Взмах волшебной палочки привёл в движение ложку в большом котле чуть поодаль. Ещё взмах — и ножи застучали по доскам, измельчая лирный корень и сердце нильского крокодила. Весы качнулись, когда на одну их чашу опустилась горстка глаз скарабеев, но быстро замерли, уравненные гирями, на серых боках которых заиграли отблески свечей. Шуршал песок в часах, отмерявших минуты; вот последняя песчинка исчезла в горке в нижней половине.
Влад немедленно поднял голову. Отложив в сторону лупу и светло-серый с голубым отливом камень, который рассматривал (продавец утверждал, что это — лунный камень из знаменитого месторождения в швейцарских Альпах, но у Влада были сомнения), он стал осторожно, по одному бросать глаза скарабея в зелье, готовящееся в маленьком котле на его рабочем столе. Добавление чередовалось с двумя размеренными помешиваниями против часовой стрелки; едва попав в раствор, глаза растворялись с тихим шипением, и с каждым добавленным жидкость плавно темнела, пока не перешла из зелёной в тёмно-синюю. С лунным камнем, в происхождении которого не был уверен, Влад всё же рисковать не стал и взял с полки плотно закрытую склянку с измельчённым в пыль запасом, — оказавшись в котле, порошок не осел на дно, остался взвесью в растворе.
«Будто ночное небо», — подумалось Владу, и он погасил под котлом огонь. Собственно, примерно так зелье и называлось: «Небесный путь». Один безумный фараон выпил его, чтобы стать ближе к богам, — он умирал почти месяц в страшных мучениях. Фараон сам рассказал об этом Аларикусу, когда Влад попросил товарища вызвать дух, чтобы восстановить утраченную часть рецепта.
Один из страшнейших ядов, использовавшихся колдунами Древнего Египта, был практически готов — ему осталось настояться шесть часов, а после снадобье можно будет использовать. Влад покосился на клетку с кроликом, стоявшую на другом столе в углу; животное, словно зная, какая участь ему уготована, печально и тревожно поглядело на юношу в ответ сквозь прутья решётки. На какой-то момент кролика стало жалко, но Влад тут же одёрнул себя: лучше так, чем на людях. Хотя, позже и на людях придётся — коллекция ядов в распоряжении понадобилась Адлеру явно не просто так. Но всё-таки, на ком он захочет «Небесный путь» испробовать? На главе «Ассоциации маглорождённых», или на начальнике Управления обеспечения правопорядка, или на ком-то из ближайшего окружения министра?..
Отбросив прочь эту мысль, Влад подошёл к большому котлу. В нём бурлило Оборотное зелье — одно из базовых, которое требовалось всегда иметь в запасе. Убедившись, что настоящий этап приготовления завершён успешно, Влад погасил пламя и под этим котлом и накрыл его крышкой. С работой на ближайшее время было покончено; юноша сделал медленное движение палочкой — ингредиенты, использованные им сегодня, разлетелись по своим хранилищам.
Лаборатория, оборудованная Максом в одном из подвальных помещений их новой базы, была более чем хороша. Здесь каждый предмет, каждая деталь была продумана, практична и гарантированно надёжна — Макс не привык ради экономии жертвовать качеством. Вся мебель была изготовлена из древесины, защищённой от воздействия большинства повреждающих агентов — на такую можно было пролить хоть кипяток, хоть кислоту, хоть прекрасно впитывающийся и никак не выводящийся яд кримьяра — и ничего; это очень практично для лаборатории, ведь от инцидентов не застрахован даже самый опытный зельевар. На всех трёх котлах разного диаметра, весах с набором грузов и большом перегонном кубе стояло клеймо фирмы «Бринкерхоф» — производителя лучшего лабораторного оборудования в Европе.
Влад вновь обвёл взглядом свои владения. Такая лаборатория была верхом мечтаний многих зельеваров — и всё-таки он до сих пор чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Ведь Влад прекрасно понимал: его присутствие в своём доме Макс терпит лишь потому, что рассчитывает получить от этого пользу.
Вот и сейчас он пришёл явно с какой-то целью: коротко постучал в дверь, но вошёл слишком быстро после ответа Влада, чтобы поверить, что получение разрешения он вправду считает необходимым.
Оставалось лишь делать вид, что это не задевает.
— Чем могу помочь? — ровно спросил Влад.
Макс помедлил с ответом; он неспешно осмотрелся, словно оценивал состояние комнаты, прошёлся мимо полок с зельями и прочитал надписи на заинтересовавших его склянках. Только затем, остановившись у стола, произнёс:
— Мне необходима ещё порция зелья переноса свойств.
