Орёл, несущий копьё [СИ]

Арка 4. Глава 4. Лидер

В свой особняк Адлер в сопровождении Влада вернулся во второй половине дня — Мелеховы настояли на том, чтобы юноши пообедали с ними — в приподнятом настроении. Дела шли хорошо: согласие Мелехова на сотрудничество было значительным шагом, ведь его состояние и влияние к востоку от Польши были огромны. «Нам нужно больше таких людей, — думал Адлер, проходя по коридору. — Грустно то, что в большинстве своём подобные Мелехову по богатству и власти — слепцы, держащиеся за старый порядок… но тогда наше дело — заставить их прозреть. Если же не пожелают прозревать, придётся заставить их не мешать».

С такими мыслями он вошёл в малую гостиную и устроился в кресле, вытянув ноги. После общения с Мелеховым, весьма непростого эмоционально, Адлер ощущал усталость, но усталость эта была приятной.

Предстоящая работа обещала быть непростой, но интересной. К каждому из влиятельных противников предстоит искать свой подход, вызнавать о слабостях — это делать Адлер уже начал довольно давно, частично используя Макса и его наработки, когда тот ими ещё вполне охотно делился. Что до масс, план работ с ними будет разрабатываться завтра на встрече с герром Мецлером из «Ассоциации маглорождённых», но уже сейчас понятно, что одних только митингов недостаточно — пора переходить к более активным действиям.

— Господин… — один из эльфов осторожно подошёл к нему.

— Всё потом, — отмахнулся Адлер. Сейчас ему просто хотелось немного отдохнуть прежде, чем взяться просматривать документы, переданные отцом Влада, для завтрашней встречи.

— Господин, — робко пискнул домовик, вжимая голову в плечи. — Письмо, вам просили срочно передать его…

— От кого?

— От фрау Винтерхальтер, — эльф с поклоном протянул ему конверт.

«Что же такого случилось, что Эльза написала мне?..» — Адлер взял письмо и кивком отпустил домовика. Пару секунд помедлив, он сломал печать.

Адлер!

Ты знаешь, я бы не написала тебе без крайней нужды, но сейчас мне ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НУЖНА твоя помощь.

Похороны Георга прошли закрыто; на них были лишь его родители, Максимилиан и я. Это была странная церемония — никто не пролил ни слезы, не было стенаний и долгих речей, и всё же более жуткой, сжимающей сердце картины мне никогда прежде видеть не доводилось. Сухие глаза, каменные лица… и столько боли, что я не в силах передать это словами. Господи, мне хотелось вырвать сердце, только чтобы не чувствовать эту боль… Над замком семьи повисла мрачная тень, и я, не выдержав этой жуткой атмосферы, вернулась в наш с Максимилианом дом в Вене, хотя и чувствую, что должна сейчас быть в Швейцарии. Но вынести всю эту скорбь в самом деле выше моих сил.

Однако пока ты не бросил письмо, перейду к главному. Всё время до похорон Максимилиан был очень подавлен, буквально уничтожен произошедшим; сразу же после церемонии, когда мы вернулись в замок, он сделался буйным, уничтожил обстановку в одном из залов, после чего ушёл, и с тех пор его никто не видел, не было даже весточки. Найти его не удалось никакими способами — он хорошо обезопасил себя… я хочу верить, что это правда, а не то, чего я и его родители так боимся. Я в страхе перед тем, что Максимилиан может совершить, когда он настолько не контролирует себя. Но больше даже, чем за последствия поступков Максимилиана, я боюсь за него самого — мы все знаем, как дорог был ему брат, и ты, как человек, который ближе всех для него к понятию «друг», должен понимать его состояние. Из-за всего этого я не сплю ночами, мучимая видениями страшных безумств, на которые мой супруг может пойти от горя, и даже снотворные мне не помогают, а наш семейный целитель говорит, что с учётом моего положения прописать более сильные не может…

Я в отчаянии, Адлер, и не знаю, что делать. Поэтому прошу, если у тебя есть хотя бы капля семейных чувств ко мне, помоги найти моего мужа!

