, не слишком ли быстро? А я понимаю, что если рот открою, то говорить буду о том, что у них переворот на подходе. И еще того не легче, что переворот я сам и устрою. Зеш! Даже если оставить в стороне запрет на использование осаммэш, не могу ж я сам о собственных коварных планах рассказывать. Тем более что и планов-то нет никаких, на хрена мне сдалось менять в Готской империи правящую династию? Я этого не делал, даже когда они с Анго воевали.

— Зеш, — согласился Зверь.

Когда тебе предъявляют необоснованные претензии, а у тебя есть, что сказать в ответ, но ответить ты не можешь, это неприятно. А уж имея такой характер, как у Эльрика, неприятно втройне.

— Спасибо Альтимиру, сообразил, что меня накрыло. Попросил сделать перерыв. Больше, вроде, никто не понял, — Эльрик зло оскалился. — Этот эльф меня слишком хорошо знает. Может, на Айнодоре династию поменять?

— Зачем?

— А у готов зачем?

— Я про готов и спрашиваю. Я здесь живу, знаешь, в моих интересах, чтобы было тихо.

— А тихо и будет. Бескровно… — Эльрик остановился. Взгляд мертвых алых глаз вперился в Зверя с нехорошей цепкостью.

Плохой признак! Очень-очень плохой.

— Если ты сейчас что-нибудь скажешь, ты потом об этом пожалеешь, — быстро напомнил Зверь. — Как в Лонгви было.

— В Лонгви я как раз не сказал.

И они оба до сих пор об этом жалели. Ладно. Неподходящий пример.

— Нельзя пользоваться осаммэш.

— Если б это еще от меня зависело.

— Пойдем, — Зверь взял его за локоть, — сейчас попустит. Сейчас Шнурок какую-нибудь белку найдет, шум поднимет, тебе вообще ни до чего станет. Хочешь, про Тилге расскажу?

Эльрик скрипнул зубами и выругался.

Так. Теперь, значит, и Тилге — запретная тема. Одно пророчество как-то связано с переворотом, которого нет еще даже в планах. Второе — с курсантом Тилге. И о том, и о другом хотелось бы узнать побольше, но нельзя, потому что… нельзя пользоваться осаммэш. С шефанго жить — по-шефангски рычать. Иначе никак.

— Иди, — сказал Эльрик. — А то я еще что-нибудь увижу, без чего вполне обойдусь. Правила ты и без меня помнишь: ничего инфернального, ничего демонического, никакой магии, кроме человеческой, которая тебе все равно пока не дается.

Зверь помнил. Хорошо бы соблюдения этих правил оказалось достаточно, чтобы обойтись без переворота и без проблем с курсантом Тилге. Может, так и будет? Иначе зачем бы Эльрик о них напоминал?

Он легко обходился без «человеческой» магии. В мире все было рассчитано на магов, здесь даже дети рождались с навыками телекинеза, но шефанго, чьи способности к магии проявлялись только после сотой навигации, позаботились о том, чтоб не испытывать неудобств. На Ямах Собаки изобретали и совершенствовали разнообразные устройства — тамэнах[11] — облегчающие существование не-магов в магическом мире. Такие прорывы технологического гения, как кухонная утварь с ручками, кнопки, верньеры и рычаги на приборных панелях, и совсем уж запредельный полет мысли — пульты дистанционного управления.

С одной стороны, смешно. С другой — повсеместное, инстинктивное, на неосознанном уровне использование магии удивляло до сих пор. В Саэти Зверь слишком привык к тому, что магия — штука редкая и очень дорогая, и от чудес, которыми полнился Этеру, и которые никто не считал чудесами, ему все еще было не по себе.

В июне будет пять лет, как он в Сиенуре, пора бы научиться принимать магию как должное. Но, наверное, для этого нужно научиться магии самому. А у него нет ни малейших способностей, даже зачаточных, которые можно было бы развить. Все свободное место занято осаммэш.

Зато уж без него точно не выжил бы. Потому что — зачем?

Блудница выскользнула из окна, когда он подходил к дому. Сделала «бочку», пристроилась рядом, снова крутнулась в «бочке», выражала радость всеми силами, разве что хвостом не виляла. Хвост у нее был, но движение хвостовых элеронов как проявление эмоций Блудница не воспринимала. Элероны не для того, они для маневра.

А хвостами пусть собаки машут.

Собака во дворе была одна. Крупная, мохнатая и старая. В смысле, вообще-то их было больше, разных размеров и возрастов — двор объединял шесть коттеджей, и в пяти из них жили собаки, еще и не по одной, а в шестом — Блудница, но в данный момент гулять изволил только пожилой Пушок, да и тот свел прогулку к безмятежному сну под яблоней. Его хозяйка, Геза Марче, сидела в кресле под той же яблоней и смотрела кино…

Нет, не кино.

Трансляцию из дендрария она смотрела. На Светлого Господина Альтимира любовалась. Все любят эльфов. Даже готы, у которых эльфы после шефанго — наиболее вероятный противник.

— Вольф, — пожилая фрау оказалась не настолько увлечена чистокровными эльфами, чтоб не заметить идущего через двор полукровку.

— Геза, — Зверь слегка поклонился.

Пушок проснулся, зарычал, но встать, чтобы отбежать подальше от злого и страшного волка, поленился.