— Для чего на этот раз? — безразлично уточнил Влад — не хотел показывать, что на самом деле интересуется работой артефактора.
Словно задумавшись, стоит ли давать ответ, Макс вновь выдержал паузу, взял со стола серебряный нож и принялся поигрывать им.
— Всё то же проклятие безумия со старой серьги, несколько усовершенствованное мной, — ответил, наконец, он. — Адлер полагает, будет забавно распространить игрушки с подобными свойствами среди наших оппонентов в каком-нибудь Министерстве — с Казаковым ведь хорошо сработало.
Влад поймал себя на том, что настороженно следит за вращением клинка в руках Макса, и поспешил отвести взгляд.
— Не вижу в этом ничего забавного, — сухо проговорил он. — Да, Казаков был не слишком хорошим человеком, и у них с Адлером, даже не считая последнего в мае, часто бывали разногласия, однако такая смерть…
— Не вызвала вопросов и подозрений, — закончил вместо него Макс. — Отстранённый Попечительским советом преподаватель с подмоченной репутацией уходит в запой, чтобы заглушить «голоса в своей голове», а когда алкоголь перестаёт помогать, сбрасывается в море — чем не хорошая история?
— Будто разыгранная по нотам.
Макс усмехнулся и указал на Влада ножом.
— Зелье.
— Да, — поворачиваться к нему спиной было тревожно, однако лишь так можно было открыть небольшой шкаф позади, в котором всегда магически поддерживалась температура ненамного выше нуля (некоторые снадобья очень прихотливы), и достать оттуда требуемое зелье. — Немного осталось с прошлого раза. Тебе этого хватит?
— На первое время, — Макс аккуратно взял запотевшую колбу за длинное узкое горлышко и проверил, сколько в ней жидкости. — Однако потребуется ещё.
Вдруг ужасно захотелось отказаться и послать его к чертям — но было нельзя.
— Я приготовлю его к концу недели, когда закончу со своими опытами.
— Меня это устраивает, — Макс в последний раз подбросил нож, ловко поймал его за рукоять и положил к остальным.
Когда он удалился, Влад сжал кулаки и заскрежетал зубами в бессильной злобе. О, как ужасно жить в доме практически врага, быть вынужденным выполнять его прихоти!.. Однако изменить текущее положение он не мог — идти было попросту некуда.
После их дерзкого побега из школы юноши были уверены, что аттестация им не светит — но Адлер при минимальной помощи Макса смог каким-то невероятным образом повернуть историю так, что жертвой «преподавательского произвола» осталась Семёрка. Лихачевич и Казаков, названные зачинщиками, были уволены по решению совета Попечителей, а прочим участвовавшим в «нападении» учителям был определён испытательный срок. Новым директором был назначен какой-то чиновник от образования из Болгарии, а Семёрка получила право сдать выпускные экзамены вместе со всеми — на них юноши, как и ожидалось, набрали высшие баллы по своим предметам и успешно выпустились из школы.
Однако отец Влада был недоволен подобным раскладом, что явно продемонстрировал, едва сын переступил порог дома. Хотя произошедшее и не упоминалось в газетах и осталось неизвестным для широких масс, Александр Штайнер, разумеется, знал все подробности инцидента в Дурмстранге. Ему — человеку, горой стоящему за соблюдение всеми без исключения одних законов, — претила сама мысль о том, что его сын получил диплом нечестным способом. Усугубило ситуацию заявление Влада, что этим летом их компания планирует пожить в доме Винтерхальтера.
Ссора с отцом была ужасна; после Влад радовался лишь тому, что мать из могилы не могла видеть, как разругались двое самых дорогих ей людей. Отец, обычно такой сдержанный, на сей раз выказывал своё недовольство весьма эмоционально; в числе прочего звучали обвинения в бесхребетности, лакействе и куда более неприятных вещах. Не выдержав, Влад хлопнул дверью и трансгрессировал прочь — без разницы, куда, лишь бы подальше от этого человека, застрявшего в прошлом, как баран на новые ворота пялящегося на путь к новому будущему! Но он, Влад, не такой — когда из Британии война придёт в Европу, он будет на стороне победителей… и, возможно, сумеет спасти отца от расправы, когда начнётся охота на ярых приверженцев старого режима.