С надеждой,

Эльза

— Сколько эмоций, — протянул Адлер и бросил письмо на журнальный столик, заваленный пергаментами. Эльза редко была так эмоциональна, особенно в письмах или при личном общении с ним; кажется, замужество уже начало менять её, и, по всей видимости, в сторону истерички. «Забила тревогу она как-то рано — ещё и недели не прошло с похорон Георга и того, как Макс по её словам исчез. Понятно ведь, что Максу нужно время, чтобы смириться, — он в раздумье покосился на послание. — Хотя странно, что даже барон не может его найти — это с учётом всех возможностей и при том, что Макс никогда не таился от отца, являлся по первому его требованию…»

Невидяще глядя перед собой, Адлер стал выбивать ритм на подлокотнике кресла. Сейчас Макс пребывает в очень шатком душевном состоянии — гибель брата выбила из-под него опору. Следовательно, нет лучше времени, чтобы помочь Максу склониться… в нужную сторону. «Стоит попробовать», — решил Адлер и, найдя чистый пергамент и обмакнув перо в чернила, написал:

Дорогая Эльза,

Я сам обеспокоен отсутствием вестей от Макса, но счёл, что ему нужно дать время на то, чтобы прийти в себя, побыть с семьёй. Но если всё обстоит так, как ты написала… разумеется, я приложу все усилия к тому, чтобы найти его. Быть может, дружбу мы и потеряли, но Макс по-прежнему остаётся товарищем, судьба которого мне не безразлична. Ради него и ради тебя я сделаю всё возможное.

Адлер

— Тилль, — старый эльф появился с обычным хлопком и отвесил поклон. — Доставь моей кузине как можно скорее. На словах передай мою просьбу в случае, если её муж объявится дома раньше, чем я найду его, сообщить мне. Только в максимально вежливой и участливой форме.

— Как прикажете, хозяин, — отозвался эльф и исчез.

Достав из кармана записную книжку со знаком Семёрки, Адлер написал три послания на страницах, зачарованных для личной переписки:

«Не понять, почему ты ушёл, невозможно. Но Макс, пора вернуться — твоей семье и так достаточно тяжело».

«Влад, попробуй узнать через наших информаторов что-нибудь о Максе. Эльза подняла тревогу, его не могут найти».

«Неделя прошла, Деян. Возвращайся завтра вечером — есть разговор».

На последние два он вскоре получил короткие подтверждения, что приказ принят. Первое так и осталось без ответа.

Встреча с герром Мецлером на следующий день проходила в берлинском доме Штайнеров — первый заместитель министра открыто поддерживал «Ассоциацию», и в его совместных обедах с её главой не было ничего необычного.

— На встрече также будет герр Баумер, — сообщил Влад утром после прочтения письма от отца. — Он секретарь Верховного суда и второй человек в «Ассоциации».

Адлер кивнул — он знал, кто такой Штефан Баумер. Как и Штайнер-старший, Баумер был чистокровным из редкого числа тех, кто ставит прогресс выше древних устоев; в своё время именно он помог Фрицу Мецлеру, амбициозному маглорождённому с правильными идеями, но без гроша за душой, построить организацию, которая теперь, двадцать лет спустя, приобрела огромный вес на политической арене Европы.

— Таких, как Баумер и твой отец, нам нужно больше, хотя найти их и сложно, — когда они трансгрессировали на площадку на заднем дворе дома Штайнеров, заметил Адлер Владу. — Впрочем, нам нужны борцы и другого толка.

— Мне удалось выйти на главу той радикально настроенной группы, о которой мы говорили ранее, — сообщил Влад, — однако без твоей отмашки я с ним не связывался.

— Всё правильно, — одобрил Адлер и поднялся по ступенькам к двери.

Они пришли вовремя, но позже прочих — Мецлер и Баумер уже были со Штайнером-старшим в гостиной.

— Я полагаю, — произнёс Баумер, разглядывая его, — вы и есть юный герр Гриндевальд?

— Именно так, — Адлер вежливо склонил голову. — Рад знакомству, герр Баумер, герр Мецлер.

— Это взаимно, Адлер… я ведь могу вас так называть? — юноша кивнул, и Штефан Баумер улыбнулся, совершенно не похожий на двух других старших магов, что были в комнате. — В последнее время мы много слышали от Александра о вас и ваших достижениях, и вы нас более чем заинтересовали. Человек с вашими талантами и вашим именем более чем нужен в наших рядах.

— С моим именем, герр Баумер?

— У вас громкое имя и узнаваемое. А что до окраса… понимаете, время идёт, характеристика исторических личностей и событий имеет тенденцию меняться. Кто знает, быть может, через несколько десятков лет вашего прадеда будут считать воином Света и мучеником, страдавшим за правое дело.

