Отдельный 31-й пехотный

Глава 2

Глава 2

Выбираясь из ямы в земле, отряхивая с колен комки мерзлого грунта — я вдруг понимаю. Что поединок здесь и сейчас происходит не сколько в физической плоскости, сколько… в ментальной? В воображении? И вопрос тут не в том, насколько я силен телом, вопрос тут в том — насколько я уверен в том, что могу победить. Уверенность? Нет, не то. Сила воли, концентрация, отсутствие пораженческих мыслей… как это назвать?

Почему, как только появился демон из Легиона Тьмы — у людей вокруг как будто поджилки подрезали? Как будто стержень вынули? Они еще сопротивлялись, они сражались, но в их движениях не было уверенности, не было силы, они как будто уже проиграли и только доигрывали свою роль, чтобы не упасть на землю сразу же, а все-таки умереть сражаясь. Все, кто зашел за периметр вместе со мной — воины. Воители и воительницы, а у тех, кто живет на острие меча, у тех, кто обучен воевать — есть простой рефлекс, который не дает им опустить руки в критической ситуации. Сражаться, даже если нет надежды. Вставать, даже если делаешь это уже в сотый раз. Не отступать, не сдаваться.

Но даже у этих людей есть свой предел, даже оружейная сталь начинает испытывать усталость… их можно сломить, но для этого должно пройти намного больше времени, чем какие-то пятнадцать минут! Если штурмовать их позиции изо дня в день, не давать спать, есть, лишить защиты и боеприпасов — даже самый стойкий воин будет представлять из себя бледного зомби… но не сразу же! Для этого нужно время, много времени, много испытаний, а у этого демона все вышло по щелчку пальцев — раз и все. И нет боевого духа, пропал запал, здоровая агрессия и желание сражаться… словно бы на арену против одинокого гладиатора с коротким мечом в руке — выкатился танк. Бесполезно. Опускаются руки. Силой воли, тренированным сознанием, неоднократным повторением вбитых до подсознания движений — люди сжали в руках оружие и двинулись вперед, но… они уже проиграли. В своей голове.

Что это? Репутация Демонов Легиона Тьмы? Что-то вроде «никто и никогда не выигрывал поединка с Демоном»?

— Ты думаешь, что ты можешь победить, Уваров… — рокочет гром и демон — возвышается надо мной: — но ты ошибаешься. Запирающий Камень может лопнуть, но мы с тобой — останемся здесь. И я — я никуда не уйду, пока не сломаю твою волю к сопротивлению. Пока не утащу тебя с собой в Преисподнюю… — сама мысль о том, что этот демон возьмет меня с собой, что я больше не увижу неба, что остаток дней своих проведу где-то там, где утробно кричат грешники и багровая тьма застилает горизонт — стискивает мне сердце холодной рукой ужаса, парализует волю и заставляет замереть на месте.

Я закрываю глаза и быстро формирую психощит, методику защиты подсознания от информационной атаки, перераспределяю эмоциональные ресурсы. На сознательном уровне поднимаю тезисы ментальной защиты. Первое — все мы умрем, нет ничего вечного во Вселенной. Второе — если все равно все умрут, в том числе и я — какая разница когда именно? Третье — если все конечно, значит и мой противник тоже. Даже Преисподняя с ее демонами — не вечная и однажды обрушиться внутрь самой себя, и кто-то будет ходить по развалинам, которые будет заносить песком времени. Четвертое — и он и я — всего лишь гости в этой Вселенной, пришедшие сюда на миг. Пятое — неважно кто победит. Важно, как именно. Нет победы и поражения. Есть правильный выбор и как говорили древние — делай что должен и будь что будет. Выдыхаю. Открываю глаза.

Запирающий Камень — трескается и вибрирует, от него исходят невидимые волны, в воздух вздымается снежная пыль и песок. Демон поднимает свою руку и в ней образуется огненный клинок, пылающее лезвие в рост человека. Ослепительное пламя гудит и ревет и становится ясно, что ничто на свете не может противостоять этому клинку, сама материя расступается в стороны, чтобы не быть поглощенной этим пламенем!