«Пусть даже такой ценой, — Влад вышел из лаборатории и запер её. — Пусть сейчас приходится склонять голову и делать, как велят, в дальнейшем я смогу рассчитывать на протекцию тех, кто будет на вершине, — Макс, конечно же, почти наверняка отвернётся, но Адлер всегда готов протянуть руку тем, кто служит ему. Моя гордость не ценней блага семьи».
Поднявшись из подвала на первый этаж, Влад невольно остановился у окна. За ним за полоской светлого почти до белизны песка простиралось море, то накатывая на берег, то отступая. Идеально ровная, без природных бухт и скал береговая линия тянулась на многие километры в обе стороны — удивительно красивое место для дома. Попав сюда впервые, Влад искренне восхитился — в этом месте не было вычурности, претенциозности, которые он опасался увидеть, зная Макса; дом оказался двухэтажным особняком из песчаника со стрельчатыми окнами, открытой террасой и серой крышей. За ним располагалась искусственно выровненная и замощённая светлой плиткой большая площадка, на которой Петар и Деян много тренировались в последнее время, совершенствуя навыки ведения боя.
В уютный шум прибоя вплетались крики чаек, охотившихся над водой, и музыка, доносившаяся из глубины дома. Адлер опять играл; видимо, оторвался от книг, размышляет над чем-то. В последние месяцы он много читал, всё выискивал что-то в обширной библиотеке, составленной членами Семёрки. Он к чему-то готовился, это было очевидно — вопрос в том, к чему?.. Впрочем, раньше, чем Адлер позволит, остальным всё равно о его планах не узнать — вот они и занимались, кто чем. Аларикус, наверное, как обычно заперся в отведённом для его ритуалов подвальном помещении, располагавшемся по соседству с лабораториями Влада и Макса. Хозяин дома, судя по всему, тоже решил уделить время опытам, пока находится здесь — он нередко отсутствовал на базе, вынужденный уходить, как выражался, «по делам семьи»; он никогда не рассказывал о том, чем занимался, но нередко после его отлучек в прессе появлялись сообщения о всё новых политиках и крупных дельцах, присоединившихся к движению, прозванному газетчиками «Маршем чистокровных». За лето оно приобрело в Европе большое влияние; пока это было лишь объединение единомышленников, но ни у кого не возникало сомнений, что вскоре эта сила перейдёт в наступление.
Сильный ветер, бушевавший последние несколько дней и носивший клубы песка, улёгся, и теперь на море был штиль. Ни единое облако не кралось по пронзительно-синему небу, и от жаркого солнца делалось душно. Тем не менее, Георг сидел на террасе; на плетёном столике рядом с ним были небрежно брошены газеты, явно уже просмотренные, но не заинтересовавшие. Чувствовалось, что юноше, глядящему на море, безмерно скучно.
Он обернулся, когда тихо хлопнула дверь, но надежда, мелькнувшая было в его глазах, мгновенно потухла.
— Добрый день, — поздоровался Влад с определённой неуверенностью. В отличие от Макса, его брат не стремился задеть Влада при каждом удобном случае, но никогда и не выказывал особого расположения.
— Добрый, — с долей иронии отозвался Георг. Он прибыл вместе с Максом после одной из его поездок домой и с тех пор обосновался на базе Семёрки — никто не понимал, зачем ему это, ведь брать в состав группы несовершеннолетнего Адлер решительно был не намерен, да и Макс ясно дал понять, что против подобного. А так как все в доме были заняты своими делами, в которые посторонние не посвящались, юноше ничего не оставалось, кроме как страдать от безделья.
«В этом плане ему куда хуже, чем мне, — с неожиданной жалостью подумал Влад. — У меня, по крайней мере, есть увлечение, которому я могу посвятить себя».
— Что-нибудь интересное в газетах? — спросил он, чтобы поддержать разговор.
— Ничего, — Георг бросил на газеты разочарованный взгляд, словно ожидал от них много большего. — Русские «Колдовские известия» напечатали пространное рассуждение одного политического обозревателя на тему «Есть ли России резон вновь стать монархией?», британский «Ежедневный пророк» муссирует тему Избранного, якобы призванного победить Тёмного Лорда, а «Политический вестник» обсуждает новое противостояние нашего отца и твоего.
— В самом деле, неинтересно, — отозвался Влад и посмотрел на чаек, круживших над водой метрах в двадцати от берега. Он чувствовал на себе пристальный взгляд Георга, но не предпринимал попыток продолжить обсуждение: опасался презрительной тирады в адрес своего отца, которыми так часто и охотно сыпал Макс.
Однако Георг выдержал тактичную паузу и перевёл тему:
— Давно хотел спросить: в лекарственных зельях ты разбираешься так же хорошо, как и во всех прочих?