Адлер скептично приподнял бровь.

— На мой взгляд, это звучит несколько утопично.

— Штефан несколько утрирует, однако уверяю вас, нет ничего проще, чем переписать учебник по истории. Особенно если знать людей, которые их одобряют и допускают к использованию, — в разговор вступил Фриц Мецлер. — Не скажу, что это обязательный наш план, но такой вариант рассматривается, особенно если вы будете намерены работать с нами всерьёз.

— В моей серьёзности можете быть уверены, — произнёс Адлер, встречаясь с ним взглядом. — Раз взявшись за дело, я довожу его до конца.

— Тогда обсудим наши общие действия, — они все расселись, и Мецлер продолжил: — Когда вы пришли, мы как раз говорили о работе по продвижению наших идей.

— В принципе, с этим вопросом всё более-менее понятно, — сказал Баумер. — Отдел пропаганды «Ассоциации» уже сформирован и озадачен разработкой листовок и статей для периодики. Типография, на которой мы всё это отпечатаем, есть.

— Она находится в Дрездене и выглядит неплохо для заведения, которому больше ста лет, — произнёс Адлер. — Однако смею заметить, что система защиты ей нужна чуть получше.

— Мы знаем и уже работаем над этим, — сказал Мецлер, чуть нахмурившись. — Вы, кажется, наводили справки, Адлер.

Юноша пожал плечами, показывая, что не видит в этом ничего дурного.

— Пока ещё оставался сторонним наблюдателем и мог быть непредвзят, я хотел оценить уязвимые места предприятия, к которому собрался присоединиться, чтобы в последующем помочь их исправить.

— Резонно, — сказал Баумер. — И раз вы, юноша, сумели добраться до типографии, то это повод пересмотреть систему защиты сильнее, чем мы изначально намеревались.

«Намекает на то, что я всего лишь вчерашний школьник?» — Адлеру это не понравилось, однако затем он посмотрел Баумеру в глаза — и понял, что этот человек вовсе не станет его недооценивать из-за возраста.

— И всё же нам нужно что-то более глобальное, — проговорил Мецлер. — Одних митингов и листовок недостаточно — нужно более мощное воздействие на умы, в особенности — на молодёжь. Нужна целенаправленная агитация, хождение по домам, местам скопления молодых людей…

— Школы, — предложил Баумер, щёлкнув пальцами. — Если новое поколение вырастет с идеей правового равенства магов в головах, это существенно облегчит нам задачу.

— Тогда нам необходимы свои люди в школах, хотя бы крупнейших, — произнёс Адлер задумчиво. — Наш с Владом однокурсник, Илья Свиридов, сейчас устроился в Дурмстранг ассистентом преподавателя боевой магии, а через несколько лет почти наверняка получит учительскую должность. Я поддерживаю с ним контакт и, думаю, смог бы убедить принять нашу сторону.

— Попробовать стоит, — кивнул Баумер. — Конечно, Дурмстранг традиционно держится за другие взгляды… но господа, все из нас здесь, кроме Фрица, окончили именно эту школу. Ростки нужного нам и там есть, необходимо всего лишь иметь в стенах замка человека, который способен их отыскать и взрастить.

— Я поговорю с Ильёй, — пообещал Адлер. — Но что с другими школами? Признаться, в них я не имею связей.

— На данном этапе нашей деятельности, пока мы предлагаем единство магического общества, привлечь французов будет несложно — у них же Liberté, Égalité, Fraternité, — ответил Мецлер и бросил взгляд на делавшего пометки Влада, скрип пера которого ему, кажется, мешал. — В будущем же могут возникнуть некоторые сложности — директор Шармбатона, мадам Максим, в большой дружбе с маглолюбцем Дамблдором. Стоит нам направить палочки не на воинствующих чистокровных, а на маглов, эти двое объединятся против нас.

— Если к тому времени Дамблдор ещё будет директором Хогвартса, — уточнил Баумер, — или вообще на этом свете. Тёмный Лорд, кажется, настроен решительно.

— Если, — согласился с ним Мецлер. — Возвращаясь к Шармбатону, могу сказать, что у нас есть возможность получить лояльность нынешнего заместителя директора, Гийома Кариньяна. Он полукровка и весьма сильно переживает за магический мир, потому что в том, откуда пришла его мать, не видел ничего хорошего.