Я понимаю, что именно я делал не так все это время. Боевые искусства планеты Земля научили меня не сдаваться и идти вперед, научили меня отвечать ударом на удар и превращать себя в оружие, «пусть крепче булатной стали станет твоя рука, чтоб зря враги уповали на мощь стального клинка»… научили меня жесткости. Но… они же научили меня и мягкости. Не сопротивляться напору врага, соединится с ним в его стремлении, поддаться чтобы победить. Морихей Уэсиба, Дзигоро Кано, Джон Сикорски — создатели айкидо, дзюдо и бестравматической обороны — БТО, все они отрицали подход «сила на силу», все они практиковали «не сопротивляйся противнику, помоги ему двигаться туда, куда он хочет».

И если сейчас поединок происходит в ментальной плоскости, там где ты не можешь сокрушить врага физически, если это все еще поединок — значит и здесь можно применить те же самые принципы. Значит надо помочь этому демону, а что ему нужно? Чтобы я проиграл? Чтобы я умер? Что же… я проиграл и я умер.

— Ты умрешь — обещает мне демон, взвешивая огненный клинок в руке.

— Да, я умру — соглашаюсь я с ним и он замирает: — мы все умрем. Более того… я уже умер.

— Что?

— Я — мертв. Умирал много раз. Все умрет. И так… подобно призракам без плоти когда-нибудь исчезнут без следа…

— Не смей играть со мной! — взмах огненного клинка и я уже не удивляюсь тому, что клинок проходит через мое тело и гаснет. Это не имеет значения. Ничего уже не имеет значения. Когда ты мертв — ты поневоле становишься немного философом. Глядя на то, как демон плюется слюной, становясь все меньше — я вдруг понимаю природу магии этого мира. Она очень и очень проста. Я искал слово в самом начале? Вот это слово — вера. Нет, не так — ВЕРА. Не уверенность, не сконцентрированность, не сила воли. Вера.

Вот потому-то Экспедиционный Корпус принца Чжи и его боевые маги — споткнулись о магию Демона и опустили руки, признавая поражение, сражаясь уже обреченно, покорно принимая гибель. Потому что — они верили в то, что Демон сильнее.

Потому в этом странном мире магия есть как правило только у аристократов — эти ребята изначально верят, что они богоизбранные, а крестьянский сын или дочка всю жизнь втаптывается лицом в грязь, откуда у него вера в себя? Потому есть династии — если твой папа пышет огнем изо рта, то тебе легче поверить, что и ты тоже сможешь так.

Так легко? Ну нет. Поверить в себя — самое сложное из всего, что есть на свете. Все очень просто — попробуйте шагнуть с крыши, поверить, что вы и в самом деле встанете ногами на воздух, не допуская малейших сомнений — сможете? Если сможете, то… «воздух выдержит только тех, только тех, кто верит в себя…».

— Евангелие от Матфея — говорю я вслух, едва шевеля губами и не заботясь о том, слышит ли меня демон или нет: — истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдёт; и ничего не будет невозможного для вас…

Где-то там на грани сознания беснуется и кричит демон, его рокот превращается в писк, но во мне нет места злорадству или облегчению, нет места триумфу или страху. Я — понял. Этот мир ультимативно справедлив к своим обитателям. Ты можешь взять все, сделать все, стать всем — если ты в это поверишь. Это легко как щелчок пальцами. Это невероятно трудно. Попробуйте всерьез поверить, что вы — розовый пони. До такой степени что начнете есть траву и гадить стоя — и если у вас это получится, поздравляю, вы — шизофреник. В моем старом мире было именно так. Но в этом мире, если вы в самом деле поверите — то вы, скорее всего, увидите, как на ногах и руках вырастают копыта, а ваша шерстка приобретает чудный розовый оттенок…

Прямо сейчас я понимаю, что же чувствовал Нео в момент, когда окончательно понял законы матрицы. Я вижу магию! Она разлита в воздухе вокруг и… не имеет значения, так ли это на самом деле или только мне кажется — в этом мире моя вера делает это все реальным. И… вообще, что такое реальность? Существует ли этот мир как таковой или это только отражение веры многих людей? В то, что есть солнце и что оно светит с небес, что есть вода и она течет по земле, что есть земля, которая держит нас всех на себе? Что первично — объект или его осознание, вера в то, что он существует?