— Уймись, — велела фрау Марче, и низко свисающая яблоневая ветка легонько хлестнула пса по спине.

Это к вопросу о человеческой магии. Обычная готская бабулька использует телекинез, не глядя, «на ощупь», смутно помня, что какая-то из веток расположена достаточно низко, чтобы можно было шлепнуть собаку.

Здесь, во дворе, все знали, что его не любят собаки, зато любят кошки и болиды. А поскольку коттеджи принадлежали готским императорским ВКС и жили здесь исключительно пилоты с семьями, нелюбовь собак Зверю простили сразу. Сам-то он неприязни к местной стае не демонстрировал. Да и не испытывал. Ну, а то, что стая его терпеть не может… что ж поделаешь? Эльфийская кровь.

Никого не смущало, что в настоящих эльфов животные влюблялись с первого взгляда.

Тут и Блудница никого не смущала. Живая машина, что ж поделаешь? Эльфийская кровь.

Несказанно удобно быть полукровкой среди людей, которые не отягощают себя познаниями об особенностях других рас!

Когда-то, еще в докосмическую эпоху, Биненталь, зеленый район на окраине Готхельма, был застроен высотками. Потом население Этеру сильно уменьшилось за счет миграции на другие планеты, дома опустели, цены на недвижимость упали ниже себестоимости, тогда ВКС и выкупили Биненталь целиком. Снесли многоэтажные башни, построили домики на четыре-пять спален, создали ведомственный городок со своей инфраструктурой. Не совсем кампус, но и не обычный городской район. Хорошее место для своих, непонятное для чужаков.

Отчасти Биненталь походил на Гвардейскую улицу в Рогере. Здесь царила та же атмосфера профессиональной общности, в которой, каким бы ты ни был странным, тебя примут, если ты занят тем же делом, что и остальные. Зверь не сомневался, что даже Шаграт, орк-людоед, прижился бы в Бинентале, как прижился на Гвардейской улице. А никого более странного чем Шаграт он не мог представить.

На гросивасах и светокопиях, запечатлевших давние времена, вокруг озера, среди тенистых дубрав и солнечных кедровников, высились хрустальные пики многоэтажек. Тогда здесь было красиво. Красивее, чем сейчас. Но и в нынешнем Бинентале была своя прелесть. В зеркале озера больше не отражались сверкающие башни, зато на набережной стало немноголюдно, а заведенная местными подростками традиция гонять по вечерам над водой на родительских болидах, неизменно собирала заинтересованную публику. Это было действом стихийным и социально-полезным. Детям — тренировка, родителям — объединяющий фактор. Что-то вроде клуба.

Кстати, о клубе…

— Где Эльрик, там ведь и Быстрай, как думаешь? — поинтересовался Зверь у Блудницы. — Эльрик здесь, Быстрай, значит, тоже здесь. Быть не может, чтобы он в клуб не явился.

Блудница никак не думала, но имя узнала и отреагировала на него всплеском удовольствия. Быстрай ей нравился. Он и Зверю нравился. Причем, скорее всего, по тем же причинам, что и Блуднице.

Он летать умел. По-настоящему. И на всем Этеру, если не во всем Сиенуре, других Мастеров-пилотов не было.

Познакомились они незадолго до Менского Совета по энергетике. Слышали друг о друге еще до встречи, это понятно, однако никогда не виделись. Генерал Быстрай Хитрый, Мечник, командующий ВКС Харара, и доктор Вольф фон Рауб, инфернолог, руководитель проекта «Новая энергия» были не просто двумя разными людьми, они представляли два разных мира.

Военным и ученым лучше держаться друг от друга подальше. Всегда.

Даже если ученый — бывший военный.

Даже если бывших военных не бывает.

Но к тому времени, как Роджер Тройни выпустил Эльрика из клиники, Зверь получил от Готской империи предложение, от которого не смог отказаться. И снова стал военным. Не перестав, впрочем, быть ученым.

Вся жизнь — клубок противоречий, смириться с этим не получится, но и сделать ничего нельзя.

Став преподавателем академии ВКС и поселившись в Бинентале, он узнал от соседей о пилотском клубе «Гётрунг», расположенном на восточном берегу озера, подальше от жилых кварталов. Память, неизменно сравнивающая Этеру с Саэти, тут же подсказала аналог — клуб «Антиграв» на окраинах Рогера. Сходство было несомненным, за тем исключением, что завсегдатаи «Антиграва» жили войной, а для завсегдатаев «Гётрунга» война стала бы переломом жизни.

Воевать-то все воевали. Просто есть разница — вести бои на своей территории, над родной землей, или в дальнем космосе, где и планет-то не видно. Первое — война. Второе — военные действия. Платят одинаково, но больше ничего общего.

Зверь однозначно предпочитал второе. От него, однако, вообще не требовалось воевать, он должен был учить военных пилотов.

Настоящих.

Откуда готы о нем узнали — загадка… или, точнее — загадка, которая должна остаться на совести Эльрика, но в его возможности они поверили сразу. И заманили к себе с легкостью. Всего-то выдав карт-бланш на набор курсантов. К карт-бланш прилагалось звание майора, дом в Бинентале, техобслуживание Блудницы за государственный счет и право сохранить на машине боевое оружие, при условии, что в мирное время оно не будет использовано на территории ни одного из государств Этеру, включая колонии.