— Побеседую с нашей коллегой из французской «Ассоциации», чтобы встретилась с мсье Кариньяном, — сказал Баумер. — Мадам Бернье, я полагаю, поможет нам его уговорить.

Мецлер кивнул.

— Хогвартс для нас на ближайшее время недоступен, — продолжил рассуждать он. — Дамблдор всегда увиливал и не поддерживал нас, а если Тёмный Лорд всё же захватит замок, там развернётся его собственная пропаганда, сопровождаемая наказаниями за инакомыслие, скорее всего.

— Бедные дети, — покачал головой Баумер. — Не хотелось бы для них такой судьбы.

Пока длилась приличествующая моменту пауза, Адлер прикрыл глаза. Он предполагал, что Лорд вызовет их для участия в штурме Хогвартса; что штурму быть, Адлер не сомневался.

— Остаётся ещё Колдовстворец, — произнёс он.

— Здесь придётся решать через Мелехова, — сказал Мецлер без большого удовольствия. — Директор Колдовстворца, если память мне не изменяет, приходится кем-то мужу его дочки.

— Двоюродным дядей, — сказал Александр, до этого внимательно слушавший всех. — Сегодня утром я говорил с Мелеховым на близкую тему; его старшая внучка, Анастасия, изъявила желание пройти соответствующую подготовку и стать преподавателем заклинаний.

Влад резко вскинул голову.

— Когда она это решила? — спросил он, но тут же смутился, когда все обратили взгляды к нему. — Прошу прощения.

— Во время нашего разговора, — продолжил Штайнер-старший, отведя взгляд от сына, — Мелехов дал понять, что вовсе не возражает, чтобы мы использовали Анастасию в случае необходимости действий внутри Колдовстворца.

— Старый лис как обычно видит всё наперёд, — Баумер вздохнул. — Хотя хотел бы я знать, насколько собственным это решение было для девушки…

Судя по взгляду Влада, он намеревался это выяснить, как только закончится встреча.

— Давайте перейдём к другой теме, — произнёс Александр. — Как известно, нет времени лучше для продвижения центристских настроений, чем периоды сильной поляризации политических сил. Один из полюсов на сегодняшний день оформился более чем чётко — Фридрих фон Винтерхальтер об этом позаботился. Для того, чтобы занять выгодную нишу посередине, от нас требуется создать противоположный полюс.

— Ожесточённые борцы за права маглорождённых и противники чистокровности, — с пониманием кивнул Адлер; теперь всё складывалось в единую картину.

— Именно. Мы решили, что сейчас самое время для этого, — Штайнер посмотрел на него. — Вы начали исполнять мою просьбу о поиске марионеточной группировки?

— Мы вышли на одну. Влад расскажет подробнее.

— Группа, о которой идёт речь, весьма молодая, сформированная в середине лета, и ещё не попала в поле зрения Управления правопорядка как организация, хотя некоторых её членов задерживали за хулиганство, — начал Влад; с каждым словом его голос звучал всё уверенней. — В неё входит порядка пятнадцати маглорожденных и полукровок, преимущественно из небогатых семей, возраст от восемнадцати до тридцати двух лет. Возглавляет Эрих Трамиц, маглорождённый, один раз привлекался к ответственности за то, что превратил язык какого-то волшебника в метёлку, позже объяснив это тем, что тот человек мёл языком как помелом — слишком много говорил о том, как все должны почитать чистокровных. В тот раз приятелям Трамица позволили внести за него залог, и его отпустили. Позже его несколько раз видели на местах различных мелких акций против чистокровных вроде прокатившейся по всей Европе волны забрасываний их карточками с оскорбительными словами, но поймать Трамица ни в один из разов не сумели. Кроме этого его группа занималась тем, что освистывала чистокровных на улицах и на матчах по квиддичу, а также бросала камни в окна домов в Берлине, Потсдаме, Магдебурге и ещё нескольких городах. По сути своей, это обычная группа людей, желающих сделать что-то для продвижения своих идей, но не знающих, как применить силу с толком, поэтому промышляющих хулиганством.

— Как раз это нам и нужно, — сказал Мецлер. — Остаётся только лишь их направить.

— Я готов полностью взять на себя координацию этого проекта, — предложил Адлер. — Напрямую я не связан с «Ассоциацией», так что на неё не упадёт тень в случае осечки. Кроме того, у меня есть опыт террористической деятельности.

