Отдельный 31-й пехотный

Глава 11

Глава 11

Скрыться от властей в сибирской тайге — плевое дело. Так испокон веков и поступали те, кого власть не привечает — и староверы и раскольники и каторжные али из лихих людишек кто. Сюда все бежали, тайга большая… миллионы гектаров зеленого моря во все стороны, пешком ли верхом ли — можешь месяцами блуждать и никого не встретить. Так что спрятаться от властей в сибирской тайге — плевое дело.

Но вот спрятаться в тайге от местных жителей, от тех самых сибиряков, которые, закинув за плечи тощий «сидор» с пачкой чаю да кисетом с табаком, с туеском соли да полосками вяленного мяса, с несколькими патронами в промасленной тряпочке — уходят в тайгу за меховой добычей… Нет, понятно, что в тайге вот так вот, лицом к лицу человека редко встретишь, но каждый, кто идет по тайге, будь то зверь или человек — оставляет следы. А уж человек на следы горазд, тут и кострище с углями, и вырезанный из бересты ковшик, и закопанные от греха остатки разделанного зверя, кости да угольки, щепки и дрова для костра… и сами следы, конечно же. Это только в книгах возможно обмануть следопыта, если по своим следам пятиться, а потом в сторону прыгнуть, как это зайцы делают, следы петляя. В дальнем походе толку от таких нелепых хитростей нет.

Так что для сибиряка, что в тайгу за мехом весь лес — как книга открытая. Вот тут опять промысловики ватагой прошли к речкам, золотишко мыть, тоже лихие люди, запрет на действо сие вдоль речек что Высочайшим Указом золотоносными признаны, но когда такие запреты в тайге выполнялись? Тут — сосед шел, тяжело ступал, нагружен чем-то… а вот тут и вовсе конные прошли…

Так что новость о том, что местные девушки знают месторасположение лагеря Лунга — меня ни капельки не удивила. А вот что меня удивило, так это тот факт, что туда дорога вела. Нет, понятно, что не камнем мощеная, но все же. Две колеи, проложенные колесами груженных телег, разве что указателя на въезде в лес не хватало, такого, чтобы большая красная стрелка и надпись — «Логово Дракона тут!»

При этом дорогой совсем недавно пользовались, лошадиные следы, следы колес, мерзлые конские яблоки на земле, не занесенные снегом — все это говорило о том, что кто-то здесь совсем недавно прошел тележным обозом. Сбоку, у кромки колеи, проложенной тележными колесами — чьи-то следы. Со своей лошади легко спрыгивает на землю барышня Лин и склоняется над следами. Я натягиваю поводья, останавливая свою гнедую и смотрю на барышню вопросительно. Надо сказать, что она очень мило выглядит в мужском дэгэле и меховой шапке.

— Женская ножка — говорит она снизу, присев на одно колено: — маленький след, легкая походка. Молодая. Хромает. Одну ногу подволакивает. Отошла в сторону… да. — она что-то бормочет на своем языке.

— Что? — не понимаю я. Барышня Лин поднимает голову и смотрит мне в глаза.

— Отошла… чтобы… как это по-вашему? — она делает вид что поднимает полы дэгэла в стороны и присаживает на корточки, изображая скульптуру «писающая девочка».

— А… — понимаю я: — понятно.

— Цвет светлый, мочи немного. Болезнь у нее. — принюхивается барышня Лин: — еще следы. Мужчина. Крепкий, высокий. Стоял рядом пока… охранял? Потом — оба сели на телегу. Четыре шага к телеге — исчезают ее следы. Он нес ее на руках? Краснобородые удивляют.

— Краснобородые?

— Хуфэй. Северные разбойники. Хунхуз — по ханьски значит краснобородый. — поясняет барышня Лин выпрямляясь и нахмурившись в сторону кромки леса: — впереди засада. Человек двадцать.

— Какие таланты у вас в наложницах пропадают — подает голос седла следователь СИБ, которая у нас все еще пребывает в облике Дуняши из Простодырово. Она перекидывает ногу через седло и садится боком, готовая спрыгнуть на землю. Ей в седле биться несподручно.

— Засада это хорошо. Значит нас правильно привели — замечаю я, глядя как барышня Лин из рода Цин — извлекает из-за пояса свои фамильные секирки «Запад-Восток»: — а почему они краснобородые? Рыжие то есть?