Золотистый свет исходит из моей точки дань-тянь, лепестки лотоса вздымаются вокруг, заслоняя багровые небеса и я вдруг вижу — что именно надо исправить. Надо всего лишь потянуться…

— Ты не Уваров! — кричит где-то на краю сознания демон: — ты тот, кто захватил его тело! Корпус Дальней Разведки! Альматея! Дипломатический кризис Объединенных Миров Бетельгейзе! Инцидент с «Конкистадором»! Спасение круизного лайнера «Магеллан»! Ты не из этого мира, пришелец! Изыди!

Я тянусь туда, куда надо дотянуться чтобы сделать так, как надо сделать. Здесь, в этом мире — возможно все, достаточно только верить истово, а офицер Корпуса Дальней Разведки в совершенстве управляет своими эмоциями и отношением. И верой. Вот потому-то никто в этом мире не может мне повредить, я просто не допускаю такой мысли. Я — неуязвим. Но сейчас мне надо вернуть все на полчаса назад, когда все еще были живы. Вернуть назад и уничтожить демона. Жаль, что я тоже вернусь на полчаса назад и скорее всего не буду помнить… или буду? Я делаю то, что надо сделать и мир вокруг выключается с отчетливым щелчком.

Когда я открываю глаза, то против моих ожиданий меня встречает не багровое небо и даже не брезентовый верх палатки. Надо мной — потолок. Обычный, беленый известью, сложенный из досок. Странно. Я поворачиваю голову набок и вижу, что у моей кровати, на стуле — спит полковник Мещерская. На ее плечах, поверх потрепанного мундира — накинут белый халат. Она склонила голову набок и из уголка ее рта вниз тянется ниточка слюны. Ее руки лежат на коленях. Пальцы правой — сжимают чубук трубки, оттуда идет легкий дымок.

Хорошо, думаю я. Мария Сергеевна жива, а это значит, что и остальные живы. По крайней мере те, у кого отката не было. А еще это значит, что Прорыв — закрыт. Я пытаюсь вспомнить как именно и не могу. Смутные воспоминания про поединок с огромным демоном… и чувство просветления, осознания, единения с Вселенной. Как будто бы я все понял, как будто я понял принципы магии как обычную математику. И был — всемогущ, но променял это знание на то, чтобы вернуть все на места свои. Как? Не помню.

Огорченно цокаю языком. Вот была же какая-то мысль, простая и в то же время гениальная. Была какая-то схема, которая объясняла все вокруг, а теперь — пусто в голове и словно бы даже чешется там, где были эти воспоминания.

— А⁈ Что⁈ — от моего цоканья просыпается Мещерская, оглядывается вокруг, утирает слюну с подбородка и моргает, ее глаза принимают осмысленное выражение: — Володя! Ты как⁈ — она порывисто падает мне на грудь и обнимает меня: — скотина такая! Не смей меня больше так пугать! Не смей, слышишь⁈

—… — я только открываю рот, чтобы произнести что-то вроде «не извольте беспокоится, полковник Мещерская, со мной все в порядке» и тут же понимаю, что ой как не к месту будет. Поэтому я молча обнимаю ее в ответ и поглаживаю по спине, прислушиваясь к ее тихим проклятьям.

— Кобель. Скотина. Самоуверенный болван. Ненавижу тебя. Сгною. На гауптвахте. Сорок нарядов вне очереди — бормочет мне в грудь полковник Мещерская: — не вылезешь у меня из караула и нарядов! Скотина гусарская!

— Полноте вам, Мария Сергеевна — тихонько отвечаю я: — все же хорошо обернулось.

— Скотина! — бьет кулаком по моей груди она: — как бы хотела задать тебе такую трепку!

— Да я не специально! — оправдываюсь я, не вполне понимая, а что, собственно, я оправдываюсь. Не помню, где я опять набедокурил… а полковник Мещерская в руках ощущается как мягкая и очень теплая… приятно.