Он сказал это совершенно спокойно, следя за реакцией. Александр Штайнер был посвящён в то, чем занималась Семёрка в месяцы после выпуска из Дурмстранга, а Мецлер и Баумер… что ж, по всей видимости, они тоже были в курсе.

— Полагаю, мы можем поручить этот проект вам, — произнёс Мецлер. — Только не переусердствуйте.

— Не стану, — прохладно пообещал Адлер.

Встреча продлилась ещё около часа — велось обсуждение вопросов, как привлечь на свою сторону оставшиеся пока нейтральными страны, — после чего все простились и разошлись. Выйдя на улицу, Адлер не без некоторого удивления обнаружил, что на Берлин уже начали опускаться сумерки.

— Адлер, послушай… — Влад замялся, но, дождавшись кивка Гриндевальда, продолжил: — Я нужен тебе сейчас? Если нет, я бы хотел отлучиться ненадолго на Буян.

— Понимаю, — ответил Адлер, — однако позже. Я вызвал Деяна из Британии.

Влад всё понял мгновенно. Беспокойство в его глазах сменилось предвкушением.

Едва они оказались на площадке для трансгрессии перед его особняком, Адлер открыл свою записную книжку — с неудовольствием и тенью тревоги отметив при этом, что ответа от Макса так и нет — и написал Деяну и Аларикусу, чтобы пришли в малую гостиную. Товарищи отреагировали быстро (даже Аларикус, что удивительно) и уже были там, когда Адлер и Влад вошли.

Адлер сел и предложил располагаться остальным; Влад по какой-то причине проигнорировал свободные места и остановился за спинкой его кресла.

— Итак, — заговорил Адлер. — Пришло время мне рассказать, для чего на самом деле мною была собрана Семёрка и борьбе за какую идею я намерен посвятить всю оставшуюся жизнь.

Во взгляде Деяна читался интерес, но Джукич не спросил ничего, ожидая пояснений. Аларикус смотрел совершенно равнодушно. Адлер переводил взгляд с одного товарища на другого и обратно. Это был момент, которого он долго ждал.

— Общее благо, — просто и звучно произнёс он.

Взгляд Деяна переменился, потемнел. Аларикус, напротив, остался всё так же безучастен. «Ему и в самом деле всё равно, за что биться», — подумал Адлер и повернулся к Деяну, с которым, как он и предполагал, были сложности.

— Хочешь сказать, — проговорил он, — что твоя цель — равенство между чистокровными и грязнокровками?

— Объединение магического сообщества, — поправил его Адлер. — И это лишь первый шаг, Деян. Почему-то многие забывают, что вторым ключевым пунктом концепции «Общего блага» всегда являлось установление господства волшебников над маглами.

Деян промолчал, тяжело, мрачно глядя на него, застыв с напряжённой спиной. Адлер услышал позади шорох и понял, что Влад начал извлекать из держателя на предплечье свою палочку. Наивный, как будто бы ему она против Деяна поможет… Но порыв был однозначно достойным.

Пока длилась эта немая сцена, Аларикус косился на всёх поочерёдно, а затем устало проговорил:

— Это всё? У меня эксперимент.

— Подробности плана тебе, как я понимаю, не интересны? — сказал Адлер, больше утверждая, чем спрашивая. Аларикус покачал головой, и Адлер не стал его держать, вновь повернулся к Деяну: — Знаю, это несколько неожиданная для тебя смена курса, однако именно так я всё планировал с самого начала.

— Он был в курсе? — Деян отрывисто кивнул на Влада, ощутимо напрягшегося.

— Некоторое время, — ответил Адлер. — Из всех вас, не считая Аларикуса, Влад единственный, чьи взгляды изначально были близки к моим.

— Тогда не понимаю, зачем ты собрал Семёрку таким составом, — прямо сказал Деян.

— Потому что верю, что разумный человек, как существо мыслящее, способен менять свои взгляды, — он поднялся из кресла. — Дай мне возможность доказать тебе мою точку зрения.

Подумав немного, Деян кивнул. Просто и без слов.

Это было хорошим знаком.

— Влад, — Адлер обернулся к своему адъютанту, — сегодня, я полагаю, ты мне больше не потребуешься. Можешь отправляться по своим делам.