Зверю достаточно было права набирать учеников по своему усмотрению. Но, естественно, он не стал вдаваться в подробности, взял все, что дали и даже спасибо не сказал. Его же считали полуэльфом, так? А полуэльфы все невоспитанные.

В «Гётрунге» он стал своим так же быстро, как в Бинентале. Ничего не сближает так, как общая профессия в отсутствие конкуренции. И, к вопросу о сходстве с «Антигравом», «Гётрунг» тоже был открыт для всех пилотов, независимо от подданства. На Этеру, вообще, мало считались с границами, национальностями и расовой принадлежностью, а уж пилотам сами боги велели игнорировать линии границ на карте. Сверху-то видно, что одну страну от другой ничего не отделяет, а делить небо и вовсе бессмысленно.

Были, конечно, и другие клубы, «Гётрунг» просто располагался ближе всех. И чистой случайностью стало то, что он оказался самым старым на Этеру. Самым, стало быть, популярным. И самым любимым для разных древних легендарных личностей, вроде Быстрая Хитрого.

В тот июньский вечер Зверю следовало бы оставаться дома, готовиться к выступлению на внеурочном Совете глав государств, а не зависать в «Гётрунге». Но он устал от нервотрепки и журналистов — в преддверии этого долбаного Совета всю планету лихорадило — а в «Гётрунге» всем плевать было на то, что он отвечает за «Новую энергию» и возможное начало мировой войны, в «Гётрунге» об этом вообще никто не знал. А еще там он мог пообщаться с родителями нескольких перспективных абитуриентов. Никакие войны и технические революции не отменяли набор курсантов в академию. И хотя революция была важнее, курсанты представляли больший интерес.

Он как раз выслушал гордые сетования Файдля Тилге на то, что с сыном, Нойером, нет никакого сладу, летает тот уже лучше отца и деда, но дисциплина и техника безопасности для него пустой звук. Решил, что из Тилге-младшего выйдет толк.

он тогда не ошибся, толк вышел, но как бы не боком. Что ж там такое Эльрику привиделось?

Тут-то от дверей и спросили:

— Эй, кто это припер на поле детскую ванночку?

Блудница была меньше любой из здешних машин, меньше даже спортивных моделей. Двигатели и корпус для нее делали на Холланго по специальным заказам.

Блудница была лучше любой из здешних машин.

Хорошее настроение выгорело во вспышке не рассуждающей ярости. Никто не смеет дурно отзываться о Блуднице. Ни одна сволочь, не важно, летающая или нет.

Осознал Зверь себя уже рядом с пришельцем. Мимоходом отметил, что тот чувствует себя в клубе своим. Что смотрят на него с обожанием, если не сказать с благоговением. И что он выше его, Зверя, почти на голову…

Мгновение спустя нынешняя личность была свернута, как ненужное окно в кундарбе, и легат Старой гвардии взглянул в лицо шутнику.

Узнал сразу. Видел портреты в сети, видел эту смуглую морду в харарских новостях, видел в списках почетных членов «Гётрунга». Генерал Быстрай Хитрый. Мастер-пилот. Мечник. Ученик Эльрика де Фокса.

— Эта машина — боевой болид, — сообщил он спокойно, чувствуя за собой не только Блудницу, но и все три звена старогвардейцев с императором во главе. — И прежде чем смеяться над чем-то, потрудитесь выяснить, насколько плохо это может для вас закончиться.

— О! — черные глаза весело оглядели его с головы до ног, — какой смелый малыш. Я вижу, ты машину по размеру подбирал.

Это было так странно, что даже смешно. Думать, что более высокий рост дает преимущество в чем-то, кроме ближнего боя. Да и в ближнем бою есть варианты.

— На земле у вас получается неплохо, — Зверя не смущало то, что смотреть приходится снизу-вверх. Он привык. — Но там, — он указал взглядом на потолок, — размер не имеет значения. И так ли вы хороши в небе, как выделываясь здесь?

Вокруг поднялся и стих возбужденный, удивленный гул. Зрители решили, что он не знает, с кем имеет дело. О, он знал. Еще как! Тем было интереснее. Зверь примерился, как бы половчее изъять у чернявого генерала все его положительные эмоции, одарив высокопробной, продолжительной депрессией…

Забыл, что такое Мечники. Привык к дружелюбным фон Штаммам. К Эльрику, у которого ни чувств, ни эмоций, ни души. Генерал Хитрый был кошмарным анахронизмом, здесь, среди машин и тонкой техники. Зверь мимоходом коснулся серо-стальной ауры и едва успел вовремя отдернуть стрекала.

— Я-то везде хорош, — услышал он, борясь с желанием зашипеть от досады и легкого испуга, — но кто ты такой, чтобы я стал это доказывать?

— Пф-ф, — Зверь сморщил нос, и качнулся с пятки на носок, — не утруждайтесь. Я не знаю пилотов лучше себя, и не знаю пилотов равных себе. Довольствуйтесь преимуществом в росте. Но сделайте одолжение, не задевайте машину, она все равно не может ответить.

Что ж, не будь он так зол, мог бы собой гордиться. Заело не только его. Быстрая заело тоже. Они разошлись, Зверь — к своему столику и кундарбу с личными делами, генерал — к стойке бара. Чтобы встретиться в дверях десятью минутами позже.

— Ну, и что ты можешь, супер-пилот? — поинтересовался Быстрай.