— Никакие они не рыжие — морщится барышня Лин, глядя в сторону кромки леса и поигрывая своими секирками: — у них манера такая — ружья украшать красными шелковыми шнурами с пышными кисточками. Когда стрелять — в зубах зажимают… издалека будто красные усы и борода. Прозвали их так… ванбаданы, мадзэй, даофэй… а тебя, джиньюи из СИБ я еще выпотрошу как рыбу, будешь знать как свой поганый рот на Мастера из рода Цин разевать.

— Наложница? — округляет глаза одна из сестер Раскольниковых, та, которая Татьяна: — но… как это возможно? Вы…

— Джанли! Дженминг ни дэ шенгфэнг! — раздается окрик из леса: — Стоять! Назовитесь кто такие и что вам нужно!

— Так себе засада. — признает барышня Лин: — Сунь Цзы в гробу бы перевернулся. Кто у них за стратега?

— Владимир Григорьевич — подает голос Ирина Медуза Горгона: — разрешите я на вас и вашу… сотрудницу благословение наложу?

— Что за благословение? — спрашиваю я и тут же качаю головой: — не надо пока. Погоди.

— Силы душевные и физические кратно умножает — поясняет Ирина: — жаль, что вы мне все еще не доверяете.

— Мне тоже очень жаль — киваю в ответ. Вот что тут скажешь? Что было бы странным с моей стороны доверять Ирине Васильевне, агенту СИБ, не зарекомендовала она себя как честного и лояльного последователя. Или хотя бы партнера. Позволишь ей благословение наложить, а он вместе с ним проклятие наложит, а я пока в местной магии не разбираюсь так чтобы одно от другого отличить.

— Эй! Хватит там болтать! Кто такие? — повышают голос из леса.

— Нам нужен Лунг, у меня к нему парочка вопросов… и да, вот барышни тоже к нему приехали — отвечаю я. Лес некоторое время молчит, затем оттуда на поляну выходит невысокий, крепкий мужчина в тулупе и меховой шапке. На поясе у мужчины висит ханьский дзянь, короткий прямой меч. Рядом — кобура. Кобура необычная, деревянная, большая и угловатая.

— Я — Лунг. — говорит он: — а ты кто такой?

— Уваров. Владимир. Ваши люди напали на железную дорогу вчера, похитили двух женщин, мою супругу Мещерскую Марию Сергеевну и барышню Лан из рода Цин, за которую я несу ответственность перед принцем Чжи из Восточной Ся. Я приехал чтобы вернуть этих женщин и убедиться, что им не причинили вреда — повышаю голос я.

Мужчина крутит головой и хмыкает. Складывает руки в печать и тут же, не сходя с места — превращается в гигантского дракона, золотая чешуя мощных боков отражает солнечный свет, длинные усы парят в воздухе у самой морды, алые глаза смотрят на нас с презрением и легкой досадой.

— Я, кажется, не расслышал, мужичок, что ты там хотел? — насмешливо произносит дракон и его слова сотрясают воздух: — чтобы сам великий Лунг перед тобой ответ держал?

— Настоящим хотел бы заметить, что я пришел с миром… пока — говорю я и спрыгиваю с коня. Неторопливо иду вперед, приближаясь к дракону.

— Владимир Григорьевич! — подает голос следователь СИБ Ирина, она тоже соскочила с лошади и идет сразу за мной: — разрешите? Это… не то, чем кажется!

— Вот как? — останавливаюсь и бросаю взгляд на дракона. Дракон совсем рядом, метрах в семи от нас, его огромное тело переливается кольцами радужных отражений, чешуя так и блестит в солнечных лучах, порождая эдакий эффект гало.

— Разрешите мне? — спрашивает Ирина и я задумываюсь. Чего бы и нет? Судя по всему сейчас нам предстоит короткий но интенсивный раунд силовых переговоров, по итогам которого местные должны понять что угрожать Уварову — плохая затея. И раз уж все до демонстрации прямой силы дошло, то навыки агента СИБ в этом случае — дополнительная гирька на весах. Плюс… было бы неплохо посмотреть на то, что может Медуза Горгона в прямом боестолкновении. Больше информации о магии и ее применении, больше информации о самой Ирине, больше информации о СИБ.