— Как скажешь, — отозвался Влад, по-прежнему бросая настороженные взгляды на Деяна. Он, кажется, хотел спросить, уверен ли Адлер в своём решении, но сдержался и вышел из комнаты.

Когда они остались вдвоём, Адлер перешёл на сербский:

— Давай совершим небольшую прогулку, — предложил он. — Хочу тебе показать кое-что.

Деян снова кивнул и проследовал с ним к выходу из поместья. Впрочем, ни один из них другого из вида не терял и был готов в случае резких движений немедленно атаковать.

Они трансгрессировали обратно в Берлин, но Адлер тут же вывел своего спутника из магического квартала в магловскую часть города. Здесь он ориентировался не очень хорошо, и если бы не знал точно, куда ведёт Деяна, не нашёл бы место заранее, мог бы и заблудиться в этом безумном скоплении ярких огней вывесок и сплетениях улиц.

— Смотри, — когда они стояли на переходе через дорогу, ожидая, когда на устройстве под названием «светофор» загорится зелёный свет, обратился Адлер к товарищу и указал на проезжающие мимо машины. — Автомобили — одно из гениальных изобретений маглов. Они двигаются полностью сами, человек лишь указывает им, в какую сторону и с какой скоростью ехать, однако собственно процесс движения обеспечивает вовсе не он, не другой живой организм и не чары, а десятки, если не сотни, деталей, из которых этот агрегат состоит, функционирующих вместе. И у меня возникает вопрос: как?

Деян не стал отвечать, да Адлер и не настаивал. Пересеча проезжую часть улицы, юноши двинулись дальше по тротуару; напротив одной из стеклянных витрин они остановились.

— Посмотри сюда — телевизоры, — Адлер коснулся пальцами стекла, за которым с нескольких экранов улыбалась очаровательная девушка, соблазнительно танцуя и поя что-то беззвучно. — Посмотри, какая яркая картинка, какая она динамичная… Живой человек, которого засняли, запечатлели в процессе какого-то дела, а теперь могут показывать в любое время, когда захотят и где — хотя бы даже одновременно здесь, и в Лондоне, и в Москве. Есть ли у нас технологии, хотя бы отдалёно похожие? — он выдержал паузу. — Омут Памяти? Но там цельные воспоминания, которые облекаются в картинку мощью крайне редкого и дорогого артефакта. А телевизоры теперь стоят во многих домах, и по ним маглы смотрят не воспоминания друг друга, а новости о том, что происходит в мире, художественные фильмы, снятые по книгам или оригинальным сценариям; они смотрят фильмы о жизни людей в других странах, об этих самых других странах. Маленькие дети маглов уже знают, как выглядят пустыня Сахара и Северный полюс, чем отличаются природа и города Америки и Европы… О чем из этого имеем представление мы, Деян?

Деян по-прежнему молчал; разноцветный, меняющийся свет, исходивший от экранов телевизоров, падал на его лицо, раскрашивая и оттеняя. Он внимательно слушал.

«Надеюсь, моего знания сербского достаточно, чтобы быть красноречивым…» Адлер помедлил, покрутил головой по сторонам, ища новый источник вдохновения. Мимо них прошёл юноша лет двадцати, прижимая к уху что-то и раздражённо говоря:

— Да, мам, я уже еду домой, к одиннадцати буду…

— А эти устройства? — ухватившись за мысль, Адлер кивнул вслед парню. — Сотовые телефоны. Маленький кусок пластика и проводов — а способен передавать голос человека на большие, попросту огромные расстояния. И вновь у меня вопрос: как? Как маглы добиваются осуществления процессов, жалкие подобия которых мы можем вызвать лишь продвинутой магией?

Через два дома от магазина телевизоров была книжная лавка, работавшая круглые сутки, и Адлер завёл Деяна в неё. Быстро найдя стенд, в первый приход сюда надолго похитивший его внимание, Адлер взял с полки увесистую книжку с большими страницами и открыл её на случайной.

— А вот это уже не разговоры с матерью и не танцующие красотки, — сказал он серьёзно, указывая на цветное изображение на листе. — Это оружие.

На странице «Энциклопедии военной техники» был отпечатан массивный агрегат с огромной пушкой на башне.