К тому моменту добрые люди уже успели сделать ставки на то, чем все закончится.

Добрые люди. Они ведь еще не видели, как он летает. Зверь был достаточно скромен, чтобы не выделываться на публику. Не то, чтоб не любил хвастаться, просто… ну, вообще-то, да, не любил. Его умение летать и учить летать других приняли на веру, и до сегодняшнего вечера этого было достаточно.

— Больше, чем вы с мечами, — обронил он. С удовлетворением отметил отразившийся на лице Быстрая легкий интерес и взял с ближайшего столика четыре пустых низких бокала.

Тогда он еще не мог просто щелкнуть пальцами, чтобы завсегдатаи клуба сделали то, что ему нужно. Тогда приходилось самому.

На улицу вывалилась целая толпа. Что-что, а развлекаться здешние пилоты любили, и не только за чужой счет. Тут все время кто-нибудь как-нибудь выпендривался. Не одним же подросткам над озером кренделя закручивать, взрослым тоже хочется. У взрослых, к тому же, еще и получается. Но такого, что собирался проделать Зверь в «Гётрунге» еще не видели. Да и нигде, наверное, не видели. Если только Быстрай не устраивал представлений для публики.

Зверь расставил бокалы на свободном пятачке летного поля. Отыскал среди зрителей бармена и попросил:

— Принеси еще пяток.

Захлопнул над собой колпак Блудницы, и только надвинув на лицо щиток шлема, позволил себе ухмыльнуться. Он все еще был зол. Не столько из-за Блудницы, сколько из-за насмешек над собственным ростом. Хуже того, гораздо сильнее чем на Быстрая, он злился на себя — за то, что злился на Быстрая не из-за Блудницы.

Эльрик бы посмеялся, если б узнал.

Нырнув носом, Блудница кончиком тарана подхватила один из бокалов и, как цирковой тюлень, забросила его на броню перед остеклением фонаря. Еще рывок, и стекляшка блеснула в воздухе, а таран уже подхватил второй бокал, третий, четвертый. Вот уже девять их танцует над машиной. Зверь жонглировал хрупкими бокалами, поднимая машину все выше в небо. Потом вздохнул и расслабился окончательно.

— Потанцуем, девочка?

И обрадованная Блудница тут же ввинтилась в трехмерный акробатический вальс, окруженная сверкающим в лучах прожекторов стеклянным ожерельем.

Люди внизу сходили с ума от восторга. Ну, что сказать, они не умели летать по-настоящему, но они старались. И любили небо. И Зверь хорошо относился к ним, к большинству из них. Неожиданно приятно оказалось развлечь их подобным образом, то есть неожиданно приятными оказались вполне ожидаемый восторг и восхищение, и волна эмоций, бьющая сквозь броню Блудницы. Положительные эмоции были бесполезны, их нельзя было забрать и съесть, но смысл эмоций ведь не только в том, чтобы утолять ими голод.

«Да вы пижон, доктор фон Рауб, — хмыкнул про себя Зверь, — что сказал бы профессор Даргус?»

Увидев, как стартовала громадная туша быстраевского болида, он машинально крутанул Блудницу так, чтобы уйти от выстрела, и взять чужую машину на прицел. А страшная шестиметровая зверюга с той же легкостью, что и Блудница, заложила крутой вираж, на глазах у изумленного Зверя вынимая из воздуха один из танцующих бокалов. За ним — второй. И, прежде чем успел он опомниться, едва не увела третий…

Эльрик говорит, их знакомство с Альтимиром началось с драки.

Ну, а знакомство Зверя с Быстраем началось со сражения за хрусталь. Был страшный бой, смертельный бой. И когда они приземлились, на фюзеляже Блудницы было пять бокалов. Быстраю досталось четыре.

Оба понимали, что могло бы быть и наоборот. Ровно с той же вероятностью.

— А я ведь тебя знаю, — сказал Быстрай, когда вылез из своей огромной машины. — Ты же Волк, ярлов умник из дикого мира.

Зверь моргнул. Он себя тоже знал, и считал кем угодно, только не… хм… кем? Что значит «ярлов умник»? Какой еще «дикий мир»?

— Головастый парень, которого ярл нашел на Периферии, и который всем создал проблем, — объяснил генерал. — А я Быстрай Хитрый, — он протянул руку, — давно надо было познакомиться.

Тогда был июнь, ночи стояли светлые, озеро было гладким как зеркало, а воздух — теплым и по-летнему душистым. Сейчас, в марте, темнело рано, да к ночи еще и облаков натянуло. В этом холоде и тьме летное поле — золотые прожектора, белая подсветка посадочных кругов — выглядело уютным и донельзя гостеприимным.

Блудница упала с неба между двумя машинами, боевой и спортивной. Последняя была незнакома.

— Быстрай здесь, — Зверь подтянулся на руках, выбираясь из тесной кабины, — это хорошо. А ты чей? — он внимательно оглядел спортивную модель, — вернее, чья, да?

Неизвестно чья. Машина не знала своего владельца. Она вообще никого не считала владельцем. Новенькая была, только-только с завода. Отличная спортивная цвальба, модель «Золотой хвост».

Она была здесь, но на ней никто еще ни разу не летал.

Интересно.

Непонятно.