— А давай — соглашаюсь я. На заметку себе ставлю тот факт, что следователь СИБ все же обучаема и уже не лезет поперек батьки в пекло а спрашивает. И то хлеб.

— Заря-заряница, красна девица, возьми железный жгут и гони эту птицу на зелёный луг, с этого хлеба на пень, на колоду, на грязь — на болоту, на горьку осину, на саму вершину. — речитативом начинает читать Ирина Васильевна, складывая руки на груди и раскачиваясь из стороны в сторону: — глаза подбери, да с собой забери, промой ключевою водой! Морок и тьму с собой забери, истинным зрением нас одари! Развей! — последнее слово она выкрикивает, словно с силой выталкивает что-то из рта. Воздух на мгновение становится видим — он идет искажениями, волнами, волны расходятся от нее и… что-то звенит в ушах, рассыпается на части словно стекло… клочья света разлетаются в разные стороны и облик простоватой «Дуняши из Старокурицево» — слетает с Ирины. Она выпрямляется во всей красе черно-красного мундира СИБ с золотым треугольником на лацкане, с треугольника в мир смотрит Глаз Гора, на голове — фуражка с высокой тульей и золотым же орлом, лицо украшает черная кожаная повязка на глазу, на ногах — блестящие хромом сапоги с высокими голенищами. На боку — небольшая кобура.

Однако не только Ирина Васильевна Берн, сотрудник Службы Имперской Безопасности предстает перед нами во всей своей истинной красе. Словно бы пелена срывается с окружающего мира и вот уже нет никакого дракона на поляне, есть только невысокий китаец в теплом полушубке с пистолетом в руке. Пистолет, кстати — знаковый, тот самый маузер кей девяносто шесть, то-то показалось что кобура знакомая.

Да, дракон исчез, исчезла неказистая внешность, выбранная Ириной для камуфляжа и мимикрии, но кое-что появилось. Вокруг нас, застыли с недоумевающими выражениями на лицах — вооруженные люди, в руках у которых были веревки. Они застыли так, как их и застало заклинание отмены иллюзий — словно бы в детской игре кто-то обернулся и крикнул «морская фигура замри!» или как это делают в Японии — «Дарума-сан но коранда!» — и все застывают на месте, даже лица застыли, словно они боятся что если моргнут — их заметят. Но эта неловкое мгновение проходит, вот уже один из ближайших разбойников тянется за револьвером, второй взмахивает саблей, свистит в воздухе секира «Восток» и яркий фонтан артериальной крови бьет в небо из-под пальцев, хунхуза, который пытается удержать выплескивающуюся жизнь в своих руках. Гремят выстрелы! Инстинктивно прикрываю глаза рукой, чувствую легкие толчки в предплечье, делаю шаг, хватаю ближайшего хунхуза поднимаю его и бросаю в стрелявшего. Меня обдает острым запахом давно не мытого тела.

— Шиар! — кричит Лин, проносясь мимо в воздухе, она как и положено мастерам оружия — летит на своей секире, вторая зажата в руке.

— Стоять! Служба Имперской Безопасности! — в руке у Ирины Васильевны Берн появляется небольшой вороненной стали браунинг.

— Хэй-хэй! — раздается свист и она роняет пистолет на снег из ее руки торчит коротка черная метательная стрелка, две такие же — отскакивают от моих ладоней.

— Очень помогает — комментирую я: — конечно, они тут как услышали, что ты из СИБ, так и обосрались сразу же. Или нет? Как неожиданно. Никакого уважения к службе, а? Держись сзади и не отсвечивай… — я перехватываю следующую стрелку. Кто это у нас такой меткий? Из тех, кто подобрался поближе под покровом иллюзии — все лежат на снегу и им плохо. Кому немного, а кому и серьезно. В воздухе мечется барышня Лин на своей секире сталкиваясь с такой же гибкой фигуркой, летящей на коротком мече дзянь, а метательные стрелки летят в нас справа. Из лесу.

— А ну-ка прекратили все! — гремит над полем голос и мы — замираем. Почти все. Замирает на месте девушка, которая летела на коротком дзяне, она тут же опускается на снег, перехватывает рукоять и вгоняет оружие в ножны, замирают атакующие нас хунхузы, замираю я. Почему я замираю? Потому что я слишком хорошо знаю этот голос и если ночью я услышу его — встану и сделаю как сказано.