— Эта штука называется «танк», — пояснил Адлер. — Он — бронированная боевая машина, которая несёт на себе тяжёлое вооружение; его главная пушка стреляет снарядами более десяти сантиметров в диаметре — можешь себе представить, сколько разрушений приносит прямое попадание?.. При весе в сорок тонн этот танк может двигаться по дороге со скоростью семьдесят километров в час — такую развивает стандартная семейная метла. Конечно, скажешь ты, что «Молния», наш шедевр последних лет, выжимает двести сорок… — он взял другую книгу, прошёлся по оглавлению и открыл нужную страницу. — Вот это — сверхзвуковой самолёт ХВ-70 «Валькирия», и он при максимальной массе, с учётом топлива и вооружения, двести тридцать шесть тонн способен на высоте порядка шести тысяч метров лететь со скоростью три тысячи сто восемьдесят семь километров в час, — Адлер почувствовал, что у него начали подрагивать руки, стоило всё это вновь представить. — Хотя эта модель не была направлена в широкое производство и было выпущено всего два экземпляра, ей на смену пришли другие, ничуть не хуже… И ладно бы ещё эта вещь просто летала — так ведь она может нести на себе ядерный боезаряд. Ты вообще знаешь, что такое ядерное оружие, Деян?

— Я слышал о нём, — ответил он медленно и серьёзно. Захлопнув обе книги, Деян вернул их на полку. — Кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать.

— И если понимаешь, — негромко произнёс Адлер, — разве посмеешь сказать, что со стороны этого чёртова мира для нас нет угрозы?

Деян не ответил. Вопрос был риторическим.

— Я не трус, ты знаешь, но вот этого, — Адлер указал на «Энциклопедию военной техники», — и этого, — он коснулся книги о самолётах, — и особенно ядерного оружия я боюсь. Потому что с этим ни родовитые чистокровные, ни маглорождённые — никто из магов на сегодняшний день не справится, — он ещё понизил голос, заговорил почти шёпотом: — Одна блажь, пришедшая в голову магловскому канцлеру, министру или президенту. Одна утечка информации. Один научный прорыв, который приведёт к тому, что существование нашего мира будет раскрыто… Мы не можем предугадать, что произойдёт в таком случае. Но как показывает история взаимоотношений маглов между собой, особо рассчитывать на диалог и мирное сосуществование при полной осведомлённости друг о друге не приходится.

Он прикрыл глаза, вздохнул, а затем прямо посмотрел на товарища.

— Вот за что я сражаюсь, Деян. За будущее для нашего мира.

Помолчав ещё немного, Деян кивнул.

— Я принимаю.

Долго ещё после возвращения из Берлина Адлер сидел на подоконнике в своей комнате, как любил делать в детстве, и смотрел в ночь. Луна светила ярким фонарём, тревожащим и завораживающим одновременно, особенно когда юноша думал, что там, по её испещрённой кратерами поверхности, уже ступали люди. Маглы. «Как это случилось? — задавался Адлер вопросом. — Почему мы отстали?.. Наверное, отчасти дело в бытовом волшебстве — оно расслабило, приучило к тому, что любую проблему, даже самую мелкую, можно решить чарами. Так остановился прогресс технологий…»

В глухой ночи ухнула сова, затем ещё раз, и ещё. После смолкла — не то на охоту вышла, не то почуяла хищника покрупней. Особняк спал, и Адлер не зажигал свет — сегодня ему хватало луны. Такие мысли, как у него сейчас, — не для света дня.

Помимо всего, ему нравилось то, что он делал. Да, он сражался за идею, в которую искренне верил, которую считал правильной… и вместе с тем получал удовольствие от того, что его имя постепенно приобретало всё больший вес, что вокруг него собиралось всё больше единомышленников, сторонников.

Преданность Влада, этот его смешной, но в то же время такой искренний порыв ранее вечером схватиться за палочку — защитить своего лидера, пусть даже ясно, что это проигрышно…

Простое «Я принимаю» молчаливого Деяна и его уважительный наклон головы…

Даже равнодушие Аларикуса, после демонстрации которого он всё же во время следующего боя будет исполнять приказы его, Адлера…

Во всём этом было что-то, заставлявшее сердце трепетать.

«У власти есть свой вкус, — писал его прадед в своём дневнике, — она слаще мёда, но вместе с тем вызывает пристрастие, будто опиум или гашиш. Кто раз попробовал, уже с трудом отказывается и возвращается к прошлым вещам, что доставляли радость…»

«Всё правда ведь, — подумал Адлер. — Я давно бросил писать, редко играю — а ведь когда-то это так нравилось мне, я не мог себе представить и дня жизни без ноты, без строчки! А сейчас я ложусь спать с мыслью о том, где бы найти больше сторонников, и с ней же открываю утром глаза… Я пристрастился, — поставил он диагноз с самоироничным смешком. — Я пристрастился…»

Но всё же худшей — или лучшей? — частью этого было то, что пристрастие делало Адлера счастливым.