— Хороша Маша, да не наша, — протянул Зверь задумчиво. — И зачем же ты здесь, в таком случае?

«Цвальба» не поняла вопроса и не ответила. Да и что бы она могла сказать? Не сама же прилетела, привел кто-то.

Зверь обошел Блудницу, похлопал по фюзеляжу громаду быстраевского болида. С этим-то все было ясно. И спрашивать ни о чем не надо.

На улице было прохладно. В клубе тепло. Зверь сразу направился в бар. Быстрай мог быть в ресторане, в бильярдной, в карточном зале, да он даже в библиотеке порой бывал, но не после девяти вечера же! И это в Готской империи девять. А в Хараре — два часа ночи. В это время какая библиотека?

— Волк! — генерал разглядел его в полумраке и клубах табачного дыма, — двигай сюда!

Он сидел у стойки, комфортно развалившись на круглом высоком табурете. Красавец мужчина. Высокий, смуглый, широкоплечий. Черные кудри, черные глаза, собольи брови, в ухе золотая серьга. И улыбка сверкает так, что хоть сейчас в рекламу… да в любую. Быстраем что угодно можно рекламировать от дорогих болидов до дорогого алкоголя.

— Здорово! — тяжелая рука опустилась на плечо. Пальцы другой сжали кисть, как столярные тиски.

Ударом по плечу Быстрай компенсируется. С того дня, как они впервые руки друг другу пожали. Короткое, незаметное чужому глазу состязание закончилось тогда ничьей, но генерал до сих пор после каждого рукопожатия, невольно бросает взгляд на свою ладонь. Сравнивает. А вот как прихлопнет сверху, так сразу все становится на свои места. То есть Быстрай снисходительно хмыкает, а Зверь поневоле приседает под его лапой. Ну, а чего ожидать, когда разница между ними пятнадцать сантиметров и сорок килограммов?

— Как дела? — поинтересовался генерал.

— Лучше, чем у тебя, — буркнул Зверь, пальцем придвигая к Быстраю низкий стакан с водкой, который перед ним традиционно поставили. — Я не алкоголик.

Четыре с лишним года при каждой встрече Быстрай заказывал ему водку. Почему? Зачем? Ответа на этот вопрос он так до сих пор и не получил.

— Я тоже, — хмыкнул генерал, вливая в себя водку как воду, — скольких курсантов замучил?

— Они меня раньше в могилу сведут.

От собственных слов стало не по себе. Что же увидел Эльрик? Зачем напомнил о соблюдении правил? Никакой магии, кроме «человеческой». Понятно, что никакой. Пять лет он жил, не нарушая техники безопасности и дальше не собирался нарушать.

Не собирался ведь?

Нет! Ни в коем случае. Это был вопрос жизни и смерти. Так что же случилось? Что случится? И как бы так перестать об этом думать?

— Видел вас с ярлом в новостях сегодня, — сообщил Быстрай. — Рассказывают, что король Харара встречался с доктором фон Раубом, знаменитым создателем комплекса «Новая энергия», а показывают тебя в майорской форме, — он ухмыльнулся, — хоть сейчас в пропагандистское кино. Фуражки у вас, я тебе скажу…

— Стильные.

— Ну, да. Вроде того. Полковничья-то, поди, еще круче будет. Но мне вот что интересно, сейчас ты в штатском, а бабы на тебя все равно пялятся. С хрена ли?

Удивленный поворотом темы, Зверь пожал плечами:

— Я вызываю у них желание опекать и заботиться. Инстинкты, знаешь ли.

— А нормальный мужик, — проворчал Быстрай, — когда ему говорят, что на него смотрят бабы, первым делом оглядывается, чтобы заценить, кто именно смотрит.

Почувствовав неприятную пустоту под ложечкой, Зверь обернулся. Встретился взглядом с горящими любопытством глазами. Девушка, шатенка, странная девушка…

зеш, только странных девушек и не хватало, ко всему прочему

… приподняла стакан с коктейлем, молча приветствуя его. Кивнув в ответ, Зверь взглянул на Быстрая.

— Я ее не заметил. Давно она смотрит?

— Как ты пришел, так и уставилась. Ничего девочка. Хотя, что ты в них понимаешь?

— Ничего? — Переспросил Зверь, — ничего особенного ты хочешь сказать? Она сюда прилетела на цвальбе «Золотой хвост». Из Вольных Городов.

Генерал изумленно выгнул черную бровь и бросил на девушку заинтересованный взгляд.

— Хорошо летает!

— Ага, — Зверь поморщился, — через портал и на автопилоте. Причем даже автопилот включила не сама. И скажи мне, что она, в таком случае, здесь делает?

— Хочет с тобой познакомиться, — ответил Быстрай, так, словно это разумелось само собой, — кто из нас психиатр, а? Ты на нее глянь, все же сразу ясно.

— Я, — тихо произнес Зверь, — не люблю. Когда мной. Интересуются левые люди.

— Она-то об этом не знает, верно? — Быстрай ухмыльнулся, — думаешь, твои кровники с Периферии отыскали тебя в метрополии?

Это была легенда, и придумал ее не Зверь. Быстрай придумал и поверил в собственную выдумку. При том, что правду от него никто не скрывал. Версия Быстрая от правды не слишком и отличалась. Ну, превратился другой мир в Периферию освоенного космоса, а семья, разыскивающая блудного сына — в одержимых местью представителей враждебного клана. Суть-то поймана верно: ищут давно и не могут найти. А кто ищет, зачем ищет, какая разница?