— Пожалуй, — вновь повернувшись к нему, Влад заинтересованно склонил набок голову. — Почему ты спрашиваешь?
— Хотел бы, возможно, освоить приготовление некоторых снадобий, — пояснил Георг, нарочито-небрежно принявшись разглаживать газетные листы. — Хоть наша семья и обслуживается в лучшей аптеке Швейцарии, всё же такой навык лишним не будет. Да и всё равно заняться сейчас больше нечем…
Влад прищурился, пытаясь понять, в чём подвох. Да, он знал, что у юноши слабое здоровье, — тот нередко неделями отсутствовал из Дурмстранга и проходил обучение дома по причине болезней, — однако поверить в то, что Винтерхальтер, пусть и самый мягкий в семье, попросит его о помощи, было крайне сложно.
От внезапного осознания собственной трусости и забитости стало нестерпимо противно.
— Лучше скажи, что именно тебе нужно, и я приготовлю, — сказал он чуть более резко, чем хотел. — У меня сейчас в процессе ряд сложных экспериментов, а обучение потребует времени и внимания.
«Мне просто не нужны посторонние в лаборатории», — попытался убедить себя Влад, но понимал: это ложь. Георг, судя по всему, тоже не слишком поверил; коротко и прохладно кивнув, он отвернулся, давая понять, что теперь разговор завершён окончательно. «А может, стоило согласиться? Нормальные отношения хотя бы с одним Винтерхальтером были бы не лишними…»
Но момент был бездарно упущен — Георг вновь погрузился в ленивое созерцание моря, а на террасу вышел Адлер.
— Душно сегодня, верно? — он потянулся и размял пальцы. — Думать трудно, а делать что-то, кажется, и вовсе невозможно.
— Остаётся только наблюдать за чайками… — протянул Георг не то философски, не то насмешливо.
Адлер предпочёл не обратить внимания на его тон.
— Как вы смотрите на пешую прогулку? — поинтересовался он, удивительно весёлый сегодня. — Ведь нельзя же проигрывать лени.
— Я сдаюсь ей без боя, — Георг плавно поднял руки будто в знак капитуляции.
— Как знаешь. Влад?
— Не откажусь пройтись, — единственный верный ответ в его случае.
Довольный, Адлер спустился с террасы на пляж и направился прочь от дома. Влад последовал за ним и, догнав, постарался идти рядом. Темп Грина было держать тяжело — песок словно засасывал, как дурной пёс норовил ухватить за ногу и не отпускать, забивался в туфли. Но Адлера эти мелочи как будто бы не касались; разувшись и подвернув брюки до щиколотки, он бодро и пружинисто шагал вперёд по полосе мокрого песка, омываемого накатывавшим морем. Вскоре Влад сдался и последовал его примеру.
Они долго в молчании шли по пустынному пляжу, и лишь чайки составляли им компанию в прогулке. Морская гладь была идеально чистой почти до самого горизонта, где сливалась с небом. Лишь вдалеке проходил одинокий сухогруз; он, наверное, следовал в Гамбург, расположенный восточнее.
— Когда-то я мечтал стать пиратом, — неожиданно поделился Адлер, тоже глядя на сухогруз. — Представлял, как руководил бы своим кораблём, как вёл бы команду на битвы, а потом дерзко стрелял по яблокам на головах пленников, чтобы навести на них ужас… В детстве мне представлялось, что это — самая страшная пытка, какую можно придумать: трястись под дулом пистолета, уповая лишь на меткость врага и на то, что он целит действительно в яблоко, а не в твою голову.
Влад удивлённо посмотрел на него.
— Пираты, пистолеты… Откуда ты взял эти фантазии?
— Из романов, конечно, — Адлер пожал плечами с таким видом, словно говорил о чём-то очевидном. — В нашем доме большая библиотека, причём часть её занимает магловская художественная литература — в начале века маги с большей охотой, чем мы теперь, впитывали культурные достижения неволшебников. Тогда разница между нашими мирами не была столь ошеломляющей, — он фыркнул в ответ на какие-то свои мысли, а затем спросил: — А кем хотел стать ты? Министерским работником, как отец, или, может, целителем, как мать?
Влад ответил не сразу; по правде, не хотел говорить вовсе, но Адлер выжидательно смотрел на него:
— С тех пор, как поступил в школу, у меня было лишь одно желание: быть чистокровным.
Он отвернулся, ожидая, что Адлер рассмеётся, но тот лишь тихо заметил:
— Понятный порыв. Хотя печально, что он вообще возникает.