— Терпеть тебя не могу — заявляет мне она, но объятия не разжимает, создавая в комнате когнитивный диссонанс: — вот как таких как ты самоуверенных болванов земля носит⁈

— С трудом — признаюсь я: — сам порой удивляюсь.

— Помолчи уже! — она поднимает голову с моей груди и смотрит мне прямо в глаза. Глаза у полковника Мещерской красные. Она плакала? Быть такого не может.

— Уваров, ты самый эгоистичный и невозможный и… — на этих словах я прижал полковника Мещерскую к себе и поцеловал. Губы у нее были пухлые, мягкие и слегка солоноватые на вкус… и я заблудился в этом мгновении поцелуя, погрузившись в него, забыв о времени и месте…

— Ой! — и грохот чего-то металлического вдруг раздался от двери, Мария Сергеевна с явной неохотой оторвалась от меня. Повернула голову. Я — повернул голову вслед за ней. В дверях стояла валькирия Цветкова, прижав ладошки к щекам, а под ногами у нее на полу — металлический поднос с какими-то чашками и разбитым фарфоровым чайником. Щеки валькирии Цветковой на глазах приобретали красный цвет.

— Цветкова — ровным голосом говорит Мария Сергеевна, не изменив положения своего тела ни на миллиметр: — брысь отсюда. И дверь закрой.

— К-конечно, Мария Сергеевна. Владимир Григорьевич… доброго вечера вам… я пойду? — запинаясь бормочет Цветкова, делая шаг назад.

— Ступай уже — вздыхает полковник Мещерская: — ступай.

— Я… пожалуй чайник так оставлю… потом приберу. И дверь снаружи прикрою… стулом подопру… —

— Ступай.

— Слушаюсь! Эээ… то есть конечно. Уже ухожу и… ай! — Цветкова зацепляется краем кителя за дверную ручку, трещит ткань, в стороны разлетаются пуговицы и она, окончательно покраснев — вылетает за дверь.

— Ох уж эти валькирии — качает головой Мария Сергеевна: — а эта и вовсе…

— И не говорите… — соглашаюсь я с ней. Я бы сейчас с чем угодно согласился, непринужденную светскую беседу я веду лишь небольшой частью своего мозга, остальная часть сосредоточена на том, чтобы сжимать в своих руках упругие полушария полковника Мещерской, а мы мужчины никогда многозадачностью не отличались. Так что на уровне вербального общения прямо сейчас я могу только междометия выдавать, «да что вы говорите?», «неужели» и «конечно же, да, дорогая». В то же время мои ладони уже расстегивают китель на груди у полковника и еще какая-то, совсем маленькая часть — задается вопросом, сколько всего суток гауптвахты мне за все это положено и не является ли это прямым нарушением Устава… но эту маленькую часть мозга я и вовсе не слушаю. Прямо под кителем у полковника Мещерской форменная рубашка… пуговицы там заметно мельче, но когда это гвардия отступала перед какими-то пуговицами?

— А я смотрю, память понемногу возвращается к тебе, Уваров. — говорит полковник Мещерская, опуская взгляд вниз, туда, где я уже расстегнул и раздвинул в сторону рубашку, обнажая монументальные формы, заключенные в кружевной бюстгальтер.

— Боюсь мне придется приложить усилия, чтобы вспомнить все до конца, Мария Сергеевна… — отвечаю я пока мои пальцы скользят по телу полковника в поисках застежки бюстгальтера. Сзади или спереди?

— Пока ты справляешься на удивление хорошо. — поднимает бровь полковник Мещерская, а бюстгальтер уже скользит лямками вниз по ее плечам, открывая скульптурные формы. Я сглатываю комок в горле, от волнения в глотке пересохло… сердце стучит в висках нетерпеливыми пульсами… но я справляюсь с собой и бережно беру в свои ладони эти мягкие и тяжелые плоды, наслаждаясь каждым мигом, впитывая прикосновения словно лист каплю воды после засухи.

— Иди сюда, Володя — шепчет Мещерская и я вижу что у нее тоже пересохли губы: — я столько ждала…