Зато история, изобретенная Быстраем, включала в себя элементы шпионского боевика, много кровной мести и всю романтику Периферии, какая только была доступна обитателям метрополии. За четыре года осмысления и дополнения версии, Зверь превратился в глазах генерала в беглеца-одиночку, единственного выжившего из целого клана военной аристократии. То, что он стал ученым, Быстрай объяснял просто: это понадобилось Эльрику. Как только Зверь выполнил все свои обязанности как ученый, Эльрик отпустил его обратно в военные. Почему к готам, а не в Харар? Потому что Эльрику виднее.

«Ярл лучше знает», — это был универсальный ответ генерала на многие непростые вопросы. Зверь по-первости даже завидовал ему. Потом взглянул на себя со стороны и понял, что придерживается схожей жизненной позиции. Если Эльрику что-то нужно, это лучше сделать, причем именно так, как нужно Эльрику.

Никакой магии, кроме «человеческой». Эльрику это нужно. И Зверю нужно. И Эльрик знает, что это нужно им обоим. Так зачем же он напомнил о правилах?

Он спиной почуял, как девушка приблизилась. Обернулся снова.

Бокал и сумочка остались на ее столике — так она давала понять, что не хочет навязываться. Уже хорошо.

И она приятно пахла.

Зверь аж сам себе не поверил. Ему понравился запах этой женщины, не парфюм, а запах ее тела. За духами почти неразличимый.

Короткий взгляд на Быстрая показал, что генерал ничего особенного не почуял. Незнакомке он улыбнулся, как улыбался бы любой молодой и симпатичной женщине — сверкнул зубами, глазами, серьга в ухе плеснула тяжелым золотым бликом. Цыгановатый, чубатый, с экзотичным харарским загаром — как перед ним устоять?

Девушка ответила на улыбку явно из одной только вежливости. И сразу перевела взгляд обратно на Зверя:

— Здравствуйте, доктор фон Рауб. Я Тауна Фатур. Мне очень нужно поговорить с вами.

Ей было нужно. Очень. Для нее это был вопрос жизни и смерти.

Сильные чувства, страх на грани отчаяния и такая же отчаянная надежда. Идеальное дополнение к запаху.

Зверь, с тех пор, как покинул клинику Тройни, не встречал людей, которым грозила бы смертельная опасность. В клинике таких тоже не было, но там попадались пациенты, считавшие себя умирающими. Не в отделении душевных болезней, что характерно. И не в травме.

Госпожа Фатур полагала, что находится в опасности и что ее жизнь зависит от согласия Зверя поговорить с ней. Второе не соответствовало действительности. Первое, скорее всего, тоже. Но она-то боялась по-настоящему, и это притягивало к ней едва ли не сильнее, чем ее запах.

Так не должно быть.

Подразумевалось, что разговор, если он состоится, требует приватности. Страх и запах на приватности прямо-таки настаивали. А согласие на разговор подразумевалось как бы само собой. Нельзя же просто взять и оказаться поговорить с женщиной, нуждающейся в помощи. С женщиной, привлекательной в самом очевидном смысле.

В самом неприемлемом смысле. Потому что тому, у кого нет никакой физиологии, не должно быть дела до феромонов.

— Я слушаю, — сказал Зверь.

— Здесь? — госпожа Фатур недоуменно огляделась.

— Там, — Зверь взглядом указал на ее столик. — Здесь не слишком удобно.

Столик тоже никак не годился для разговора тет-а-тет. В баре «Гётрунга» всегда хватало людей. Здешнее утро было вечером для гостей из Сармессера — материка, расположенного западнее Ям Собаки и Айнодора, здешний день — вечером для пилотов, живущих к востоку от Великих Западных гор, ну, а здешний вечер — как вот сейчас — был просто вечером. Для всех, кто жил к западу от гор и к востоку от океана.

Тауна Фатур могла отказаться.

Было бы лучше, если бы она отказалась. Нельзя соглашаться на предложения демонов, даже если это ангелы…

А что бывает, если на предложение соглашается демон? Или ангел?

Зверь задумался, было ли его «я слушаю» согласием. Понял, что случайно или инстинктивно, передал возможность согласиться или отказаться госпоже Фатур, и теперь она стояла перед выбором и перед возможной опасностью.

Ладно, тут он молодец. Но к загадкам запаха и страха перед смертью добавилась еще одна: почему он, вообще, вспомнил про демонов и их предложения. Множество людей отвечали на его просьбы, и он сам выполнял просьбы множества людей. Жил как человек, взаимодействовал с человечеством, никогда не задумывался ни о какой мистике. Он чинил летающие доски дворовым пацанам и девчонкам, они взамен стригли газон перед его крыльцом. Он лечил артрит злющему Пушку, любимцу Гезы Марче, а госпожа Марче снабжала его устными дайджестами новостей из мира звезд музыки и кинематографа. Он мог замолвить слово перед ректором по поводу дисциплинарного взыскания к кому-нибудь из курсантов, а отец курсанта делал все возможное и невозможное, чтобы взыскание не повторялось. С волками жить…

В смысле, нет, тут как раз наоборот. С людьми даже волку надо по-человечески.