Странная фраза, неожиданная. Наморщив лоб — не почудилось ли? — Влад осторожно покосился на спутника, однако он как ни в чём не бывало продолжал путь. Не оставалось ничего, кроме как молча следовать.
«Действительно, у каждого из нас есть мечты и фантазии, своё видение будущего… Были они и у Якова». Для Влада стала сильным потрясением его смерть. Они почти не общались, можно даже сказать — недолюбливали друг друга, но всё-таки, когда умирает кто-то из твоего окружения, кто-то совсем ещё молодой… «Зачем вообще он умер? Ради чего? Ради того, чтобы покарать тех, кто предал Тёмного Лорда? Но были ли сами Крейтели так уж виноваты, если всего-то хотели не вмешиваться в войну, спокойного существования для своей семьи?.. И каков итог — целая семья вырезана, а ещё одна лишилась единственного сына».
А самое страшное, что это может случиться с каждым из них. В следующей битве — а она будет, нет сомнений — с противником, который слишком силён, может столкнуться любой — и тогда будут ещё одни похороны, новое горе для семьи, новая потеря для Семёрки. «Заметит ли Адлер это? Или продолжит по трупам товарищей идти к своей цели, какой бы она ни была?..»
Минуло уже много времени, дом давно скрылся из вида, а Адлер неутомимо шагал вперёд. Куда он направляется? Влад не знал — но покорно шёл рядом. Сказывалась привычка, не иначе.
Порой приходила на ум шальная мысль сбежать — бросить всё, бросить Семёрку и Гриндевальда с его планами, о которых он вечно молчит. Вернуться в родной дом и повиниться перед отцом, а затем посвятить себя зельеварению, прожить тихую жизнь вдали от битв сильных мира сего… Но каждый раз после мысли о побеге накатывало такое отвращение к себе, что становилось дурно. «Трус, — теперь Влад и сам себя так называл, — жалкий трус, всегда ищущий безопасную нору, в которую можно было бы забиться…»
— А, вот и он, — Адлер указал вперёд, где на пригорке стоял маяк. — Макс говорил, что поблизости есть один, мне хотелось взглянуть.
Они поднялись по склону к башне, расчерченной красными и белыми полосами. Не медля и не смущаясь, Адлер отпер заклятием дверь и направил палочку на начавшего было подниматься из кресла старика.
— Обойдёмся без сопровождающего, — сказал Грин, стерев смотрителю память и оглушив его. — Запри дверь.
Сделав, как было велено, Влад повернулся к нему, но Адлер уже взбежал по крутой винтовой лестнице наверх. Неспешно поднявшись следом, Влад остановился у большой маячной лампы, сейчас не горевшей, как и спутник заворожённый тем, что открылось взгляду.
В стороне, противоположной той, с которой они пришли, в нескольких километрах от маяка прямо посреди моря высились невероятные установки. Их металлические башни поднимались из воды, словно стволы деревьев тянулись ввысь; венчали их огромные лопасти, не вращавшиеся в этот безветренный день.
— Ветряки, — произнёс Адлер с каким-то странным чувством. — Они используют ветер, чтобы вырабатывать электричество, которое потом аккумулируется и передаётся близлежащим городам… — он фыркнул. — А мы до сих пор пользуемся свечами и каминами.
— Не могу даже представить, как это работает, — признался Влад; технология казалась невероятно сложной, настоящим… волшебством.
— Ужасно, — вздохнул Адлер с неподдельным разочарованием, — мы дожили до того дня, когда творения маглов кажутся нам, волшебникам, чудом и магией.
«Если так пойдёт и дальше, нашему миру не выжить в соседстве с их».
— Странно, как прочие этого не замечают? — продолжил Гриндевальд с ожесточённостью. — Мы застряли в прошлом веке, в то время как маглы спешат в новое тысячелетие!
— Жаль, что твой прадед не победил тогда, — вырвалось у Влада; он тут же замялся и опустил взгляд.
Но Адлер не сказал ничего, даже, кажется, не посмотрел на товарища; он ушёл в мысли, напряжённо застывший, и Влад не решался его отвлекать.
В Дурмстранге Адлер был его защитником, стеной, за которой Влад мог спрятаться, спасаясь от нападок. Но школа кончилась, в большом мире к полукровкам относятся куда терпимей — а он всё равно стоит сейчас рядом с Гриндевальдом. Почему? По привычке. А ещё потому, что хочет перестать быть трусом, желает закалить себя — а Семёрка и её будущие свершения отлично подходят для этой цели.