— Какого черта, Уваров! — гремит над полем боя голос полковника Мещерской: — ты решил мне работы прибавить? Мне и так еще три дня лечить, а ты вон Черному Ма руку чуть не выдернул!

— Как есть выдернул, госпожа Тигрица — ябедничает вредный китаец с маузером: — дикий какой-то.

— Во е шошенла! — кряхтя встает из снега еще один хунхуз: — совсем жалости нет! Рука ломать, пополам как зверь! Та де уой пеньйоу? Так себя вести плохо. Больно и плохо.

— Уваров! — полковник Мещерская стоит на кромке леса широко расставив ноги и сложив руки на груди. Только трубки ее неизменной во рту нет: — чего молчишь? Ты на черта хунхузов переломал?

— Ээ… да я честно говоря за тебя переволновался — отвечаю я, быстро окидывая ее взглядом. Полковник свежа, румяна, никаких следов пыток или неуважительного отношения не видно… а как узнать, не было ли ментального принуждения?

— Если ты за меня волновался, то поздновато ты сюда добрался. Хунхузы с женщин кожу снимают, знаешь ли… — прищуривается полковник, делает нетерпеливый знак рукой и ей тут же вкладывают в эту самую руку уже раскуренную трубку. С поклоном.

Глядя на это безобразие, я окончательно убеждаюсь, что с ней все в порядке. Такое не подделаешь. Искреннее почтение, сквозящее в жестах, граничащее с раболепством.

— Хорошо, что я не опоздал на такую захватывающую процедуру — отвечаю я: — Мария Сергеевна, Машенька, может домой уже пойдем, а? А то я человек нервный, а твои хунхузы уж очень хрупкие.

— Не мои они — машет рукой она: — Лунга. А ты, я вижу, еще одну бабу себе завел… или двоих сразу? С глаз долой из сердца вон?

— Мария Сергеевна! — тут же бледнеет рядом Ирина и отодвигается от меня подальше: — уверяю вас ничего такого между мной и господином Уваровым не было! Исключительно деловые отношения!

— Где моя сестра? — выкрикивает барышня Лин откуда-то из-за спины: — что вы с ней…

— Йючень да! Ни вэйшенма зай джэ⁈ — раздается звонкий голос второй мастерицы из рода Цин и я вздыхаю с облегчением. Вот и нашлись наши пропажи. Правда, что тут происходит пока решительно непонятно. Барышни-сестры-мастерицы сошлись и стали переругиваться на своем языке, о чем спорили — не понимаю, но спорят очень даже эмоционально.

— Не могу я пока уйти, Володя — отвечает мне полковник Мещерская, складывая руки на груди: — в чем, отчасти и твоя вина, кстати есть… — при этих словах она слегка краснеет.

— Ааа… — делаю вид что понимаю я. Это из-за того, что…

— Вот тебе и «а» — сердится она, вынимая трубку из уголка рта: — сказал «а», говори и «бэ»! Ты чего сюда с собой эту… — она кивает на побледневшую Ирину Васильевну: — привел? Она ж из СИБ.

— Да я знаю.

— Сам закапывать будешь. — предупреждает меня Мещерская: — местные СИБ не жалуют.

— А я тебе говорил — наклоняюсь я к следователю: — а тебе обязательно значком помахать надо.

— А… можно меня не закапывать? — спрашивает Ирина Васильевна, убирая свой браунинг в кобуру и бледнея еще больше: — а то у вас потом неприятности будут. Я ж не о себе беспокоюсь. О вас. Зачем вам неприятности? Вы, Мария Сергеевна — уже все свои неприятности с Денисьевыми переросли и свои собственные условия при дворе ставить можете, а это вам в минус будет. Пусть и немного, кто я такая? Так, оперативник. Одним больше, одним меньше. Но вам для торга за место при дворе — это раздуют и условия невыгодные навяжут.

— Ты смотри, какая змеюка… — качает головой Мещерская, глядя на следователя со странным выражением — смесью отвращения и одобрения: — ты смотри…

— От меня живой пользы больше — говорит та: — хотите я клятву верности принесу?