Так в чем проблема с Тауной Фатур? В предупреждении Эльрика? В том, что несчастная девушка пришла к «доктору фон Раубу», а не к «майору фон Раубу»? Искала инфернолога, а не пилота?

— Конечно, — сказала она. — Да, конечно, там будет удобнее.

На лице Быстрая образовалось сложноописуемое выражение, этакое скептическое пожелание удачи. Для генерала было очевидно, что красивая девушка буквально напросилась на знакомство с известным инфернологом, и за инфернолога можно искренне порадоваться. Но генерал прекрасно знал, что известный инфернолог не интересуется женщинами. Что лишало радость всякого смысла.

Кроме того, с этой девушкой Быстрай и сам был бы не против свести знакомство.

Скорее всего, так в результате и будет.

— Люди начали странно вести себя со мной, — сказала Тауна Фатур. Говорить она начала сразу, без предисловий. Это Зверю понравилось. — Я журналист, политический обозреватель, живу в Нордвиге, работаю во всех Вольных Городах, очень много общаюсь с людьми. Вся моя жизнь, моя работа — это люди. Мне нравится, у меня получается. В прошлом году меня выбрали председателем Крайневосточного союза журналистов. Я говорю это не для того, чтобы похвастаться, просто хочу, чтобы вы поняли, это, действительно, моя жизнь. Любимое дело. Но несколько месяцев назад… — она вздохнула, — я могу назвать точные даты, если это нужно. Первый раз, когда столкнулась со странностями и все последующие. Это происходило все чаще, а теперь стало постоянным, и даты уже можно не запоминать, я просто не могу больше встречаться с людьми. Ни с мужчинами, ни с женщинами. На меня реагируют так, как будто… — она подвинула к себе полупустой стакан. Отодвинула. Нервно побарабанила пальцами по столу. — Я как будто стала очень привлекательной. Слишком, — ее лицо исказила улыбка. — Никогда не думала, что такое возможно, но не могу сейчас найти другого определения.

Слишком привлекательная, что есть, то есть. Зверь давно не чувствовал физического влечения к женщинам, а сейчас оно вдруг напомнило о себе. Как будто его тело решило, что оно и правда человеческое, а не просто материальная оболочка для нематериальной сути.

Дело в запахе. Госпоже Фатур, возможно, следовало бы посетить эндокринолога, а не инфернолога, но раз уж она здесь…

Зверь присмотрелся к ровному мерцанию окружающей девушку магии. Здешние люди обвешаны таким количеством тамэнах, что с первого взгляда сложно отличить их собственное излучение от излучения разных полезных устройств.

Ничего особенного он не увидел. Обычная человеческая аура, неяркие переливы оттенков, никакого постороннего вмешательства, проклятия или наоборот благословения. Он и то, и другое высматривал. Мало ли, решила фея-крестная или любящая матушка, что девочке надо удачно выйти замуж, да и подсунула наузу куда-нибудь в дальний кармашек косметички. А науза оказалась сверхмощной, и в результате у девчонки карьера летит к чертям, про личную жизнь можно забыть, и вся надежда на посторонних инфернологов…

Через кундарб госпожи Фатур он вышел в сеть. Убедился, что науза маловероятна, поскольку удачное замужество уже на подходе. Обрученная с Гриомом Чольфо, членом законодательного собрания Нордвига, молодым, честолюбивым и весьма влиятельным политическим деятелем, Тауна Фатур вряд ли могла пожелать лучшего мужа, и матушка ее вряд ли могла пожелать дочке лучшей судьбы.

Зверь отметил про себя, что Чольфо и Фатур считались самой красивой парой не только в Нордвиге, но и во всех Вольных городах. Светские новости следили за перипетиями их жизни, так же внимательно, как за какими-нибудь звездами. Оно и понятно. Аристократии в Вольных городах не водилось, упомянутые звезды все были далеко. А тут свои, местные, молодые, добившиеся успеха и притом влюбленные. Романтика же. Всем интересно.

Ему интересно не было. И на первый взгляд, и на второй, более внимательный, ничего особенного в Тауне Фатур он разглядеть не смог. Что ж, если нельзя увидеть, значит, нужно слушать.

И вот услышать-то удалось. Две тихие-тихие, бесконечно тянущиеся ноты. Девушка перед ним была одержима инферналом. Очень маленьким, ничтожно слабым, узкофункциональным. Все, на что хватало сил этому демонятке — генерировать запах. И он перенастраивал гормональную систему Тауны так, чтобы каждый ее собеседник чувствовал именно тот аромат, который вероятнее всего отключит мозг и запустит инстинкты.

Вообще-то, запахи на поведение людей влияют не слишком сильно. Именно потому, что у людей есть мозги, способность к анализу, а еще — мощная привычка следовать правилам поведения в обществе. Но если за дело берется инфернал, даже очень маленький, мозги и способность к анализу спасают не всех. На правила же поведения в обществе власть имущим в Вольных Городах, — а Тауна, в силу профессии общается, в основном, именно с ними, — традиционно плевать. Это здесь, чем ты выше поднялся, тем больнее тебя пнут за любое нарушение этикета. На Крайнем востоке ценности другие. Люди там — пираты и потомки пиратов, а если не пиратов, то покорителей Севера и разных других героев-первопроходцев. Не важно, что уже две с лишним тысячи лет, как все покорено и первопройдено. Традиции — основа благополучия, и естественность поведения (читай, агрессивность и самоуверенность) в Вольных Городах все еще вызывает куда больше симпатии, чем стальная вежливость Запада.