И он знал, как сделать своё счастье ещё больше, ещё ярче. Уже сейчас Штайнер-старший и Мелехов, Баумер и Мецлер смотрят на него, как на перспективного юношу, который может многого достичь, — если правильно играть, они всему научат, чего он ещё не знает, и помогут достичь первых высот. А там он сам, выйдя из-под опеки, покорит любую вершину, какую захочет. Он сильный маг, начал обзаводиться хорошими связями и верными товарищами… нет, подчинёнными. А ещё, в отличие от прадеда, умеет притворяться кем нужно и играть на публику…

«Прадед», — подумал Адлер, и неожиданный холодок прошёл по спине.

Баумер сказал, что имя Геллерта можно и обелить, а Мецлер добавил, что учебники переписать не так уж и трудно… Что будет с ним, Адлером, если вдруг, в один день, «Ассоциация» решит, что так будет полезно для дела, и освободит Геллерта из Нурменгарда? Конечно, поначалу Адлера, который, конечно же, и будет производить штурм, все будут хвалить и превозносить как мага… но затем попросту отодвинут в сторону, чтобы расчистить пьедестал для настоящего героя — человека, уже ведшего войну, уже захватывавшего власть, отстрадавшего за Идею целых пятьдесят лет в одной из страшнейших тюрем Европы. Геллерту сейчас порядка ста четырнадцати лет, но это ерунда — жили маги и дольше. После реабилитации ему вполне хватит сил поставить Европу обратно на колени…

Всё это время Адлер будет стоять за его спиной. Будет его поверенным, возможно, правой рукой, — но не на троне. И в этом, в самой мысли, в представлении, как это будет выглядеть, было столько Тьмы и яда, что Адлер испытал стойкое отвращение к такой картине будущего. То ли дело если он, молодой и полный жизни и сил, полный стремлений и желаний, встанет по главе движения, которое захлестнёт Европу, а там, кто знает, может быть и весь мир!..

Новая мысль возникла мгновенно. Поначалу Адлер, испугавшись, отогнал её прочь, но она вернулась, и он устыдился. Когда же план вернулся в третий раз, уже такой чёткий, обработанный сознанием, он начал казаться юноше вполне привлекательным.

В самом деле, почему нет? Мы сами — вершители своих судеб, сами строим свою жизнь. И если ради того, чтобы построить, нужно что-то сломать…

«Влад, ты вернулся?»

Ответ последовал удивительно быстро, учитывая поздний час:

«Да. Ты что-то хотел?»

«Зайди», — коротко написал Адлер и, захлопнув блокнот, бросил его на кровать, а сам прислонился затылком к стене, а боком — к оконному стеклу. В детстве старая Магда пугала его, что он выпадет, если будет сидеть так; поступив в первый класс, Адлер нарочно выучил специальные чары, которые позволили укрепить стекло настолько, чтобы к нему можно было прислоняться совершенно спокойно, не боясь упасть. Впрочем, боялся ли он этого? Скорее нет — просто обезопашивал себя на всякий случай.

Влад появился буквально пару минут спустя, ещё не переодевшийся ко сну, но растрёпанный, с мешками под глазами.

— Адлер, что случилось? — спросил он обеспокоенно. — Что сказал Деян?

— Деян готов встать на нашу сторону, — отозвался Адлер, рассматривая своего адъютанта. «Подходит ли он? Сможет ли?..»

— Превосходная новость, — Влад вздохнул с заметным облегчением, но тут же спохватился: — Но что тогда тебе нужно?

— Речь о моём прадеде, Геллерте Гриндевальде, — произнёс Адлер ровно, очень ровно. — Знаешь ли, в месте его заточения у меня есть свой человек; было сложно заполучить одного из стражей, но я был настойчив и добился того, что хотел.

Влад подошёл ближе, неверяще глядя на него.

— Мы что… Ты что, хочешь, чтобы мы освободили твоего прадеда?

Адлер помедлил последний миг. Принял решение окончательно.

— Нет, Влад. Пусть он просто уснёт.