Поэтому здесь так любят эльфов, а там очень уважают шефанго.

Угу. Поэтому, а еще потому, что Эльрик когда-то давным-давно в одиночку захватил Нордвиг, и мог бы оставить себе, но отвлекся на разные другие дела и передарил обратно местной организованной преступности. Из тех преступников первое законодательное собрание и сформировалось.

Но как бы то ни было, проблема Тауны Фатур решалась не инфернологами. Какой смысл палить из пушки по воробьям? Девушке достаточно сходить к священнику — любой религии — и следовать полученным рекомендациям. Зверь ей так и сказал.

— Но я была у священника, — возразила Тауна. — Мы с Гриомом сами не поклоняемся никаким богам, и я пошла в храм Нетры, он ближе всего. Жрицы сказали мне, что делать, там целый список: медитации, правильное дыхание, правильное питание, пост… много всего. Наверное, в любом другом храме рекомендации были бы теми же. Я попробовала, не помогло.

А должно было помочь. Если бы действительно попробовала. Боги не защищают людей от инферналов целенаправленно, но дают возможность защититься. Да, медитации, правильное дыхание, правильное питание, пост в разумных пределах. Список действий не такой уж большой. Это как зарядка для души и духа. Помогает поддерживать себя в форме и лишает демонов возможности зацепиться за какой-нибудь изъян. Непонятно, кстати, почему дрянь захватила именно Тауну, не принадлежащую ни к одной из конфессий. Души таких людей, как пустой дом, они не интересны мелким воришкам — в пустом доме взять нечего. Тауна могла бы заинтересовать инфернала высокого ранга, у которого есть своя душа, и который нуждается в теле для того, чтобы с большей эффективностью действовать в тварном мире. Но получилось, что в пустой дом забралась мышь, и теперь мечется и гадит по углам, а хозяйка дома вместо того, чтобы устроить там уборку и вымести мышь вместе с пылью и мусором, говорит, что не в силах этого сделать.

— Вы не пробовали, — сказал Зверь.

Надо отдать Тауне должное, она даже не попыталась спорить. Только опустила голову:

— Вы мне не поможете?

— Нет, не помогу. Инфернал, который вас захватил, не настолько силен, чтобы вы не справились сами.

Ему не составило бы труда отвести девушку в клинику Тройни, в родное отделение. Там были специально оборудованные палаты для одержимых, были правильно защищенные процедурные кабинеты, где происходило изгнание инферналов. Дел-то от силы на минуту — выгнать тварь и поймать в ловушку. Можно просто выгнать, отправить в Ифэренн, но пойманный инфернал полезнее изгнанного.

Да, это можно было сделать прямо сейчас.

Но не хотелось видеть Тауну ни одной лишней минуты. Потому что… слишком хотелось видеть ее как можно дольше, слушать ее голос, смотреть на нее. Чувствовать запах. От понимания того, что этот эффект — результат воздействия инфернала, аж слегка подташнивало, так было противно. Девушка не виновата, но какая разница? Пусть убирается к черту и займется собой. Душа обязана трудиться, в конце концов. Это не здешний поэт сказал, но многие здешние высказывались в том же смысле и были правы.

— Хорошо, — сказала Тауна и снова заставила себя улыбнуться, — я поняла. Простите, что побеспокоила.

Она поднялась из-за стола, взяла сумочку с кундарбом. Прежде, чем пойти на выход, подошла к барной стойке, к Быстраю.

— Господин генерал, извините, я вела себя не слишком вежливо. Еще и украла у вас собеседника. Не хотелось бы оставить по себе неприятное впечатление.

— Так не спешите уходить, — мгновенно отреагировал Быстрай. — Давайте теперь я вас у Вольфа украду.

Надо думать, на такой эффект госпожа Фатур и рассчитывала. Но ничего дурного она не замышляла, у нее профдеформация в полной мере. На ловца и зверь бежит, вот как это называется. Все одно к одному сложилось: здесь, в Готской империи, сейчас проходит Совет глав государств, а генерал Быстрай Хитрый, командующий ВКС Харара — не последняя фигура в политике и, не являясь главой государства, тем не менее, к происходящему на Совете, наверняка имеет непосредственное отношение. Уж по крайней мере, имеет по этому поводу мнение. Поймать его вот так, неофициально — большая удача. Для журналиста.

Зверь даже на секундочку придумал себе, что был всего лишь предлогом для знакомства с Быстраем. Он бы с радостью в это поверил, ему очень хотелось в это поверить, но, увы, инфернал в Тауне был настоящим, и она по-настоящему думала, что нуждается в помощи инфернолога.

Заблуждалась, факт. Но пришла сюда все-таки за помощью, а не за Быстраем.

Предупредить его сейчас о том, что обаяние госпожи Фатур — влияние инфернала, не было никакой возможности. То есть, если вести себя вежливо, то никакой. А если невежливо, Быстрай все равно слушать не станет. Он хоть с инферналом, хоть без, женщин любит сильнее, чем стоило бы. Да и что ему инфернал? Даже самая безмозглая тварь, вроде срущей по углам мыши, при виде Мечника затихарится под метлой, потому что есть такая штука — инстинкт самосохранения.